Кто такая Мэри?

Чей-то голос. Издалека. Звал. Звал по званию. Хотелось было вскочить по стойке смирно, но вышло лишь сесть. Под ладонью — не бетон. Что-то спрашивали, на что Уокер как-то отвечала. Что помнила. А как оказалась на мокрой мягкой и холодной земле — она не помнила. Тем более — не помнила, как умерли все местные солдаты, почему Исак лежит с перерезанным горлом, как-то удивленно распахнув мертвые глаза. Похоже, погибали они в тяжелом бою. Кто-то что-то накинул на плечи, взял под руки, повел куда-то, усадил… вертушка, что ли? Думать и анализировать не выходило. Хотелось понять, как вышло выбраться из мешка: кто-то помог? Чьи-то голоса, руки. Что-то про обезвоживание и истощение и что кровь не ее. Капельницу вроде бы поставили. Это точно был госпиталь. Пахло госпиталем. Уокер поняла еще до того, как открыла глаза и осмотрелась. Просторная одиночная палата. Ее даже отмыли: рука с капельницей казалась совсем белой на фоне голубоватой простынки. Найдя глазами кнопку вызова персонала, нажала ее. Тут же прибежала серьезного вида медсестра, но, быстро окинув взглядом койку, добродушно улыбнулась: — Сержант, доброе утро! — А я где вообще? — постаралась улыбнуться Уокер в ответ, садясь чуть выше. — Келлеровский военный госпиталь, Вест Поинт. Вы дома, сержант! Я позову доктора. И к вам потом генерал Талбот зайдет. — Кто? — Генерал Талбот. Доктор, приятный мужик под пятьдесят, рассказывал про истощение и обезвоживание, недостаток витаминов. Потом что-то про спутанное сознание, судя по записям полевого медика. А еще про ИМП, которые сейчас вот быстренько выведут, немного криво сросшиеся переломы пальцев (дело тоже поправимое). И про то, что сержанту Уокер чуть позже необходимо увидеться с психиатром. Генералом Талботом оказался забавного вида вояка. Когда-то, как выяснилось, служил с Ковальски. Говорил он четко и по существу. — Передали, что вы, сержант, весь эфир группе зачистки засорили. То есть, мало того, что частоты наши, так еще и позывные. — Группа зачистки? — Это конфиденциальная информация. Все, что я могу сказать: оперативная группа была направлена на тот же объект, где вы содержались. В их задачу не входило освобождение возможных пленных, про которых мы были проинформированы анонимным источником еще тогда, когда ваша миссия была провалена. Источник сообщил о том, что как минимум троих взяли в плен. — Источник, — хмыкнула Уокер, смотря генералу в лицо. Да от того англичашки толку больше оказалось, чем она думала. Хотя... командование знало и ничего не могло предпринять. Только уволить задним числом, если бы соковийцы предали огласке ту операцию. — Так... а что с мутантами? — Ситуация была урегулирована, сержант. После разбора провала были сделаны выводы об изначальной нецелесообразности операции. Виновники — разжалованы и лишены пенсии. Разжалованы, — уже про себя усмехнулась Уокер, — а семь человек потеряли жизни. И часть из них — страшно. — После того как придете в себя, и если пройдете комиссии, буду ждать вас, сержант! — он отдал честь и приветливо улыбнулся. — Поправляйтесь, Уокер. Дни в госпитале летели быстро. Несколько раз в сутки кормили, обследовали, беседовали. Беседовали много, спрашивали всякие неприятные вещи, которые Уокер рассказывала, словно они не с ней происходили. И не с ее сослуживцами. Разговоры записывали на диктофоны, а потом воспроизводили куски. Давали кучу тестов, просили рисовать. И рисовала почему-то те самые долбаные цветы со стены. Ей больше не нравилось рисовать. Было даже противно. Эти цветы ей снились постоянно. И желтый светящийся цветок из бликов на кафеле. Уокер много читала, пыталась понять, что произошло за месяцы ее отсутствия. Зачем-то залезла на страничку жены Ллойда. У него дочка. А сын Джеймса поступил. Капитан футбольной команды. У него девчонка симпатичная. С самого