Сюэ Ян должен умереть

Странствия Цзычэня прошли впустую. Измученная душа Сяо Синчэня по-прежнему пребывала в осколках, и выходило так, что сделать с этим ничего нельзя. В другом мешочке восстановилась и готова была отправиться на перерождение душа А-Цин; но Сяо Синчэнь не следовал её примеру. В последней своей надежде Цзычэнь отправился в Гусу, к Вэй Усяню. Пусть тот не смог ничего сделать в городе И, но с тех пор прошло время, всё успокоилось, возможно, у Старейшины появились новые идеи. Впрочем, всерьёз Цзычэнь в это не верил. Дорога в Гусу должна была стать его последним странствием — если Вэй Усянь не поможет ему восстановить душу Сяо Синчэня, значит, Цзычэнь попросит у друга прощения и вместе с А-Цин отправится на перерождение. Ему было тошно от этих мыслей, но другого пути он не видел. В Облачных Глубинах покой снисходил даже на самые мятущиеся души. Здесь Цзычэнь ощутил, что действительно сделал всё, что мог, — мысль, которая, впрочем, не смогла скрасить горького разочарования, когда Вэй Усянь развёл руками. — Я боюсь, страдания даочжана Синчэня были настолько велики, что большая часть его души развеялась без остатка. — Он чуть хмурился, покачивая в ладонях мешочек. Потом положил его на стол, взял тот, в котором покоилась душа А-Цин. — Бедная малышка… — себе под нос пробормотал он. Всё это было виной Цзычэня, следствием его неосторожных, злых слов. Или его медлительности — почему он не нашёл Синчэня раньше? Или слабости — ведь не смог же он остановить Сюэ Яна. — Я знаю, о чём ты думаешь, — оборвал его мысли резкий голос Вэй Усяня. — И перестань! Это был злой замысел одного человека, ты знаешь чей. «Жаль, что он мёртв», — написал Цзычэнь на листке бумаги. Вэй Усянь зло оскалился. — Жаль, — подтвердил он. Вечером, когда уже стемнело, но час, в который Облачные Глубины засыпали, ещё не наступил, Цзычэнь шёл из трапезной в отведённый ему домик. Он напомнил главе клана — тот обходился с ним как с дорогим гостем — что не нуждается ни в пище, ни в сне, но Лань Сичэнь лишь сказал: — Даже вам не повредит быть время от времени среди людей. Впрочем, среди ужинающих был и Вэнь Цюнлинь, и это немного успокоило Цзычэня. Лютые мертвецы здесь явно никого не смущали — вокруг Вэнь Цюнлиня крутилась гусуланьская молодёжь, похоже, крайне довольная его обществом. Юноши выглядели радостными и взбудораженными — по доносившимся до Цзычэня обрывкам разговоров он понял, что они только вернулись с долгой ночной охоты. Один из них, спокойный, сдержанный, с клановым узором на лобной ленте, и преградил ему обратный путь из трапезной. Со всем почтением поклонившись, юноша заговорил: — Не сочтите за дерзость, Сун-даочжан. Цзычэнь склонил голову, с интересом глядя на ленту. Он не слышал, чтобы у кого-то из двух Нефритов клана Лань были дети. — Ханьгуан-цзюнь — мой приёмный отец, — юноша правильно истолковал его взгляд. — Мое имя Лань Сычжуй. Цзычэнь посмотрел вопросительно, и юноша глубоко вздохнул. — Во время ночной охоты до нас долетел один слух. Возможно, даочжан тоже слышал об этом. Говорят, будто то тут, то там появляется некий бродячий заклинатель. Люди очень тепло отзываются о нём, будто бы он добр, справедлив и всегда приходит на помощь. У него нет одной руки, но тем не менее он прекрасно сражается, — Лань Сычжуй говорил с некоторым напряжением. — Ещё говорят, что он слеп. Несколько мгновений Цзычэнь в упор смотрел на юношу. Потом провёл рукой вдоль своего ханьфу — и снова Лань Сычжуй понял его правильно. — Нет, не белые, — сказал он. — Одежды его чёрные и, как говорят, крайне