Их игра

Сердце в грудной клетке бьётся о рёбра в такт быстрым шагам. Громко цокая каблуками, Аделаида несётся по длинному коридору фамильного поместья, руками придерживая подол платья, чтобы не споткнуться об него и не упасть. Это было бы чертовски обидно — проиграть ему именно таким нелепым образом. Аделаида торопливо облизывает пересохшие губы, бросает встревоженный взгляд на массивную дверь и, не раздумывая ни секунды, толкает её, подобно маленькому урагану врываясь в просторное помещение. Обеденный зал встречает её оглушающей тишиной. Девушке кажется, что она сейчас может расслышать даже стук собственного сердца. Глаза с увеличившимися зрачками замечают массивный деревянный стол, который является единственным препятствием в этой комнате, способным ей помочь. Топот чужих шагов за спиной выдёргивает Адель из транса. Она вновь движется вперёд, подобно порыву осеннего ветра забегая за стол и наконец останавливаясь. Опираясь бледными ладонями о деревянную поверхность, Аделаида пытается перевести дыхание, при этом, не отрываясь, следя за дверью. — Ты недостаточно стараешься, любовь моя, — тихий, вкрадчивый голос заставляет девушку вздрогнуть, на подкорке сознания оседая липкой патокой, а уже буквально через секунду появляется и сам его обладатель. Диего неторопливо входит в зал, смотря на Адель с торжествующей улыбкой. Он явно чувствует себя хозяином положения. Впрочем, как и всегда. Загнал свою жертву в ловушку и радуется. — Раньше тебя было сложнее поймать, — мужчина громко хмыкает, не спеша двигаясь в сторону девушки. Остановившись у противоположной части стола, Диего чуть склоняет голову набок, разглядывая Аделаиду теперь уже под таким углом. В его глазах сверкают хищные огоньки, от которых у девушки по коже марширует предательский табун мурашек. — Что такое? Соскучился по чувству проигрыша? — Аделаида сверкает вызывающей улыбкой, внимательно продолжая смотреть на своего личного дьявола, который, пока что, спокоен, но в любую секунду может сорваться с цепи и наброситься на неё. А Адель ещё не до конца поняла, чего ей хочется больше — вот так играючи держать его на расстоянии или же нарочно подпускать к себе ближе, каждый раз боясь обжечься о чужое пламя. — Когда-нибудь я вырву твой длинный язычок, любимая, — мужчина скалится по-волчьи, совершая первое движение. Он делает первый шаг, огибая стол, но Адель начеку. Она плавно скользит в противоположную сторону, продолжая улыбаться, чем сильно выводит Диего из себя. Эти игры в кошки-мышки ему порядком надоели. Он достаточно долго гонялся за ней по морям, ждал на протяжении многих лет момента, когда его законная жена будет принадлежать ему не только по праву, но и телом, и душой. Его не пугал чёртов туман, ожившие мертвецы и даже сам морской дьявол. И теперь, когда его и Аделаиду разделяет лишь жалкий кусок дерева, он не собирается останавливаться. Он вновь шагает вправо, пытаясь обогнуть стол, но Адель быстрее. Громко хихикнув, будто нарочно провоцируя его ещё больше, она плавно скользит влево, уходя от него дальше. Она продолжает широко улыбаться и смотрит на него своими бездонными глазами так вызывающе, что все здравые мысли моментально покидают голову, оставляя после себя лишь раскалённые нити желаний и ничем не прикрытую похоть. — Ну же, поймай меня, — Адель невинно взмахивает длинными ресницами, делает глубокий вдох, из-за чего грудная клетка натягивает тонкую ткань платья. Диего следит жадным взглядом за обнажёнными ключицами, скользит чуть ниже по бархатной алебастровой коже и задерживается на кромке платья, поддерживающего грудь. Самоконтроль и выдержка адмирала стремительно тают и летят в тартарары. Когда Диего злится, он становится по-особенному привлекательным. Аделаида понимает, что все её желания крайне странны и ненормальны. Как человек, доставивший ей столько моральной боли, может вызывать такие сильные эмоции? Почему от одного взгляда на него под кожей начинают расцветать бутоны огня, а кожа буквально плавится? Адель вновь облизывает губы и опускает взгляд ниже, натыкаясь на загорелую грудь адмирала. Полы расстёгнутой рубашки болтаются по краям и совсем не скрывают стальных мышц, которых она так любит касаться. Аделаида мешкает, позволяет себе отвлечься буквально на мгновение, но и этого хватает, чтобы Диего оказался рядом. Девушка вскрикивает, когда чуть шершавая ладонь обхватывает её запястье и грубо тянет на себя. Не удержав равновесия от резкого толчка, Адель буквально валится на мужчину, моментально обжигаясь о жар его тела. Глаза Диего сверкают недобрым огнём, когда он, не давая девушке времени опомниться, подхватывает её под бёдра и сажает на стол. Руками торопливо задирает платье, заставляя Адель развести ноги шире и втискиваясь между ними. Грубо, властно, так, как умеет только он. — Не играй с огнём, девочка, — шипит Диего, после чего жадно набрасывается на её губы. Он не спрашивает разрешения, он не ждёт ответа — он делает то, что хочет, получая от этого максимум удовольствия. Адель раскрывает рот, впуская его горячий язык внутрь. Она отвечает ему на поцелуй, больше напоминающий укус. Словно они не ели несколько дней и оголодали настолько, что сейчас беспощадно рвут друг друга на куски. Адель вздрагивает, когда ладонь мужчины с громким хлопком опускается ей на бедро. Диего рывком задирает её платье выше, отстраняется ненадолго, чтобы стянуть с неё ненужные тряпки. А когда Аделаида оказывается полностью обнажённой, он скользит жадным взглядом по нежной коже, очерчивает каждый плавный изгиб, получая извращённое удовольствие от осознания того факта, что она полностью принадлежит ему — как он всегда и хотел. — Я не боюсь обжечься, — шепчет Адель, сама же потянувшись навстречу требовательным касаниям. Подставив бархатную кожу горла под требовательные поцелуи, она на ощупь пытается стянуть с него мешающую сейчас рубашку. Когда ей это удаётся, девушка обхватывает ногами талию Диего и притягивает его к себе ещё ближе, распадаясь на тысячи атомов от обжигающего контакта тел. Это то, что нравится им обоим. То, к чему они привыкли. Сводить друг друга с ума, каждый раз оказываясь на грани, на остром лезвии ножа. И останавливаться никто не хочет, потому что это их игра. Дикая, аморальная, неправильная и исковерканная, но их собственная, понятная только им двоим.