Сюэ Ян должен умереть

Вы не знаете заклинателей, которые могли бы мне помочь? Пожалуйста, мне нужно найти заклинателей, которые могли бы мне помочь! Помогите мне, пожалуйста! Мне нужны заклинатели!.. А-Цин проснулась в слезах, с эхом собственного крика в ушах, с рассеивающимся ощущением боли в глазах. Вокруг было тихо и спокойно. Она лежала на мягкой белоснежной постели. Газовая занавеска, отделяющая кровать от остальной комнаты, чуть заметно колыхалась от движения воздуха. А-Цин приподнялась, опираясь на руки, ошарашенного глядя вокруг себя. Воспоминания возвращались стремительной волной — город И, жизнь с даочжаном и человеком, который оказался убийцей и врагом, появление другого даочжана и его смерть, и ужасная смерть Сяо Синчэня. Она помнила, как бежала оттуда и как расспрашивала всех, кто попадался ей на пути, пытаясь отыскать заклинателей, что могли бы ей помочь и уничтожить Сюэ Яна. Но вместо этого он настиг её сам. Вспомнив об этом, она в ужасе схватилась за свои глаза — но они были на месте, она могла видеть. И язык тоже был на месте — она ощущала его во рту и даже высунула, чтобы рассмотреть. И она была жива, а ведь совершенно точно Сюэ Ян нанёс ей смертельный удар. В этот момент в комнату вошёл человек — высокий, в белых одеждах. Сердце А-Цин бухнуло. — Д-даочжан? — позвала она срывающимся голосом. Человек отодвинул занавеску, представ перед ней — и нет, он совершенно не походил на даочжана Сяо Синчэня, хотя у него тоже было доброе, улыбающееся лицо — только вот улыбка была печальной. — Прости, милая, я не даочжан, — сказал он. — Мое имя Лань Сичэнь. — Где я? — спросила А-Цин, глядя на него во все глаза. Это совершенно точно был заклинатель — а кем ещё мог быть такой важный и красивый господин? Но как она попала к заклинателям? — Ты в Гусу, в Облачных Глубинах, обители моего ордена Гусу Лань, — ответил Лань Сичэнь. — Пожалуйста, не тревожься. Тебе не грозит здесь никакая опасность. — Господин, — она протянула к нему руки, чувствуя, как вскипают на глазах слёзы. — Мне очень нужна помощь. Меня преследует убийца, он убил моего друга… двух моих друзей. Пожалуйста, помогите бедной слепой девушке… Лань Сичэнь ласково улыбнулся, но в его улыбке промелькнула тень незлой насмешки, и А-Цин сразу замолчала, чувствуя, что сказала что-то не то. — А-Цин, — произнёс Лань Сичэнь, — я знаю, что ты не слепая. Более того, сейчас ты и не выглядишь как слепая, так что оставь эту ложь. Она тебе больше не понадобится. А что до преступника Сюэ Яна… — он глубоко вздохнул. — Сюэ Ян сейчас находится здесь, в Облачных Глубинах. И он умрёт завтра на рассвете. Она снова расплакалась — сама не поняла почему. Слишком велико было её горе и её страх, слишком туманно будущее. Но Лань Сичэнь положил ладонь ей на голову, как делал даочжан, погладил по волосам и тихо произнёс: — Ты в безопасности, А-Цин. Не бойся ничего и ни о чём не тревожься. Ты больше не одна. — Спасибо вам, господин, — пробормотала она сквозь слёзы. И вдруг спохватилась: — Ой, а что с телом даочжана? Он же остался там, в похоронном доме… — Тело даочжана тоже здесь, — уверил её Лань Сичэнь. — И завтра будет погребение. Мы ждали, когда ты проснёшься, чтобы ты могла с ним попрощаться. А-Цин всхлипнула и зарылась лицом в ладони. — А второй даочжан? — Что до этого… Лань Сичэнь отстранился, А-Цин подняла голову — и увидела высокую тёмную фигуру в дверях. Вскрикнув, она соскочила с кровати и кинулась к Сун Ланю. — Даочжан, даочжан! Он