возвращения она не выпадала из реальности. Все помнила. У нее даже появилась теория, что это было связано исключительно с пленом. Теперь она на свободе, хорошо, сбалансировано питается, много спит в комфортной позе, соблюдает режим. Ее не ебут мерзкие соковийцы, смеясь, словно гиены, снимая на телефоны, запихивая в нее пальцы и разные предметы, заставляя садиться на бутылки... Все то осталось на дне каменного мешка. Здесь у нее — удобная койка, белый вылизанный толчок с подогревом, атлетичного вида инструктор по лечебной физической культуре, массажист даже. Здесь незачем пропадать, исчезать. Здесь все очень хорошо. Иногда приходили разного рода военные шишки для уточнения каких-то деталей, типа того, что мог успеть разболтать Джеймс, что сама сержант Уокер под пытками выдала такого, что угрожало бы национальной безопасности. Она снова и снова говорила то, что рассказывала много раз. Слово в слово. И про свой уровень допуска к секретной информации. Несколько раз ее расспрашивали про англичашку. Даже показалось, что считают, будто он в сговоре с соковийцами и специально их повел, чтобы точно не избежали бы плена, а Соковия потом обвинила США в военном вторжении. Приходила и какая-то подозрительного вида баба, назвалась агентом Хилл. Организации, где она работала, Уокер не знала. Фыркнула при упоминании Талбота, спрашивала странные вещи. Не видела ли бои, в которых участвовали бы мутанты, за которыми их в свое время и отправили. Уокер честно ответила, что только слышала звуки боя вдалеке. Но со дна каменного мешка рассмотреть что-то, кроме луны, и то не всегда, не выходило. Вроде бы Хилл этот ответ устроил. Военные приходить перестали через несколько недель, а терапевт ничего не мог сказать о том, когда можно вернуться на службу. Он почему-то заметно нервничал, отводил взгляд. Количество и продолжительность общения с психиатрами заметно увеличилась. Иногда собиралось сразу человек по пять-шесть. Задавали вопросы. Уокер знала, что они за ней наблюдают и в палате. На очередную встречу пришла какая-то молодая девчонка с фамилией на французский манер. Вся такая приветливая. Она и до этого была в составе групп этих всяких психиатров-психотерапевтов-психохерзнаеткого. — Мэри, — уж слишком слащаво улыбнулась она. — Уокер, меня все называют так. — Но, — девчонка опустила глаза на планшет с записями, — ты представилась именно как Мэри бригаде, когда тебя сюда доставили. И попросила альбом для рисования и ручку. — Я этого не помню. — В этом и проблема, Мэри, — участливо произнесла девчонка, протягивая руку, чтобы дотронуться до колена, что бесило. Уокер отодвинула ногу. — В чем, блядь, проблема? — Мы большой группой давно наблюдаем за тобой, — она опустила глаза на бумаги и стала невнятно мямлить себе под нос. — Ряд симптомов — очень плохие. Наблюдается ангедония... Ты вроде раньше рисовала, а больше не хочешь... Снижение либидо… — Какое, нахуй, либидо? — Уокер безуспешно попыталась заглянуть врачишке в лицо. — Смотреть на меня можешь, а? Та неуверенно подняла взгляд и вжалась в спинку кресла. — Так вот слушай меня. Представь, что тебя ебут чуть ли не каждый день. Засаживают по самые яйца в задницу, а потом заставляют вылизывать. Суют тебе в рот оружие снятое с предохранителя. Ебут тебя всем отделением. Чудом не залетела. Ты знаешь вообще, сколько в отделении человек? — Уокер дождалась, пока девчонка помотает головой. — Поверь, во мне членов и не только за все время было побольше, чем в некоторых звездах «Порнхаба». Только вот мне за это не платят. Так что да, сниженное либидо. Можешь сюда взрослых позвать, а? В кабинете врача было по-больничному стерильно. Светло. Холодные цвета. Уокер почему-то всегда была уверена, что у мозгоправов должно быть тепло и уютно. Обычно с ней беседовали не в личных кабинетах, а в ее палате. Она сидела на