Run с Бантан

Стрекот и попискивания камеры задают рабочий ритм. Вентилятор гулко рубит лопастями горячий воздух. Хосок за штативом мокрый, как мышь. Юнги расположился напротив, спиной к нему, упирается ладонями в край красиво застеленного высокого матраса. Рядом букетик каких-то нежных цветов и винтажные открытки, призванные подчеркнуть атмосферу спальной комнаты. В мягком свете студии Юнги немного сутулится, скрадывая всё-таки не женскую ширину плеч. Его спина выгибается, прорисовывая рельеф лопаток и впадинку позвоночника под белой кожей. Тонкие бретели скромного фисташково-серого цвета лежат длинным иксом — от плеч до поясницы. На ладонь ниже начинаются кружево и шнуровка, каких-то ещё сантиметров пятнадцать вниз — и шнуровка заканчивается. Кружевные полы расходятся, открывая вид на треугольник шелковых трусиков в тон сорочке и молочные ягодицы. Пошлость, которая граничит с невинностью. И с Хосоковой выдержкой. Длинные пряди парика, который выглядит абсолютно естественно, перекинуты через плечо, чтобы не закрывать товар, но подчёркивать линию шеи модели. От Юнги веет негой, когда он немного растрёпывает их, меняя позу. То что нужно для отличных продающих фото. На его лице достаточно косметики, чтобы будущий зритель полюбовался кукольной красотой «девушки» на снимках, но его внимание осталось прикованным к одежде. Которой вот-вот станет на модели ещё меньше. — Юнги, ты можешь… В смысле… Хосок мнётся, сглатывая слюну и собственный нервяк. Он профи, но не каждый день предлагает такое горячим парням. Ну то есть предлагает иногда, но при других обстоятельствах. Отсутствие опыта такого рода сказывается на его речевых способностях особенно сильно, когда Юнги выжидательно смотрит, откинувшись на локти и покачивая коленом. Вот сейчас отлично видно, что трусы на нём изначально не предназначены для мужчин. Его расслабленному члену и яйцам тесно под шёлковым покровом. Не то чтобы Хосок туда пялится, но игнорировать тоже довольно трудно — Юнги красуется перед ним. «Снимай трусы и перевернись», — репетирует про себя Хосок. Даже в его голове это звучит порнушно и тупо, но ничего лучше придумать не выходит. Юнги хмыкает, откровенно забавляясь его замешательством. Остаётся надеяться, что он не станет устраивать спектакль, чтобы пофлиртовать. Хосок почти уверен, что после съёмок они таки трахнутся на этом же матрасе, как и в прошлый раз, но ключевое слово здесь — «после». Кому и как вообще пришло в голову задействовать Юнги в роли модели женского нижнего белья (или как там называются все эти шёлковые сорочки?), Хосок не рискует пытаться узнать до сих пор. Как и то, почему в целом борзый и гоповатый на первый взгляд Юнги согласился. Хосока чуть удар не хватил, когда вместо сутулого чувака, с ног до кепки задрапированного в чёрное и безразмерное, из импровизированной гримёрки выпорхнула (ладно, скорее прошаркала) на площадку вполне себе красотка в чулках и халатике, едва прикрывающем неожиданно ладный зад. «Проблемы?» — ёмко осведомилась модель сипловатым голосом Юнги, пока Хосок собирал себя из смеси охуения и восхищения, застряв взглядом на обтянутых светлым капроном идеальных ногах. Пауза тянулась, пока буксовка продолжилась в районе резинки чулков и полоски молочной кожи над ними, исчезающей под неуверенной границей полупрозрачного халатика. Когда Хосок титаническим усилием дополз взглядом до аккуратного, подчёркнутого помадой рта, он с трудом помнил, кто перед ним и зачем они здесь, но тяжёлый, прищуренный взгляд Юнги вернул его в чувство не хуже пощёчины. «Никаких. Я... предвкушаю. В смысле, работу, с тобой», — бодро соврал Хосок, переключаясь на настройку оборудования и не реагируя на чужой ехидный смешок. Не то чтобы он сам себе поверил, но сработались они тогда на удивление быстро. На повторное предложение сотрудничества Хосок согласился без раздумий. А третий их коллаб закончился сексом. В общем, сам Хосок ни за что не додумался бы снимать такое, но его дело выполнять, и получается у их тандема вполне неплохо и коммерчески успешно — судя по тому, что это их четвёртая совместная съёмка. Их с Юнги на двоих одно дело. Хосок, переставив свет, возвращается к камере и тихими командами направляет свою модель, пока та, что-то бурча, но подчиняясь, крутится на простыне, имитирующей шёлк, сбивает её к чертям, всем телом ищет положение, в котором кадык, увитые венами предплечья, большие ладони и член не будут видны в кадре. Зато теперь в Юнги снова есть уязвимость, подчёркнутая облегающей бедро тканью и