Устоять на тонком льду

      Редкий человек живет в стерильном пузыре — вполне буквальном, дозволяющем оглядывать мир вокруг, но никак не вникать в законы его функционирования. И все же внушительную часть жизни мы, фанаты книг и кинематографа (ведь данная глава будет касаться не только писателей, но и сценаристов), заключаем внутрь именно такого пузыря — по вине того, что любим. Что формирует нас, всю субъективную реальность, вырастающую невидимой стеной вокруг нас, о кою мы, воодушевленно бросаясь вперед, больно — до искр из глаз — потом набиваем шишки. А все потому, что отличить реальность от произведения мы зачастую не в силах, ведь идеализированная история нашим эмоциональным, извечно чувствующим и страдающим мозгам значительно ближе, чем сухая, но правдивая статистика.       Обманывались хоть раз, принимая малознакомого человека за теплую душу, верного и принципиального друга?       Не понимаете, сколь долго зло может торжествовать, когда же уже получит по заслугам, согласно затертым до дыр законам жанра?       Повисали в пустоте посреди собственной жизни, осознавая вдруг, что выбранная тропа никуда не вела, ни к какой счастливой развязке, ни к какому хоть сколько-нибудь весомому смыслу?       Скажите «спасибо» книгам и фильмам, что с самых ранних лет закладывали в ваши умы правила игры, которым в реальности никто особо не следует. Вселенная в особенности. Кто-то скажет, что его воспитывали не фильмы и книги, а родители, бабушки и дедушки — делились своим жизненным опытом, но кто же воспитывал их? Тоже книги. Тоже кино — с момента, как вообще появилось. Песни. Былины. Детские сказки. Легенды. Находя подтверждение тому, во что верится, человек будет счастлив добавить монетку в копилку своей субъективной реальности, он не заточен обращать внимание на всякую секунду, когда подтверждения тому не нашлось. Идеалисты и романтики, мы хватаемся за статистические ошибки, за случайности, а после передаем свою малочисленную коллекцию детям — и так до бесконечности.       Отчасти сюжеты стали эволюционировать, хотя бы с возросшей популярностью триллеров: приятный человек, улыбчивый, доброжелательный, помогающий и внимающий, запросто может оказаться жестоким и коварным душегубом — это человечество стало лучше уяснять. Драмы учат нас, что любимый человек может изменить или бросить, что дружба проходит, а влюбленность остывает, как позабытый на столе в опустевшей кухне чай. Такие фильмы и книги стараются готовить нас к зачастую больно бьющей действительности, наделяют минимальным иммунитетом против укусов реальности, и все же каких историй, спрессованных в информативные кирпичики, больше на полках: с радужно-искрящимся «happy end»-ом или трагических, ведущих в грусть и обреченность? — или, быть может, вообще в никуда, ведь прожитый героем тяжелый день не привел ни к чему, ни к каким изменениям в его жизни? Я не утверждаю, что писать необходимо только обреченный или даже грязный реализм, но хочу, чтобы Литература (в широком смысле — с библиотекой сценариев в одной из множества заполненных комнат ее богатого жилища) взяла на себя ответственность за недоумение, шок, разочарование, боль и слезы ей внимавших. Ведь помимо отсутствия кожи, оголенности нежной плоти, не наученной противостоять ветрам, от ее пьяняще-сладкого нектара есть и польза. Даже три.       Забытье. Сколь бы человек ни готовился морально к тому, что ему по некой чудовищной гипотетической причине отрежут столь же гипотетический палец, в процессе данной экзекуции ему все равно будет нестерпимо, до крика, больно. То же и с эмоциональными потрясениями. Чтобы оказаться в яме безнадежности, вокруг не обязательно должны десятками и сотнями гибнуть люди, достаточно может быть потери всего одного — и не обязательно человека: один малюсенький мышонок, одна крохотная аквариумная рыбка могут разбить отражение человека вдребезги, как и короткое озвученное слово. Его реальность — пока трещины на поверхности стекла не начнут затягиваться с течением времени — не сможет его утешить, потому как представляет угрозу и в данный момент дарит лишь боль. Но мир несуществующий может быть лишен этого заметного изъяна — либо обладать сильнодействующим лекарственным