Деньги не пахнут.

.

Среда. Сапфир готов был стонать от этой мысли. У каждого в жизни бывают моменты, когда мир кажется окрашенным во все оттенки дерьма. Его момент как-то подзатянулся: завязался в ноябре и до конца декабря не закончил выплетать намеченного узора. Была только чёртова среда. Прошло всего четыре дня, он весь извёлся, а до её возвращения надо пережить ещё неделю… и так хочется набрать её номер, услышать голос и угомонить сердце, изнуряюще бьющее речитатив о ней. Всего-то пара команд для Apple Watch, и вот оно — облегчение. Нельзя! И думать нечего — для её же спокойствия. Без Хотару рядом Сапфир застывал, замораживался, и вся вертящаяся с невообразимой скоростью планета была ему до лампады. Пусть бы Млечный Путь экстренно дал по тормозам, бисером рассыпав осколки планеты по Вселенной, или налетел на другую галактику, образовав новую черную дыру. Похер. Даже хорошо: это точно оборвёт связь Хотару с Белой гнидой. Ни со мной, ни с ним, и сама не мучается. Никакой боли — ни душевной, ни сердечной, ни телесной. Идеальный в имеющемся положении дел вариант. Лео вновь и вновь вспоминал, как заказчик снова украл у него Богиню на дюжину дней, покидая страну. Покоряясь судьбе, Сапфир признал очередное поражение, молча проследив, с каким самодовольным выражением на лице Алмаз захлопнул дверцу, усадив Хотару, и, неспешно обойдя седан, разместился с другой стороны. В знак отсутствия хозяина на территории приглушили уличное освещение — лишь встроенные в дорожки ночные светильники прерывистой полосой очерчивали придомовую площадь и светлячками разбегались по ночному саду, и этот вялый полусумрак, опустившийся на дом, который день продолжал царить в резиденции, захватив и настроение Сапфира, обостряя и без того подавленное состояние. Часы медленно перемалывали очередную ночь; скоро пять, а Сапфир так и не спал. Бредовые сны, в которых реализовывалось липкое, навязчивое, жестокое, были мучительно-приятны, от того каждое пробуждение, возвращающее в действительность, было невыносимо; теплом поглаживая тело, утро с усмешкой шептало в ухо: «Это был сон…» — и под кожей от холода индевела кровь. От внутреннего холода не помогал ни душ, ни тренировки. Неприязнь к заказчику стала практически неуправляемой и была прямо пропорциональна чувству к женщине, которую этот Белый выродок присвоил. Заказчик уехал, но чувство опасности, несколько месяцев пилившее Сапфира, и не думало притупляться. Совсем не смутно догадываясь, что министр начал на него охоту и расставляет силки, наёмник улавливал шуршание натянутой лески в яркой листве. При каждом шаге предупреждение хрупало нанесённым песком, покалывало кожу и норовило засыпать глаза. Прислушавшись к этому ощущению нависшей угрозы и занесённого меча над своей шеей, Сапфир на все праздничные дни остался в стране, решив не мельтешить лишний раз перед таможенниками и не искушать судьбу, и практически не покидал резиденцию. Если некто всё же вынашивал план навредить или устранить министра, то Сапфир проконтролирует, чтобы для Хотару дом оставался безопасен. Если же сам Алмаз торопится избавиться от него, то вряд ли рискнёт пачкать костюмчик, и в настоящий момент для Лео резиденция — самое безопасное место на планете. «Как глупо…» — Сам бы он избавился от Алмаза, невзирая на локацию. С ноября министра стало слишком много, он буквально заполонил собой всё свободное время супруги, а пересекаясь с Сапфиром, не скрывал надменных усмешек и покровительственных тональностей. Заказчик откровенно смаковал каждый миг своего превосходства. Так и подмывало упокоить раздавшееся министерское эго, без слов проделав ему дополнительную дырку в котелке. Впрочем, в глазах министра Сапфир читал аналогичное рвение относительно своей черепушки. И, чтобы не поддаться свербящему инстинкту, Сапфир