Before It's Over

Кровь стучала в ушах, когда Леда смотрел в это лицо, некогда знакомое до последней ресницы. Так близко, расстояние не больше нескольких сантиметров. Наверное, даже раньше, работая вместе, видясь каждый день, они не приближались друг к другу настолько. Где-то на самых задворках сознания голос разума истерично орал, чтобы Леда прекратил, отступил подальше и свалил подобру-поздорову. Но алкоголь в крови, адреналин и невыносимая ноющая боль за грудиной мешали Леде прислушаться, когда он глядел в широко распахнутые глаза Агги. Этот осёл снова ничего не понимал, как обычно. – Какого хрена... – даже не прошептал, а выдохнул Леда, сильнее сжимая пальцы на плече Агги, отчего тот поморщился. – Это и есть твой вопрос? – Агги попытался улыбнуться, но вышло до того неуверенно, что вряд ли поверил даже сам себе. – Какого хрена сейчас было, а?! Больше всего Леде хотелось схватить засранца за шиворот и встряхнуть, но он наоборот убрал руку и вцепился в ремень собственных джинсов. – Чего было-то? – недоумение Агги казалось неподдельным, искренним до последней нотки в голосе. – Да это всё! Это всё! – Леда махнул рукой в сторону, где теоретически находилась сцена. – Где всё это было раньше?! Ему казалось, что последний тупица должен понимать, о чём речь, но Агги удавалось тормозить даже сейчас. Слово "это" Леда повторял слишком часто, но не знал, как назвать по-другому. Этот огонь, этот запал? Этот талант? Эта бешеная энергетика! То, как Агги играл сейчас. Откуда оно взялось? Леда много лет не мог расшевелить своего басиста, сонную муху, и тут на тебе. От собственных мыслей он физически чувствовал горечь на языке, перед глазами туманилось, а дыра в груди становилась всё больше. – Так, друг. По-моему, ты надрался, – после бесконечно долгой, в несколько секунд, паузы вкрадчиво произнес Агги. – Давай-ка сейчас пойдём... Леда мог бы поклясться, что ничего не делал – по крайней мере, его мозг не принимал участия в том, что руки сами дернулись вперед, с силой сжали лямки майки Агги, дернули отчаянно. Их губы не соприкоснулись, а скорее ударились. Всё стало разом неважно, мысли все до единой словно растворились, зато обострились чувства. Он слышал запах кожи Агги, знакомый и родной, как будто они когда-то были действительно близки, видел его губы, нереальные губы, которые Леде порой снились в эротических снах, чувствовал, как упавшая прядь волос щекотала ему щеку, и даже биение сердца Агги он, казалось, ощущал. А может, это было его собственное. Леда зажмурился и даже не сразу сообразил, что Агги отвечает ему. Не обнимает, не отталкивает, но всё же отвечает – или поддается, неважно. Низ живота дернуло от спазма, почти болезненно. Автоматически Леда качнулся всем телом вперед, прижимаясь своим стояком к бедру Агги, когда тот неожиданно отшатнулся назад, насколько позволяла стена за спиной, и резко разорвал поцелуй. Во все глаза Леда смотрел на него. В голове мгновенно просветлело, словно не он перед этим накачался до чертиков, и осознавал Леда всё так четко, что мигом захотелось заорать в голос. – Твою ж мать, – еле слышно прошептал он, невольно делая шаг назад. Агги не мог его не услышать. "Скажи что-нибудь, – мысленно взмолился Леда. – Ну хоть что-то". Только Агги молчал, смотрел, не моргая, и его глаза казались нереально огромными, а застывший в них шок – ещё больше. – Проехали, ладно? – собственный голос показался Леде неестественно хриплым. – Просто забей. Идет? В ответ Агги неуверенно кивнул. Предложи сейчас Леда спрыгнуть с крыши небоскреба, наверняка реакция была бы примерно такой же, и это означало, что забить не получится, придётся объясняться