поношены и бедны. Но у него есть прекрасный, белый как снег меч. И говорят, что этот заклинатель называет свой меч Юэцы — Осколок Луны. В теле Цзычэня не было крови, что могла бы отхлынуть от лица или от конечностей. Он не побледнел и не зашатался. Но всё же ему показалось, что ноги приросли к земле. Наверное, гнев всё же отразился на его лице, потому что Лань Сычжуй кивнул с решительным видом. — Мы так и решили, что вы должны услышать это первым. А теперь я собираюсь рассказать об этом учителю Вэю. *** В домике, где обитали Лань Ванцзи и Вэй Усянь, стоял страшный шум. Наверняка они уже успели нарушить десятка два правил Облачных Глубин. Цзычэнь в споре участия не принимал — он для себя всё решил, а что решат остальные, его мало беспокоило. Вэй Усянь обещал присмотреть за мешочком с душой А-Цин. Большего Цзычэню не требовалось. — Нет, вы не пойдёте! — раз, кажется, в сотый повторял Вэй Усянь кипящим от гнева юношам. — Я должен напомнить вам, что было в городе И? Юношей было трое — молодые Лани и ещё один, приглашённый ученик, что тоже был с ними в городе И, но Цзычэнь не помнил его имени. Не хватало только Цзинь Лина, но наверняка и он бы примчался, если бы знал, что тут обсуждают. — Тогда мы были одни! — возразил Вэй Усяню Лань Сычжуй. Он, такой спокойный и вежливый, сейчас сверкал глазами, а на щеках его цвели алые пятна. — И с нами будет даочжан Сун! — Которому будет чем заняться, кроме присмотра за мальчишками! Юноши загомонили разом — Цзычэнь разобрал только «не дети!» Неожиданно шум прервал ровный голос Лань Ванцзи: — А-Юань. Лань Сычжуй смолк так резко, словно ему заткнули рот. Через какое-то время в тишине прозвучал голос Вэнь Цюнлиня: — Я пойду с даочжаном Сун Цзычэнем. — Дядя Нин… — Лань Сычжуй снова замолчал под внимательным взглядом Лань Ванцзи. Уголки рта Вэнь Цюнлиня дрогнули, словно он пытался улыбнуться. — Я вернусь, А-Юань. Со мной же ничего не может случиться. — Это как сказать, — хмуро заметил Вэй Усянь. — Именно тот человек вбил тебе в голову гвозди и держал тебя в подчинении и заточении. — Но, молодой господин Вэй, вы позвали, и я пришёл. Они обменялись долгим взглядом, и наконец Вэй Усянь вздохнул и склонил голову. — Хорошо. Я понимаю, у тебя тоже счёты к нему. Цзычэнь, поймав наконец паузу, прижал руку к груди и поднял вверх палец. Но Вэй Усянь покачал головой. — Сюэ Ян опасен. Лучше не выходить против него в одиночестве. И не забывай — он твой создатель. Он может знать о тебе больше, чем мы догадываемся. Вот так и случилось, что ранним утром следующего дня два лютых мертвеца покинули Облачные Глубины. Они долгое время шли молча: Цзычэнь не мог говорить, а Призрачный генерал не отличался болтливостью. Они миновали три провинции по дороге в Юэян, где, как рассказали юные адепты, бродячего даоса видели в последний раз и где, опять же по слухам, он появлялся чаще всего. Возвращается на место своих преступлений, думал Цзычэнь. На границе с Юэяном Вэнь Цюнлинь предложил устроить привал, а на удивлённый взгляд Цзычэня пояснил: — Лань Юань… и другие ученики… советуют мне чаще вести себя как человек. Они считают, что мне так будет легче… и так действительно легче. А молодой господин Вэй считает, что так тело будет меньше изнашиваться. Он говорил негромко, часто запинался, и что-то подсказывало Цзычэню, что это не следствие смерти тела — это, видимо, было свойственно Вэнь Цюнлиню, грозному, наводящему ужас Призрачному генералу. Сидя рядом с ним у костра, который они разожгли, хотя и не нуждались в тепле, Цзычэнь вспоминал, как они с