Ключ от сердца Сьюзен Пэвенси

      Новая Нарния исцелила все раны и тревоги, подарила тысячи тёплых встреч с теми, кого уж не чаяли увидеть – и теми, кого увидеть не пришло бы и в голову.       Но одна встреча так и не состоялась.       – Что терзает тебя, дорогой мой сын? – тёплое дыхание обдало со спины, и Питер обернулся. Разумеется, невозможно было что-то утаить от Аслана, тем более здесь, в Новой Нарнии. Не то чтобы он собирался это делать. Но слишком неподходящие прекрасному месту мысли терзали его, и он ничего не мог с ними поделать.       – Нас всегда было четверо, – сказал он наконец. Лев погрустнел.       – Не ты ли говорил, что она более не друг Нарнии? – ответил он со вздохом. – Я тоже желал бы, чтобы Сьюзен была здесь.       – Но почему ты не перенёс её сюда, Аслан? Я думаю, здесь она бы вспомнила всё и вернулась к своей сути. По крайней мере, здесь у неё было больше шансов это сделать, чем в одиночку, среди пяти… гробов.       – Нельзя сделать человека счастливым против воли, – возразил Аслан. – Но ты ведь хотел не об этом спросить, не так ли, Верховный Король?       Питер помолчал, собираясь с мыслями. Невольно оглянулся на младших – оба в ромашковых венках сидели под деревом в компании бобров. Люси смеялась – то было видно даже отсюда. Кольнула мысль, что рядом могла бы быть третья голова. Только ей не пошли бы милые ромашки – лишь королевские строгие розы, не меньше.       – Но… ты ведь рассказываешь каждому только его историю, – сказал Питер.       – Питер, Верховный Король, – в голосе Льва послышалось рычание. – Повелеваю тебе изложить всё, что терзает тебя последние дни.       Питер знал, что Аслан и так знает. Но облечь мысли в слова отчего-то было неимоверно сложно.       Но кто-то же должен был задать этот вопрос?!       – Эдмунд когда-то… – Питер глубоко вдохнул и заговорил рубящими фразами – терять было нечего: – Эдмунд ничего не сделал хорошего, находясь в плену у Белой Колдуньи. Его спасли только потому, что было пророчество о четырёх тронах – и потому, что он наш брат. Ты спас его, Аслан. Ты дал ему шанс – свободу и возможность искупить свою вину. И он им воспользовался, и вся Нарния видела, кем он стал. Почему же ты не дал такого шанса Сьюзен? Она наша сестра, она дочь своих родителей, она королева Нарнии. Неужели она не заслуживает шанса? Неужели её преступление тяжелее, чем обречь родных на смерть? Неужели она бы не смогла искупить свою… ошибку?       – Разве мало прошло времени с вашего последнего возвращения? – спросил Лев. – Разве недостаточно для шанса?       – Это время оказалось слишком долгим для неё. Без Нарнии. Без надежды.       – У тебя было ровно столько же.       – Но… она ведь женщина, Аслан. Ей тяжелее. Ей нужно было как-то выжить – и не сойти с ума. Найти хоть где-то опору.       – Твоя младшая сестра тоже женщина, и трудно отыскать душу сильнее и светлее.       Питер закусил губу. Люси. Сьюзен. «Кого ты больше любишь – папу или маму?» – любят задавать детям вопросы неумные взрослые. И удивляются, когда получают в ответ сосредоточенное ковыряние в носу или глубокомысленное «Собачку».       Кого ты больше любишь, Питер Пэвенси – старшую или младшую сестру?..       – Ты говоришь, что оба были слабы, – продолжал меж тем Аслан. – Но слабость голодного ребёнка не равняется слабости пресытившегося взрослого. Дело ведь не в чулках и помадах – или ты всерьёз считаешь меня ханжой? Или у королевы Великодушной не было роскошнейших нарядов и украшений стоимостью в Кэр-Паравел каждое?.. Дело в том, что Сьюзен закрыла на замок собственную душу. Ей говорили – она не слышала. Ей показывали – она предпочла закрыть глаза. На неё возложили венец – она сказала, что он ей не нужен, и отбросила его в грязь. Питер, тебе известна поговорка вашего мира о том, что корону снимают вместе с головой? У меня нет ключа к душе Сьюзен Пэвенси, – печально закончил Аслан.       – То есть ты признаёшься в собственном бессилии? – уже не сдерживая гнев, воскликнул Питер.       – Я никогда не утверждал, что всемогущ, – Лев обвил хвостом собственные лапы. – Я могу войти в дверь, только если её откроют изнутри. Можно, конечно, сломать её, вышибить плечом… – он искоса взглянул на смутившегося Верховного – редкое зрелище. – Но подумай, Питер, как встречают тех, кто вламывается в чужие дома силой?       – Я кое-что покажу тебе, сын Адама, – добавил он, и Питер вгляделся в сторону, указанную Асланом. Зрение теперь позволяло видеть и букашку на травинке по ту сторону реки, а ноги – одолеть пару миль за один шаг, поэтому Верховный Король не удивился, когда прямо перед ним выросла серая гранитная плита. А вот буквы прочесть сходу не удалось, пришлось наклониться, продираясь сквозь витиеватую надпись.       «Сьюзен Пэвенси, Королева Великодушная, благословенная лучезарным южным солнцем. Покойся с миром, Великая Королева!»       И две сдвоенные даты. Нарнийские – их правления и английские – по тот самый год, когда Сьюзен объявила Нарнию детской выдумкой.       – Для Нарнии она мертва, – печалью в голосе Аслана можно было растрогать горы. – Ибо непробудным, давно уже мёртвым сном спит её душа.       Рядом с плитой возник прозрачный гроб, где покоилось прозрачное же тело. Казалось – королева прилегла отдохнуть, сложив прекрасные руки на груди… Но вот нежные её черты принялись меняться на глазах: сморщились, подурнели; чёрные некогда волосы поседели и свалялись. Глаза ввалились, рот приоткрылся, обнажая пожелтевшие зубы, кожа почернела и облезла клочьями вместе с плотью – и через минуту на отпрянувшего Питера пустыми глазницами смотрел скелет.       – Оставь мертвецов прошлому, Питер. Твоего внимания требуют живые.       Лев повёл головой туда, где смеялась Нарния. Где у лазурной воды сверкал в лучах южного солнца, будто огромный рубин, Кэр-Паравел – жемчужина, завоёванная им когда-то.       Южное солнце ласкало каменный замок. Но у него не нашлось и лучика, чтобы обогреть прославленную в его честь королеву. Какое там южное – в Лондоне и обычного-то солнца нет…       Питер подобрал с земли острый камень. Шагнул вперёд – прямо сквозь гроб, сквозь уродливый скелет, щерившийся будто в насмешке. И с силой перечеркнул имя сестры – косым, резким росчерком. Раздался отвратительный скрежет камня о камень, но Питер провёл ещё раз – так, что выбитое имя оказалось перечёркнуто крест-накрест. И принялся сверху царапать своё. Пальцы дрожали, он умудрился дважды порезаться, но вскоре неровные бледные буквы проступили на надгробье.       – Питер…       – У меня две сестры, – тихо, но твёрдо сказал тот, вычертив последнюю букву. – Нас должно быть четверо – или не должно быть вовсе. Верни меня в Англию, Аслан. Я умру для Нарнии, но попытаюсь отыскать ключ к душе Сьюзен Пэвенси. Быть может, у меня это получится лучше, чем у тебя. Нас связывают не только нарнийские приключения.       Аслан смотрел на него, и Питер смотрел в ответ – прямо, не отводя глаз.       – Ты понимаешь, что путь может затянуться на годы?       Ему не менее тяжело, чем Сьюзен, давалась обычная жизнь в разлуке – тогда думалось, вечной – с любимой страной. Вновь испытать это – после Новой Нарнии, которая ярче Старой настолько, насколько рассветное солнце ярче закатного…       – Ты понимаешь, что ничего не сможешь сделать силой?       …а он привык именно так и действовать. Верховный Король. Рыцарь и стратег. Он не был машиной для убийств, разумеется, но сила и храбрость струились по его жилам подобно крови; алый лев на его щите, стоящий на задних лапах и скалящий зубы, был не только изображением Аслана, но и отражением его самого.       – Ты понимаешь, что можешь потерпеть неудачу, сын Адама? И потерять собственную душу?       Если она не примет его… Если и без того уставшее сердце окончательно закрылось – от боли, свалившейся на неё после крушения? Если разочарование оказалось столь сильным, что ни крупицы веры не осталось на иссохшей, как старый скелет, душе?       Но даже иссохшая земля способна восстанавливаться. Если дать ей отдохнуть, и полить, и ещё дать отдохнуть, и бережно вложить в оттаявшую почву крохотное зерно, и заботиться о нём, и укрывать от бурь собственными ладонями, пока не окрепнет до самостоятельного ростка...       А если и тогда ничего не получится?..       – Я должен хотя бы попытаться, – ответил наконец Верховный Король. И оглянулся, выискивая среди толпы нарнийцев дорогих сердцу людей.       – Им будет не хватать тебя.       Никто из них не вспомнил о Сьюзен. Будто так и должно быть. Будто родители не отгоняли его, ещё совсем малыша, от свёртка с удивлённо таращившим глаза младенцем, а потом всё же осторожно вручили со словами: «Питер, это твоя сестра. О ней надо заботиться». Потом это повторялось ещё дважды, но сильнее врезалось именно то, первое трепетное чувство ответственности за чужую хрупкую жизнь. Ему тогда едва исполнилось два года.       Быть может, никто не вспомнит и о нём, если он уйдёт сейчас?.. Сердце дёрнулось от боли, но Верховный Король умел договариваться со своим сердцем. О сёстрах надо заботиться – это было едва ли не первым его усвоенным уроком. Так чего же они от него хотят – чтобы он наслаждался сверкающей Новой Нарнией, когда сестра сходит с ума от одиночества и горя в холодном сером Лондоне?       – Они есть друг у друга, Аслан. У Сьюзен не осталось никого. Пожалуйста, открой для меня дверь в Англию.       – Хорошо. Но ты очнёшься в морге, и все последствия крушения останутся с тобой.       Изуродованный калека. Прекрасно.       «Я ушиб колено, играя в регби, а теперь оно больше не болит». «Моя царапина куда-то исчезла…» А он, Питер, свалится сестре на руки совершенно беспомощный. Вот что значит идти наперекор воле Аслана.       Тихий смех отвлёк его:       – Питер, тебя не удивило то, что я не удерживаю тебя всерьёз? Лишь испытываю крепость твоего духа и твёрдость намерений. Твоё горячее желание достучаться до сестры продиктовано любовью, оно не может идти вразрез с моей волей. Более того – я ждал, когда хоть кто-то из вас вспомнит о четвёртой королеве. Ты вспомнил первым, что лишний раз доказывает: ты истинный Верховный Король. Конечно же, ты исцелишься от ран. Но не сразу. А сейчас, если не передумал – иди! Благословение моё с тобой всюду.       Гранитное надгробие разлетелось вдребезги. Гроб и скелет куда-то исчезли ещё раньше – Питер не заметил, когда. На месте могилы открылась дверь – обычная белая дверь с металлической ручкой, местами с облупившейся краской. Пахнуло антисептиком, холодом и еле уловимым приторно-сладковатым запахом. Сквозь проём виднелись укрывавшие что-то белые простыни, подсвеченные бледно-голубым слепящим светом ламп. Много простыней. Под одной из них предстояло очнуться ему.       А над головой сверкало невыносимой синевы небо, и солнце стояло в самой его вышине, обещая полный огня и света день, а после – нежный тихий вечер.       – Спасибо, Аслан, – прошептал Питер, берясь за ручку двери.