средством: справедливостью, возмездием, кармой. Во «флафф»-е не произойдет ничего травмирующего и без того иссеченное порезами тело, такой жанр не отъест эмоциональных ресурсов читателя, а значит, они пойдут на восстановление его настоящего, на создание клея для осколков битых зеркал. В иных же жанрах главного героя может застать посреди нигде страшная буря, на кою читатель неизбежно переложит пережитое самим, но тогда как в колючем реальном мире его драма зависла во времени, зияющая рана не успела еще затянуться, в произведении буря в итоге пройдет, а наславший ее старый колдун поплатится за все злодеяния. Облегчение героя омоет читательские раны, обеззаразит их и даст начало восстановлению. Желанное, искусственное в итоге одарит частью себя несовершенную реальность.       Равновесие. Каким будет по прошествии лет ребенок, чьи родители в жажде подготовить дитя ко всем превратностям нелегкой изменчивой жизни решат изначально знакомить его с чужой ложью, притворством, предательством, жадностью, коварством, беспринципностью, садизмом и людоедством? Точно вечно терпящая побои собака, он будет шарахаться ото всех вокруг, не сумеет довериться не то что окружающим — самому себе, ведь узнанные за минувшие годы черные едкие качества сольются в его сознании с человеческой сущностью, а кто он сам? Человек. Идеализированно чудесные, добрые и самоотверженные персонажи книг и сценариев дарят восхищенной ими душе знание разнообразия — вкупе со злодеями, от появления коих поблизости от героев у читателей/зрителей кровь стынет в жилах. Обязательно ли на пути повстречается действительно любящая тетушка, готовая помочь всегда и во всем? Увы, семьи в реальности бывают самыми разными в плохом смысле слова. Но фантазия автора, мало пересекающаяся с личной реальностью конкретного читателя, уравновесит его восприятие действительности, звоном малюсенького, легчайшего колокольчика напомнит ему о другой, хорошей стороне человечества.       Воспитание. Если родитель — это человек, передающий вам моральный кодекс, коим следует руководствоваться по ходу вашего существования, то родителей у каждого из нас гораздо больше двух. Смеясь или плача над героями зацепивших нас историй, мы сами не замечаем, как чернильные кружева, сложенные в буквы, распускаются и нитями просачиваются в наше тело по венам. Вбирая в себя фрагменты полюбившихся героев или же выстраивая внутри стены, чтобы не пойти по стопам персонажей иных, аморальных и отталкивающих, мы составляем себя из отрывков страниц — мы мозаики. Этих разных по форме и наполнению обрывков так много, что уже и не сосчитать, из скольки произведений мы сотканы, кусочки скольких историй воспроизводим в своих жизнях день за днем. И хочется верить, что добрые персонажи, чьи улыбчивые лица вы можете представить сейчас, закрыв на секунду глаза, делают каждого из нас хорошим человеком, передают доброту, сопереживание и верность так же, как это делают мудрые родители, разговаривающие со своими чадами перед сном по душам. И раз мы учимся человечности у книжных героев, то кто из нас на самом деле «человек»?..       Писатели губят людей. Плохие писатели. Честолюбивые, эгоистичные, корыстные, манипуляторы. Те, что опаивают читателей ради собственной выгоды — славы и денег, — но не проявляют родительской заботы. Кто-то предоставляет только обезболивающее в приятной яркой упаковке, кто-то подогревает лишь ненависть, нетерпимость, страх и его дочку — агрессию, так как это «съедят» и попросят добавки. Не так страшно создать хрупкого, стеклянного взрослого из выросшего в бумажной утопии ребенка, как воспитать вырвавшегося со страниц злодея, рвущегося эту самую стеклянную фигуру разбить.       Все хорошо в меру, уж простите мне шаблонный, заезженный ход. Конечно, читатель любит испытывать удовлетворение, закрывая прочитанную книгу, — оно ему жизненно необходимо, чтоб том камнем в горле не застрял, не остался подвешенным во времени, как и боль его жизни. Но в пути до «happy end»-а столкните его с реальностью вновь: покажите, что он не один в сером, пепельном мире; предупредите об опасностях, снабдите ориентирами, компасом, дабы не заблудился потом сам в себе. Писатели губят людей — но и спасают ведь тоже.