и что-нибудь говорить в своё оправдание. Леда от души пожелал себе сдохнуть на месте. Смотреть дальше в изумленную физиономию Агги он больше не мог, потому, не сказав ни слова, развернулся и зашагал в сторону зала. Грохот музыки из колонок обрушился на него, как водопад, но Леда едва ли что-то замечал вокруг. – Я ухожу, – бросил он Сойку и остальной компании за столом, даже не присев, просто взяв со своего стула куртку. – А? Ты куда? – переполошился Джури. Сойк, нахмурившись, тоже спросил о чем-то, но Леда только рукой махнул и пошёл к выходу. Надо было соврать, что ему позвонили или ещё что-нибудь придумать, но сил не хватало, чтобы задерживаться, перекрикивать музыку, расшаркиваться с новыми знакомыми – всем составом breakin' holiday. Леда чувствовал себя на пределе, но что случится, когда предел он перевалит, точно не знал. Дорога смазалась в памяти: вроде бы такси он поймал быстро, но в душном салоне автомобиля его почти вырубило. Очнулся он уже в квартире, когда дверь закрылась за спиной. Кейты не было дома, на выходные он поехал проведать родителей, – к безграничному облегчению Леды. От одной мысли о том, что сейчас пришлось бы держать лицо и делать вид, будто ничего не случилось, его начинало тошнить. Либо же тошнило от всего того алкоголя, что он по дурости влил в себя сегодня. Стоять в прихожей и подпирать стену было хреновой задумкой, потому Леда с усилием заставил себя выпрямиться, без помощи рук сбросил кеды и, не глядя, отправил к ним на пол и куртку. А потом добрел до кухни, включив свет больше по привычке, чем по желанию, и рухнул на табурет у стола. Давно у него не было таких дерьмовых дней, каждый час которого, как кадры замедленной съемки, теперь мелькал перед глазами. Утром у Леды было до того паршивое настроение, что он совершил первую ошибку – плеснул в кофе коньяка из запасов Кейты. В угловом шкафчике на кухне тот держал небольшой бар с редким элитным алкоголем, который они почти никогда не открывали. Потом при мысли о предстоящем концерте Леда добавил еще немного коньяка, допил едва ли не залпом и засобирался на встречу с Сойком. Они договорились пересечься чуть раньше, и именно сегодня Леда рисковал некрасиво опоздать. Первое, что он отметил, когда дожидавшийся его Сойк помахал приветственно рукой, – тот был спокоен и флегматичен. Для Сойка точно не происходило ничего из ряда вон выходящего. – Ты уже бывал на их концертах? – подозрительно поглядел на него Леда, и Сойк в ответ плечами пожал. – Скорее нет, чем да. Один раз попытался, когда они организовали предыдущую группу, а потом как-то не получалось. – Ты не говорил. – Да говорить не о чем, я, можно сказать, не попал. Опоздал сильно, услышал буквально финальные аккорды, даже подходить не стал. Глупо получилось. Обществу Сойка Леда был одновременно рад и не рад. Одному идти на выступление бывших коллег было бы совсем не по себе, а так будто с другом пива выпить вышли. С другой стороны, если бы не Сойк, Леда позорно сбежал бы, а потом придумал какую-нибудь отмазку. Глядишь, никто и не заподозрил бы, что причина выдуманная, у Леды ведь и правда не бывало свободного времени на всякую ерунду. А потом Леда увидел breakin' holiday во всей своей красе. Их подготовка к концерту больше напоминала клоунаду. Леда пытался вспомнить, как выглядели выступления его группы на школьных концертах, и понимал, что даже тогда, будучи детьми, он и его приятели вели себя куда серьёзнее и ответственнее. Придурки же на сцене дурачились и ржали, как будто на пикник собрались. Когда гитарист, имени которого Леда на тот момент не знал, растянулся на сцене, Сойк тихонько фыркнул от смеха и