мачты.

дорогая Эстер, я вздымаю образ твой в свихнувшихся словах. я стремлюсь всё ближе, ближе к краю, ведь за краем исчезает страх, гаснет боль, терзающая тело, меркнет сожаления огонь. там, за краем — плачущее небо, а за небом — вечность и покой. но несётся рьяно кровь по венам и дрожит надломленный хребет: перед тем, как стать прибрежной пеной, я обязан вспомнить о тебе. мне претит сияние лазури со святым спокойствием равнин; лучше — бесконечный поиск бури, если в ней я буду не один. дорогая Эстер, моё время неизбежно движется к концу. ни лекарства, ни слепая вера разум воспалённый не спасут; мне остался только смутный облик, вспышками сжигающий глаза, но я рад ослепнуть, чтобы вспомнить каждый штрих родимого лица, ощутить, как пурпур спелых вишен на щеках созвездием горит, и хотя бы раз ещё услышать в горле зарождающийся крик, изнутри взрывающий святыни скованных молчанием пустот. Эстер, моё тело вскоре сгинет, став бесплодной почвой для цветов. в трещинках бесчисленных вопросов губ иссохших бухнет алым мак; соль морской воды кровит из дёсен, разъедая тонкую эмаль вьющихся зубов живого трупа на скале болящего лица. Эстер, мне конец, и слишком глупо нам отныне это отрицать. пенный гной приливов жадно липнет к тонкой кожи серому песку. сонм костей, прикованных к грудине, клеткой свил дрожащую тоску, не давая ей пролить каскады, заставляя течь по стеблю жил. моё тело — лишь надгробный камень погребённой заживо души. Эстер, небо красится свинцовым, окуная в море свой подол. горизонт срывается грозой и плачет йодом, солью и водой и ревёт, ревёт остервенело в яром одиночестве своём; ночи ледяная каравелла из пучин штормящих восстаёт и в зрачков пустующие гнёзда жемчугом роняет бледный свет. в озверевших от стенаний грозах я ищу твой зыбкий силуэт: где ты птицей брошенной летаешь, обгоняя дикие ветра? если ты паришь за гранью рая, то я отвергаю этот рай. дорогая Эстер, ты распята желчью мыслей в лепестках чернил. писем корабельная армада топит паруса пустых страниц, воздавая дну мои молитвы, оплетая тиной снасти фраз, и теперь ничто не оживит их, поглощённых бездной в вечный мрак. время вяжет рты воспоминаний терпкостью оскомины. в груди бьётся отрешёнными волнами острова бесформенный изгиб, роющий пещерами сосудов путь к ядру нарыва, в абиссаль, где ранений скорбные этюды в нению сплетают голоса, воспевая боль моей потери струнами взвивающихся чувств. Эстер, боже правый, ты поверишь, если поклянусь, что я взлечу? море плавит звёздные фрегаты, небо тонет в дёрне птичьих стай. мой восход свершился на закате и пролился болью через край, и, изнеможённый и усталый, я готов ворваться в облака. верь мне, Эстер. верь, когда на скалы я шагну с вершины маяка.