холодном стуле, обтянутом кожзамом и смотрела на врача, которому, как ей показалось, нет никакого дела до сержанта Уокер и ее проблем. Он говорил много, быстро и монотонно. Сыпал терминами, из которых знакомым оказался только один. Шизофрения. Если бы даже Уокер что-то и знала – слушать уже не получалось. Ее словно оглушили, вытянули душу, чувства, да блядь, все нахуй вытянули. Осталась одна оболочка с остатками сознания, сквозь звон в ушах улавливающего, что, по заключению врачей, она комиссована без пенсии. Заболевание скорее всего было и раньше, так что не плен стал причиной, приведшей к недееспособности. Пенсия ей не положена, но сможет оформить пособие по инвалидности. Она вроде бы кивала и на негнущихся ногах вышла из кабинета, сжимая подаренную зажигалку. Гравировка «легко раненная» казалась какой-то издевкой. — У вас больше не будет прежней жизни, — звучал в голове голос врача, — вы должны понимать... А что понимать? Что у нее — шизофрения? Что она больше никогда не сможет жить без медикаментов? Без посторонней помощи? Выписка прошла как в тумане. Квартиру, разумеется, давно сдали, а пару коробок барахла хозяин заботливо все-таки хранил в подвале. На несколько дней даже предложил остаться у него в гостевой комнате. Сам — ветеран Вьетнама. Было третье июля, и он активно звал завтра сходить на парад, а салют и с крыши посмотреть можно. Уокер обещала подумать и, взяв полотенце, пошла в душ. Очухалась она на диване. Старенькие часы показывали около семи утра восьмого июля. Уокер села и осмотрелась. Гостиная все того же приютившего ее ветерана. Почему-то на ней юбка в пол, на запястье зазвенели браслеты. Какое-то, блядь, кольцо на мизинце. Она с отвращением сняла дешевые побрякушки. Восьмое июля... А куда остальные делись? Все, что было прочитано про тот вид шизофрении, что ей диагностировали, совсем не совпадало с тем, что с ней происходило. С кухни послышались шум и запахи кофе и бекона. Она недовольно закрутила распущенные волосы в пучок и босиком направилась на шум и запах. — Эй, — улыбнулся возившийся у плиты дядя Ник (так он просил его называть еще с того дня, как вышло найти квартиру в этом доме). — Как спалось, Мэри? Ты вчера задремала на диване, пока мы смотрели тот фильм, который ты так хвалила, что мне даже стало неудобно тебя будить. А отнести не мог. Сама знаешь: спина ни к черту. — Фильм? — Уокер плюхнулась за стол. И что вообще с его спиной? — Ну да, — он улыбнулся, накладывая ей в тарелку ломтики жареного бекона. — «Реальная любовь». Хороший. Моей бы старушке зашел. Он поставил кружку свежесваренного кофе и немного виновато улыбнулся: — Знаю, что ты за более здоровое питание, но у меня тут особо нечем разгуляться. Кстати, там с верхнего этажа съезжает жилец, я вчера забыл сказать. Квартирка довольно просторная. Подумаю, что можно сделать с арендной платой, пока ты работу ищешь. — Спасибо, — растерянно буркнула Уокер и взяла ломтик бекона руками. Такой вилкой можно только сломать. — Как, кстати, вчера собеседование? Мы так и не обсудили, — дядя Ник сел напротив со своей чашкой кофе. — А то ты как влетела, тут же телевизор включила... — Собеседование? — Ну да, ты ходила со своим портфолио в какой-то издательский дом. Иллюстратором что ли? Уокер ничего не понимала. И ничего не помнила. — Думаю, мне нужна помощь... Доктор Эдмундс помог дяде Нику и с его алкоголизмом, и с болезнью Альцгеймера миссис дядя Ник, и снова ему, когда жена умерла. — Описанная вами симптоматика не соответствует поставленному диагнозу, — он поправил очки. В отличие от госпитальных мозгоправов — этот сидел за столом, не пытался казаться лучшим другом, но почему-то вызывал больше доверия. — Я думаю, что у вас случается локальная амнезия. Эта... Мэри — живет своей жизнью. Даже по собеседованиям ходит. — Вы говорите так, будто это другой