нарочито медленно заводил руки за спину, неусыпно следя за реакцией заказчика, и, как щеколда на предохранителе от внезапного срабатывания, вцеплялся в собственное запястье, впечатывая браслет наручных часов в кожу. Словно застигнутые перед незаконной дуэлью, уязвлённые, они расходились в разные стороны, не утолив жажды расправы. Без сомнений, Алмаз или подозревал, или догадался о появлении у Сапфира совсем не праздного интереса и симпатии к Хотару. Неудивительно. Не в первый и не в десятый раз заказчик сталкивается с подобным. Сапфир и сам бы подозревал каждого задержавшего на ней свой взгляд больше пары секунд. Не пытаясь перед ним оправдаться, он отчасти разделял и понимал агрессию Алмаза. Но будь Сапфир на его месте — будь Хотару с ним — при первых же подозрениях физически устранил бы появившуюся на горизонте угрозу. Без обиняков, церемоний и оглядки на имидж. А Алмаз играл с ним, как с добычей, подчёркивая своё преимущество. Лишённый стыда и совести, этот пупенмейстер своим ходом после партийного слёта выстроил толстенную стену из неловкости, и Хотару сама избегала разговоров и лишних встреч с наёмником. Пытаясь показать своей Богине, что для него ничего не изменилось, наоборот, её сила духа восхищает, Сапфир не знал, как и чем разрушить образовавшуюся преграду. Чтобы Хотару не подумала, что он её осуждает, наработанная маска суровости, за которой он почти год скрывал свои чувства, отправилась на свалку. Быстро подобрать новую модель поведения не получалось, Сапфир опасался, что Хотару примет чуткость за снисхождение и жалость, индифферентность — за пренебрежение, поэтому просто держался на почтительном расстоянии, с пунктуальной точностью выполняя привычный ежедневный распорядок, даже сидеть старался практически спиной к ней, чтобы не смущать неожиданно пойманным взглядом. Довольствуясь полученным результатом, заказчик мнил себя венцом творения, безупречным. Он не марает руки и уверен, что имеет право в каждой мелочи вынуждать Хотару соответствовать его представлениям о прекрасном, не допуская оплошности, способной бросить тень на совершенную непогрешимость. В союзе с Алмазом дышишь по установленным им правилам и принимаешь каждую блажь за изюминку. Пятно на реноме карается смертной казнью. А Лео грешен и, запятнай она его хоть с головы до ног, позволил бы Хотару расслабиться и творить, чего заблагорассудится. Ему плевать на мнения и репутацию, а для борьбы с пятнами человечество придумало магазины шмотья и химчистку. Противостояние, наэлектризованное взаимной неприязнью, игнорировать с каждым днём становилось сложнее. К первым числам декабря терпение Сапфира практически истончилось. Тренировки на стрельбище перестали приносить облегчение, он без удержу жал на спусковой крючок браунинга, дырявя мишени, перезаряжал ружьё картечью, нанося более масштабный урон по цели, и всё равно внутри весь горел злостью. Даже усиленная отдача прикладом в грудь не выбивала из него ярости. Без возможности отдушины гнев Лео грозился выйти из-под контроля. Сдавая ружьё, он пару раз крутанул локтем, вправляя отбитую лопатку, и поинтересовался, что у клуба есть помощнее. Длинноволосый шатен по-братски понимающе усмехнулся и, смерив его оценивающим взглядом, спросил: — Рекурсивный лук на двадцать семь килограмм подойдёт? — Чем заставил Сапфира подвиснуть и задуматься. Это оказалось решением. Возможно, временным, но процесс натягивания упругой тетивы полутораметрового лука, усилие, с которым она давила на пальцы, вынуждая задействовать лопаточные мышцы спины, плечевой пояс и сухожилия, словно собирало для выстрела, концентрируя его свирепствующую злобу в одной плоскости: от рукояти лука, по руке, плечам и телу до противоположного локтя. В момент прицеливания требовалось несколько секунд выдержать это напряжение, и