Сюэ Ян должен умереть

Трактат целительницы Вэнь Цин листали аккуратно — переплёт разваливался, из него выпадали листы. Часть книги была обожжена, на страницах Цзычэнь видел пятна крови. Вэй Усянь скользил пальцем по строчкам, бормоча вслух, и иногда Цзычэнь выхватывал отдельные слова: «отсечь меридианы», «место сосредоточения», «в сознании». — Не больше, чем я помнил, — проговорил он наконец мрачно. — Ты же не надеялся, что кто-то написал про то, как пересадить золотое ядро в мёртвое тело, — фыркнул Сюэ Ян. — Не особенно, — согласился Вэй Усянь. — Но было бы нелишне… Он снова замолчал, шурша страницами. Потом заговорил снова, и в голосе его звучала обреченность: — Никто из нас не является опытным целителем, каким была Вэнь Цин. Вероятно, мы даже не сможем извлечь золотое ядро, не повредив его. К тому же это можно сделать только когда тот, чье ядро извлекают, находится в сознании. Это… это невообразимо больно. Сюэ Ян дёрнул плечом. Цзычэнь видел его лицо — бледное, но в остальном совершенно такое же, как всегда: юное, нахальное, с призраком злой усмешки в уголках губ. Как же так выходило, что он действительно видел даочжана Сяо Синчэня в этом человеке? — Больно и больно, — сказал Сюэ Ян. — Боль я переживу. Что дальше? — Дальше, — Вэй Усянь втянул воздух. Он тоже был бледен, не хуже Сюэ Яна, словно один только рассказ об извлечении золотого ядра причинял ему нешуточную боль. — Дальше необходимо переместить золотое ядро в средоточие ци принимающего тела. Если всё получится, ядро само соединится с меридианами, даже если они были грубо оборваны. Но тут, как ты понимаешь, ядро должно их создать. В мёртвом теле. — То есть, — заговорил до того молчавший Лань Сичэнь, — мы не имеем ни малейшего представления, как поведёт себя золотое ядро в мёртвом теле, верно? Велика вероятность, что оно попросту сгинет. — Я в этом уверен, — мрачно сказал Вэй Усянь. — Мне представляется, что это неоправданный риск, — произнёс Лань Сичэнь, переводя взгляд на Сюэ Яна. Тот, словно почувствовав, что на него смотрят, скривил губы. — Это моё золотое ядро! — произнёс он громко. — Мне так или иначе предстоит умереть, чтобы отпустить душу даочжана. Так почему бы не попытаться? Сработает — хорошо. Не сработает — ну так и что, жаль, что ли? — То есть, — спросил Вэй Усянь, не сводя с него взгляда, — ты готов выдержать пытку, возможно, впустую? — А тебе меня жаль, учитель Вэй? — оскалился Сюэ Ян. — Я замучил и убил сотни безвинных людей. По моей вине Призрачный генерал больше десятка лет провел в безнадёжном заточении. Я выкосил всех близких даочжана Сун Ланя и ослепил его. Я лгал даочжану Сяо Синчэню, вынуждал его убивать людей, по моей вине он прикончил своего друга! Я разбил его сердце и душу! По моей вине он плакал кровью! По моей вине он перерезал себе горло! Я вырезал язык Слепышке, ослепил и убил её! Вам — меня — жаль?! Он замолчал, тяжело дыша, но эхо его голоса всё ещё звенело между полками. Юные адепты таращились на него, раскрыв рты, но на трёх лицах: Лань Сычжуя, Лань Цзинъи и Оуян Цзычжэня — блестели слёзы. Вэй Усянь же смотрел на Сюэ Яна с такой мукой в глазах, словно каждое слово было ударом ножа ему под сердце. — Ты считаешь, если умрёшь мучеником, это искупит твою вину? Так вот — нет. Я знаю. Я пробовал. — Я