Когда Наместница вернется домой

Оххх, вот же ж ее угораздило. Залезть в Тень с ногами! Впрочем, это лучше, чем слететь с моста, получить дюжину булыжников по тушке и героически помереть в проклятой крепости посреди орлейских песков. Тут даже никто не скажет «Хотя бы она умерла в Адаманте!» Минутная слабость, это противное чувство вины, и готово — она осталась прикрывать отход Инквизитора и Логэйна. Теперь сидит доедает последнюю булку и примеряется к жуткого вида луже. Откуда вообще в Тени вода? Но раз уж имеется, ее пить можно? А без фатальных последствий для организма Второго дитя Создателя? Нет, все же она за свою вину самую дорогую цену заплатила. Прямо с лихвой. Потому что не она же одна Корифея освобождала. А что остальные? Варрик вступил в Иквизицию, где стойко превозмогает все невзгоды: скачет на коротких ножках по пескам и лесам, выносит занудство Тревельяна и побои Кассандры. На деле неплохо спрятался от Торговой Гильдии и узнал самую большую поклонницу своих любовных романчиков. Себастьян просто откупился: шлет Инквизиции золото из семейных запасников. А Бетани вообще словно и не при чем, никто о ней и не вспомнил, так с нее и взятки гладки. Мариан же тут, опять рвет жо… жилы за сестру. Все, поди, думают, что она погибла в бою с Кошмаром. А вот и нет, она целехонька. Тварь была такая огромная и неповоротливая, что спрятаться под лапой и продержаться до момента, когда Тревельян захлопнет разрыв, оказалось совсем несложно. Только ее выкинуло не пойми куда. В Тени, впрочем, все одно сплошное не пойми где, и только Черный Город на горизонте маячит. Так близко. Корифей говорил Тревельяну, что видел трон Создателя, и тот был пуст. Такие как Корифей не врут — огромное эго не позволяет. Стало быть, трон Создателя есть, да еще и не занят. Ну, раз она тут все одно застряла, то надо попробовать прогуляться до такой достопримечательности. Примостить туда свой зад. Посмотреть, что из этого получится. Она уже чувствовала, как ее манит этот трон, и ноги сами несли вперед. Тягу к власти Мариан чувствовала давно, но она просто маячила на дальних задворках сознания. Ясно проблеснула в самый неожиданный момент: в ночь, когда кунари рвали Киркволл, а Мередит и Орсино препирались возле захваченной Крепости Наместника. Как ей хотелось сказать — я, я поведу вас! Но тогда она просто призвала их работать вместе. В ту ночь ее назвали Защитницей Киркволла. Это, безусловно, придало ей веса в обществе, но реальной власти не дало. Приказывать она по-прежнему могла разве что своей «ораве бестолочей», как она их любовно называла, и то лишь в бою. Душа просила большего, а разум не видел способа добыть желаемое. В чем-то Мариан была как Изабела: ривейнка была капитаном, с кораблем и командой, пока все не ушло на дно. После такого пиратка была готова хоть с демонами якшаться, чтобы получить новый корабль. Что как минимум раз и провернула. Но в остальное время пила да ошивалась в борделе. Мариан такие утешения не прельщали. У Авелин была власть над ее стражниками. И большего она не хотела. Счастливая женшина! У Варрика и вовсе власти было многовато на его вкус. Бартранду выжгло мозги, и младший брат остался главой дома Тетрас. Дешир Торговой гильдии, не меньше! А он от них прятался в соборе. В церкви искал покоя еще один знакомый. Себастьян понимал, что такое желать власти. Парень с детства мечтал занять трон Старкхвена, но перед ним было еще два старших брата. Потом их не стало, и надо было собирать армию, чтобы скинуть узурпатора-марионетку. Но не получалось. Себастьян старался откинуть мысли о короне и остаться в церкви. До конца жизни молиться, поститься и слушать проповеди. Мариан решила присоединиться. Заполнить Песнью Света разрыв между желаемым и достижимым. Они тогда даже поженились. Церковный брак будущих Сестры Мариан и Брата Себастьяна. И вот как-то раз ночью они стояли на коленях возле той огромной статуи Андрасте, оба в красно-синих рясах послушников, молились, а потом замолкли. Мариан так и не смогла отделаться от мысли «Да что ж я такое творю со своей жизнью?!» и повернулась к своему спутнику. А он на нее смотрел так же, с тем же недоумением. Недолго они таращились друг на друга круглыми голубыми глазищами. Взялись за руки, встали да ушли к ней в поместье.