Верю

      Когда Сергей возвращается, они оба не знают, с чего начать разговор.       «Я просмотрел содержимое планшета», осведомляет парня генерал. Немой вопрос Паши висит в воздухе, и Костенко добавляет: «Верю». Паша улыбается. Широкой открытой улыбкой. Искренне. Сергей чувствует себя нелепо, когда улыбается в ответ.       Паша остаётся жить у него. Да и проблему с Киняевым никто не отменял. Теперь стало очевидно, почему тот так порывается избавиться от детей. «Не детей», поправляет сам себя Костенко.       Теперь с Пашей они обсуждают лишь прошлое и совсем не упоминают настоящее, в котором пару дней назад Вершинин поцеловал Сергея. Эта тема негласно становится табу, которое лучше не вспоминать. По крайней мере, так решил Костенко. Пашу никто не спрашивал.       И всё кажется нормальным, пришедшим в порядок, пока Вершинин снова не начинает чудить.       — Я думал, мы всё выяснили, — растерянно заявляет Паша, когда его мягко останавливают.       — Но точно не это.       — Ты идиот, если и в этом мире бросишь меня, — обиженно отвечает Паша, после чего настойчиво предпринимает вторую попытку поцеловать генерала. Сергей больше не противится. Паша больше не чужой.       Это нихрена не нормально. Ни разу. Потому что Паша слишком сладко целуется. Потому что Костенко сам обнимает парня за талию, сам прижимает к себе, сам углубляет поцелуй. Они не помнят, как добирались до спальни, по дороге срывая друг с друга одежду и разбрасывая её по лестнице.       Вершинин извивается в руках, тихо стонет от каждого прикосновения. Эти звуки завораживают и сводят с ума одновременно, и Сергей чувствует, как его затягивает всё сильнее. Пашу бросают на кровать и крепко держат за запястья, боясь упустить. Паше и этого мало.       Наверно, парню стоило заранее предупредить, что это его первый раз. Костенко не хотел, чтобы Вершинин запомнил всё не так, как себе представлял. А Сергей был уверен, что парень представлял это, и не раз. Генерал целует шею, спускается к ключицам, сжимает костлявые плечи. Рассеянный взгляд полузакрытых глаз, смотрящих на него снизу вверх, срывает тормоза. Пашу мелко потряхивает от нетерпения, когда Костенко проводит пальцами по его слегка выпирающим рёбрам. Стоит провести рукой вниз по животу, и парень выгибается почти идеальной дугой, жадно хватая ртом воздух.       Паша до боли кусает запястье и шумно выдыхает, когда в него входят. Первые толчки и громкие стоны. От переизбытка ощущений сводит мышцы, и пальцы, до белых костяшек сжимающие одеяло, не слушаются и отказываются разгибаться. Сергей понимает, что нежно точно не получится, потому что Паша сам этого не хочет.       Вершинин жалобно поскуливает, когда его втрахивают в постель, и протяжно на выдохе произносит имя генерала, когда кончает. Костенко смотрит на него сейчас и не может насмотреться: взъерошенные короткие волосы, раскрасневшиеся губы и вереница засосов на шее и груди. В следующий раз, а он точно будет, Сергей обещает сделать всё нежнее. Если Вершинин об этом попросит.       — Тебе придётся уволить твою фсбшную охрану или взять с них подписку о неразглашении, — улыбается парень, отдышавшись и окончательно приходя в себя. — Потому что эти точно всё слышали.

       — Подумаешь, — отзывается Костенко, обнимая парня и целуя в лоб, — просто переведу их в другой отдел.       — Нравственных порядков, — смеётся Паша, вновь затягивая Сергея в долгий поцелуй.