Синчэнем, совсем ещё юные, отважные даосы с горящими сердцами, вот так же сидели вечерами у огня и говорили обо всём на свете, в том числе и о том, что слышали о всеобщем враге Старейшине Илин и о его главном приспешнике Призрачном генерале. И Цзычэнь утверждал, что они оба получили по заслугам, ибо путь тьмы не несёт в себе ничего хорошего, а Синчэнь спорил с ним в своей мягкой, но непреклонной манере: «Мы не знаем наверняка, что сподвигло Вэй Усяня ступить на этот путь. А что до Вэнь Цюнлиня, то, говорят, Старейшина Илин спас его самого и остатки его клана, и потому верность его Старейшине была непоколебима. Разве это не достойно восхищения?» Цзычэнь скрипнул зубами и склонился головой к коленям. Насколько же прекрасным, чистым, добрым человеком был даочжан Сяо Синчэнь. Насколько он заслуживал жить. Цзычэнь не задумываясь отдал бы свою жизнь в обмен на его. Но сейчас ему и отдавать было нечего. А эта тварь, что сгубила Синчэня, ходит где-то по земле… Он скрипнул зубами и сам подивился, каким громким вышел звук. — Не стоит, — тихо произнёс Вэнь Цюнлинь, словно прочитал его мысли. — Мы его найдём. И он пожалеет. После минутной паузы Цзычень всё же решился. Взяв ветку, он написал на песке: «Что он вам сделал?» — Я находился у него в заточении, — ответил Вэнь Цюнлинь. — Он подчинил меня своей воле при помощи железных гвоздей и изучал. Потом он исчез, и обо мне забыли. Я, впрочем, почти не помню этого времени. Зато помню, — и снова губы его дрогнули в подобии улыбки, — голос молодого господина, что позвал меня. «Почему ты так предан ему?» — хотел спросить Цзычэнь и даже начал писать вопрос, но смутился и стёр. Однако Вэнь Цюнлинь его понял. — Молодой господин Вэй был очень добр ко мне с самой первой встречи, — его голос, сухой и мёртвый, сейчас звучал почти нежно. — И он защищал меня и моих родных, хотя это и стоило ему многого. — Он подался вперёд, обнимая колени. — Вэй Усянь — самый добрый и благородный человек, что я встречал. Кто бы что о нём ни говорил. Это огромное счастье — что он вернулся. «Я тоже хочу, чтобы мой самый добрый и благородный человек вернулся, — подумал, стиснув зубы, Цзычэнь. — А если нет — хочу вместе с ним уйти на перерождение и встретиться в следующей жизни. Неужели я многого прошу?» Он снова начертал на земле: «Я думаю, что каким-то образом Сюэ Ян заточил часть души в этот меч, Юэцы». Вэнь Цюнлинь, прочитав, кивнул. — Полагаю, молодой господин Вэй решил так же. Цзычэнь вытянул из ножен за спиной Шуанхуа и погладил белоснежное лезвие. Он решил — когда они настигнут Сюэ Яна, именно этот меч прервёт его жизнь. *** Чем ближе они подходили к Юэяну, тем чаще заходили на постоялые дворы, чтобы послушать рассказы о слепом заклинателе. Люди шарахались от Призрачного генерала, но при этом, как ни странно, вид Цзычэня не пугал их. Заклинатель, как говорили, помогал всем без разбору. Он не брал ни денег, ни подарков — лишь иногда спасённые уговаривали его хотя бы разделить с ними трапезу. Но даже и тогда заклинатель довольствовался самыми крохами. — Как он упокоивает нечисть? — спрашивал Вэнь Цюнлинь, и люди отвечали: — Как и все заклинатели — мечом, талисманами. — А не было ли, — задавал Вэнь Цюнлинь следующий вопрос, — перед его приходом каких-то особенных возмущений? Может быть, много мертвецов поднялось из могил или нечисти стало сильно больше? В ответ люди качали головами. По всему выходило, что неведомый заклинатель и правда помогал людям. Цзычэнь не знал, что думать. Он не знал даже, какими словами обсудить это с Вэнь Цюнлинем. Что, если все они