Ключ от сердца Сьюзен Пэвенси

      Сьюзен помирилась с Питером в среду. Естественно, остальные об этом узнали сразу же, но никто ничего не сказал. Более того – они и вовсе перестали упоминать меж собой Нарнию, умолкая, едва разговор подводил к ней. Исчезли королевские обращения, речь стала подчёркнуто обыденной. Только манеры Люси остались неизменными. И раньше, до крушения, она почти не говорила нарнийским слогом в Англии. Ей не было нужды в этом.       Каждый думал о том, что путешествие их подошло к концу, достигнув цели, и испытывал по этому поводу целую гамму эмоций. Но делиться ими казалось… неправильным. Будто трогать руками хрупкое стекло. Тем более они знали, что дверь откроется, когда они меньше всего будут этого ждать.       Утро субботы выдалось по обыкновению пасмурным, но уже совсем тёплым. Когда все четверо собрались завтракать, стало ясно, что в кухне невыносимо душно, и Питер открыл запечатанное на зиму окно. Чихнул от взметнувшейся сажи. Проговорил негромко:       – Зима тревоги нашей позади.       – К нам с солнцем Йорка лето возвратилось,* – машинально продолжила Люси и тут же смутилась.       – Да ладно тебе, Лу, – пожала плечами Сьюзен, ставя перед сестрой тарелку, – ничего нет страшного и странного в том, что художник любит поэзию.       – Ну подумаешь, будет у нас не один раздражающий цитатник, а два, – встрял Эдмунд. – Переживу как-нибудь. Может, ты сама начнёшь стихи писать, Лу.       – Ты же их не любишь!.. – вытаращилась та на брата.       – Терпеть не могу, – кивнул Эд, накалывая сосиску на вилку. – Но это не значит, что в мире должно быть только то, что я люблю.       После завтрака Питер и Сьюзен в четыре руки быстро отмыли окно в кухне. Сью собралась распечатывать остальные два, но Люси заныла:       – Ой, может, сперва погуляем? Никуда эти окна не денутся, у них ног нет! Прям как у меня, – она хихикнула, вполне осознанно давя на больное. – А я погулять хочу с вами со всеми, пока опять не расползлись кто куда!.. Сегодня выходной или где?       Сьюзен, с закатанными рукавами и тряпкой в руке, хотела было возразить, но вместо этого хмыкнула.       – Ну, если Эдмунд согласится… – протянула она. – Это ведь ему потом мыть со мной оставшиеся два окна.       – Чего опять сразу Эдмунд?.. – заворчал тот. – Сью, ты грязный эксплуататор, ты в курсе?       – А ты никак прямо из вилланов, братец, – насмешливо отбрила добрая старшая сестричка и повернулась ко второму брату: – Пит, у тебя вроде планы были.       – До четырех я свободен, – откликнулся тот, и Люси закричала:       – Тогда собирайтесь все быстрее уже!..       Смывая мыльную пену с рук, Сьюзен пробормотала:       – Раньше это была моя фраза…       Четверо толпились в прихожей уже одетыми и обутыми, когда входная дверь перед ними медленно и совершенно обыденно растаяла, а в образовавшийся проём хлынул яркий солнечный свет. В Англии никогда не было такого солнца. Но золото Львиной гривы затмевало собой даже нарнийское светило. И вновь, как когда-то при первой их встрече с Асланом, трое испытали радость, а четвёртый – страх.       Точнее, на этот раз четвёртая.       – Я рад приветствовать королей и королев Нарнии, – раздался глубокий голос, и мужчины склонились, а Люси протянула руки навстречу. Сьюзен отступила, жалея, что бежать в маленьком их доме некуда. Она ждала этой встречи – и безумно боялась её.       – Сьюзен, дочь Евы. Подойди ко мне.       Убежать захотелось невыносимо. Огромным усилием воли она сделала шаг вперёд, сравнявшись с остальными. И ещё один – оставив семью позади, оказавшись лицом к лицу с Асланом.       И, склонив голову, плавно опустилась на правое колено, будто мужчина.       – Что ты думаешь обо всём этом, королева Нарнии? – спросил Лев. Дунул за её спину – сгустилась золотая завеса. – Твои братья и сестра тебя не услышат.       – Что гордость и гордыня – это разные вещи, Аслан, – еле слышно проговорила она. – И что собственным демонам стоит взглянуть в глаза раньше, чем они поглотят тебя и всё, что тебе дорого. Ты… простишь меня?       – Я никогда не ссорился с тобой, Сьюзен Великодушная, – немного удивлённо ответил Лев. – Это ты не пускала меня к себе. Но теперь мы будем друзьями вновь, дочь Евы?       – Да, Аслан. Да, конечно!..       Лев тронул её бархатным носом, и Сьюзен подняла лицо, неуверенно улыбнувшись. Следом она поднялась сама – и завеса за её спиной развеялась. Трое так ничего и не заметили.       – Итак, короли и королевы Нарнии, – заговорил Аслан. – Долги отданы, прощение получено, сердца излечены. Вас более ничего здесь не держит. – Он протянул невесть откуда взявшуюся в лапе свечу Люси и пояснил: – Брось её за спину, любимая моя дочь. Для всех семья Пэвенси сгорит в пожаре. Не бойтесь, никто из вас не почувствует боли.       – Ах, Аслан, – вздохнула Люси, не делая попыток забрать свечу, – Нарния прекрасна!.. Но я так хочу выучиться на художника. И побывать во Франции. Мистер Бенсон, конечно, совершенно напрасно преувеличивает мои способности, но… я всё же хотела бы попытаться передать хоть десятитысячную долю красоты и света Нарнии – здесь. В Лондоне такие мрачные лица, все постоянно куда-то спешат… Им так не хватает возможности остановиться, задуматься, куда они так торопятся и что вообще делают со своей жизнью, Аслан!.. Может, я бы сумела… дать им такую возможность.       – Эдмунд?       Тот взглянул на младшую сестру, безмолвно восхищаясь её отвагой. И покачал головой.       – Аслан, спасибо тебе огромное, – заговорил он, сбиваясь и вновь проклиная изменившее в самый нужный момент красноречие, – но я бы тоже хотел остаться. Новой Нарнии не требуется ни Справедливый король, ни верховный судья – там уже царит справедливость. Чего нельзя сказать об Англии, – вздохнул он. – Я нужнее здесь.       – Сьюзен? Может быть, ты захочешь увидеть то, о чём вспомнила, вновь?       Та нервно принялась заламывать пальцы. Но, справившись с собой, выпрямила руки и сказала:       – Брат мой Верховный Король сказал когда-то, что для меня родство выше всего остального. Он прав. После всего, что сестра моя и братья для меня сделали, единственное моё желание – не расставаться с ними, Аслан. Если они захотят вернуться – пойду следом. Будет их воля на то, чтобы остаться здесь – останусь и я. Если же ты спросишь, чего я желаю сама… – предвосхитила она закономерный вопрос, хотя бы в этом изучив характер Льва. – А мне подойдут оба варианта, – внезапно для самой себя поняла и озвучила Сьюзен. – Ступить на нарнийскую землю вновь было бы огромным счастьем. Но в Англии я занимаюсь любимым делом, вижу, как горят глаза женщин, как радуются их мужчины… Мне уже предлагали открыть собственное ателье. Но это через год, не раньше.       «Ну, спасибо, сестричка. Удружила», – чуть не брякнул было Питер. По сути, окончательное решение ложилось на его плечи. Опять. И Аслан не замедлил это подтвердить вопросом:       – Что скажет Верховный Король?       …Он не удивился заявлению младших. Это было видно по вновь появившемуся блеску в глазах Люси, когда она взялась за краски. По твёрдой походке исполнившего свой долг человека, которой Эдмунд, хоть и с синевой под глазами, возвращался после ночных дежурств. Но когда Люси, добрая душа, предложила ему бросить дружину, выдал такую отповедь, что та замахала руками, лишь бы отстал. Ни Сьюзен, ни сам Питер никогда бы не предложили брату подобного.       Питер смотрел на льющийся сквозь проём нездешний свет и вспоминал, как почти год назад перед ним также открылась Дверь. Казалось бы – невеликий срок, но они немало испытали и поняли за это время, несмотря на то, что жили совершенно обычной жизнью английских студентов, а не нарнийских правителей.       Он знал, что остальные последуют за ним, если он выберет Нарнию. Сьюзен призналась в этом открыто. Но и раньше в тяжёлые моменты слово Верховного Короля было решающим, даже если возникали разногласия. Собственно, для этого он и был нужен – чтобы четверо не погрязли в вечных распрях, если мнения разделятся.       Осталось понять, чего же хочет он сам.       Хотелось разорваться пополам. Солнце Нарнии, её поля, её жители – всё это давно стало неотъемлемой частью его души. Но Эдмунд был прав – Нарнии, которую они знали и которой были нужны, более не существовало. А Новой Нарнии не требовался Верховный Король. В ней и без того всё было прекрасно и соразмерно. Здесь он погряз в реорганизации по уши, и работы было при самых оптимистичных прогнозах ещё на полгода. Это изматывало, но приносило удовлетворение и ощущение не зря прожитого дня. А что ему делать по ту сторону – на травке валяться?.. На густой, невозможно душистой траве, какой не встретишь в Англии, это верно. Но он ведь не телок, чтобы травой довольствоваться.       …Было и ещё одно соображение, которое никто из троих не озвучил – постеснялись или не додумались. «Для всех семья Пэвенси сгорит в пожаре». Сью не видела себя со стороны, младшие пришли позже, но Питер-то помнил, какой сестра была после смертей родных. Он помнил, как выглядел его брат на соседнем столе в морге, как он лихорадочно убеждал себя, что всё это неправда. Но здесь – это было правдой. Они уже умерли однажды. И Питер понял, что совершенно не хочет умирать второй раз в двадцать два года.       Почему-то при этой мысли запахло апельсинами, и он наконец решился.       – Аслан, я люблю Нарнию всем сердцем. Но кроме неё я люблю и свою семью, и, если они желают остаться здесь, я не имею права тащить их против воли. Разделяться же для нас неприемлемо. У меня две сестры и брат – так было, и так будет. Однажды мы уже забыли о том, что нас четверо, и много горя принесло это забвение.       Он помолчал, подбирая слова, и продолжил:       – Не пристало Верховному Королю ставить чувства выше всего остального. Но я ещё связан обещаниями – на выполнение одного нужно время, а второе… – Питер кинул взгляд на наручные часы, – второе ждёт через несколько часов. Если я уйду, не исполнив данного слова, то покрою себя позором.       – Только ли о чести ты заботишься, сын Адама? – спросил Лев, и Питер отвёл глаза, краснея. Но уже через мгновение, хоть щёки его и полыхали, взглянул прямо:       – Я вёл себя не так, как подобает рыцарю. Но я хочу это исправить. Хочу дать шанс на что-то большее – ей… и себе. Я остаюсь, Аслан. Мы остаёмся, – уже громко сказал он. Оглянулся на остальных – и вырвалось горькое: – Мы так мало успели пожить здесь, в собственном мире!..       Свеча в лапе Льва сама собой вспыхнула нестерпимым светом – и погасла, растворившись, как не было.       – Вот, значит, каков ваш выбор… – задумчиво проговорил он. Четверо молчали – слова были сказаны. Только Сьюзен, оглянувшись на Эдмунда и мысленно прося прощения у безумно красивого когда-то парня, так похожего на неё саму, откашлялась.       – Аслан, я меньше всех имею право просить, но всё же у меня будет одна просьба. Вылечи Люси. Пожалуйста. Если нельзя просто исцелить, я… согласна с ней поменяться.       Кроить и шить она прекрасно сумеет и сидя в коляске. Равно как и придумывать фасоны. Вот снимать мерки, пожалуй, будет уже проблематично… но это всегда можно перепоручить кому-нибудь другому. С делегированием у королевы и старшей сестры проблем не возникало. Как-нибудь справится. Тем более теперь она знала точно – братья и сестра её не бросят, в какие бы передряги ни довелось попасть.       Люси после этих слов обхватила её за талию, зарываясь лицом в живот, вжимаясь изо всех сил. Сьюзен обняла её за плечи в ответ.       Питер хотел было вмешаться, но подумал, что ему ухаживать за Люси или Сьюзен будет куда проще, чем им за ним. А ещё подумал, что Сью он всё же недооценивал, и молча шагнул к ней, обнимая сестру.       Почти одновременно с ним шагнул Эдмунд, закрывая сестёр с другой стороны, заключая их вместе со старшим братом в кольцо объятий.       – Теперь вы стали теми, какими я хотел вас видеть, – сказал Аслан. – Вы сумели отыскать ключ к закрытому сердцу. Ваши травмы больше не нужны.       Он дунул сперва на ноги Люси, потом в лицо Эдмунду, затем дохнул на Питера. Последней – на Сьюзен, вымывая остатки горечи и страха, возвращая чистую радость. Губы его не разжимались, но они слышали его голос, будто ставший ещё глубже.       «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий».**       Люси подняла голову и повернулась к Нему.       «И если отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы».       Питер взглянул на Аслана с надеждой.       «Она долготерпит, милосердствует, она не завидует…».       Трое опустили головы.       «Она не превозносится, не гордится…»       Теперь уже не знала, куда девать лицо и глаза, Сьюзен.       «Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…»       – Это не может быть о нас, – прошептал Эдмунд, и Люси кивнула.       «Не радуется неправде, а сорадуется истине».       Судорожно выдохнула Сьюзен.       «Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».       Питер только крепче обнял сестёр и почувствовал, как брат сильнее сжал его плечо в ответ. Люси обняла одной рукой Эдмунда за талию, второй за спиной сестры дотянулась до хлястика на брюках Питера и зацепилась двумя пальцами, страстно желая не только получать заботу от старших, но и дарить самой.       «Она… никогда не перестает».       