поймал её в объятия, и она уткнулась ему в грудь, поливая одежды слезами. — Прости меня, я не справилась, я не сумела остановить его, я не сберегла даочжана… Мне так жаль, так жаль! Она запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо — и застыла в изумлении и ужасе. У даочжана Сун Ланя, как и у даочжана Сяо Синчэня, не было глаз — их закрывала повязка, испещренная пятнами крови. — Но как же… — пробормотала она. — Твои глаза… ведь у тебя были глаза, глаза Сяо Синчэня. Что… Она смолкла, увидев наконец того, кто стоял у Сун Ланя за спиной. — Ты! Её захлестнула слепящая ярость. С диким криком она набросилась на Сюэ Яна, забыв о том, что он старше и сильнее её, что он заклинатель. Она колотила его руками и ногами, куда могла достать — а он просто стоял, привалившись к стене, и безропотно сносил её удары. — А-Цин, прошу тебя, пожалуйста, успокойся, — это Лань Сичэнь, обхватив за плечи, удерживал её. — Тебе не нужно этого делать. — Ты обманул меня! — завизжала она, теперь уже на Лань Сичэня. — Ты сказал, что он преступник и умрёт! — Он преступник и умрёт, — подтвердил Лань Сичэнь. — Он ходит у вас на свободе, он сбежит! — А-Цин, — Лань Сичэнь твёрдо взял её за плечи, слегка встряхнул, а потом развернул лицом к Сюэ Яну, — посмотри на него внимательно. Она посмотрела — и наконец увидела то, чего не заметила сразу, ослепленная яростью и скорбью. Сюэ Ян был слеп, подобно обоим даочжанам. Одна рука его была отрублена по локоть. Он был худ и бледен и вообще будто бы с трудом держался на ногах. Он не говорил ни слова, и А-Цин, вспомнив, насколько он всегда был болтлив, догадалась — у него теперь нет языка. Она вновь заплакала, теперь от ярости. Ей хотелось отнять у Сун Ланя меч и пронзить им сердце этого мерзавца. Ей хотелось схватить нож и резать его, резать и резать, на мелкие кусочки, пока он не умрет — и тогда, возможно, сердце её перестанет болеть от горя. Но как бы ей этого ни хотелось, она не могла так поступить с безруким слепым калекой. — Я никогда тебя не прощу! — закричала она. — Как ты мог так с нами поступить! Как ты мог так поступить с даочжаном! Никогда, никогда тебя не прощу! Она кинулась на постель и разрыдалась в голос. Кто-то подошёл к ней, коснулся рукой волос. Потом закрылась дверь. А-Цин решила, что осталась одна — от этой мысли стало совсем горестно и больно. Но тут кто-то присел на кровать рядом с ней и положил руку ей на макушку. — Я могу рассказать тебе, что случилось, пока ты спала, — сказал Лань Сичэнь. — Если ты готова выслушать. Она кивнула, и Лань Сичэнь начал говорить. Он говорил долго, и А-Цин сначала просто слушала его, потом плакала, потом гневалась и кричала: не нужно мне этого, не нужно мне золотого ядра, не хочу я быть заклинательницей, не нужно мне этих глаз и этого языка. А потом снова плакала. И, вцепившись в ханьфу Лань Сичэня, шептала сквозь слёзы — я просто хочу домой. Лань Сичэнь сидел на краю её кровати, пока она снова не уснула. В следующий раз А-Цин проснулась на закате, и вновь одна. Слёзы её высохли, плакать больше не осталось сил. Она лежала, прижавшись подушкой к щеке, и бездумно смотрела, как колышется занавеска. Потом раздался стук в дверь. — Дева Цин, — произнёс взволнованный молодой голос. — Прошу прощения, можно ли мне войти? Я принёс вам ужин. А-Цин совсем уже было ответила, что не хочет есть, но тут в животе у неё забурчало. Рассердившись сама на себя, она села на кровати. — Заходи! — велела она и, встав, скрестила руки