весело поглядел на Леду. Должно быть, их мысли сходились, а еще Сойк явно представлял, какого Леда мнения о новой группе Агги и Джури. В ответ Леда попытался как можно непринужденнее усмехнуться, при этом старательно игнорируя ноющее чувство в груди. Было так странно видеть их – его музыкантов, которых он, Леда, в свое время нашел – отдельно, независимо от него самого, и понимать, что у них теперь всё не так. Не так, как было в DELUHI, и не так, как стало в FarEastDizain. Леда не ожидал от них никаких чудес, да никто бы в здравом уме не ожидал. У них даже саундчек больше напоминал разминку в цирке. И Леда позволил себе начать заранее сочинять слова, которые должны были стать его впечатлением. Чтобы не обидеть, но дать понять, что таких групп на сцене тысячи, если не миллионы. Леда успел даже подумать, что успеха парни не дождутся и с этим проектом. Какой успех, если они вели себя как младшеклассники? Эти мысли буквально переполняли Леду, пока он сам переполнял свой желудок пивом. В глубине души ему даже хотелось сказать что-то вроде: "Я же говорил!". Он предупреждал, что… Впрочем, нет, он не предупреждал и не говорил. Он просто думал, что без DELUHI и без него, как лидера и автора, у парней нет будущего. Он всерьёз считал, что смог спасти хотя бы Сойка, когда потащил его за собой. Агги сам отказался от своего будущего, сам всё перечеркнул, а ведь Леда готов был помочь. Додумать Леда не успел, потому что свет приглушили, и начался концерт. Концерт, к которому Леда оказался совершенно не готов. Он понятия не имел, кто писал музыку и тексты в новой группе Агги и Джури, но он не мог не чувствовать того общего, что роднило новые композиции со старыми песнями DELUHI. Возможно, дело было в голосе Джури, возможно, в чём-то ещё, но на Леду навалилась такая тоска, что даже вдохнуть стало сложно. А Сойк как специально только придвигал к нему новое пиво, и Леда пил и жадно слушал. Джури, конечно, даже сейчас дурачился, позёрствовал, но звучал уверенно и страстно. Его голос слишком выделялся на фоне большинства других вокалистов, и Леда не мог не кусать локти. Вот этого, самого классного, что он когда-либо встречал, он упустил. На Агги Леда и вовсе старался не смотреть, но снова вмешался Сойк. Он толкнул Леду локтем и кивнул: – Агги так тащится. Пришлось повернуть голову, поглядеть, и больше Леда уже не мог оторвать глаз. Агги не просто тащился. Агги был полностью погружён в процесс. Он наслаждался музыкой, которую играл, он чувствовал её и хотел донести, он не просто дёргал струны своего баса в специальном порядке, он вкладывал эмоции и чувства в каждое движение рук. И Леда мог бы поклясться: такого Агги он не видел раньше никогда. Наверное, именно от этого он и сорвался: много алкоголя, адреналина, тоски и сожалений – слишком сильный коктейль, чтобы у Леды не поехала крыша. Смущало только, что вместо того, чтобы уйти или хотя бы снова поссориться, как он привык решать все вопросы с Агги, Леда его поцеловал. Да, именно так. Он сам поцеловал. Агги, конечно, его спровоцировал, так Леда думал, чтобы хоть немного можно было себя оправдать. Помогало так себе, но Леда старался, как мог. Он покачивался на табуретке, держа голову руками, и изо всех сил гнал от себя воспоминания о том, как это было. Сил не хватало. Он даже глаза мог не закрывать, всё равно отчётливо видел Агги перед собой, как будто он не остался в том коридоре. Леда всё ещё видел каждую его ресничку, видел чуть потёкшую линию от карандаша на нижних веках, видел капли пота на висках и чёрную прядь, которая то и дело выскальзывала из-за уха Агги. Да он даже запах чувствовал, или это его пьяное