Около часа я сижу возле двери в мою скромную обитель на лавочке. Мне стало скучно лежать одной в палате, и, поэтому, я решила выйти прогуляться. Здесь, в коридоре, достаточно мило, больше растений, больше пространства, больше людей. Не смотря на то, что я их не сильно люблю, наблюдать за ними, всё равно интересно. Но есть небольшой минус. Здесь кругом снуют врачи и пройтись незаметной по коридору у меня не шибко вышло, потому что на меня всё время оборачивались мимо проходящие медсёстры, из-за этого мне пришлось приземлиться на эту не очень удобную лавку и подумать о своей нелёгкой судьбе.
С того дня, когда меня в первый раз пришёл навестить Егор, прошла неделя, с того дня он приходит ко мне каждый день. Не всегда Ракитин сидит долго, иногда он просто постоит минут десять возле окна, походит из стороны в сторону по палате, сломает какой-нибудь цветок, а я его за это начну отчитывать и уйдёт. Но, признаться, мы успеваем поговорить обо всем и даже друг другу надоесть. Так вышло, что я успела ещё сильнее привязаться к нему. И это скорее плюс, чем минус.
В любом случае, даже считая его своим самым закадычным другом, мне до сих пор кажется моё проживание у Ракитина неуместным. Где это видано, чтобы восемнадцатилетняя девушка жила одна с каким-то взрослым дядькой? Сейчас, на этой лавочке, я начала понимать, что живи я у него или дома с родителями, в любом случае оказалась бы в больнице. Видимо смена обстановки даёт свои плоды и мои мозговые клетки начали работать быстрее. Каждый раз, когда я задавала подобные вопросы Егору, он либо отмахивался от меня, как от надоедливой мошки, либо ворчал и смешно хмурил брови. Мне остаётся только смириться с неизбежным. Этим я, в общем и целом, и пытаюсь заняться в этом коридоре.
Где-то вдалеке послышались чьи-то торопливые шаги и неразборчивая ругань. Я посмотрела туда, откуда, как мне показалось доносились эти звуки, и увидела бегущего в мою сторону врача. Сейчас начнётся сто минутная речь про то, как плохо долго ходить. Иногда, мне кажется, что у него в голове, помимо мозга, есть ещё вечно заедающая пластинка.
— Ты чего это разгулялась? Медсестра мне сказала, что ты уже долго здесь находишься, — ну вот, а я что вам говорила? Каждый день одно и тоже, а медсестру эту никогда ни в какую разведку не возьмут, она все сдаст при первой же возможности, сто процентов. А я то думаю, что это она на меня так неотрывно смотрит, может заклинило? А тут вот, что оказывается, — Что я тебе говорил по поводу нагрузки? Ты свое время уже отходила сегодня! Ты понимаешь, что это может привести к плохим последствиям?
— Понимаю, понимаю…
— А вот я уже начал сомневаться, что ты меня понимаешь. Может мне начать с тобой говорить на другом языке? — а вот это интересный вопрос. Было бы неплохо подтянуть свой английский и уехать куда-нибудь далеко в Норвегию, смотреть на горы. Можно даже взять с собой Бараша Ракитина. Прекрасный план.
— Думаю вам не стоит утруждаться, хотя, идея очень заманчивая, — врач, на мою галантную речь, цокнул языком и легонько подтолкнул меня в спину, чтобы я быстрее зашла в палату. Ну вот какая разница, где я буду сидеть? Ах, ну да, конечно, в палате никто не видит, что я нарушаю постельный режим. Ну если толька ворона, которая уже третий день ошивается за моим окном, и, время от времени, постукивает своим длинным клювом в стекло. Признаюсь, иногда мне хотелось постучать ей по голове.
— Так, если ты еще раз начнёшь разгуливать по больнице, я запру тебя на ключ и больше ты никогда отсюда не выйдешь, — ну….эту угрозу я оценю на троечку из десяти. Ему надо поучиться этому делу у Ракитина, вот он настоящий спец. Ну или у Гришани. Хотя…нет, не надо у Гришани, у него до сих пор не получилось вытрясти из меня свою портативку.
— Даже после выписки?
— Эм-м, нет, после выписки тебя, слава Богу, здесь больше не будет, — обидно, но не очень. Я уже хотела ответить ему какой-нибудь безобидной колкостью, как его и след простыл. Мне осталось только пялить в дверь и думать, почему она не издала ни звука. Возможно он призрак и умеет проходить сквозь стены, или он просто плод моего одинокого воображения и никакого врача на самом деле здесь не было, а я говорила сама с собой, потому что у меня развилась шизофрения от скуки.