на груди. Вошедший юноша был ей незнаком. А-Цин решила, что он, пожалуй, симпатичный, только вот он так отчаянно смущался, что лакированный поднос с мисочками в его руках дрожал. — Ужин в трапезной уже завершился, — сказал он, накрывая низенький столик укладывая рядом подушку, чтобы А-Цин могла сесть. — Но я… в смысле, мы. Мы решили, что вы голодны. И Цзэу-цзюнь сказал, что мы можем отнести вам ужин. — Кто это — Цзэу-цзюнь? — спросила А-Цин, снимая крышечки с мисок. Пахло потрясающе — кажется, она действительно была очень голодна. А-Цин принялась за суп. — Цзэу-цзюнь — это почтенный глава ордена Гусу Лань, Лань Сичэнь, — ответил ей юноша, аккуратно усаживаясь напротив и изящным жестом придержав рукав, чтобы налить чаю в маленькие чашечки. А-Цин невольно залюбовалась его движениями. — Так он глава ордена, — восхитилась она. — Такой добрый и ласковый. Я как-то не так себе представляла главу ордена. — Цзэу-цзюнь — замечательный человек! — горячо согласился юноша. — И его брат, досточтимый Ханьгуан-цзюнь, тоже. Мы вас обязательно познакомим! — Кто эти мы? — спросила она почти что весело — очень уж забавный был этот юноша. Он снова залился краской. — Я и… мои друзья… они тоже очень хотят с вами увидеться, дева Цин. — Хорошо, — А-Цин отложила палочки, настороженно глядя на него. — Сейчас? — Если вы не возражаете, — он моментально подскочил и кинулся за дверь, а А-Цин начала стремительно забрасывать в себя еду, не уверенная, что сможет есть спокойно в компании таких изящных молодых господ. Доесть всё она, впрочем, не успела — юноша вернулся с двумя другими, одетыми в белое и очень похожими. Все трое смотрели на неё сияющими глазами, и А-Цин страшно смутилась — поднялась, кое-как расправив своё платье, неуклюже поклонилась. Они поклонились в ответ — так низко, словно она была какой-то важной госпожой. — Дева Цин, — произнёс один из юношей в белом, что казался постарше, — мы так счастливы вас видеть. Я Лань Сычжуй из ордена Гусу Лань, — он снова поклонился и представил второго в белом: — Это Лань Цзинъи из ордена Гусу Лань. — Лань Цзинъи тоже поклонился. Лань Сычжуй же показал на того юношу, что пришел к А-Цин первым: — А это Оуян Цзычжэнь из ордена Балин Оуян. И они опять поклонились, все трое. — Вы все заклинатели, да? — от волнения А-Цин начала пищать. — А вы нас не помните, да, дева Цин? — радостно спросил Лань Цзинъи. — Мы пришли в город И уже когда… Лань Сычжуй ткнул его локтем и зашипел: — Тебе же сказали, она не помнит этого!.. — Не помню что? — насторожилась А-Цин. Лань Сычжуй глубоко вздохнул. — Дева Цин, вы сегодня так много услышали. Мне кажется, вам стоит отдохнуть, прежде чем узнавать что-то ещё. Мы всё вам расскажем со временем. Но пожалуйста, не мучайте себя сейчас. Она посмотрела на него, потом на остальных двоих. У них был взволнованный вид, но, кажется, они почему-то действительно были ей рады. А-Цин вдруг поняла, что прямо сейчас и в самом деле не хочет пока ничего больше знать. — Там есть чай, — выпалила она, указывая на столик и ощущая, что исчерпала на этом всю свою изящность. — Мы с радостью выпьем с вами чаю, дева Цин, — произнёс Лань Сычжуй, опустился перед столиком и взял чайник, придерживая рукав. В его исполнении это выглядело ещё красивее, чем у Оуян Цзычжэня, и А-Цин заулыбалась, глядя на него. — Я тоже могу разлить чай! — сердито сказал Лань Цзинъи. — Да, по столу, — невозмутимо согласился Лань Сычжуй и протянул А-Цин чашку — и едва не столкнулся