подсознание выкидывало такие коленца? Леда глубоко вздохнул, с трудом поднялся и тщательно, как хирург перед операцией, вымыл руки в кухонной раковине. Даже средством для мытья посуды их полил, чтобы химический цитрус заглушил адскую смесь ароматов кожи Агги и его парфюма. Не то чтобы это сильно помогло, но Леда хоть немного отвлёкся от тяжёлых мыслей, которые со всех сторон атаковали его. Как его угораздило вообще? Он столько лет держался, когда они играли вместе. Он смог справиться с этим позже. И вот немного пива, немного Агги на сцене – и всё как рукой сняло. Впрочем, конечно, Агги на сцене слишком сильно ударил по всем сенсорам Леды. И сейчас его переполняла обида. Почему с ним Агги не был таким? Где он это всё прятал? Леда был уверен до сегодняшнего вечера, что в их группе Агги самый… Никакой. Он не проявлял инициативу, не пытался внести в свою игру что-то новое и интересное, не проявлял интереса к творчеству. Агги предпочитал держаться в стороне, выполнять основные инструкции и витать в облаках. Что изменилось? Почему внезапно он стал совсем другим? Он же собирался вообще уйти из музыки. И тогда Леде казалось, что это правильное решение. Да, Агги ничего больше не умел, но он и в музыке себя уютно не чувствовал. А оказалось, что Леда ошибся. Что сам не смог разглядеть в Агги то, что всегда в нём было. Не смог разбудить это, вытащить наружу. Если бы Агги играл так в DELUHI… Он уже давно бы его поцеловал. Леда потёр лоб. От этого невозможно было убежать. О чём бы он не пытался думать, он всё равно возвращался к поцелую, которого не должно было случиться. Наверное, если бы Агги врезал ему, Леде стало бы легче. Если бы сразу же начал сопротивляться, если бы сказал что-то грубое и оскорбительное. Леда бы, конечно, и тогда впал бы в самоедство, но было бы проще. Он бы заставил себя извиниться, списал бы своё поведение на алкоголь, на стресс, да хоть на нашествие инопланетян. Но Агги ответил ему, и у Леды просто не осталось ни одной здравой мысли в голове. Что это вообще могло значить? Почему? Зачем? Агги никогда не демонстрировал ничего такого, никаких наклонностей, которые указывали бы на его предпочтения. До этого вечера Леда был уверен, что ориентация Агги была прямее, чем рельсы шинкансена. Впрочем, он и сейчас был в этом уверен. Может, Агги просто растерялся? Кто бы не растерялся, когда бывший согруппник вдруг попытался поцеловать. Вот Леда бы на его месте орал бы целый час. Леда вздохнул. Он был уверен, что сам бы отреагировал иначе. И это при том, что его вкусы как раз позволяли подобное. Когда Кейта впервые дал понять, что заинтересован, Леда и то долго не мог успокоиться и найти себе место. И на первые поцелуи отвечал с куда меньшим пылом. А Агги как будто этого желал. Но ведь этого просто не могло быть! Агги не должен был хотеть Леду, хотеть его поцелуев. Агги должен был его ненавидеть, как минимум. Агги должен был сопротивляться, а он растерянно моргал и облизывал свои губы, как будто ждал, что Леда поцелует его снова. А ещё Агги был трезвым. По крайней мере, более трезвым, чем Леда. И он всё равно ничего не сделал! Это просто не укладывалось в голове. Руки сами потянулись к коньяку, но Леда заставил себя остановиться. Он уже наворотил дел, и теперь ему нужно было подумать, как всё исправить. Либо, по крайней мере, как не сделать хуже, чем уже есть. Спалось Леде ожидаемо плохо, даже алкоголь не помог вырубиться, и, проворочавшись до глубокой ночи, он подскочил едва ли не на рассвете. Помимо того, что его грызли дурные мысли, до ужаса хотелось пить. И еще вздернуться. Понимая, что больше уже не уснет, Леда нашел единственный возможный