***
Будильник, заведённый на 8:00, конечно же не сработал. Меня разбудил истошно орущий телефон. — Только не говори мне, что проспала! — злости в твоём голосе не было, однако звучал он строго и почему-то слегка вкрадчиво. Таким голосом стоило бы спрашивать, кто был плохой девочкой, и перечислять, что этой девочке причитается за её поведение... Я стряхнула со спины мурашки и с силой провела ладонью по лицу. Спросонья в голову вечно лезло чёрт-те что. — Я писала тебе сообщения, ты читала? — Солнце, я, видимо, всё-таки забыла вчера поставить будильник. Дай мне пятнадцать минут, и я буду готова! — протараторила я и сбросила вызов, не дожидаясь ответа. Мессенджер возмущённо мигал значком непрочитанных сообщений. Абонент «Русалочка». «Доброе утро, котик» «Напиши мне, как соберёшься» «Буду через 20 минут» Последнее сообщение пришло пятнадцать минут назад. Я бросила телефон на кровать и помчалась собираться. Когда я вылетела из подъезда, ты уже ждала в машине, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю. — Прости-прости-прости, — я плюхнулась на переднее сидение и чмокнула тебя в щёку. Ты на мои щенячьи нежности и запыхавшийся вид никак не отреагировала, но в спокойной просьбе пристегнуться мне послышался тот же вкрадчивый металлический звон, что и в телефонном разговоре. И мурашки по спине побежали те же самые. Машина рванула с места, я наконец-то перевела дух и решила сосредоточиться на одном из своих любимых зрелищ. Смотреть, как ты водишь, всегда было для меня, маленького фетишиста, отдельным удовольствием. Как обманчиво спокойно лежат на руле твои руки, как ты легко обгоняешь кого-то, как еле заметно прищуриваешься, переключая скорости... Резко — но надёжно, рисково — но уверенно. В такие моменты ты выглядела способной управлять чем — или кем — угодно. Опасной, властной. И, чего уж греха таить, сексуальной. Я поймала себя на том, что стала глубже дышать. В машине мне показалось жарко, я бездумно расстегнула пальто, ослабила шарф... и поняла, что решение надеть вместо блузки облегающее платье с декольте было грандиозным стратегическим просчётом. Или победой — это как посмотреть, потому что чаще дышать стала не я одна. Ты — по-прежнему воплощение самообладания и концентрации — продолжала спокойно перестраиваться в потоке машин, но дыхание тебя выдавало. И лёгкий румянец, поползший по скулам и шее. И взгляды, мимолётные, но ощутимо тяжёлые и жгучие. А соскучилась-то не только я, оказывается. Интересно... Соблазн подразнить тебя был слишком велик. Я, как бы невзначай, поёрзала на сидении, устраиваясь поудобнее, и закинула ногу на ногу. Коварное платье сползло выше, и в разрезе юбки показалась кружевная резинка чулка. Ты в очередной раз украдкой стрельнула глазами в мою сторону — и отвела взгляд только через долгие пару секунд. Тонкие пальцы крепче стиснули руль, ты прибавила скорость и резко вошла в поворот. Сердце у меня враз провалилось куда-то к ослабевшим коленям, в ушах слегка зашумело от адреналина — и осознания: ты хочешь меня. Ты, такая строгая и серьёзная, мчишься сейчас по шоссе, заставляя тяжёлую машину идеально тебя слушаться — и хочешь меня, хочешь настолько, что с трудом себя контролируешь. Это сводило с ума. Ты притормозила у тротуара за квартал до нашего корпуса, и я, заматываясь в шарф, бросила на тебя недоумевающий взгляд. — Не хочу, чтобы твои одногруппники сплетничали по углам. Хорошего дня, — слова прозвучали спокойно, но едва уловимая хрипотца в голосе говорила сама за себя. Моё маленькое представление явно возымело эффект, вот только понять бы ещё, какой именно... — Иди, не то опоздаешь. Конечно, можно было бы поспорить и повредничать, но шестое чувство нашёптывало, что вот именно сегодня не стоит. Я не слишком грациозно — коленки всё ещё предательски дрожали — выбралась из машины и быстрым шагом направилась к нашей обители знаний. Переживать насчёт учёбы я планировала начать чуть позже — первой парой шла история, насчёт которой я совершенно не тревожилась. С преподавательницей, Эммой Станиславовной, у нас были исключительно тёплые отношения, и я не боялась, что она начнёт меня допрашивать с пристрастием сразу после больничного. Не боялась и получить выговор за опоздание — подлетая к аудитории, я бросила взгляд на часы и обнаружила, что пара уже пять минут как началась. Однако за дверью обнаружились только галдящие одногруппники. И где?.. Вопрос, уже крутившийся у меня на языке, так и остался не озвученным, потому что в этот самый момент — я как раз успела плюхнуться на своё место — в кабинет вошла высокая девушка в клетчатой рубашке и чёрных брюках. Сердце моё