Нарнийское сияние бледнело и гасло, вот уж проступили очертания двери – обычной их входной двери, выкрашенной в коричневый цвет.       – Нарния будет ждать вас, короли и королевы, – сказал Аслан обычным голосом. – Она с вами навеки, куда бы вы ни пошли – в ваших сердцах, ваших глазах, в полученных умениях.       – Аслан! – воскликнула Люси, видя, что уже и сквозь Льва просвечивают обои на стене. – Скажи, как там наши родители? Они… не очень тоскуют по нам?       – Джордж и Хелен Пэвенси заслужили отдых, – промолвил тот. – Воспитать и одного человека – нелёгкая задача, а здесь целых четверо. Я передам им тепло ваших сердец.       – Пожалуйста, – сказала Сьюзен, посылая воздушный поцелуй.       Лев ударил хвостом себя по бокам, присел, как перед прыжком.       – Я не прощаюсь, но желаю удачи каждому из вас. Вы сможете попасть в Нарнию в любое время, когда захотите. Заслужили.       – Мы будем ждать, когда позовёшь Ты, Аслан, – сказал Эдмунд. – Только сперва здесь поживём немножечко.       – Не забывай нас, – поднял руку в прощальном жесте Верховный Король.       Лев тряхнул гривой, девочкам показалось – подмигнул напоследок, – и прыгнул куда-то вверх наискосок, будто бы и не было там ни потолка, ни крыши.       Четверо потрясённо приходили в себя, разжав наконец объятия. Пока Люси не воскликнула:       – Ой, кажется… кажется, я чувствую левую ногу!.. – И, попытавшись пошевелить ей, поняла, что и правая тоже теперь послушна.       Питер обнаружил, что ему больше не нужно переносить вес на одну половину тела. Сьюзен же, повернувшись к младшему брату, вскрикнула и приложила ладонь к лицу – совсем как Люси когда-то. Дёрнула его за рукав к висевшему на стене в прихожей зеркалу – и несколько секунд Эдмунд, не веря, смотрел на забытое уже отражение. А потом повернулся к сестре, обнял и принялся целовать – в щёки, в лоб, в уши – как она когда-то целовала его ещё в бытность уродом.       Люси меж тем неуверенно поднялась из коляски, пошатнулась с непривычки – и тут же её подхватили самые заботливые руки. Будто учась впервые ходить, она сделала несколько шагов, держась за Питера – а потом отпустила его и пошла сама. И с разбегу кинулась ему на шею, крича:       – Я могу ходить!.. Наконец-то я могу сама ходить! Ты понимаешь, что это значит? Нет, ты не понимаешь, Пит, совершенно не понимаешь, спорим на что угодно!..       – Понимаю, моя дорогая.       Она кричала что-то ещё, не слушая, не слыша – слишком велика была свалившаяся радость, бурля и требуя выхода. Оторвавшись от брата также резко, Люси сдёрнула с гвоздя ключ от входной двери и, распахнув её настежь, помчалась вперёд, бросив остальным:       – Скорее!.. Выше и дальше!..       Исхудавшие её ноги мелькали в воздухе неуверенно, но с каждым шагом прежняя сила будто возвращалась к Люси.       Снег почерневшими глыбами лежал в тени, сойдя на дорожках, обнажив тротуарную плитку и кое-где – чёрную землю. Солнца так и не было видно сквозь серую пелену, привычную Англии, но тепло родной страны ласкало не хуже сказочной.       Увлечённая, Люси не заметила, как сбила какого-то джентльмена. С трудом затормозив, вернулась назад. Помогла подняться, собрать упавшие книги – джентльмен оказался совсем ещё юным, видимо, студентом, решившим позаниматься в весенний денёк на свежем воздухе.       – Простите, мистер, не знаю вашего имени, простите, пожалуйста! – тараторила Люси, вручив ему кое-как собранную стопку. – Но некогда, совершенно некогда, не сейчас, потом, всё потом!.. Выше и дальше, я должна бежать, простите!..       И помчалась дальше, оставив джентльмена потрясенно смотреть ей вслед. Он забыл даже надеть упавший кепи, и рыжие его волосы немедленно взлохматил появившийся ветер.       Странная девушка бежала не одна. Впереди, обгоняя всех, мчался длинноногий юноша, и светлые его волосы развевались от бега. Немного поодаль бежали черноволосые парень и девушка, очень похожие. Они держались за руки и смеялись, и странно было, как им на всё хватает дыхания. Но он почти сразу перестал их видеть, глядя вслед только Люси.       ...На мгновение показалось, что на головах странной четвёрки мерцают короны: две золотые, две серебряные. Джентльмен потряс головой – и короны исчезли. Но не исчезло странное чувство тепла и света, исходившее от четверых, освещавшее собой серые дома и холмы Англии без всякого солнца. *Шекспир, «Ричард III» ** «Послание к Коринфянам» апостола Павла. Христианский гимн любви.