способ помочь себе. От любой головной боли его всегда спасала только музыка, и он уже даже взял в руки свою акустику, но, взглянув на часы, опомнился: вряд ли соседи оценят музицирование в пять утра в выходной день. Недолго поколебавшись, Леда мысленно махнул рукой и принялся одеваться. В такое время до студии он доедет минут за двадцать, а если останется дома, метаться из угла в угол будет куда дольше. Хорошо, что Кейта уехал – ничего не придется лишний раз объяснять, подумалось ему, и следом Леда отметил, что в последнее время стал как-то часто радоваться отсутствию самого близкого человека. По крайней мере, Леда привык считать Кейту именно таковым. Его панацея от всех болезней сработала исправно. Стоило Леде закрыть за собой студийную дверь, надеть наушники и прикоснуться к струнам, как тонна глупых, но совершенно нерешаемых жизненных проблем покорно отошла на второй план. "Нахрен всё", – скомандовал себе Леда и начал произвольно перебирать струны. Иногда в таких ситуациях он ловил волну, записывал что-то, делал наброски, которые потом становились полноценными песнями. Но сейчас Леду вполне устроило бы просто отключиться от реальности на пару часов и отдохнуть головой – то, что ему не удалось ночью. За импровизацией последовала новая композиция, пока еще безымянная, которую Леда рассчитывал закончить и включить в ближайший сингл. Однако к продуктивному творчеству он был не готов и вскоре, стянув и отложив наушники, перешел на знакомую до оскомины "farewell", а после – к "Fragments". Леда ни о чем особо не задумывался, он растворялся в звуке. Руки словно своей жизнью жили, уже наигрывая порядком подзабытую "13 AM", "WhiteHole"... Здесь Леда себя одернул – его лирическое настроение отражалось на выборе композиций, и потому он назло самому себе заиграл бодрую "Zenith", но быстро сбился и перешел на "Illest". Все будет в порядке – так решил для себя Леда, которому с музыкой передавалось и правильное, воинственное настроение. Он всё наладит и исправит. Агги пускай идёт в задницу, Леда может вообще сделать вид, что нажрался до глюков и ничего не помнит. И воссоединение DELUHI пусть идёт следом. Где вообще видано, чтобы развалившиеся группы собирались на один гребаный концерт? Правильно, нигде. А чтобы альбомы выпускать – и подавно. Песня закончилась, Леда сделал секундную паузу и уже хотел начать следующую композицию, когда за спиной раздались аплодисменты. От неожиданности Леда подскочил и резко обернулся, чтобы сразу выдохнуть с облегчением. У входной двери, подпирая стену плечом, стоял Сойк. – Извини, – тут же перестал хлопать в ладоши тот. – Не хотел пугать. – Не хотел, но смог, – Леда передернул плечами и нехотя отложил гитару. – Ты что здесь делаешь? – А ты? – с непонятным весельем поинтересовался в ответ Сойк. С трудом Леде удалось не поморщиться, как от зубной боли. Он прекрасно понимал, как сейчас выглядел, а еще – что Сойк знает его как облупленного и понимает, что в студию Леда пришел не от хорошего настроения. – Кейта уехал, дома делать нечего, – все же попытался соврать он. – А у меня такой сушняк, что все равно уснуть не получится. – Поэтому ты решил вспомнить молодость, – кивнув, продолжил Сойк и подошел чуть ближе, но садиться не стал. – В смысле? – нахмурился Леда. – Я про песни. Ты играл "TwoHurt". – Что?.. – "TwoHurt", песню нашу старую, – терпеливо объяснил Сойк. – Или у меня что-то со слухом? – Я... Я просто так играл, не задумывался как-то, – растерялся Леда и опустил взгляд, потому как Сойк на него смотрел неприятно понимающе, даже как будто с состраданием. – А перед этим "Frontier". – Ты долго там за мной шпионил? – неподдельно