руками с Оуян Цзычжэнем, который тоже протягивал А-Цин чашку. Юноши обменялись прохладными взглядами, и А-Цин, сдерживая смех, приняла чай у Лань Сычжуя. — А потом можем погулять, — сказал Лань Цзинъи. — Я покажу вам Облачные Глубины, дева Цин! — Да чего это ты покажешь! — в два голоса воскликнули Лань Сычжуй и Оуян Цзычжэнь, и А-Цин едва не обожглась чаем, пытаясь не рассмеяться в чашку. На рассвете за ней зашел Лань Сичэнь, и А-Цин вышла за ним следом. На ней было красивое белое облачение, которое принёс ей Лань Сичэнь, и А-Цин то и дело трогала ткань кончиками пальцев — ещё никогда она не носила ничего такого дорогого и красивого. Но она враз забыла о своём новом наряде, когда они вышли к помосту, на котором был сложен погребальный костёр. Белая фигура лежала поверх поленьев, и А-Цин, всхлипнув, прижала пальцы к губам и бегом бросилась к помосту. Лицо даочжана Сяо Синчэня было красивым и спокойным. Он будто бы улыбался, и даже шрам на его шее почти не был виден. Казалось, он мирно спит. А-Цин взяла его руку, прижала к губам, заливаясь слезами. Потом склонилась над ним и поцеловала в лоб. — Ох, даочжан, прости, что я была такой глупой. Не помогла тебе, не защитила… — Ты не виновата, — сказал за спиной чей-то голос. Она обернулась — и увидела совсем молодого мужчину, красивого, одетого не в белые, как почти все здесь, но в черные одежды. Он печально посмотрел на неё, потом на Сяо Синчэня. Он казался А-Цин неуловимо знакомым, но она никак не могла вспомнить, откуда знает его. — Меня зовут Вэй Усянь, — сказал он и коснулся руки Сяо Синчэня. — Даочжан был моим шишу. Только я узнал о нём слишком поздно… Он глубоко вздохнул, печально глядя на Сяо Синчэня. Потом сказал: — Иди, А-Цин, пора начинать. Она не осмелилась спорить. Спустилась с помоста, робко глазея по сторонам и от души жалея, что не может больше прикидываться слепой. Вокруг помоста собралось уже много людей, и никого из них А-Цин не знала, кроме Лань Сичэня, но тот беседовал с таким важным на вид стариком, что она не осмелилась подойти. — Дева Цин! Она обернулась и облегченно вздохнула, увидев двух молодых Ланей и Оуян Цзычжэня. — Здесь столько людей, — сказала она, подойдя к ним. — Сяо Синчэнь был очень известен в мире заклинателей, — ответил Лань Сычжуй. — Поэтому с ним хотят проститься. А-Цин сердито подумала, что лучше бы эти люди, среди которых он был так известен, помогли ему, когда он был ещё жив. Но она не стала говорить этого вслух — похороны не место для ссор. Вдруг она вздрогнула и широко распахнула глаза. — Он! Почему он здесь?! Они подошли к помосту вдвоем — даочжан Сун Лань и Сюэ Ян. А-Цин с волнением смотрела, как Сюэ Ян, спотыкаясь, подходит к телу Сяо Синчэня, как находит на ощупь его руку, а потом опускается на колени. Сун Лань проделал то же самое — и встал за спиной Сюэ Яна. В руках его холодно блеснул морозными узорами меч, который А-Цин немедленно узнала — Шуанхуа, что принадлежал Сяо Синчэню. Лезвие прижалось к горлу Сюэ Яна. Вторая ладонь Сун Ланя легла Сюэ Яну на плечо — и тот поднял свою единственную руку и положил поверх его. Они переплели пальцы. Вэй Усянь подошел к помосту и что-то положил перед Сюэ Яном. А-Цин увидела, как губы преступника шевельнулись, будто он что-то сказал. Вэй Усянь склонил голову и отступил на шаг. Солнце, показавшееся из-за края горизонта, озарило троих на помосте. В тишине запела струна, и Сун Лань вздрогнул всем телом. А-Цин увидела, как сжались переплетённые