хочу, — голос Сюэ Яна звучал сдавленно, — чтобы, когда мы с даочжаном встретимся вновь — если встретимся — он не отвернулся бы от меня. Я что угодно для этого сделаю. Несколько секунд прошли в гробовой тишине. Потом Вэй Усянь зажмурился и тряхнул головой. — Проклятье, — выплюнул он сквозь зубы. — Ладно, будь по-твоему. Я возьму твоё золотое ядро и помещу его в А-Цин. И пусть будет что будет. Лань Чжань, — он повернулся к своему мужу и будто уцепился за него взглядом, словно Лань Ванцзи был его единственной опорой в мире, — поможешь мне подготовиться? И нужно будет помещение. Лань Ванцзи молча кивнул. Сюэ Ян и Цзычэнь вернулись в домик с гробом. Сопровождать его, слепого, поддерживая под локоть, стало так естественно за последние дни, что Цзычэнь сам не заметил, в какой момент протянул руку, чтобы Сюэ Ян смог, опираясь на неё, подняться. Посреди домика всё так же стоял гроб с телом Сяо Синчэня, на полу валялись разбросанные листы и кисти. Сюэ Ян не знал этого, но краска, что принёс Цзычэнь, была белой, и выходило так, что написанное им мог прочесть только слепой. Сюэ Ян сел, привалившись спиной к стене, а Цзычэнь принялся собирать листы, на ощупь отыскивая чистые и одновременно разглядывая его. Он всё меньше ел в последнее время, словно тело предчувствовало скорую смерть, и кожа его побледнела, а под ней проступили кости. Сюэ Ян никогда не был особенно красив, не в пример господам из клана Лань или самому Сяо Синчэню (а про себя Цзычэнь судить не мог), привлекательность его во многом исходила из обаяния. Раньше его глаза сверкали, а рот всё время готов был к смеху. Тогда Цзычэнь не думал о его привлекательности — разве можно было применить это слово к жестокому убийце? Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что да, многие сочли бы Сюэ Яна, возможно, даже красивым. Сейчас в его исхудавшем, измученном облике не было ни красоты, ни обаяния. Но при этом он будто светился изнутри, словно его тело стало не более чем оболочкой для чего-то большего. Это должно было радовать, но Цзычэнь не чувствовал радости. «Он скоро умрёт», — подумал он, не сводя с Сюэ Яна глаз. И эта мысль тоже не принесла радости. Месть за Сяо Синчэня, за храм Байсюэ была рядом, на пороге — и Цзычэнь понимал, что она не принесёт ему ни удовлетворения, ни успокоения. Он не хотел, чтобы Сюэ Ян умирал. Он не хотел терять и его тоже. Стиснув зубы, Цзычэнь подвинул к себе чистые листы и принялся стремительно писать на них. Сюэ Ян повернул голову на шорох, но не выказал обычного для себя любопытства, не кинулся выхватывать исписанную бумагу у Цзычэня из рук и не взял листы даже тогда, когда Цзычэнь сунул их ему едва ли не под нос. — Нет. Цзычэнь заскрипел зубами и попытался буквально впихнуть листы Сюэ Яну в руки. Тот не шевельнулся. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты просишь меня остановиться. Ты считаешь, даочжан не был бы против. Я согласен. Он не был бы против, если бы я остался жить вместо него, если бы я прошёл его путь за него, основал с тобой орден вместо него, был бы им для тебя. И у меня получится. Я отлично умею играть Сяо Синчэня. Я так хорошо сыграл бы его, что стал бы им. Я взял бы его имя, и в один прекрасный день ты сам и весь мир поверили бы, что нет никакого Сюэ Яна из Куйчжоу, а есть даочжан Сяо Синчэнь. И нашу с ним историю переписали бы, и рассказывали бы, что Сяо Синчэнь одолел злобного убийцу, или не одолел и умер, но потом воскрес, или даже захватил тело Сюэ Яна и превратил его в себя. — И знаешь что, Цзычэнь? Я не боюсь умереть. Никак не боюсь. Если бы я стал Сяо Синчэнем и навсегда утратил Сюэ Яна, это было бы справедливо. Это было бы лучше даже для самого Сюэ Яна. Он так и остался бы в воспоминаниях злобным, жестоким, но всегда весёлым убийцей, без чести, без совести, без раскаяния — не тем существом, что ты видишь перед собой. — Но я устал. Я больше не хочу. Моё тело устало, но сильнее всего устала моя душа. Знал бы ты, какой тяжёлый этот кусок, что он прицепил к моей душе, будто я пудовый груз на себе влачу. Сбросить бы его, пойти и сжечь какую-нибудь деревню, трахнуть визжащую девку в крови её женишка, запытать кого-нибудь, низачем, просто чтобы посмотреть, как он будет корчиться, рыдать и просить пощады. Я ведь жить хочу, даочжан! Я хочу жить — но не так, не как Сяо Синчэнь, или ты, или все вы. Я так не умею. Меня не научили. Он замолчал, тяжело дыша. Повязка на глазах вновь напиталась кровью. Он пытался вытирать лицо, не замечая этого, и теперь кровавые разводы были пересечены полосками белой краски. — Сюэ Ян должен умереть, — прошептал он. — И ты тоже, даочжан Сун Цзычэнь. Посмотри на нас. Мы же два трупа. Не спорь, ты же знаешь, это правда. Вэнь Нин более живой, чем я. Мы должны умереть и освободить душу Сяо Синчэня. Но Слепышка всего этого не заслужила, и если есть шанс дать ей жизнь — давай им воспользуемся. Несколько мгновений Цзычэнь смотрел в его истерзанное болью, залитое кровью, как слезами, лицо. Потом обнял Сюэ Яна за плечи, притянул к себе и поцеловал. Сюэ Ян ответил — губы его дрожали, поцелуй прерывался рыданиями, но они не останавливались, не размыкали губ. Цзычэнь целовал его, убийцу своей семьи, человека, что отнял у него всю его жизнь — и он не мог забыть ничего из этого, и в то же время не мог не чувствовать огромной, горькой жалости. — Прости меня, — услышал он сорванный шепот у самого уха, когда поцелуй закончился. — Прости меня… И Сун Лань обнял Сюэ Яна, уложив его голову себе на плечо. *** На закате все собрались перед миньши. Цзычэнь пришёл одним из последних — он вообще не был уверен, что есть нужда в его присутствии, но оставаться в стороне всё равно не смог бы. Чуть раньше они расстались с Сюэ Яном на пороге домика: Сюэ Ян сказал, что хочет умыться, а Цзычэню просто нужно было побыть одному. Вероятно, и Сюэ Яну тоже. Подойдя к миньши, он в первую очередь увидел большую группу юных адептов, бледных от волнения. Трое из них — Лань Сычжуй, Лань Цзинъи и Оуян Цзычжэнь — стояли чуть поодаль, сгрудившись вокруг чего-то. Мгновение спустя Цзычэнь понял, что это гроб. А-Цин. Надо было подойти, но он не мог. Вместо этого он оглянулся в поисках кого-то из главных действующих лиц — и к удивлению своему увидел в паре десятков шагов от себя, под раскидистым деревом, Вэй Усяня и Сюэ Яна. Они разговаривали о чём-то, негромко и серьезно, лицо Сюэ Яна было чистым, как и повязка на глазах, а одет он был в белое ланьское ханьфу. Он был так сокрушительно похож на Сяо Синчэня, что у Цзычэня заныло мёртвое сердце. Потом он увидел, как