пропустило удар... другой... и с почти слышимым грохотом провалилось куда-то вниз. Катя. — Добрый день. Меня зовут Екатерина Михайловна. Эмма Станиславовна заболела, надеюсь, вы не против, что я ненадолго её подменю. Итак, не будем тратить время на долгие прелюдии, приступим. Сегодня поговорим о... Я не слышала, о чём ты рассказывала. По правде говоря, я вообще ничего вокруг сейчас не слышала и не видела — только тебя. Зачитывай ты в таком виде телефонный справочник — я бы и его приняла за лекцию. Строгие брюки подчёркивали умопомрачительной длины ноги, классический кожаный ремень не вызывал ни единой приличной мысли, а рубашка в мелкую клетку вообще пробуждала только одно желание — расстегнуть её. Немедленно. Или, ещё лучше, дёрнуть полы в стороны, чтобы пуговицы застучали по полу, а твоя грудь... Видимо, думала я слишком громко — ну, или тебе просто захотелось отомстить мне за утреннюю демонстрацию в машине. Не прекращая размеренно вещать, ты расстегнула пару верхних пуговиц рубашки и расправила воротник, проведя ладонью по шее и затылку. Я почувствовала, что меняюсь в лице, как светофор: краснею... и должна была уже позеленеть, как услышала свою фамилию. — ...произошло в этом году? Мельникова? Ты меня слушала или у тебя есть занятие поинтересней? Я невольно сглотнула, лихорадочно пытаясь вспомнить, что произошло, в каком году, и на каком я сейчас свете. Получалось, откровенно говоря, так себе — в твоём голосе пел в полную силу тот самый металл, что слышался мне раньше, пел негромко, но настолько подчиняюще, что мысли неконтролируемо путались. С задних парт начало доноситься тихое хихиканье, я безуспешно пыталась совладать с речевым аппаратом, а ты всё испепеляла меня взглядом. Прошло долгих полминуты, прежде чем ты, отчаявшись добиться от меня ответа, переключилась на другого несчастного. Я прерывисто выдохнула — удар молнии меня миновал, однако гроза ещё не закончилась. До самого конца пары я просидела, бездумно пялясь в белизну тетради и чувствуя на себе твой прожигающий, как клеймо, до костей взгляд.***
Прозвенел звонок. Я практически успела выскользнуть из аудитории, когда сильные пальцы аккуратно прихватили меня за руку повыше локтя. Сердце затрепыхалось, как мышь в когтях у коршуна. — Как же это так получается? — ты смотрела доброжелательно, даже ласково — но мне неконтролируемо захотелось спрятаться. — Весь семестр я отовсюду слышу о том, какая ты способная... — твой голос становился ниже с каждым словом, и я, словно загипнотизированная, совершенно упустила момент, когда ты убрала от меня руки... и заперла дверь. На ключ. У меня за спиной. — Все в один голос твердят, какая ты умница, и как у тебя всё прекрасно получается… А что на самом деле? Ты не можешь ответить на простой вопрос! — Катюш, но… ты же прекрасно понимаешь, что сбило меня! — я постаралась, чтобы мои слова прозвучали уверенно, и мне это почти удалось. Почти — потому что сложно звучать уверенно, когда тебя впечатывают спиной в стену и целуют, целуют так, что ты забываешь о провокациях, оправданиях и обидах. Так, что в голове стучит только одна мысль — подчиниться этим губам. Жёстко, жарко, голодно, одной рукой упёршись в стену над моим плечом, а другой — мучительно нежно скользя по щеке. Я почувствовала себя мышкой в мышеловке... но, видит Бог, это было лучшее место на свете. Идея побега умерла, не родившись. Однако с воспитательными мерами ты, как выяснилось, ещё не закончила. — Совершенно не понимаю, что же могло тебя так отвлечь от лекции. Вот я, например, абсолютно не отвлеклась на твоё маленькое представление в машине! Твоя рука стремительно спустилась с моей щеки на шею, и сжалась — крепко, ровно на той грани, когда касание может обернуться болью. За три бесконечных секунды я успела удивиться, испугаться... и вспыхнуть как спичка. А на четвёртой секунде страх испарился окончательно, выжженый твоими руками, накрывшими мою грудь. Дрожащими пальцами я вцепилась в отвороты рубашки и потянула тебя к себе. Пуговицы не слушались, ноги подкашивались, а ты... А ты была неумолимо и прекрасно жестока. — Скажи мне, маленькая похотливая сучка... — поцелуй в шею... — ты считаешь свою утреннюю выходку забавной? — поцелуй превратился в укус, и я сдавленно вскрикнула.