человек, — скептически ухмыльнулась Уокер. — А что для вас есть «человек»? — Эдмундс отложил записи и пристально посмотрел ей в лицо. — Это тело? Может быть, душа? Сознание? Мисс Уокер, давайте вместе поразмышляем. — Можно без «мисс». Просто Уокер. — Хорошо, Уокер. Что для вас есть «человек»? Она удобнее устроилась на диване и на пару мгновений задумалась. — При мертвом мозге и аппаратном функционировании органов — это овощ, а не человек. — То есть, сознание определяет человека? — Да, для меня — да. — Тогда, Уокер, Мэри — это другой человек, с которым вы делите одно тело. Хотя у меня есть предположение, что это не совсем другой человек. Это расщепленная надвое личность Мэри Уокер. Вы, основная личность, выходит, что защитник. Я много читал исследований на эту тему, но обычно как раз-таки для основной личности появляются защитники… — Хотите сказать, что эта Мэри — основная личность, а я заняла ее место? — Уокер тщетно пыталась сложить мозаику. — Сложно однозначно сказать, — задумчиво произнес Эдмундс. — Но вам нужно попытаться начать с Мэри диалог. В книжном на Пятидесятой купила несколько скучных книжек про психические расстройства и их природу. Никаким иллюстратором она работать не планировала, а вот получать свою заслуженную пенсию за увечье — пусть и ментальное, — не позволяющее служить дальше, стало делом чести. Ее и всех ее парней. Интересно, их семьям хоть что-то выплатили? История казалась дичайше мутной. И, похоже, Уокер очень вовремя свалила из Соковии: по всем каналам крутили что-то нереальное. Столицу вырвали с корнем злобные роботы. Какой-то сюр. И доктора в госпитале считали, что это у нее шизофрения… Диссоциативное расстройство идентичности оказалось намного интереснее в изучении, чем Уокер могла предположить. В отличие от шизофрении оно не было чем-то наследственным. И природа его до конца не была изучена. Но что ясно точно: последствия неудачной операции спровоцировали появление другой личности. То есть: служба в вооруженных силах повлекла травму, делающую сержанта Мэри Уокер не только негодной для дальнейшей службы, но и в принципе — имеющей весьма туманные перспективы трудоустройства даже на гражданке. Офис «Нельсон и Мердок» выглядел именно той дырой, какую можно представить местом работы парочки вчерашних выпускников юрфака. Но ее радушно приняли. Нельсон даже принес растворимого кофе с парой пакетиков сахара из «Сабвея». — Так, мисс Уокер, — улыбнулся Мердок, слепой, небритый и молодой, — в чем ваш вопрос? — Вы с госструктурами судились? С армией, например? — Нет, — неуверенно ответил Нельсон, но спешно добавил: — еще нет! — А почему вы хотите судиться с армией? — в голосе Мердока слышался неподдельный интерес. — На службе я получила травму, не позволяющую мне дальше служить по инвалидности. Но меня уверяют, что это не так и пенсия мне не положена. А мне так не кажется. Мне кажется, учитывая специфику, что мой бывший работодатель просто открещивается от той операции, на которую нас послал, что-то здесь не то. — Вас? Вас много? — Было восемь. Осталась только я. Но можно попробовать найти одного из свидетелей. Мутант. От взгляда Уокер не ускользнуло, как Нельсон передернул плечами. — С привлечением мутантов в качестве свидетелей до сих пор сложновато, — нервно улыбнулся Мердок. — Но, думаю, мы возьмем ваше дело, мисс Уокер. Уж кому, но мне отстаивание положенных выплат по инвалидности — очень важно. Не сказать, чтобы Уокер верила в успех этих юнцов. Но почему бы не дать им шанса? На кого-то крутого у нее сейчас совершенно не было средств. Попытки устроиться в частные военные организации проваливались. Кому нужен боец, который внезапно может выпасть из реальности, и на его месте окажется восторженная дура, рисующая цветы? И эта долбаная Мэри хоть и появлялась на день-два, но на контакт не шла. Уокер, по