Верю

      Паша сам до конца не знал, зачем сделал это, но наутро, проснувшись в спальне Сергея и увидев самого ошарашенного Костенко, Вершинин ни о чём не жалел. Он сладко зевнул и потянулся, довольно поглядывая на генерала, стоящего у кровати.       — С добрым утром. И как спится на моей подушке? — С максимальной деликатностью спросил Сергей, вешая пиджак на спинку кресла.       — Ты сам вчера сказал, что дом в моём распоряжении, — беззаботно парирует парень. — А спится отлично.       — Это я точно не имел ввиду, — с акцентом на первое слово недовольно проговаривает Костенко. — Давай договоримся, что эта спальня моя, а твоя следующая по коридору, ничем не хуже.       — Там холоднее, — врёт парень, — и ещё одиноко.       — А здесь прямо интерактив, — раздражается генерал с каждой секундой сильнее. Паша считает это победой.       Нет, он вовсе не хотел разозлить Сергея, но вчера он сам расстроился и решил, что раз Костенко не приедет, то можно занять его комнату. Это было инфантильное решение. Но эффект получился интересным. Да и постель здесь, кажется, мягче.       — Злишься? — В лоб спрашивает Паша. Костенко тяжело вздыхает:       — Нет. Просто тяжёлая ночь. Надеялся отоспаться утром, а тут ты.       — Мне уйти?       Сергей отмахивается рукой:       — Оставайся уже. На диване лягу.       Паша тихо смеётся.       — Зачем на диване? Я могу подвинуться. — И снова неодобрительный взгляд. — Как хочешь…       Костенко и правда спит на диване в гостиной, и Вершинин не может перестать глупо улыбаться, глядя на него. Парень терпеливо выжидает, заранее придумывая темы для бесед. Тем, к сожалению, набирается крайне мало. Конечно, можно без конца болтать о погоде, но вряд ли им обоим понравится такой диалог. Спрашивать о работе нельзя — государственная тайна. А стоит спросить о расследовании в отношении Глобал Кинтек, и в ответ скорее всего расспрашивать начнут его, как подозреваемого.       Паше приятно, что Сергей снова здесь. Уставший, немного злой, но кажется таким родным. Наверно потому что сейчас только он и остался у Паши в зоне досягаемости. Жаль, что этот Костенко совсем не знает его, в отличии от того, другого, который наблюдал за ним с рождения. Паша ему совсем чужой. Вершинин хочет рассказать генералу об этом, но он не может. Или не хочет? Может, это их второй шанс на мирное сосуществование без Припяти, убийств и старых обид? В груди остро кольнуло, когда Паша вспомнил гибель своих друзей. Когда он вспомнил, кто виноват в их смерти. Но это теперь неважно. Этот Костенко совсем другой, Паша чувствует это инстинктивно и доверяет ему.       За обедом они смотрят новости по тв, и Паша не помнит, когда был последний раз так умиротворённо счастлив. Словно вся суета этого мира разом сошла на нет, и все проблемы улетучились. Остались только этот стол, Сергей напротив него, разогретая еда из какого-то китайского ресторана, которую Костенко привёз с собой, голос ведущей из телевизора и нелепая кружка «С любовью из Карелии» со скрытым любовным посланием от телефонистки.       — Я так и знал, что это твой дом, — между делом сообщает Паша.       — Верно, Шерлок, — усмехается Сергей, — я это и не скрывал.       — Чувствую потребность извиниться за спальню, — выпаливает Вершинин, из всех сил стараясь не раскраснеться. — Был не прав.       — Проехали.       — На твоей постели мягче, кстати.       — Хочешь махнуться? — Внезапно спрашивает Сергей, и Паша давится чаем.       — Ну можно, — растерянно отвечает парень, чувствуя подвох.       — Ладно. Но не за просто так, — хитро улыбается Сергей, придумывая на ходу условия обмена. — Давай так: один вопрос — с тебя ответ, но честный.       «Всё-таки допрос», проносится в мыслях у Паши, но он соглашается.       — Когда после самолёта я вёз вас пятерых в отдел, ты начал описывать мою старую квартиру в Припяти. Откуда?       Паша понял, что попал. Прямо здесь и сейчас. Из-за какой-то спальни, ну просто смешно. Он долго молчит, глядя в тарелку, а Сергей сверлит его взглядом, не моргая.       — Всё равно не поверишь, давай не будем, — просит Паша, но получает отказ.       — Ты сам согласился, так что отвечай на вопрос. — Тон приказной, спорить бессмысленно. Ложь Сергей заметит сразу. Паша делает глубокий вдох:       

— Мы были знакомы. Немного. Я был в той квартире.       — Я тебя не знаю, — уверенно говорит Костенко, и это звучит как приговор. — Я уехал из Припяти в 85-м, тебя даже на свете не было. Ты был в уже заброшенной квартире после аварии, зачем? Откуда ты знал, что квартира моя?       — Это был другой ты, — выдавливает из себя парень и сжимает губы в тонкую линию. В прошлый раз он отвечал то же самое.

       Сергей устало вздыхает.       — Понятно, — на удивление спокойно говорит он. — Захочешь поменяться комнатами и заодно рассказать правду — дай мне знать, ладно?       Сергей не верит. Как и прежде. Но и не выбивает правду. Он словно поменял тактику подхода и теперь просто ждёт, когда Вершинин сам всё выложит как на духу. Паша бы выложил, но ему и тогда не поверят.       — Ты за этим поселил меня у себя? — Осторожно интересуется парень. — За правдой?       — Хочешь или нет, но ты всё равно мне всё расскажешь. — Это не звучит угрозой, скорее фактом.       

— Я бы с радостью, но не сейчас, — тихо просит Вершинин, пряча взгляд от пристальных глаз напротив.       — Смотри как бы не оказалось слишком поздно, — предупреждает Сергей, и Паша прокручивает у себя в голове эти слова несколько раз. Слишком поздно для чего? Для признания?       Больше они не говорят об этом. Вечер они коротают, сидя на диване всё также перед телевизором, в миллиметрах друг от друга.       Паша упускает тот момент, с которого всё идёт не так, потому что он прикрывает глаза и тянется к чужим губам. Он касается своими губами лица напротив и ожидает чего угодно: удара, смеха, вопросительной интонации, отталкивания, но точно не безразличия. Костенко, не двигаясь, молча смотрит на Пашу и разрешает себя целовать. Он не отвечает, он терпеливо выжидает, пока Вершинин краснеет и после короткого поцелуя отрывается от него.       — Ладно, убедил, — по-прежнему спокойно отвечает Сергей. — Можешь спать в моей спальне, а я в соседней.       Паша больше не находит в себе силы смотреть на генерала и потому тупо разглядывает обои на стене, тяжело дыша и крепко сжимая рукой подлокотник дивана. Костенко больше ничего не говорит и неторопливо выходит из гостиной. Паша готов провалиться сквозь землю.