пальцы. Легко скользнул меч, кровь потекла из-под клинка. Сквозь пелену перед глазами А-Цин увидела, как лицо Сюэ Яна дрогнуло — и будто опустело. В пение струн вплелась флейта. Несколько мгновений Сун Лань стоял на месте, опустив голову, будто глядя на убитого у своих ног. А потом осел на помост и сделался недвижим. Сморгнув слёзы, А-Цин украдкой покосилась на юношей. К облегчению своему, она увидела, что они тоже плачут. Вэй Усянь и с ним ещё один господин, в белом, ужасно похожий на Лань Сичэня, поднялись на помост, и Вэй Усянь поднял тело Сюэ Яна, а второй господин — Сун Ланя, и они сложили мёртвых на погребальный костер, к даочжану Сяо Синчэню. Вэй Усянь поднёс ладони к поленьям — и те занялись огнём. Вэй Усянь и его спутник сошли с помоста. Языки пламени взметнулись в небеса, почти невидимые в лучах разгорающегося солнца. А-Цин жмурилась, глядя на костер, и ругмя ругала себя — вот же дура, сейчас самое время плакать! Но слёз не было. Наоборот, стало очень хорошо и спокойно на душе. Она смотрела, как догорает костер, и вместе с пламенем догорали в её душе и горе, и страх, и гнев, и жажда мести. Когда пламя отгорело, и Вэй Усянь принялся собирать прах, а господин в белом — помогать ему, А-Цин совсем уже собралась было тоже прийти на помощь, как вдруг сообразила, откуда она знает Вэй Усяня — вернее, где слышала его имя. — Вэй Усянь! — воскликнула она. — Как же… тот самый Вэй Усянь?! Старейшина Илина? — Да, — подтвердил Лань Сычжуй, и все трое заулыбались. — На самом деле он совсем не такой страшный, как говорят легенды. — Вообще не страшный, — добавил Лань Цзинъи. — Отличный заклинатель и учитель, — горячо подтвердил Оуян Цзычжэнь. — Я ничего не понимаю, — призналась А-Цин. — Это что, ещё одна история, которую мне потом расскажут? Юноши смущенно переглянулись, но их спас Лань Сичэнь. — Тебя долго не было, А-Цин, — сказал он, ласково улыбаясь. — Так что да, у нас много историй, которые тебе стоит услышать. Но не все сразу. — Он пошел вперёд, жестом пригласив А-Цин следовать за собой. — У нас с тобой есть очень важный вопрос, который надо обсудить в первую очередь. Они остановились под тем самым деревом, где перед похоронами Лань Сичэнь беседовал с важным господином. А-Цин, робея, подняла глаза на главу клана. — У тебя теперь есть золотое ядро, а это значит, что ты можешь стать заклинательницей, — произнёс он. — Скажи, хотела бы ты стать адептом ордена Гусу Лань? Я знаю, что ты сирота. Мы могли бы принять тебя в клан Лань. Что скажешь на это? Хотела бы ты зваться Лань Цин? — Я н-не знаю, — от волнения она начала заикаться. — Я же совсем необразованная, господин глава клана. Даже писать не умею. Куда мне учиться заклинательству… — Мне кажется, что ты очень способная, — сказал Лань Сичэнь ласково. — И быстро всему научишься. Конечно, сначала будет тяжело, но уверен, ты справишься. Подумай об этом, А-Цин. Она неуклюже поклонилась и едва ли не бегом сбежала в свой домик. Здесь она наконец впервые с того момента, как проснулась, подошла к зеркалу. Её лицо осталось прежним, как и тело — не повзрослело ни на день. Да и с чего бы? Если верить рассказу Лань Сичэня, она несколько лет была мертва. Она прижала ладонь к животу, к тому месту, где теперь у неё было то самое золотое ядро, что дает заклинателям возможность творить чудеса, убивать нечисть, летать на мечах… Интересно, она тоже будет летать на мече, если станет заклинательницей? Да у неё и меча-то нет… Наконец она посмотрела себе