рекомендации врача, вела дневник: писала все, что делает, покупает, ест. Записи не прятала: вдруг Мэри их продолжит? Но та молчала. Вечно врубала везде воду: дядя Ник хватался за голову при расчете каждого месяца. В шкафу появлялись идиотские платья, на полке в ванной — баночки и тюбики. А папка с рисунками только пухла. Да, Мэри казалась самостоятельным и взрослым человеком. Но этот человек лучше бы не появлялся. Пока Нельсон и Мердок изучали все нюансы армейского контракта, в Гарлеме нашлись парни, которым теоретически может быть нужна помощь Уокер. Не убивать: так, запугать. Пару раз пальнуть поверх головы, а то, по их словам, кто-то слишком много на себя взял. Ничего сложного. И заплатили хорошо.Тут же на нее вышла еще пара клиентов. Кого-то куда-то сопроводить, чтобы, в случае чего, отразить атаку. Кого-то где-то оглушить и куда-то доставить. Уокер всегда надевала нелепые очки от солнца и худи, чтобы ее лицо не распознали. Заказов было не то чтобы много, но хватало. Нельсон регулярно слал электронные письма о ходе подачи иска. Дотошный, что пиздец. Долго-муторно, читать скучновато. Дядя Ник иногда приглашал на ужин, и Уокер всегда ходила. Похоже, что Мэри он знал куда лучше. Но и Уокер было о чем с ним поговорить. Пара комиссованных ветеранов всегда найдет общие темы. — Да знаю я, что ты не скажешь про ту миссию, — отмахнулся в один из таких вечеров он, только-только заварив какого-то хитрого китайского чая. — Думаешь, у нас было иначе? Послали и бросили. Дождь, грязь, и полное непонимание, зачем мы там. А как вернулись — иногда даже ненависть. У меня пара приятелей стали хиппи. Хотя, думаю, из-за девчонок с голыми сиськами и в венках. — Ну да, — коротко бросила Уокер, беря вафлю. — Тайно, важно. А потом: этого не было. И они — давно не у нас. — На моем веку такого говна не случалось, — задумчиво отозвался дядя Ник, а она отпила успокаивающего чая. Судя по дневнику, Мэри присутствовала дней пять. Выписка с карты говорила, что она даже подзаработала. В комментариях к платежам все указывали «удивительные рисунки». Не сказать, чтобы Уокер смирилась, но, посмотрев в холодильник, поняла, что Мэри даже купила немного того, что сама не ест, но что было в списке покупок на столе. Списке, с которым Уокер не успела сходить в магазин. Нет, это не было прямым контактом, но это явно напоминало шаг навстречу. А еще эта Мэри брала камеру, купленную для слежки. Вся карта забита каким-то абстрактным дерьмом: геометрия, тени-хуени. Переборов себя, Уокер скинула все на ноут. И только потом форматнула карту. Мозгоправ, словно ребенок рождественским утром, радовался всему, что рассказывала Уокер. Он слишком яро вещал про явный прогресс, про то, что Мэри считается с Уокер... Да много про что он говорил. — Обычно ваше расстройство бывает у тех, кто в детстве подвергался... различным действиям, — док говорил медленно, явно подбирая слова, глаз не опускал. Даже стало интересно, к чему он решил вести. Она же прочитала дохуя и больше книжек про проблемы с идентификацией личности. — У меня были… сложности в школе, — спокойно ответила Уокер, смотря доктору в глаза. — Смеялись, издевались. Я обычно давала отпор. — А ваши отношения с отцом, — Эдмондс посмотрел в бумаги, — вы говорили моим коллегам в госпитале, что помните, как ваша мать препятствовала близкому общению с ним, но не помните — почему. В прошлый раз мы с вами обсуждали научные работы... И мне бы хотелось спросить, не совершал ли ваш отец с вами каких-то противоправных действий? — Не думаю, — твердо ответила она, закидывая ногу на ногу. — У меня были проблемы в школе. Вероятно — и раньше. Но я не помню. Знаете, когда у вас глаза разного цвета — сверстники житья не дают. С отцом мы были друзьями. И я не помню, чтобы он... что-то делал. — А я вам поверю! — улыбнулся мозгоправ, довольно