возмутился Леда, поднимаясь на ноги. – Играл, что придется. Я так расслабляюсь. – Ну на самом деле, твой выбор песен для расслабления меня не удивляет, – ничуть не смутившись, хмыкнул Сойк. – Вчера, можно сказать, был вечер воспоминаний. – Не знаю, что у вас там был за вечер, но я его, к счастью, пропустил, – окончательно рассердился Леда. Неуверенное душевное равновесие, которого он с трудом достиг, было разбито вдребезги. – И вообще, раз уж пришел, пойдем за кофе сходим, что ли. – Пойдем, – легко согласился Сойк. – Или ты тоже хотел порепетировать? – Вообще-то я тебя искал. – Даже страшно спросить зачем, – усмехнувшись, Леда набросил на плечи куртку. – Думаю, ты и так знаешь. От плохого предчувствия желудок сделал неприятный кульбит, а голос разума возопил, что быть такого не может. Сойк не мог знать, что случилось вчера вечером. Каким бы тормозом ни был по жизни Агги, он не стал бы рассказывать. Или всё же рассказал?.. – Про наш концерт с ребятами, – устало объяснил Сойк, глядя как Леда на него потерянно таращится. – И про альбом. – А-а, это, – вряд ли Леде удалось скрыть облегчение в голосе. – Мне кажется, что в их присутствии у тебя не получается одновременно думать и сдерживать себя. – Всё у меня получается, – недовольно пробормотал Леда. На первый этаж они спускались в молчании. В дурацком автомате были только охлажденные напитки, а Леда прямо чувствовал, как его организм просит горячего. Но выбирать не приходилось. Когда, забрав свою бутылку, Сойк вместо того, чтобы вернуться к лифту, направился в сторону выхода, Леда даже спрашивать ни о чем не стал. Он тоже не отказался бы от прогулки. Ближайший к их студии парк больше напоминал сквер с парой аллей и клумб, и в столь ранний час здесь совсем не было людей. Серое утро постепенно сменял солнечный день, и Леда подумал о том, что ему надо собрать свои осколки в единое целое, и тогда вечером, когда вернётся Кейта, можно будет пройтись, сходить куда-нибудь. Они давно никуда не выбирались. Сидеть рядом с Сойком на парковой скамейке и молчать было бы почти комфортно, если бы Леда не знал, что его друг сейчас мысленно подбирает слова для очередного утомительного разговора. Сойк не курил, хотя его, как правило, не смущало отсутствие разрешающей таблички, и от этого Леде почему-то было тоже неловко, словно он сам ничем не мог занять руки. – Ну давай уже, говори, – тоном обреченного на смерть попросил он. – Что ты хотел обсудить? Я не должен подкалывать Агги? Я не должен пинать Джури? У нас будет концерт века, хватит сомневаться? – Вообще-то я сперва хотел спросить, как тебе вчерашний концерт, – слабо улыбнулся Сойк. – Ты так быстро смылся и даже слова не сказал. – Концерт как концерт, – пожал плечами Леда, глядя прямо перед собой на посадку редких декоративных деревьев. – Энергетика хорошая. Как говорит сам Джури, "качает". Опыта видно, что мало. Лирика уровня пятнадцатилетних, но вокал вытягивает песни на уровень средних. Ну, может, чуть-чуть выше средних. Мой вывод обо всём концерте в целом: это намного больше, чем я ожидал. – Ого, – Сойк присвистнул и, развернувшись всем корпусом, весело воззрился на Леду. – Ты как будто подготовил заранее ответ. – Ничуть, – даже бровью не повел Леда. – Ответ мне ещё придется подготовить, чтобы выдать его самим исполнителям. Им-то я такое не скажу, конечно. – Ну почему же. Это вполне в твоём духе. – Вот спасибо, – возмутился Леда. – Я как-то скромно считал, что обычно веду себя куда вежливее. – Да ладно тебе, остынь, – тут же пошёл на попятную Сойк. – Честно говоря, я так думал, что у тебя будет примерно такое впечатление. И да, не сомневаюсь, что Агги