в глаза. Это больше не были слишком светлые слепые бельма — нет, теперь она смотрела на мир ясными, внимательными, ласковыми глазами, которые видела прежде совсем недолго — на лице Сун Ланя. И которые на самом деле принадлежали даочжану Сяо Синчэню. Разве теперь, когда у неё его глаза, она может подвести его? Отказаться от возможности сражаться со злом, как это делал он? Внезапно, повинуясь какому-то хулиганскому импульсу, она высунула язык. Вот он совершенно не отличался от прежнего — да и отличаются разве одни языки от других? А-Цин невольно фыркнула, вдруг ощутив себя очень сильной. Да разве будет ей теперь что-то страшно, когда у неё внимательные глаза Сяо Синчэня и злой язык Сюэ Яна? Кто-то постучал в дверь, и А-Цин, всё ещё посмеиваясь, кинулась открывать. Вошли Лань Сичэнь и Вэй Усянь. Первый улыбался, а второй, подмигнув ей, вдруг выложил перед ней три меча. — Что… это мне?! — Конечно, — сказал Вэй Усянь. — Ты их наследница. Можешь выбрать тот, что тебе по душе, а можешь не выбирать и обзавестись когда-нибудь своим. А эти передашь своим детям. — Каким ещё детям? — рассердилась А-Цин. — Не будет у меня никаких детей, я собираюсь стать заклинательницей! — Ну, это не мешает… — начал было Вэй Усянь, но А-Цин его уже не слушала. Она взяла Шуанхуа, прижалась к рукояти лбом на несколько секунд. Потом отложила его. Погладила кончиками пальцев Фусюэ, но не стала брать его в руки. А потом потянулась к третьему мечу. Он был короче и уже первых двух, и свет странно играл с ним — меч казался то угольно-чёрным, то ослепительно белым. А-Цин медленно вытянула его из ножен. — Цзянцзай, — сказала она. — Я его знаю. — Вообще-то у него есть и другое имя, — сказал Вэй Усянь. — Ты можешь, если хочешь, называть его… — Мне нравится имя Цзянцзай, — сказала А-Цин. — Ниспосылать несчастья можно разным людям. — Тебе решать, — согласился Вэй Усянь, улыбаясь. — Ну, тогда я пошёл. И он вышел, оставив Лань Сичэня и А-Цин вдвоём. — Выходит, ты решила? — спросил глава клана Лань. А-Цин широко ему улыбнулась. — Да. Я стану заклинательницей! Она взмахнула мечом, едва не срезав кусок занавески, и Лань Сичэнь рассмеялся. — Ну что ж, Лань Цин, тогда вот тебе мой первый урок… *** Морозное лезвие Шуанхуа холодит шею. Твердая рука лежит на плече. Сюэ Ян сжимает холодные пальцы. Он ощущает присутствие Вэй Усяня — тот кладет перед ним мешочек. «Прощайте, учитель Вэй», — произносит он одними губами и слышит в ответ: — Прощай, ученик. Звенит гуцинь. Солнце касается лица. Воздух пахнет — влажной травой, утренними цветами. Рассветом. Его друг, его прощение, его даочжан Сун Лань твёрдой рукой сжимает его ладонь, и его мужество — это всё, что сейчас есть у Сюэ Яна. И душа Сяо Синчэня в его душе — сейчас Сюэ Ян чувствует её остро, как никогда прежде. Он не ощущает боли. Просто что-то в нём будто лопается. Он пытается вдохнуть всего один, последний раз. Тьма не смыкается над ним — тьма с ним всегда. Тьма не смыкается над ним — над ним разливается свет. Он стоит в океане золотистого света, и обе руки у него на месте, и он видит, и язык его вновь при нём. — Вот и свиделись. Даочжан Сяо Синчэнь стоит перед ним, и глаза его смеются. А рядом с ним стоит даочжан Сун Лань — и его взгляд строгий, но тёплый. — Мне можно с вами? Голос дрожит. Но Сяо Синчэнь смеётся весело и самую чуточку удивлённо и протягивает ему раскрытую ладонь. И Сюэ Ян вкладывает в неё руку — на которой больше нет увечья. — Конечно. Нам теперь по пути.