С громким вздохом обречения я подошла к окну и посмотрела на снежные верхушки деревьев. Шесть дней назад наступил декабрь, и в ту же ночь был сильный буран со снегом. Вой стоял, ужас. Тогда замело всех и вся. Три тысячи людей, образно конечно, вышли на улицу чистить снег. Но зато, утром, как только проснулась, я попросила Марину, чтобы она помогла мне перебраться на стул возле окна и позволила наслаждалась падающими снежинками, которые мешали расчищать дорогу людям. Они копошились в этом снегу, как блохи в лохматой собаке. Признаться, упиралась она долго, но, как мы все с вами знаем, от моей харизмы очень сложно устоять, вот и она не смогла.
Я посмотрела вниз на укрытую снегом дорогу и поняла, что еще три дня без свежего воздуха не протяну. Мне безумно хочется услышать этот приятный для ушей хруст под ногами, хочется всей грудью вздохнуть морозный воздух, почувствовать, как замерзают мои руки и как начинают лить водопадом из моего носа сопли. Что может быть прекраснее? Правильно, парочка молочных ломтиков, которые мне с превеликим удовольствием доставит Ника.
Почему три дня? Потому что ровно через три дня, двадцать минут и сорок три секунды меня выпишут. К дверям больницы подъедет большая чёрная машина с вечно хмурым парнем за рулём и моими родителями на заднем сидении, и я наконец-то покину это скучное здание, которое просто кишит холериками. И, надеюсь, покину навсегда. Моя нелюбовь к этому сверх стерильному месту только усилилась. Здесь настолько чисто, что подавить желание что-нибудь измазюкать с каждым днём всё тяжелее.
И ещё не менее замечательная новость. Мама с папой решили проверить в каких условиях я живу и не будут ли меня морить голодом. Родители решили в полной мере контролировать моё проживание у Егора. Просто по-другому они больше не хотели меня отпускать жить в другую хату, похоже, что прекрасный план по уговору моих родителей дал сбой, и Ракитину пришлось смириться с нудным и надоедливым контролем. Я даже хотела облегчить ему задачу у вернуться домой…в смысле к родителям, но он одним взглядом мне показал, что из этого ничего хорошего не выйдет.
***
Три дня длились долго и невыносимо. Я вся извелась, и, вместе со мной, извелись ещё с десяток медсестёр. Некоторые стали обходить меня стороной и прикрывать своё лицо бумагами. А мой лечащий врач уже грезит моей выпиской, но очень неумело старается делать вид, что ему искренне жаль. У меня закончилась вся бумага, на которой я делала небольшие зарисовки людей или растений, иногда предметов, которые показались мне довольно необычными и запоминающимися. Ника, весь сегодняшний день названивает мне по триста раз в минуту, чтобы успеть приехать ко мне до того момента, как меня заберёт Ракитин, потому что к себе домой он не собирается её пускать и вообще очень трясётся за конфиденциальность своего жилища. Мне кажется, что он про…
— Привет самому больному человеку на свете! Ты даже не можешь себе представить, сколько раз я подходила к телефону, чтобы проверить время! — так вышло, что очень даже могу. Ника залетела в мою палату, тем самым прервав мою мыслительную деятельность, и очень сильно хлопнула дверью, да настолько, что даже пустая ваза, которая стояла на тумбочке, упала на пол. Девушка с презрением взглянула на пострадавший предмет, и, проигнорировав его, подошла ко мне.
— Привет. А постучать ради приличия! Может я тут голая хожу! — с улыбкой проговорила я, не забыв обнять при этом Нику. Она легонько похлопала меня по спине и заглянула в шкафчик, в котором я обычно хранила продукты. Недовольно цокнув, Ника сгребла всё моё пропитание в мусорное ведро. — Ты что творишь? Они даже не успели испортиться!
— Как раз таки успели. Ты когда в последний раз сюда заглядывала? А я то думаю, чего это она все худее и худее? Ты сейчас на улицу выйдешь и тебя сдует ветром в сугроб. Мы тебя даже найти не сможем, — нет, ну что она несёт? Какой сугроб? Там ветра и в помине нет. Не слушайте эту слепую женщину, наговорит вам всякой чепухи, вы и поверите. В последнее время я начала замечать, что у Ники немного испортилось зрение, она даже не могла увидеть номер моей палаты.