Сюэ Ян становится на колени и утыкается лбом в землю перед Вэй Усянем. Тот смотрел на это без смущения, но с мучительной горечью в лице. Потом наклонился, помог Сюэ Яну подняться. Они оба повернулись в сторону Цзычэня. — Ты готов, Сун-даочжан? Цзычэнь чуть не подпрыгнул от неожиданности, услышав вопрос над самым ухом. Обернувшись, он увидел Вэнь Цюнлиня. — Кто-то должен будет удерживать Сюэ Чэнмэя, — пояснил тот в ответ на немой вопрос. Лицо Призрачного генерала было печально. — Тот, из кого извлекают ядро, очень мучается и не может оставаться неподвижен, а это, как ты понимаешь, необходимо для успеха операции. Цзычэнь ошарашенно смотрел на него. Показалось ему, или Вэнь Цюнлинь действительно говорил о чём-то, чему сам был свидетелем… или в чём участвовал? — Удержать будет сложно, — продолжал тем временем Вэнь Цюнлинь. — Я помогу тебе. Они вошли в миньши: Сюэ Ян, Вэй Усянь, Лань Ванцзи, Лань Сичэнь, Вэнь Цюнлинь, Сун Цзычэнь и трое юношей, несущих гроб. — Молодцы! — похвалил их Вэй Усянь. — А теперь… — Мы останемся! — сказали они в три голоса. И Лань Сычжуй добавил: — Мы не будем мешать. — Гуцинь при тебе? — спросил его Лань Ванцзи, и когда юноша воодушевлённо кивнул, взмахом головы подозвал его к себе. Они сели в стороне, уложив на колени инструменты, и Лань Сичэнь присоединился к ним с флейтой. Вэй Усянь провел Сюэ Яна в центр круга из магических символов и там помог лечь. Вэнь Цюнлинь сел у него в ногах, положив ладони на щиколотки, а Цзычэнь положил голову Сюэ Яна себе на колени и сжал его плечи. Тот судорожно вздохнул и завёл руку назад, вцепившись в запястье Цзычэня. — Надеюсь, я не буду сжимать слишком сильно, не хотелось бы оторвать тебе руку, — хмыкнул он. — Приделаем, — отозвался Вэй Усянь. — Починить труп — не проблема. Сюэ Ян зафыркал. — Учитель Вэй такой милый. — Лучше бы ты себе язык вырвал, чем глаза, вот право слово, — проворчал Вэй Усянь, присаживаясь на колени рядом с ним. Сюэ Ян рассмеялся и показал ему упомянутый язык. — Что за ребёнок… Ты готов? — Да, — ответил Сюэ Ян и глубоко вздохнул. Запели струны гуциня, к ним присоединилась флейта. Это звучало Успокоение. В воздухе разлился сладкий аромат, и Вэй Усянь и Сюэ Ян вздохнули синхронно. Потом Цзычэнь увидел, как Вэй Усянь заносит над грудью Сюэ Яна правую руку. Ладонь окружало золотистое свечение. Лицо Вэй Усяня дрогнуло, он сложил ладонь лодочкой и медленно, но неотвратимо погрузил её в грудь Сюэ Яна. Лицо того исказилось. Мгновением спустя он закричал, выгибаясь дугой. — Держите его! — рявкнул Вэй Усянь и сам вдавил свободную руку в живот Сюэ Яна, фиксируя его. — Он не должен двигаться. Вэнь Цюнлинь обхватил Сюэ Яна за бёдра, практически ложась на его ноги — лицо его было искажено такой гримасой, словно это ему причиняли нестерпимую боль. Цзычэнь вдавил плечи Сюэ Яна в пол; рука на его запястье сжималась с такой силой, словно хотела сломать кость. Лицо Вэй Усяня заливал пот. Ладонь его мелко двигалась в груди Сюэ Яна, будто обрывала что-то, и Цзычэнь догадался — отсекает меридианы. Он не был уверен, как долго это длилось. Воздух звенел от нескончаемых криков, и кроме них Цзычэнь слышал только сорванное, мучительное дыхание Вэй Усяня. Но вот он разогнулся, опираясь на левую руку, и медленно потянул правую