следом плавно расслабиться, отпуская тетиву. Стрела срывалась с гнезда, унося с собой часть его ненависти, с мощным хлопком впиваясь в мишень; хватка слабла в точке упора, а всё нутро требовало вложить в гнездо тетивы следующую стрелу. Как оголодавший, он пускал стрелы одну за одной. И с каждой выпущенной становилось легче, в груди слабел, разжимая челюсти, гневный капкан. Если бы не кожаная крага от запястья до локтя, Сапфир до мяса содрал бы себе кожу тугой струной. На какое-то время можно было не опасаться затмевающего безумия при виде Алмаза. Его нельзя трогать… из восьми миллиардов людей именно этого вампира любит тот единственный человек, чьё доверие ему ценно, счастье важно, спокойствие необходимо. Сапфир покинул стрелковый клуб, решив непременно вписать в ближайшее расписание Хотару теннис, пусть даже она решит играть одна, он совсем не против и подождёт, ей требовалось разрядка, а ему — шанс наладить новые мосты. В итоге в субботу на теннис её повёз Алмаз. Блядь. Заказчик весь месяц коршуном караулил свою территорию, окружая вниманием Хотару. Торжественные салюты, наряженные деревья и мигающие разноцветными огнями фасады зданий нисколько не трогали и не дарили праздничного настроя. Даже натуральная канадская сосна в гостиной смотрелась пугающе одиноко и нагоняла меланхолию. За пару прошлых дней количество коробок с бантами и лентами вокруг ритуального деревца увеличилось, но Сапфир неизменно чувствовал горькую оскомину и желание плюнуть при одном только взгляде на зелёную красавицу. Его всё ещё передёргивало при виде оттенка, напоминавшего Audi, и утихшая было досада от неисполненного желания съездить заказчику по холёному фейсу карябала внутренности. В конце года принято подводить итоги. Что же, за этот год он изменился, сместились приоритеты, ему стали интересны бесполезные вещи, за кожаными мешками ходячих тел увидел не только заказчиков и цели, но и живых людей с их личными катастрофами и необъятным счастьем, узнал прелесть осёдлой жизни, нашёл источник пьянящей радости в завтраках наедине с Хотару и прикипел каждой клеткой к её голосу, аромату духов и неповторимому звуку её босых стоп по полу. Лежа на кровати, погрузившись в свои мысли, Сапфир скользил взглядом по размытому рисунку теней на потолке. В приоткрытое окно виднелись вспыхивающие заревом молний грозовые тучи, нависшие над горами. Они недовольно бухтели, пытаясь разродиться дождём, отголоски неспешного грома иногда доносились до его слуха. В моменты наиболее ярких всполохов линии теней обретали чёткость. Запрокинув правую руку за голову, в левой он бережно и плотно сжимал подарок Хотару, мягко поглаживая большим пальцем гладкий камень. В голове роился ворох мыслей, что, спутываясь, активно боролись за пальму первенства, вытесняя одна другую. Большая часть дум была продиктована гневом, отчаянием и ненавистью. Стараясь обходить болезненно-неприятный инцидент, острым шипом засевший под селезёнкой и ранящий при каждом вздохе, Сапфир хватался за любую из мыслей и вертел её во всех плоскостях. Та, что он склонял в голове последние минут двадцать, металась от гнева к ненависти: намного дольше, чем он рассчитывал, решался вопрос со страховой и согласовывали его оплату за изувеченный автомобиль. Даже подтверждение источника доходов потребовали. Сапфир указал «личные накопления с продажи частной недвижимости» и погасил означенную цифру, выводя сумму с траста через парагвайский банк. На этот раз взамен сгоревшего автомобиля ему предложили новенький Rolls-Royce Ghost тёмно-изумрудного цвета с коричневой крышей. И сейчас, поморщившись от неприятных эмоций, которые вызвал в нём оттенок, возвращающий к яростному гневу, Сапфир мысленно повторил свой ответ, что Rolls — марка знаковая, насквозь пропитанная духом величия, но его всегда