скомпрометированная обнажённой ягодицей. Кружево сорочки кокетливо прикрывает голую ложбинку, но воображение дорисовывает всё так чётко, что Хосоку хочется выть. Хочется жадно запустить руку под ткань, сжимать и гладить, гладить между, зацеловывая до ярких пятен шею и плечи Юнги. Будет ли он в этот раз покорно принимать ласку или яростно целовать в ответ? Вскрикнет ли или застонет, если комнату взрежет острый звук шлепка? Заведётся ли он ещё сильнее, когда Хосок будет вылизывать его идеально гладкие лодыжки на своих плечах и тереться щекой о них, пока глубоко двигается внутри? Или скажет… — Хэй, ты уснул там? — Юнги остро смотрит, наверняка подмечая, насколько Хосок на взводе. Юнги нравится нравиться. Оказывается, пока Хосок, прервав съёмку, позволил грязным фантазиям утащить себя, Юнги уже обзавёлся стаканчиком с остывшим кофе и теперь пьёт аккуратно через трубочку, чтобы не повредить макияж. Хосок вытирает вспотевшие руки о штаны и прилагает немалые усилия, чтобы не вертеть бёдрами, хоть чуть-чуть облегчая напряжение в паху. Когда Юнги наклоняется вперёд, чтобы убрать стаканчик на пол из кадра, полы сорочки расходятся на его пояснице. Коленями он всё ещё на матрасе, его зад голый, и так высоко, и — голый. Если бы Хосок был в этот момент с той стороны, он бы видел всё. То, как Юнги раскрыт, его ждущий ласки член и поджавшиеся яички, его вход — он мог бы трахнуть его пальцами. Или языком. Хосок на грани то ли сердечного приступа, то ли того, чтобы позорно кончить себе в штаны без единого прикосновения. — Я… Я не могу, Юнги, — сдаётся он, боднув лбом камеру на штативе. Юнги падает на спину, сминая причёску, поджимает к себе ноги, скрещивает лодыжки, прикрывая наготу. По нему трудно наверняка сказать, захвачен ли он тоже вожделением или Хосок в этой студии единственный озабоченный идиот. Хосок всё же поставил бы что угодно на первое. — Десять минут? — коротко откликается Юнги. Хосок кивает и смывается в уборную. Они могли бы трахнуться прямо сейчас. Но тогда псу под хвост полетел бы рабочий день, потому что от драпировки на заднике, всех этих цветов-открыток, мейка Юнги, идеальной бледности его кожи, его парика и блядской сорочки ничего бы не осталось. Хотя последней так-то нечего терять. Вернувшись, Хосок немного корректирует настройки камеры и свет и сначала через объектив, а только потом подняв глаза, замечает, что Юнги снова готовится принять ту, первую позу, которая в шаге от коленно-локтевой. Только в этот раз на нём нет шёлковых трусиков, а поблёскивающие жгуты шнуровки стекают аккурат между ягодиц (Хосок потом лично налепит туда нелепую цензурную звёздочку). Густая тень под ними даже сейчас кажется раскалённой. А как же горячо скользить между плотно сомкнутых бёдер Юнги или внутри него... Тень падает так, что в ней будто бы прячется всё мужское в Юнги: его член и яйца, сила его рук, хрипловатая властность голоса и в целом едкий характер. То, что остаётся на виду, шепчет о неиспорченности (разве что в глазах смотрящего) и тлеющем, ещё не разбуженном желании. Даже бледно-розовые пятки Юнги выражают именно это. Если бы не откровенно не женский размер ноги, Хосок обязательно оставил бы их в кадре. — Ты издеваешься, — закатывает глаза он. У него вырывается нервный смешок: впереди съёмка этой порнографической тряпки в трёх других цветах (включая чёрный!), а он уже успел кончить. Юнги, судя по тому, что зевает в два раза чаще и томности во взгляде прибавилось, — тоже. А хочется ещё и нормального секса после… — Ну что ты, — Юнги кидает взгляд из-за плеча. Его губы теперь ярче, чем нужно для концепции, придётся потом ретушировать. — Ты ведь знаешь, что хозяин любит эту позу. Да, а ещё Хосок знает, что Юнги любит иногда называть при нём своего друга-тире-заказчика хозяином. Как будто он на самом деле куколка-невольница, красивая вещица-безделушка, которая принадлежит другому и которую Хосок портит. Что ж, у всех свои кинки. К этой игре Хосок тоже неравнодушен. ----- Спустя полтора часа и несколько сот отснятых кадров Хосок в последний раз на сегодня меняет настройки. Юнги наблюдает за ним ленно, лёжа на спине и запуская пальцы под кружево на груди. Его парик отброшен на стул, родные чёрные волосы коротко торчат во все стороны, делая образ шокирующе контрастным. Он больше не «девушка», ещё не до конца парень. Он воплощённое желание. Поставленная в режим автосъёмки камера отмеряет время птичьими щелчками, когда Хосок забирается на матрас, накрывая собой Юнги. Главное — не перепутать потом флешки.