ошиблись, и это вовсе не Сюэ Ян? Что, если… Но дальше Цзычэнь думать отказывался — слишком больно становилось от вспыхивающей в сердце надежды. Они настигли свою цель на границе провинции, в захудалом, неблагополучном городишке, что болезненно напомнил Цзычэню город И. Какие-то проходимцы несколько недель назад разграбили местное кладбище — что уж они там надеялись найти — и с тех пор городок тревожили ходячие мертвецы. По слухам, именно сюда направился бродячий заклинатель с мечом по имени Осколок Луны. Пройдясь вдоль разграбленных могил, Вэнь Цюнлинь что-то пробормотал себе под нос, а когда Цзычэнь вопросительно посмотрел на него, сказал: — Я предположил, что он сам, возможно, их и потревожил. Цзычэнь кивнул. Это было бы вполне в духе Сюэ Яна. Но поднял ли он мертвецов или они встали сами? Этот вопрос тревожил Цзычэня, потому что если у Сюэ Яна есть возможность контролировать мёртвых, он вполне может попытаться взять под контроль его и Вэнь Цюнлиня. Призрачный генерал встал рядом. Цзычэнь покосился на его мёртвое и всё же такое выразительное лицо и подумал — как бы там ни было, а с Вэнь Цюнлинем Сюэ Яну не справиться. Слишком велика была верность Призрачного генерала своему создателю. А вот создателем Сун Цзычэня был сам Сюэ Ян. В ночи они устроили засаду близ кладбища. Недыщащие, не привлекающие насекомых, не нуждающиеся даже в том, чтобы пошевелиться, разгоняя застоявшуюся кровь, они застыли, как два изваяния, поджидая добычу. Ночь выдалась исключительно тёмная — старая луна умерла, а свет звёзд не пробивался сквозь затянувшую небо лёгкую пелену облаков. Цзычэнь как раз размышлял, а увидят ли они что-нибудь в этой мгле, когда глаза его уловили лёгкое свечение. Его испускало лезвие меча, пронзительное-белое, белее даже, чем Шуанхуа. В свете его было видно, что меч держит в руке человек, одетый в чёрное. Его неровно отросшие волосы были стянуты в высокий хвост, лицо его было бледным и таким измождённым, словно он испытывал постоянную боль. Одна рука его была отрезана почти до локтя. А глаза его охватывала белая повязка — и в сиянии белого лезвия были отчетливо видны капли крови на ней. Поражённый, Цзычэнь смотрел на слепого заклинателя. Он одновременно и узнавал, и не узнавал его. Без сомнения, это был Сюэ Ян и никто другой — это было его лицо, его манера держать меч, его движения. И в то же время это никак не мог быть он — Цзычэнь не мог вообразить, как бы смог человек, подобный Сюэ Яну, при всем его даровании лицедея, придать своему лицу выражение такой неизбывной муки. Пока он колебался, произошло неожиданное. Клинок в руке Сюэ Яна вдруг задрожал, а потом стремительно развернулся, указывая острием туда, где находились оба лютых мертвеца, и увлекая за собой своего владельца. Не успел Цзычэнь понять, что это значит, как оба — и меч, и человек — кинулись в их сторону. Он среагировал раньше Вэнь Цюнлиня. Два белых лезвия скрестились — Цзычэнь отразил атаку с Шуанхуа. Он не ожидал того, что произошло дальше. Слепой заклинатель замер, не пытаясь напасть снова. — Это ты, Цзычэнь? Цзычэнь закричал бы от боли и гнева, если бы мог. Однако прежде, чем он успел атаковать врага, за спиной Сюэ Яна воздвигся Вэнь Цюнлинь. Со звериным рыком он сгрёб его за плечи, притиснув руки к телу, швырнул наземь и сел сверху, прижав Сюэ Яна своим телом. Тот рассмеялся — это был жуткий, невесёлый звук, совсем не похожий на смех прежнего Сюэ Яна. — Тебя я тоже знаю, — произнёс он, — Призрачный генерал. — Ты до сих пор жив, — прорычал Вэнь Цюнлинь, — лишь потому, что нам нужно знать — что ты сделал с душой даочжана Сяо Синчэня? И снова в ответ прозвучал всё тот же жуткий смех. — О нет, — голос Сюэ Яна звучал как карканье, — что он сделал с моей душой? Ни Цзычэнь, ни Вэнь Цюнлинь не успели даже удивиться этому вопросу. Зазвучало низкое, утробное рычание, и они увидели большую группу ходячих мертвецов, что двигалась, пошатываясь, в их сторону. — Отзови их, — сказал Вэнь Цюнлинь, — или… — Я их не контролирую, — ответил Сюэ Ян. В то же мгновение его меч взлетел и ринулся на мертвецов. Стремительный, как белая молния, он метался среди ходячих, кроша их на лоскуты, а когда покончил с ними, рванулся назад, явно нацеливаясь на двух других неживых, которых чуял. Цзычэнь уже вскинул навстречу Шуанхуа, когда Сюэ Ян сказал негромко: — Стой. Меч замер, на мгновение завис в воздухе, а потом рухнул на землю. В этот момент Цзычэнь узнал его. Это был Цзянцзай — та же самая рукоять, такая же длина и форма лезвия. Только теперь клинок был совершенно белым, сияющим, словно искупался в чистом лунном свете. Цзычэнь даже замычал — так ему хотелось задать вопрос. Вэнь Цюнлинь поднял на него взгляд, а Сюэ Ян хмыкнул. — Небось про меч хочешь спросить? Цзычэнь кивнул, и Вэнь Цюнлинь перевел: — Да. — Это Цзянцзай, — Сюэ Ян пожал плечами. — Если хочешь знать, что я с ним сделал — ничего. Он сам стал таким. — После чего? — спросил Вэнь Цюнлинь. — После того, как ты спрятал в него душу Сяо-даочжана? Сюэ Ян зафыркал. — Трижды ошибаешься, Призрачный генерал. Не прятал, не я и не в меч. И когда никто из них не нашёл, что сказать на это, Сюэ Ян попросил: — Отпусти меня, Вэнь Цюнлинь. Я не нападу на вас. Они всё же связали Сюэ Яну руки и ноги — никто из них не мог ему доверять. Сюэ Ян не сопротивлялся — он вообще казался удивительно безучастным. Только сказал: — Когда придут ещё ходячие, вам придётся самим сражаться с ними. Я не могу долго управлять Юэцы, не прикасаясь к нему. — Почему здесь столько ходячих? — спросил Вэнь Цюнлинь. Сюэ Ян ответил: — Эта деревня давно под пятой местных разбойников. Несколько поколений живут в страхе перед ними. Разбойники приходят когда хотят, берут что хотят, насилуют женщин, убивают мужчин. В последний раз они были милосердны, — он хмыкнул, — всего лишь разорили кладбище. Но только вот большая часть мёртвых на этом кладбище — их или их предков рук дело. Поднялись все, — и он ухмыльнулся. — Местные рассказали тебе это? — спросил Вэнь Цюнлинь. Сюэ Ян покачал головой. — Из местных слова не вытянешь, они слишком напуганы. Всего лишь хотели, чтобы я упокоил мёртвых. Про разбойников я узнал сам. — Почему же ты не разберёшься с ними? Сюэ Ян неожиданно вспылил. — А сам как думаешь, тупой ты заика?! Я слеп! А Юэцы чует только нежить! Вдруг лицо его исказилось, словно от мучительной боли. Побледневшими губами он выговорил: — Прости меня, Вэнь Цюнлинь. Я не должен был говорить этих слов. Оба лютых мертвеца с изумлением смотрели, как после этих слов лицо Сюэ Яна немного проясняется, словно охватившая его боль становится тише. В голове Цзычэня мелькнуло — может быть, кто-то наложил на Сюэ Яна проклятие? — Так ты действительно слеп? — нарушил наконец тишину голос Вэнь Цюнлиня. Сюэ Ян хмыкнул. — Так сложно в это поверить? Он сдвинул с лица повязки, явив их взглядам пустые глазницы, что сочились кровью. Что-то похожее на жалость шевельнулось в душе Цзычэня. — Что с тобой случилось? — спросил Вэнь Цюнлинь, словно озвучивая его мысли. Жуткая улыбка исказила лицо Сюэ Яна. — Это очень длинная история, Призрачный генерал. Впрочем… мёртвым ведь некуда спешить.