искренне. — Все-таки считаю, что расщепление личности случилось именно в Соковии. Хотелось бы поговорить с Мэри, конечно. Но, думаю, ее никогда не насиловали и не пытали. Пытали вас, Уокер. Она лишь подперла щеку рукой и с интересом посмотрела на доктора: — А сможете заключение для моих юристов написать и при необходимости выступить в суде? — Да, конечно, — у него даже глаза как-то блеснули, что ли. Уокер чувствовала себя крайне странно: днем она торчала в пыльном офисе у юристов, вместе с ними составляя иск, а с наступлением темноты отправлялась надирать задницы плохим и не очень ребятам. Вероятно, хороших было даже больше, но задаваться вопросами, что хорошо, а что — плохо, не было ни времени, ни желания. Действовать приходилось быстро: напрягал очередной ряженый, решивший причинять добро на ночных улицах. Чуть ли не дыхание его чувствовала у себя на затылке иногда. Его называли Дьяволом Адской кухни, и в основном там он и орудовал. Уокер же стала предпочитать работу от него подальше: Бруклин, Бронкс, Квинс. Даже на другой стороне Гудзона. Оказалось, что это совсем не сложно. Специфические услуги нужны всем и всегда. Ближе к Дню Святого Патрика Мэри проторчала в теле Уокер около недели, судя по календарю на стене. Снова накупила каких-то шмоток, сходила на педикюр: ногти на ногах теперь были ядовито-розового цвета, и Уокер с раздражением замечала их боковым зрением, пока ходила босиком, в поисках, что еще натворили во время ее отсутствия. Цветы какие-то в вазе. Закатила глаза, собрала волосы в хвост и полезла в телефон в новом чехле с уродским растительным орнаментом. Несколько прослушанных голосовых на почте от Мердока. Блядь! А, нет, вроде бы она ничего не пропустила. Слушания только через месяц или около того. Первое сообщение пять дней назад: Привет, это Мэтт. Мердок, Мэтт Мердок. М-м, я был рад, что мы встретились в продуктовом и ты помогла мне дойти до дома. Хм, знаешь? Я же тут вырос, в Адской кухне, но ослеп в детстве. Спасибо, что описала мне, как сейчас выглядят здания... Правда, спасибо! Что за хуйня? Эта Мэри ему, блядь, экскурсии устраивала? Уокер недовольно нажала на второе сообщение от того же дня: И да, то, что я ответил — правда. Просто я не те слова подобрал. Я правда не против был бы куда-нибудь сходить вместе, хотя да, конечно, этика... Но твоим делом куда больше занимается Фогги... и вообще, кому какое дело? Открыла журнал вызовов. Сразу после первого голосового с ее номера звонили Мердоку и о чем-то болтали около получаса. Пиздец! Еще одно: Это был удивительный вечер! Спасибо! Мэри, ты так красочно мне описала набережную! Я не хотел тебя напугать... и прости, если был слишком... настойчив. Перезвони, как сможешь. Пожалуйста. Уокер тут же нажала на вызов. Гудок, и ответили: — Привет! Я так рад, что ты набрала! — тараторил Мердок. — Я не хотел тебя пугать. Прости, что пытался поцеловать. — Что, блядь? Мердок, это Уокер. Вы — мой юрист. И, если не помните, у меня определенные проблемы с личностной идентификацией. К вам приставала Мэри? — Ой, — показалось, что Мердок прикрыл пальцем микрофон прежде, чем продолжить. — Я... Я приношу извинения. Я... не разобрался. — Пиздец! Знаете, Мердок, а я к вам заеду сегодня. Расскажете мне, что там с Мэри обсуждали. В мое отсутствие. Уокер быстро вырубила воду на кухне и пулей влетела в ванную. Убавила напор и сделала чуть теплее, скинула нелепое платье и полезла под душ. Яростно втирая в волосы шампунь, она ломала голову, что еще могла натворить Мэри. Как минимум, приставала к Мердоку, а этот молодой и слепой юристишка повелся. Заебись, блядь! Просто прекрасно! Нельсон виновато пялился на носки ботинок, тогда как Мердок как ни в чем не бывало сжимал свою белую трость, которую хотелось запихать ему в зад! Слепой, блядь! Он же знал. Знал и воспользовался! Ну ладно, не до