и Джури ты скажешь что-нибудь куда более приятное. – Уж постараюсь, – сухо произнес Леда. – Кстати, лирика принадлежит Агги. – Агги? – Ага. Так что про пятнадцатилетних лучше помалкивать. "Просто великолепно", – со злостью отметил про себя Леда. Он ещё и песни пишет. Свихнуться можно. То есть если Агги хочет, он всё может: и играть с душой, и самостоятельно творить. И вопрос, почему же он раньше ничего этого не хотел, становится всё более актуальным. В чём было дело? В группе? В Леде? – Он молодец, – наконец выдавил из себя Леда, потому что делиться с Сойком своими умозаключениями точно не стоило. – Впервые слышу, чтобы похвала звучала как оскорбление, – Сойк на такой дешёвый трюк ожидаемо не купился. – Тебя это так нервирует? Что Агги справляется без твоего чуткого руководства? – Нервирует? Меня? – Леда постарался сделать удивление как можно более естественным, но явно не преуспел, потому как Сойк насмешливо усмехнулся, мол, кого ты пытаешься обмануть. – Леда, давай поговорим начистоту. – Давай отменим концерт, – Леда так сильно не хотел, чтобы Сойк копался в его чувствах и переживаниях, что тут же обрушил на него мысль, которая пришла в его голову уже давно. И аргументов "за" на сей раз было уже столько, что Леда не мог не попытаться. – Здрасьте, приехали, – Сойк опешил, он явно не ожидал ничего подобного. – Что это ты так вдруг? Вроде же нормально всё было. – Ничего нормально не было. Ты же сам видишь, что… – Я вижу, если честно, что у всех всё нормально, и только ты сам не знаешь, что тебя не устраивает, – заметил Сойк и всё-таки вытащил сигареты. – Да всё я знаю! – Леда даже голос повысил. – Здорово, тогда с этого места давай поподробнее. Расскажи мне, какие у нас причины всё отменить. Только не начинай, пожалуйста, про "никто так не делает", потому что это чушь собачья. – Это ещё почему? – возмутился Леда, у которого этот аргумент в списке значился в первой десятке. – Потому, что если бы все делали только то, что уже делали другие, мы бы по-прежнему сидели на пальме и ели бананы где-нибудь в Африке. Ну и правда, Леда, если бы ты не пытался делать что-то новое, был бы там, где ты сейчас? – К чему ты это? – Да всё к тому же! Ни хрена это не аргумент. Ну не собираются другие группы, а мы соберёмся. Это законом не запрещено, это всем в кайф, фанаты будут довольны, их на удивление много осталось заинтересованных. – Да ладно, – недоверчиво протянул Леда. – Вот тебе и ладно, – Сойк не сдавался. Сигарета в его руках приобрела вид довольно потрёпанный. – Если бы ты читал хоть иногда, что пишут люди тому же Агги, Джури, мне… Да они и тебе пишут наверняка. – Пишут, но я отключил уведомления, – Леда немного растерялся. Он никогда не видел, чтобы Сойк так заводился, чтобы говорил с таким напором и пылом. – А зря, – Сойк махнул рукой, посмотрел на вконец измочаленную сигарету и убрал её обратно в пачку. – Леда, это вообще не аргумент, я тебе ещё раз повторю. Не пожалей времени, почитай, что люди пишут, узнаешь много нового. – Почитаю, – Леда кивнул. – Но я всё равно думаю, что это плохая идея. И пока мы ничего не объявили, лучше всё прекратить. Я уверен, что у нас ничего не получится. – А я уверен, что получится прекрасно. Агги играть не разучился, Джури поёт так, как всегда пел, может, даже лучше, ты играешь, я играю – какие проблемы? Или дело не в этом? – Сойк повернулся к Леде, прищурился. – Ты поссорился с Агги? Вчера, да? Когда ты вылетел из клуба? Что ты ему сказал? – Да ничего я не сказал! – Леда тут же скрестил руки на груди, словно приготовился обороняться. Впрочем, лучше бы он сказал. Потому что воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули с новой силой. Перед внутренним взором пронеслись кирпичные стены, которые их окружали, Агги в своей невнятной майке и с потёкшей косметикой и он сам, совершенно пьяный и ни черта не соображавший. Как все эти исходные данные стали основанием для поцелуя, Леда не знал, но даже от воспоминаний ему стало душно и стыдно. Краснота поднялась от груди, залила шею и лицо. Впервые Леда ощутил, как у него буквально горят уши. – Если бы мы были героями детских сказок, твой нос достал бы до соседней скамейки, – хмыкнул Сойк, дав понять, что нисколько ему не поверил. – Зная вас двоих, я уверен, что наговорил ты много чего. Может, я уже опоздал со своим предупреждением про тексты? – Да не говорил я ничего, – снова попытался отмазаться от допроса с пристрастием Леда. – Серьёзно, Сойк, я ничего такого не сказал, чтобы… – Подожди, – Сойк его перебил. – Здесь что-то не сходится. Единственная реальная причина для отмены – это ссора. Но ты говоришь, вы не ссорились. – Не ссорились, – Леда кивнул. – А раз вы не поссорились, значит, никаких причин отменять наши планы у нас нет. Леде захотелось побиться головой о что-нибудь твёрдое. Например, о стену. В парке, однако, со стенами дело обстояло плохо. Пришлось просто душевно приложить ладонь ко лбу и закатить глаза. – Я не понимаю, почему ты так сопротивляешься! – продолжил Сойк. – Агги же не твой бывший, чтобы тебя так коротило при виде него. Серьёзно, Леда, ты сейчас ведёшь себя не как взрослый мужчина, а как сопливая девочка, которая не хочет в школьной постановке играть с мальчиком, что её на танец не пригласил в первом классе. – Слушай, хватит уже... – Нет уж, – Сойк явно завёлся. – Я терпел это всё очень долго, но знаешь, всему есть предел. Это отличная идея – собраться вместе, выпустить альбом и сыграть концерт-другой. И это не обязывает тебя облизывать Агги с головы до ног, тебе нет нужды выдавливать из себя дружелюбие, мы все прекрасно знаем, как вы друг к другу относитесь. – И как же? – Леда заставил себя сделать глубокий вдох. Сойк и правда крайне редко выходил из себя. И он уже много лет стойко терпел все особенности характера и образа жизни Леды, поэтому заслужил возможность высказаться. – Плохо. Вы едва терпите присутствие друг друга, – Сойк поморщился. – И не пытайся меня переубедить. Было бы у вас двоих всё хорошо, мы бы до сих пор играли как DELUHI. – Ты не прав, – Леда покачал головой. – Я не хочу вдаваться в детали, но… Ты не прав, я не плохо к нему отношусь. – Короче, Леда, я всё сказал. Заканчивай этот балаган. Мы сегодня же сделаем объявление об альбоме и концерте, нравится тебе это или нет. Я уже устал жить как на пороховой бочке и не знать, что ещё ты выкинешь – Почему сразу я? – эта претензия Леду внезапно глубоко задела. – А кто? Я? Может быть, Джури? Агги? Мы все готовимся, Агги вон даже с температурой на репетиции приезжает, хотя мог бы послать тебя к чёрту. Только у тебя семь пятниц на неделе, и ты то хочешь, то не хочешь, то всё сделаешь сам, то сам всё отменишь. Это уже не DELUHI, решать будем мы все вместе. И мы вроде как всё уже решили. – Я понял, – Леда прижал пальцы к вискам. – А моё мнение… – Ты выразил уже десяток своих мнений. Мы выбрали одно, – Сойк поднялся, отряхнул руки от налипших табачных крошек и кивнул: – Рад был повидаться. И извинись перед Агги за то, что ему "не сказал", – Сойк усмехнулся, обозначив пальцами кавычки. – Мне не за что извиняться, – Леда уже привычно закрылся руками, в глубине души подумав, что свою норму по вранью сегодня перевыполнил раз этак в десять. Извиняться ему было за что, просто он не собирался признаваться в этом даже себе самому.