Run с Бантан

— Меня бросили, — отстранённо сообщает Сокджин сумеречной колонне клёнов, проплывающей за окном машины. Намджун едва слышит его сквозь ненавязчивый шёпот радиоволны. Он кивает — в курсе уже — и снимает руку с руля, чтобы сочувственно сжать чужое колено. Хреново, когда тебя бросают, а Сокджину тяжело вдвойне: с ним это случается, кажется, второй раз в жизни. — Я снова один, — роняет тот спустя пару минут. Намджун всё же кидает на него взгляд в зеркало заднего вида: хандрит хён редко, да и не то чтобы они с тем парнем успели провстречаться долго. Во всяком случае, Намджун не поставил бы на то, что для Сокджина эти отношения были особенными. Уж он-то на правах лучшего друга много их видел. Но, наверное, хён хочет сейчас услышать что-то кроме «не переживай так, до свадьбы заживёт». — Это ненадолго, — не может сдержать улыбку Намджун, сворачивая на грунтовую дорогу, ведущую к смотровой площадке на склоне парка. Они собирались зависнуть у Намджуна дома с едой на вынос, но хён явно настроен на редкий для него меланхоличный лад, так что можно изменить план. В конце концов, кимпабы уже с собой, а посиделки с видом на ночной город, лежащий у подножия холма, давно стали традицией. — Сколько прошло? Недели две? — он дожидается хоть какой-то реакции от Сокджина, но тот лишь хмурит брови. — Ну вот, ещё столько же, край, — и будешь знакомить меня с новым воздыхателем. Тебе для этого, сам знаешь, нужно только оглянуться по сторонам и поманить пальцем. Чего Намджун не ожидает в ответ, так это раздражённого взгляда в упор. Он моргает и несколько раз перебегает глазами между напрягшимся соседом и качающейся на рытвинах дорогой. Сокджин, только что сидевший вялой медузой, вдруг приходит в движение как-то весь разом. Сжимает руки в кулаки, в повороте к Намджуну пинает коленом панель, отчего на той открывается бардачок, тычет пальцем едва ли не в ухо. — Ты! Почему даже ты считаешь, что мне всё это так легко даётся?! — Кадрить парней? Потому что это правда! — Намджун больше от неожиданности отбивается одной рукой и пытается не убить их обоих, вписываясь в последний поворот. — Хён, на тебя что нашло вообще?! Давай я тормозну и поговорим? Руки, блин! — рявкает он, вслепую блокируя локтем тычки и дурацкие недоудары. Сокджин с громким фырком откидывается обратно на своё сидение, скрещивает руки на груди, чтобы тут же всплеснуть ими. — По-твоему, мне классно, что все видят вот мне только красивое лицо и тело? Со мной престижно встречаться, так прямо и говорят, ты слышал? А ещё можно переспать со мной, добавив в чек-лист «трахнуть самого красивого человека в мире», и разбежаться, когда миссия выполнена, — как этот, последний! Я, блин, чувствую себя трофеем! Но даже ты, похоже, считаешь, что у меня нет чувств и такое для меня нормально! «Да что с ним станется, через недельку найдёт другого», — так ты думаешь обо мне, да, лучший друг?! Это чертовски обидно вообще-то, Джун! — выдав тираду, Сокджин несколько раз дёргает заевший ремень безопасности и вываливается из едва успевшей затормозить машины. Намджун не удивился бы, если бы мелкие камешки из-под подошв Сокджина пулями полетели в лобовое стекло — настолько резко и зло двигается хён. Руки Намджуна всё ещё добела крепко держат руль. На такой скорости разбиться у них бы не получилось, но то, что вытворял Сокджин, — да кто вообще в своём уме так делает?! Насупившись и сцепив зубы, он наблюдает, как Сокджин останавливается у низкого ограждения, и не может сдержать раздражённого хмыка, когда хён с размаху усаживается на задницу, забыв про гравий, и громко ойкает. В сопровождении неразборчивых причитаний Намджун выключает радио, вытаскивает с заднего сидения плед и пакет с едой. Прежде чем захлопнуть дверцу, облокачивается на неё и с минуту смотрит на раскинувшийся впереди город. Сумерки уже почти растворили в себе остатки дневного света, а искусственный уже вовсю катится по улицам и зданиям, как стая вспугнутых светляков. Сегодня нет ветра; на площадке кроме них никого, поэтому вокруг до мурашек тихо, только где-то в глуби улиц гудит сирена. Но и она звучит как-то измученно и устало. Сколько раз они выбирались сюда с Сокджином, отмечая любые мало–мальски достойные поводы? Не меньше, чем встречались здесь, приезжая отдельно, когда кому-то требовалось дружеское плечо. Всегда только они двое. Намджун не любит ругаться в принципе, а воевать с