несколько смущала морда: она придаёт туповато-чопорный вид модификациям всей линейки, хотя со спины эта крошка смотрится очень даже. В итоге уехал на Jaguar'е ультрамаринового цвета. Заметив, как менеджер вдвое увеличил стоимость арендуемого автомобиля и втрое — дополнительный штраф, Сапфир усмехнулся, подумав, насколько же наивны люди, считая что деньги что-то решают, и что, если доведётся повторно пережить нечто подобное прошлому разу, он, не задумываясь, уничтожит и этот автомобиль, и любой другой, предварительно заперев Алмаза в багажнике. Утопит, пустив машину со обрыва. Чтобы наверняка, и минимум спецэффектов, привлекающих пожарных, спасателей и прочую помощь, и сумма штрафа, прописанная в договоре аренды, нисколько не сыграет роль тормоза. Хотелось верить, что выбор марки произвёл на Хотару впечатление. По крайней мере она замерла на пару секунд в дверях дома с кукольным личиком, полным изумления, глядя на погруженного в раздумья Сапфира, который ждал её, привалившись к капоту. И скрываться бы не стал, — отвлекшись на частое моргание небесного зарева за окном, Сапфир вспомнил про воду и невольно продолжил размышлять о возможном развитии событий после устранения заказчика. Железный предлог задержаться в стране значительно дольше и под надёжной охраной: арест, следствие, допросы, установка личности, эксперименты, суд… Возможно, ему удалось бы увидеться с Хотару ещё несколько раз… Или, возненавидев, она бы наотрез отказалась пересекаться с ним даже на суде. Тогда заседания Хотару наблюдала бы по видеосвязи прямо из домашнего кабинета почившего супруга… но Лео изредка слышал бы её голос. В этот момент Сапфир практически понимал безумца Коу, жаждущего оставить свой след в её памяти. И, похоже, тоже планомерно сходил с ума. Интересно, уничтожь он одного из любимцев нации, выдали бы его как международного террориста по запросу спецслужб?.. В голову пришло, что действующий премьер-министр был бы не сильно огорчён преждевременной кончиной этого Белого выскочки, и Сапфир невольно представил, как, слегка мандражируя от нечаянной радости, Ли Сяньлун с показушно-скорбным лицом и чуть виноватой интонацией рассыпается в соболезнованиях и печалится о выдающемся таланте бывшего министра, отвечая прессе про невосполнимую утрату для всего мира, и, хотя он понимает интересы иностранных коллег, но: «… случившееся убийство — вопиющий случай беззакония на вверенной ему территории, на корню подрывающий доверие граждан республики к органам власти и мерам безопасности, выстроенным в стране. Исполнитель схвачен силами местной полиции, не успев покинуть город, и в связи с озвученными обстоятельствами данный акт терроризма первостепенен и требует тщательного и детального расследования от момента и метода проникновения преступника на территорию Сингапура до поимки. А уже после, когда закончится следствие и суд вынесет решения по всему списку обвинений, мы будем рады передать этого человека в руки мирового правосудия, для ответа за ранее совершённые преступления». Нелепая картинка стояла перед глазами, — «Лет на пятьсот наскребут… и ничего не изменят», — с саркастичной поддёвкой мысленно пожелал успехов в нелёгком труде всем от Моссада до CNI. «Говорящие политические марионетки» федералов мало интересовали его. Отец ещё в подростковом возрасте ему пояснил, что функционеры и «слуги народа» храбрые и грозные лишь в толпе охраны, а мрут любые политиканы как большинство трусов — только смердят больше, стращая угрозами. Кто поумнее, быстро отрекается от любых идей и всех детей и, унижаясь, молит о пощаде, обещая золотые горы, рай на земле и сорок девственниц, — всё что угодно, лишь бы перебить цену за свою шкуру. Ряд перекошенных лиц из далёкого прошлого пронесся в памяти. И чего он вспомнил подвиги юности? Отчаяние плохо на него влияет. «Точно отчаяние, причина в нём, » — подвёл мысленный итог Сапфир, продолжая поглаживать булавку в руке. Алмаз от рождения в зоне риска и перенёс инсульт… кто знает, сколько ему отведено? Имеет тягу к алкоголю, жаден до изысканного и утончённого удовольствия. Презентовать ему бутылку редкого, приправленную рицином или — признавая по достоинству заслуги министра, — водой Тофаны вина — главное, не очень дорогого, чтобы покупку не отследили. Тонко и элегантно. И совсем не обязательно быть в стране. Папа Александр IV оценил бы… ...