— Ничего я не худее! У тебя просто амнезия, ты не помнишь, как я выглядела в последнюю нашу встречу, — Ника начала резво махать руками, чтобы я прекратила подначивать её рыбьей памятью.
— Так, долой споры, пора собирать манатки, а то твой Егор меня сожрёт, если узнает, что мы с тобой все время только чесали языком, а не собирались, — она схватила мою сумку, оглядела палату умным взглядом, прикидывая примерное количество моих вещей.
Вещей у меня было мало, поэтому мы справились достаточно быстро и сейчас присели на кровать, чтобы цитирую: «отпустить тяжёлые времена и больше никогда к ним не возвращаться». Но долго насладиться прощанием нам не дали, потому что в палату зашёл мой врач с родителями, который ещё минут десять говорил о моём возвращении в былую форму, но уже вне стен этого белого здания, о том, насколько сильно он рад моему выздоровлению. На самом деле, сколько бы я не шутила, он действительно хороший врач и человек. Благодаря ему я сейчас стою здесь на своих двоих, а не сижу в инвалидной коляске, и глупо, но искренне улыбаюсь.
Спустившись на первый этаж я заметила Ракитина, который забирал какие-то бумажки из регистратуры. Заметив нас, он обернулся и с улыбкой посмотрел на меня. Под таким пристальным взглядом я смутилась, и опустила взгляд себе под ноги. Да, я тоже рада тебя видеть и нечего так на меня пялить. Кстати, в один прекрасный день, когда я мучилась от безделья и долгого отсутствия парня, я решила проверить где же он хранит все свои вещи. И знаете что? Он хранит их в небольшом шкафу в прихожей. Стало быть, у меня назревает вопрос, куда он девает свои нескончаемый громадные куртки? Потому что половину, я просто напросто, не видела в том шкафу. Может быть у него есть тайный подвал или секретный проход в стене?
— Рада выйти на свет божий после настолько долгой изоляции? — поздравляю! Вы выиграли в конкурсе «Самый тупой вопрос в мире».
— Знаешь, да! Просто неимоверно рада! Я думала, что стухну в той палате! — Егор посмотрел на моё радостное лицо и усмехнулся.
— Да ладно тебе, я слышал ты частенько прогуливалась по коридору, — всё он слышал. Откуда он мог услышать? Опять медсестра палит контору, как будто ей за это платят. Когда я подошла к парню, он незаметно приобнял меня со спины и мы все дружно направились на выход. Вот эти его недообъятия у него, похоже, вошли в привычку. Когда он сделал так в первый раз, меня чуть обратно к коляске не пригвоздило, а вообще, в последнее время он стал больше уделять внимания моей персоне, как будто Ника не только мне мозги промыть успела.
***
Когда мы приехали к Ракитину, оказалось, что в подъезде не работает лифт, и нам пришлось переться на десятый этаж по лестнице. Я чинно заявила, что смогу добраться сама и никакой помощи мне не нужно. На деле же, всё вышло совершенно не так, как мне хотелось. До второго этажа я дошла с легкостью, когда начала подниматься на третий, то почувствовала небольшую усталость. В пролёте, между третьим и четвёртым этажами я выдохлась, коленки задрожали, и мне даже показалось, что ноги меня не выдержат, но виду не подала. Егор, который шёл всё это время сзади меня и немного поддерживал под локоть, понял, что дело попахивает жаренным и смело поднял мою ослабшую тушу на руки.
— Я же сказала, что дойду сама, мог просто покрепче взять меня под локоть. Со мной на руках, увеличилась вероятность того, что ты споткнёшься и упадёшь. Со мной! Потому что из-за меня не видно ступенек, — по сути, я говорю чистую правду, и придраться здесь не к чему, но так же, все мы прекрасно с вами понимаем, что на этаже шестом, я бы уже не шла, а ползла.
— Дошла бы она, конечно. Ты эту лапшу кому-нибудь другому на уши вешай. Ок? — в том то и дело, что больше некому. — Если что, у меня есть ручной путеводитель. Скажешь тогда, когда ступеньки кончатся.
Со мной на руках, он не просто дошёл до своей квартиры, а долетел. Признаться, подниматься вверх по ступенькам на руках очень страшно, было такое ощущение, будто Егор начинал падать назад. Пару раз мне даже не удалось сдержать испуганный писк. Зайдя в квартиру, Ракитин посадил меня на тумбочку возле двери, помог мне, но немножко, снять верхнюю одежду, и, убедившись, что я способна дойти до кухни без посторонней помощи ушёл показывать моим родителям свою хату.