хёном, который явно в раздрае, — вообще плохая идея. Но тот сам задел больную — как выясняется, для обоих — тему. — Ты чуть не угробил нас, ты хоть понимаешь, хён? — Намджун ставит пакет на разложенный плед так, чтобы тот оказался между ним и Сокджином, который, конечно же, спустя минуту перебирается к нему. — И ещё. Его зовут Чимин. Может, дело не в чек-листе, а в этом? Ты сам-то относился к нему — хоть к кому-то из них — как к своему парню, а не к очередной затычке твоего одиночества? Сокджин давится начатым кимпабом и выглядит так, будто готов размазать остаток ролла Намджуну по лицу. — Это было грубо, Джун, очень, — он снова обвинительно тычет пальцем в Намджуна, воздержавшись от дальнейшего рукоприкладства. — Естественно, я знаю, как его зовут. И если я не влюбляюсь в каждого, то, может, потому, что не успеваю. Или всё время выбираю не тех — так ведь может быть? Но это не значит, что я не хочу, — он смотрит на Намджуна так, будто ищет в нём ответ. Намджун сто лет как научился не реагировать внешне и не надумывать лишнего, но внутри снова ёкает там, где давно отболело. Должно было отболеть, но… — Почему вообще ты дружишь со мной, если считаешь исключительно самовлюблённым мудаком? — Не считаю. Ты просто не разбираешься в людях и будто специально выбираешь тех, кто тебе не подходит. — О, снова эта зыбкая почва, на которую Намджун каждый раз не хочет выходить, но выходит, надеясь непонятно на что. И всегда возвращается туда, где безопаснее. — Вот Чимин, почему ты решил встречаться с ним? Сокджин крутит запястьем, покачивая жестяную банку с колой. Кажется, его запал тоже прошёл без следа. — Он смотрел на меня так, будто влюблён… — он вглядывается в город, полный дрожащих электрических светляков, затем растирает пальцами глаза и хмыкает. — Они все так смотрят. А я им всем верю. Кто-то ведь должен оказаться настоящим, как считаешь? Или, по-твоему, я слишком наивен? — Нет, наоборот. Хорошо, что в тебе осталась эта вера. Говорят, у красивых одиноких людей она пропадает рано, а ты, получается, уникум. Намджун салютует своей колой Сокджину, когда тот поворачивается к нему, опустив голову на согнутое колено. Освещения ещё достаточно, чтобы рассмотреть его лицо: оно кажется умиротворённым, но печальным, несмотря на улыбку. — Почему ты считаешь меня одиноким? Вокруг меня всегда толпа поклонников, сам ведь говоришь. — Брось, хён, я слишком давно тебя знаю. Издержки бытия твоим лучшим другом, — отшучивается Намджун. — А ещё потому, что ты тоже одинок. И не надо рассказывать мне про разницу между «быть одному» и «быть одиноким», — Сокджин превентивно отмахивается от привычного возражения Намджуна. — Не ты один тут в статусе лучшего друга. — Туше, — не спорит Намджун. Одиночество, хоть и по-разному одетое, действительно их третий добрый друг. Только Сокджин раз за разом пытается вытеснить его кем-то, а Намджун слишком хорошо знает, что «кто-нибудь» безнадёжно не его вариант. Какое-то время они сидят, погрузившись каждый в свои мысли, и Намджун даже подумывает включить с телефона плейлист под настроение, когда Сокджин прерывает ставшее уютным молчание: — А я ведь знаю. — М? — Знаю, что с человеком, у которого ко мне настоящее, будет по-другому. — Узнаешь по глазам? — Намджун посмеивается беззлобно. Оптимизм и самоуверенность хёна тоже безнадёжны. — По поцелую! — Сокджин вскидывает руку с колой вверх, затем подносит банку к лицу. — Поцелуй человека, который любит, будет совсем другим. Я просто знаю, что пойму. И вот тогда точно его не отпущу, — он завершает своё клятвенное признание, запрокинув голову и сладко присосавшись к жестянке. Намджун смотрит, как мерно двигается его кадык, отмеряя глотки. Плед, а за ним и гравий, и земная кора до самой мантии превращаются в зыбучий песок. И Намджун падает. — Ты уверен? — спрашивает он, отодвигая пакет с остатками еды. Приподнятые брови Сокджина предлагают пояснить вопрос. — Уверен, что поймёшь разницу? Пока он приближается, садясь напротив, Сокджин разглядывает его лицо, будто видит впервые. Будто всё понимает и не понимает ровным счётом ничего. Сердце Намджуна пускается в свободный полёт туда же, к центру Земли, когда он фиксирует ладонью затылок хёна, заглядывает в глаза, полные призрачных светляков и города под ними, вытесняет их своей тенью, наклоняясь ещё ближе. — Чувствуй, — командует он. И прижимается к чужим губам. Те на вкус — как кола и свободное