— Или, может, забавно то, как ты пожирала меня глазами всю лекцию? — К-конечно, нет, просто… — язык мне совершенно не подчинялся, и я со сладким ужасом поняла, что не смогу оправдаться и уйти от наказания. Сил еле хватало, чтобы устоять на ногах — а ты, мучительно тщательно огладив мою грудь и слегка ущипнув соски сквозь ткань, прижалась ближе, запуская руки под платье. — Что «просто»? — кончиками пальцев ты скользнула по бедру и очертила резинку чулка. — Ты «просто» устроила в моей машине едва ли не стриптиз? «Просто» вырядилась сегодня так, словно хотела, чтобы тебя хорошенько оттрахали?! Радуйся — я могу это организовать! Ответить я не успела — ты схватила меня за руку, крутанула, и в два движения нагнула над столом... над тем самым столом, на котором всё ещё лежали учебники и конспекты сегодняшней лекции! Да, образовательный процесс явно пошёл как-то не так... Додумать пассаж о современной педагогике я не успела — ты задрала моё платье, хрипло выдохнула при виде кружевных трусиков... и в следующее мгновение я едва не прокусила губу от жгучей боли — и не менее жгучего удовольствия. — Думаешь, мне понравилось читать лекцию, думая о том, как я разложу тебя на этом чёртовом столе?! — ты с силой провела по отпечатку собственной ладони на моей ягодице — и шлёпнула ещё раз. И ещё. И ещё... Ощущения сводили с ума и рвали на части. Мне хотелось вывернуться из-под терзающих рук — и податься к ним ближе, расплакаться от обиды — и благодарности. Желая, чтобы это прекратилось — и никогда не заканчивалось... Момент, когда шлепки сменились нежными касаниями, я благополучно упустила. Просто в одно мгновение перед глазами ещё была поцарапанная столешница и край тетради, а в следующее — уже твои глаза. Я сморгнула слёзы, и почувствовала тёплую ладонь на щеке... — Тшш, солнышко… — на секунду твой голос оттаял, принося мысль, что всё закончилось. Но нет. — Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — прошептала ты мне в ухо, и я непроизвольно вздрогнула, покрываясь мурашками с ног до головы. Однако, когда я потянулась вперёд, моя попытка сорвать, наконец, с тебя рубашку провалилась с треском. Ты отстранилась... но только затем, чтобы поцеловать меня. Неторопливо. Неумолимо. Бережно. Я было попыталась возмутиться тем, насколько ты одета, но очень быстро утратила способность и к связной речи вообще, и к возражениям в частности. Стол под спиной казался удобнее самой мягкой кровати, твои руки, вновь задирающие платье и спускающие тонкое кружево с бёдер, лишали последних остатков разума, а губы... О, твои губы словно вознамерились выпить из меня душу — и я не испытывала ни малейшего желания им противостоять. Не разрывая поцелуя, ты с силой провела ладонями по моей спине — и ниже. Я застонала тебе в рот, почувствовав прикосновение к горящей после шлепков коже, но тут твои пальцы переместились еще — вперёд — внутрь — и стон сменился едва ли не криком. Ты творила с моим телом что-то невообразимое. Каждое движение прошибало меня насквозь, как током, и я чувствовала, что стремительно приближаюсь к точке невозврата. В эту минуту я была готова простить тебе всё, что угодно — работу, вынужденную разлуку, строгость, иллюзию отчуждения... Моя родная, любимая девочка… как же мне хотелось зацеловать тебя целиком и заставить так же забыть обо всём, как ты сейчас заставляла меня. Но ты не оставила мне ни малейшего шанса — навалившись сверху, впилась поцелуем в шею, нырнув рукой между моих раздвинутых ног. В глазах у меня сначала потемнело, потом посветлело — твои пальцы на клиторе, твои пальцы во мне... Ритм стал совершенно безжалостным, и за секунду до пика ты всё же закрыла мне рот ладонью — а я вцепилась в неё зубами, глуша крик и бесконтрольно сжимаясь вокруг твоих пальцев. В чувство меня привёл оглушительный стук. Потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, что я лежу на учительском столе в аудитории, перемена подходит к концу, мои трусики кокетливо свисают с края стола, а виновница всего этого безобразия вытирает мокрые руки платком, и лицо у неё донельзя довольное... Так быстро я не натягивала белье и не поправляла одежду ещё никогда. А моё счастье, удостоверившись, что я выгляжу достаточно прилично, сунуло платок в сумку и с самым невозмутимым видом щёлкнуло ключом в замке. В аудиторию ввалилась преподавательница философии, и, судя по всему, уже была готова разразиться гневной тирадой, но тут заметила меня. Растрёпанную, помятую и с румянцем на пол лица. Гнев мгновенно сменился заступническими инстинктами: — Екатерина Михайловна, ну разве можно так пугать студентов? Вы за что тут бедную девочку пятнадцать минут отчитывали? Да на ней же лица нет! — Успокойтесь, Алина Владимировна, никто вашу девочку не пугал и не отчитывал. Мы просто поговорили... о дополнительных способах мотивации к учёбе. И, смею надеяться, прекрасно поняли друг друга. И, пока Алина Владимировна хлопала глазами в недоумении — счастье мне подмигнуло. Впереди явственно замаячил красный диплом.