1. Оранжевый - цвет счастья (ориджинал)
14 октября 2019 г. в 13:11
Мария родилась в Гранаде давно — не в двадцатом столетии и даже не в девятнадцатом. Здесь властвовал халиф, когда ее ноги ступали по мощеным дорожкам в крепости Альгамбра, а руки касались бесчисленных душистых цветов.
Джеймс смотрит на нее, сощурившись — солнце выглядывает из-за ее макушки, окружает темные волосы золотым ореолом.
Мария снимает толстую кожуру с апельсина и разламывает его на дольки. Дольки рвутся, и сок стекает на пальцы.
— Пересядь, пожалуйста.
— А?
— Я не смогу тебя нарисовать. Солнце мешает.
Мария смеется, показывая белоснежные зубы, и быстро облизывает испачканные пальцы.
— Прости.
Она ловко спрыгивает с обломков стены и перебегает на другую сторону узенькой улочки, к двухэтажному дому с кованым балкончиком, утонувшим в красных гвоздиках.
— Я просто подумала, там ведь вид на крепость. А о солнце забыла.
— Ничего страшного.
Мария улыбается. Опирается на белую стену позади себя, у самого окошка с прозрачными занавесками, и отправляет в рот очередной кусочек.
Она родилась не здесь. Они с Джеймсом чужие в Гранаде.
В этой жизни.
— Что ты помнишь? — спрашивает он, присаживаясь на камни, с которых только что соскочила Мария. В его руках блокнот и карандаш, старые, потрепанные временем. Он давно не рисовал.
— Апельсины. — Она трясет рукой с оранжевой половинкой.
— Апельсины?
— Да, — Мария вновь смеется, выставляя обнаженные смуглые плечи вперед. На ней белая майка и короткие шорты, но Джеймс отчего-то видит перед собой бежевый кафтан и куфию.
Он лишь представляет. Он не видит снов, как Мария.
— Оранжевые-оранжевые и очень сладкие. Мой отец следил за апельсиновыми рощами.
— А ты?
— А я, — пожимает плечами, — за султанскими садами.
— Неплохо.
— Знаю!
В Гранаде жарко и отовсюду сладко пахнет цветами. В окошке дома Джеймс замечает кошачий хвост, и линия на листе бумаги уходит куда-то не туда. Солнце жарит спину и затылок, но это ничего.
Здесь хорошо.
— Я выращивала розы и гвоздики, и много еще чего, — продолжает Мария, прикрыв глаза и улыбаясь почти пьяно. — Но тянуло меня всегда в апельсиновые рощи. Я чувствовала себя спокойнее.
— Почему?
На листе гвоздики и розы, и деревья с ветвями, усыпанными спелыми тяжелыми апельсинами.
— Во дворце творилось много плохих дел. Вода, которой питались мои цветы, нередко окрашивалась в красный.
— Как поэтично.
— Эй!
Ему нужен оранжевый. Без него — все не то.
— Ты не знаешь, где тут можно купить цветные карандаши?
Мария задумчиво поджимает губы и оглядывает совершенно пустую улочку. Лишь где-то далеко за домами играет гитара — уличные музыканты зарабатывают себе на хлеб.
— А давай кожурой раскрасим! — не найдя лучшего варианта, восклицает она.
Джеймс закатывает глаза.
— И выйдет какая-то каша, — ворчит он.
— Нет!
Мария подбегает к нему, засовывая в рот остатки апельсина, и отрывает маленький кусок кожуры.
— Растирай.
Джеймс растирает, давит оранжевой стороной кожурки на лист блокнота. Выходит и правда какая-то каша, но Мария смеется радостно, почти по-детски.
— Вот, что мой отец называл цветом счастья, Джеймс. Я помню.