из груди Сюэ Яна. Тот зашелся криком, переходящим в хрип. Рука показалась — на треть, наполовину, на две трети… Она светилась почти нестерпимо ровным золотистым светом. Когда Вэй Усянь извлёк ладонь полностью, Цзычэнь увидел в ней ровное, сияющее, как маленькое солнце, золотое ядро. Долю мгновения Вэй Усянь смотрел на него, будто заворожённый. Потом начал подниматься, но ноги подвели его — он зашатался и упал бы, если бы за его спиной не возник Лань Ванцзи. Без лишних слов он подхватил Вэй Усяня на руки и стремительно понёс к гробу с А-Цин. Мимо промелькнули две белые тени — Лань Сичэнь и Лань Сычжуй. За спиной загомонили. Но Цзычэнь этого уже не слышал — всё его внимание принадлежало Сюэ Яну. Тот лежал, обмякший, будто неживой, и Цзычэнь сгрёб его в объятия, затащил на колени, затряс, пытаясь привести в чувство. Прямо перед ним возник Вэнь Цюнлинь с миской в одной руке и влажной тканью в другой. Он положил компресс Сюэ Яну на лоб, достал из миски губку и принялся протирать ему лицо. Губы Сюэ Яна разомкнулись, он хрипло выдохнул и снова сжал запястье Цзычэня. — Слепышка… что с ней?.. — Мы пока не знаем, — ответил Вэнь Цюнлинь, извлекая из рукава склянку. — Вот, выпей это. — Что за… — Сюэ Ян дернулся, пытаясь высвободиться из рук Цзычэня. — Вам двоим заняться нечем?.. — Выпей, сказано! — рявкнул вдруг Вэнь Цюнлинь и с силой толкнул его в грудь. — Не заставляй даочжана волноваться! — Ух ты, — после паузы выдал Сюэ Ян. — Всё время забываю, что ты всё же лютый, особенно когда слышу твой лепет… Вместо ответа Вэнь Цюнлинь сжал его нижнюю челюсть, заставляя открыть рот, запрокинул ему голову и влил лекарство ему в рот. А пока Сюэ Ян откашливался, поднялся на ноги и отошёл к группе возле гроба А-Цин. Откашлявшись, Сюэ Ян повернулся к Цзычэню. — Пока не знаю, как я, — ответил он на невысказанный вопрос. — Непонятно. Он попытался встать, но Цзычэнь не позволил ему — подобно Лань Ванцзи, подхватил на руки и отнёс к остальным. Золотое свечение охватывало тело А-Цин. Лань Ванцзи, Лань Сичэнь и юные адепты одновременно вливали в неё ци, и тело, что разложилось до костей, на глазах обретало прежнюю плоть. — Получилось? — дрожащим голосом спросил Сюэ Ян. — Сейчас узнаем, — ответил Вэй Усянь, извлекая из рукава мешочек-ловушку. Он бережно развязал тесемки, поднёс мешочек к светящемуся телу и перевернул его. Несколько мгновений не происходило ничего. А потом грудь девушки под остатками рваной одежды медленно поднялась — и опустилась, и губы её приоткрылись, выпуская первый вздох. И следом за ней вздохнули все, не исключая двух лютых мертвецов. Лань Сичэнь протянул руку, положил ей на лоб. — Пусть спит пока, — пояснил он. — Ей нужно набраться сил и открыть глаза в более приятном месте. — Да, только есть одна проблема, — сказал Вэй Усянь. — У неё нет глаз. — Две проблемы, — поправил его Сюэ Ян. — У неё нет ещё и языка. — Они были отняты при жизни, и потому вместе с истлевшей плотью не восстановились, — в голосе Лань Сичэня звучала печаль. — Что мы можем тут сделать? — Но это же очевидно, — отозвался Сюэ Ян и прижался головой к плечу Цзычэня. На губах его блуждала усталая, но счастливая улыбка человека, который всё для себя решил. — Мёртвым не нужны ни глаза, ни язык. Так ведь, даочжан? И Цзычэнь кивнул.