Их игра

— Эмма, остановись! Девушка вздрагивает, обхватывает себя руками ещё крепче, пытаясь согреться, но не останавливается. Она упорно продолжает идти дальше, борясь с сильными потоками ветра, которые будто пытаются снести её с лица этой планеты. Эмма плачет, вытирает пальцами слёзы, размазывая тушь по щекам ещё больше. Видели бы её сейчас фанаты. Вовсе не идеальная звезда с красных дорожек, а побитый жизнью человек. Голливуд умеет ломать людей — с этим не поспоришь. — Эмма, хватит, прекрати этот фарс! — голос Дэвида такой непривычно громкий. Он орёт ей вслед, догоняет несколькими широкими шагами. Обхватывает шершавой ладонью предплечье, резко разворачивая к себе и доставляя боль. Его пальцы впиваются в мягкую кожу, оставляя красные пятна. — Отпусти меня! Убери руки! — Эмма шипит подобно змее, загнанной в угол. Она вроде ещё сопротивляется, кусается, но яда не осталось совершенно. Этот человек, сверлящий её тяжёлым взглядом, забрал абсолютно всё. — Бежишь к своему копу? — буквально выплёвывает Дэвид, сжимая руку ещё крепче и с толикой удовольствия замечая, как Эмма морщится от боли. Хорошо, пусть так. Она должна почувствовать хоть сотую долю той агонии, в которой он горит уже долгое время. — А если и так? То что? — Эмма задирает подбородок, смотрит с вызовом в голубых глазах и так яростно готовится защищать своего недоумка с жетоном, что Тарино на секунду становится даже смешно. Глупая, совсем глупая Эмма. Вроде давно выросла, а всё равно продолжает верить в сказки. — Почему он? Почему ты выбрала его? — Дэвид искренне не понимает. Он не привык к отказам, он не готов смириться с поражением. Эмма, наверное, просто сошла с ума, иначе объяснить это невозможно. Раз за разом она возвращается к этому отбросу, неотёсанному грубияну, который дальше своего кабинета в участке мир-то и не видел. Он ничего ей не даст, он не будет любить её так, как она того заслуживает. Так, как любит её сам Дэвид. — Тебе не понять, — Эмме всё же удается вырвать руку из стальной хватки. Она трёт ладонью покрасневшую кожу, смотрит на Дэвида и чувствует, как губы вопреки воле растягиваются в улыбке. Ситуация до того дикая и абсурдная, что в смех бросает. Где вездесущие журналисты, когда они так нужны? Такой материал пропадает, даже жаль. — Я был готов положить целый мир к твоим ногам, — Дэвид приближается к ней, а Эмма с трудом сдерживает смех. Чёрт возьми, ещё год назад она бы отдала всё, лишь бы услышать эту ужасно пафосную фразу из уст своего кумира. Она так долго шла к этому, надеялась и мечтала, а в конечном итоге всё оказалось пустышкой. Просто пшик! — В этом и проблема, Дэвид, — девушка качает головой, опускает взгляд к своим ногам, разглядывая стразы на дорогих туфлях. Они сверкают в свете уличных фонарей, стоили уйму денег, между прочим, а на деле же оказались такой же бесполезной яркой мишурой, как и её жизнь в последнее время. — Мне не нужен весь мир. Я нашла свой собственный в нём, — и то, как она произносит последнее слово, ставит окончательную точку в их отношениях. Эмма решила, она сделала выбор. Она в кои-то веки положилась не на свои безупречные мозги, а на четырёхкамерное за рёбрами. — Ты подохнешь с ним, — Дэвид вдруг улыбается по-отечески мягко, протягивает руку и кончиком пальца стирает слезинку с её щеки. Эмма дёргается, делает шаг назад, увеличивая между ними расстояние. — Умрёшь от скуки и разочарования. — Зато умру человеком, а не куклой, — шепчет девушка, продолжая улыбаться. Эмма чувствует такую невероятную лёгкость, что не передать словами. Она избавилась от оков, разорвала сдерживающие её цепи. Очень скоро она будет счастлива. — Знаешь, почему он? — спрашивает блондинка, облизывая пересохшие губы. — Он принимает меня такой, какая я есть. Не пытается переделать под себя, не наряжает во все эти тряпки, не толкает на красную дорожку и не торгует моим телом. Ему всё это не важно, он во мне человека разглядел, понимаешь? Он по частям собирает то, что ты разрушил. Ты сломал меня, Дэвид, — Эмма говорит едва слышно. Длинные пряди волос больно бьют её по лицу, лезут в глаза, мешая сосредоточиться на стоящем напротив человеке. Из-за холодного ветра тело покрывается предательскими мурашками, но Эмма всё равно чувствует себя лучше, чем когда-либо. — Ты был уверен, что заставляешь любить себя, но на деле же лишь взращивал во мне чувство ненависти. О, как же сильно я тебя ненавидела. Эмма громко хохочет, и от этих режущих слух звуков Дэвид морщится. Девчонка совсем потеряла разум. Стоит перед ним в своём изодранном дизайнерском платье, с разводами туши на щеках и с дьявольской улыбкой на губах. — Но всё прошло. Ничего не осталось, никаких чувств к тебе, — Эмма приближается, становится к нему практически вплотную и выплёвывает эти слова. Всё же находит в себе жалкие остатки яда. — Я. К тебе. Ничего. Не чувствую. И каждое слово точно в цель, в самое яблочко. Они ржавым ножом врезаются в нутро, переворачивая всё и отравляя своим ядом. Он течёт по венам, достигает сердца и намертво парализует, запечатывает все чувства. Дэвид смотрит на неё ещё немного, только сейчас осознавая, что он сам сделал её такой. Сам превратил в холодное изваяние милую, наивную девочку, приехавшую покорять Голливуд. — Ты права, Эммс, — его тонкие губы растягиваются в подобии усмешки. Он отточенным до идеала жестом заправляет светлую прядь волос ей за ухо, большим пальцем поглаживает нежную кожу щеки и продолжает смотреть в голубые глаза напротив. — Мертвецы ничего не чувствуют, — тихо говорит он, замечая, как на дне её бездонных омутов мелькает страх, а затем приходит понимание. *** Уже целую неделю все газеты пестрят громкими заголовками, а по телевизору идёт непрерывный поток новостей касательно смерти молодой актрисы. Но это ненадолго, очень скоро о ней забудут так же, как о сотнях других. Она просто задержалась в студии до ночи, ей банально не повезло оказаться на улице в позднее время. Свидетелей нет, улик тоже. И это, вроде как, не удивительно. Такое случается. Звёзды в Голливуде загораются и гаснут стремительно, оставляя после себя лишь имена в титрах. Фанаты Эммы чувствуют грусть от утраты кумира. Джефф, сидя в своём кабинете и в сотый раз вчитываясь в детали её дела, чувствует сильную адскую боль, разрывающую его изнутри на кровавые ошмётки. А Дэвид, пьющий любимый раф и прослушивающий новых актрис на роль, чувствует лишь слабый укол разочарования. Потому что да — такое, действительно, иногда случается.