но требуется исключить риск для Хотару. Сигары? Курит он редко… попадая в лёгкие, дым клещевины разлагает лёгочную ткань. Одна уникальная Cohiba, пара затяжек — и вопрос решён. К моменту вскрытия и следа не останется.  — В лихорадочном предвкушении забилось сердце, представляя быстрое угасание ненавистного вражины, вставшего между… … между ними стояла Хотару и это меняло всё. Исключено. Она тоже может вдохнуть эту дрянь. Снова возвращаясь мыслями к ней, Сапфир болезненно прикрыл веки. Во Франции сейчас одиннадцать ночи вчерашнего дня… Продолжая свою игру, время подарило ему небольшое преимущество — шесть часов впереди на все оставшиеся восемь дней. Как воспользоваться? Как переменчива человеческая натура и подло время… в начале года он зло и нетерпеливо гнал часы вперёд и мечтал, чтобы оставшийся год скорее пролетел мимо, а сейчас готов отдать всё за шанс отменить ход времени или вернуться назад. Его рвало надвое: невесть откуда взявшаяся в нём надежда всё упрямее нашёптывала совместные с Хотару сюжеты, выуживая из прошлого намёки, рождала в душе приятные сердцу грёзы, а груз прошлого стофунтовой гирей бил в грудь, разнося сладкие миражи на молекулы. Однажды он уже обжёгся о её взгляд, перетащив сон в реальность… и, видимо, напугал её, раз немногим после Хотару перестала с ним говорить и избегала встречаться взглядом. Так что бесплотные фантазии не приводят ни к чему хорошему. Благодарение небожителям и падшим ангелам, практически к концу контракта он заслужил её доверие — понимание этого вызывало в теле нечто схожее с состоянием афесиса, когда ослабленное после затяжной болезни тело может только дышать, а мозг радостно трепещет, осознавая, что выжил. На большее и рассчитывать не имело смысла. Но эта булавочная игла… незримой нитью намертво пришила его к ней. Не отодрать. Сапфир невольно перевел взгляд на ценную безделицу в своей руке, продолжая поглаживать металл, замедляя движение пальца в месте, где, едва ощутимое кожей, размещалось клеймо ювелирного дома. Когда, ещё в сентябре, на обороте булавки он рассмотрел тонкое клеймо бренда, — как тонкую «H» оплетала усечённая «S», — ничего не значащие для него буквы H.Stern Jewellers на тёмной крышке упаковки, приобрели совершенно иной смысл… и ненависть к сковывающим цепям контракта раскалённой смолой забурлила в нём. Каждый контакт с любимой с новой силой впрыскивал в кровь ядрёную дозу адреналина, доводя его концентрацию до опасного уровня: поглощённое чувствами, тело едва поддавалось контролю. Намеренно её выбор пал на данную марку, или чистое совпадение? Купила попавшееся под руку, а он ухватился за тонкую нить, думая, что это канат… — и каждый день удерживал себя от прямого вопроса: «Скажи… случайность? Нет?» Короткое расследование показало, что бутика Stern в Сингапуре нет, в него мимоходом не заскочишь. Сигнал, намёк, скрытый смысл? Рассудок отстаивал версию «Она любит другого, не твоё — не трогай», а этот непослушный орган в груди настырным ритмом выбивал «нужна мне, нужна!», бился тяжело и надрывно, казалось, это почти видно сквозь плоть и одежду. Желание выпустить эмоции на волю противоречило необходимости сдержать их в себе и жгло всё больнее. Чем ближе подходил срок контракта, тем отчаяннее не хотелось