падение, как оптимизм и безнадёжность, как поставленная на карту дружба и всегда казавшееся невозможным «вместе». Когда поцелуй заканчивается, Сокджин судорожно держится за плечи Намджуна и дышит в шею тяжело и отчаянно, как если бы они действительно падали — вдвоём. Они педантично и молча собирают остатки еды и возвращаются в машину. Их обоих потряхивает, Намджун сомневается, что от застелившей вечер прохлады, но на всякий случай включает сильнее обогрев. Радиоволна мягко шипит, наполняя пространство музыкой без слов. Намджун в кои-то веки не думает ни о чём, не может даже предположить, что творится с его соседом. Машина движется плавно, но пару раз их качает на буграх, и их колени сталкиваются. Намджун бросает взгляд на место контакта, Сокджин, кажется, тоже. До центра Земли и квартиры хёна (или куда там способны занести их гравитация и рискованные решения) пока невообразимо далеко. Сокджин молчит, залипнув в окно, а Намджуна пробирает ужасом, как ледяным сквозняком. Он ведёт машину черепашьим шагом, чтобы не потерять дорогу. Что если он оступился безвозвратно? Что если для Сокджина разницы — не было? Он ответил на поцелуй, но почувствовал ли что-то кроме растерянности и изумления? Что если прямо сейчас, в давящей замкнутости салона Намджун теряет не только будущее, но и прошлое? Что если хён выйдет к своему подъезду, не обернётся и больше не возьмёт трубку? Что если?.. Намджун усилием воли давит панику и вопреки отчаянному желанию крутануть руль и отвезти их к себе, чтобы хотя бы попытаться не проебать всё окончательно, не дать шанса Сокджину просто захлопнуть перед ним дверь, тормозит возле его дома. На этот раз хён справляется с ремнём безопасности без проблем. Под одновременный хлопок двух дверец машины они оказываются друг напротив друга, разделённые и подсвеченные бороздами невыключенных фар. — Хён! — окликает Намджун, не зная толком, что сказать. Сокджин нервно закусывает губу и тут же выпускает её, очевидно, вспомнив о совсем недавнем поцелуе. Теперь отчётливо видно, насколько он выбит из колеи. — Что? — выдаёт он резко. Намджун готов к шквалу вопросов, может быть, обвинений, но тот только путается в зачатках фраз. — Что ты?.. Ты хочешь… Какого?.. Я не… То есть ты меня… Чёрт! — Сокджин осекается и рубит ладонью воздух перед собой. — Мне надо… — Да, — Намджун отвечает на самое важное, пересекая границу между ними, останавливается на шаг ближе по грудь в белом свете. — Да. Я тебя — да. На ошарашенном лице Сокджина продолжают носиться вихри эмоций. — Я не… — снова начинает он, отчего душа Намджуна уходит в пятки. — Это неважно, я могу… — он движется к хёну как сквозь толщу воды, выставив ладони, как перед встревоженным животным. Но Сокджин перехватывает его жест. Они близко; хён неловко, но крепко держит его руки в своих в попытке то ли остановить, то ли успокоить. — Я не знал, — договаривает он. — Я не думал, мне нужно… — Да, конечно, — Намджун кивает, соглашаясь на всё. Ещё с минуту они вглядываются друг в друга. Сокджин не разрывает физический контакт. Его взгляд сползает на губы Намджуна, тот невольно облизывает нижнюю. Хён зеркалит его жест и наконец делает шаг назад. — Мне надо… — в который раз начинает он, и Намджун кивает. — Встретимся завтра? Или я позвоню? В таких обычных вопросах вдруг оказывается тонна новых оттенков и подтекста. Намджун неловко улыбается им. Сокджин, очевидно, тоже уловивший перемену, недоверчиво трясёт головой. — Охренеть теперь. — И не говори, — подтверждает Намджун и возвращается к водительскому месту. Ему лучше убраться отсюда, пока терпение жителей нижних этажей, скорее всего потревоженных настойчивым светом фар, не закончилось. — Позвони мне, завтра, — решается Сокджин, прежде чем скрыться в подъезде. До дома Намджуна три квартала. Сейчас он жалеет, что не может бросить машину и пройти это расстояние пешком. Помогло бы скоротать время и утрясти мысли. Всё равно сегодня он вряд ли уснёт. Сердце тяжело стучит в грудной клетке, будто свободное падение всё ещё продолжается. Хён сказал «завтра». Зная его на правах лучшего друга, можно быть уверенным, что это ещё ровно ничего не значит. Но есть вещи, в которых Намджун тоже не сомневается. Например, в том, что ни за что не опустит рук, пока не превратит это «завтра» во «вместе».

Открой глаза. Я принимаю всё в тебе. Я говорю и смотрю назад, а у тебя мурашки по коже. (с) IOWA — Одно и то же