уезжать, и тем невыносимей хотелось оборвать всё немедленно, разом. Ожидание пыток мучительнее самой пытки. Лучше уехать раньше, резануть по живому, чтобы раз отболело и затянулось корявым шрамом, но не выжидать. Иначе не выжить. Цепляясь за последние принципы, чтобы окончательно не потеряться, растворившись в томительной привязанности к другому человеку, и сохранить толику самого себя, Сапфир отсчитывал количество дней до конца: девяносто один; семьдесят пять; шестьдесят три; сорок… Легче не становилось, но было проще контролировать свои эмоции, — у него ещё есть время, а там, в конце цифрового рубежа, заветное освобождение. Стоило обратному счёту спуститься к третьему десятку, цифры кислотой опаляли мозг и причиняли боль. А может, открыться ей? Будничным утром. Заблокировать двери, когда Хотару сядет в машину, и, пока неторопливо раздвигаются ворота, выложить, как есть, без пафоса, предисловий и увертюр: люблю решил сказать, пока есть возможность так получилось, прости. Это больше желания, мрачнее влечения, глубоко укоренившееся знай и не проси забыть, не смогу переболею, но не забуду … и тронуться с места, держа обычную скорость на пути к банку. Пусть поступает с этим знанием, как хочет. Как ни посмотри, Хотару в этом опытнее, и за свою жизнь выслушала сотни разных признаний. Ещё одно, встроившись очередным в длинный ряд бессмысленных и бесполезных, не многое для неё изменит и наверняка останется незамеченным. Быть может, смех за спиной будет ему ответом, подтвердив его мысли о невозможности предложить ей что-то существеннее своей жизни. Зато ему станет легче. Возможно. По крайней мере, вынужденное молчание перестанет терзать и мучить, сливаясь в стройную песню с надеждой. Пытаясь представить реакцию Хотару на его откровенность, Сапфир почувствовал сковывающую неловкость и вину за малодушие. Стыд накрыл горячей волной, прокатившись от горла к пяткам… словно они снова заперты в машине, Хотару сносит порочные шалости супруга и с аристократичным достоинством прощает дорогого ей человека. Развязная бестактность — считать, что и он может позволить себе поставить Хотару в неловкое положение и рассчитывать на индульгенцию за несдержанность. Нет, слишком велико и фундаментально его уважение к ней. Трудно вспомнить, уважал ли он кого-нибудь в своей жизни так же. Отца? Отец ждал от сына почитания, от жены — верности, от последователей — подчинения. Проникнуться уважением к кому бы то ни было ещё не случилось — специфический образ жизни и смертность человеческая вкупе оказались серьёзной помехой для поиска авторитетных кумиров. Если не любовь, то что-то же из сложного сочетания чувств он может ей открыть?! Уважение, восхищение, нежность, трепет, признательность, радость, тепло, тяга, страсть…! Огромный букет разномастных ощущений и оттенков переживаний наполняли его, они выходили за границы тела, заполняя собой ментальную и астральную оболочки, и того мало… Его преданная любовь вмещала космос. А дозволенный ему максимум — с праздником поздравить. Рождество и Новый год — торжества семейные. Она за тысячи миль. И не семья он ей… и вскоре станет частью её прошлого. Какое чудо свершить, чтобы попасть в самую цель и не вызвать подозрений Алмаза? В его арсенале — фора в шесть часов. Варианты возможных ходов в бешеном ритме завели хороводы в его голове. В затылке сдавило от тянущей боли, заполняя плотным туманом череп; усталость давала о себе знать, и, сопротивляясь ей, Сапфир сжал в кулак волосы у корней, ослабив внутреннее давление. Крепла уверенность, что то самое «идеальное» решение вот-вот будет им найдено… Хотару не пьёт крепкие сорта… подойдёт креплёное вино, — подобно лекарству смягчая душевные муки, выпорхнула из серого тумана отчаяния соблазнительная идея, предлагая новые варианты устранения министра.