конца воспользовался. — Надеюсь, — улыбнулась Уокер, уходя, — что мне не нужно будет судиться на тему «Похотливый юрист и его клиент с ментальным заболеванием». Она продолжала искать работу как можно дальше от Дьявола Адской кухни. И работы было достаточно, но все сложнее выходило ускользать от этого долбаного ниндзя. Один раз, как только она закончила доходчиво объяснять одному владельцу небольшого ресторанчика, что он очень сильно не прав, в конце переулка появился нелепый силуэт с рожками. Вышло убежать: не догнал. Почему-то казалось, что рано или поздно он придет за ней снова, и тогда она не сможет убежать. Весна в этом году выдалась сухой и теплой. А армия все тянула с ответом по иску, посылая от инстанции к инстанции, от одного начальника к другому, от клерка к клерку. Уокер это почти перестало раздражать. Ее новая жизнь ей почти нравилась. Каждый день казался последним. Она и так жила взаймы. Взаймы жизней ее братьев, взаймы жизни Мэри. Док так и не мог до сих пор разобраться, кто первичен: сержант Уокер или Мэри. Уокер считала, что она. А с Мэри знакомы они не были. Это у нее был иск к Министерству обороны, у нее была оплата коммуналки и это она, Уокер, голосует на выборах. В какой-то момент она поймала себя на том, что оставляет барахло Мэри на тех местах, где оно и было. И если вдруг ее шампунь почти кончился — покупает новый. Хоть и не хотелось, но приходилось быть другом. Так она это видела. Как в учебке, она пыталась кооперироваться с девчонкой на койке внизу... Сейчас же все было понятнее и логичнее, что ли. Да и сама Мэри казалась понятной. Уокер все больше соглашалась с теорией дока, что это ее саму расщепило на две части, а не еще какая-то выдуманная личность поселилась в мозгу. Как док предположил, с Мэри не случалось ничего плохого, и Уокер реально иногда переживала, что та тут же бросится во все тяжкие, найдет себе какого-нибудь идиотского приятеля, вроде того же Мердока. Нет, и самой Уокер давно нужно было с кем-то потрахаться. Но она боялась. Любой мужчина, решавший к ней прикоснуться в знакомом кабаке, тут же вызвал панические атаки. Она потела, столбенела и теряла дар речи. С женщинами была такая же история. Хотя сознание оставалось абсолютно чистым, тело — которое сейчас занимала Уокер, — отторгало любое внешнее вмешательство. Мастурбация тоже не была выходом. Тело словно бы не принадлежало ей: далеко не всегда реагировало так, как Уокер рассчитывала, что отреагирует. И это сильно напрягало. В следующий раз Мэри появилась снова почти на неделю. Нарисовала кучу картинок с цветами, оставила Мердоку около двадцати сообщений и подстриглась. В квартире опять появилось пиздецки много цветов в вазах. И пиздецки много неотвеченных запросов на хорошо спрятанном телефоне, куда писали ребята из Гарлема, Бруклина, Бронкса, Квинса, которым было, что предложить Уокер. Она выбрала что попроще. Хоть и слишком близко к Адской кухне. Но дел-то минут на пять. Задание пустяковое: доходчиво объяснить одному человеку, что он охуел. Объяснение нужно было довольно понятное, чтобы без разночтений. Человеком, правда, оказался какой-то священник. Уокер, впрочем, плевать всегда было на подобное. Она засела на крыше напротив выхода из его церкви. Подготовилась: выстрелит чуть поверх головы, спустится по тросу и кинет визитку. Театральненько, но заказчик платит хорошо, так что и выбирает дополнительные опции. Это свободный рынок услуг в свободной стране. Резкая боль в ноге. Уокер обернулась. Ебаный ряженный Дьявол Адской кухни. Застыл, словно на постер для кинотеатра: свел лопатки, выпятил грудь, вздернул подбородок. Только полной луны за его спиной не хватало. Уокер недовольно зашипела и подняла металлическую херовину, которой в нее запустили. — Ты делаешь ошибку, Мэри Уокер. — Мердок? Чувак в нелепом костюме замер, но тут же еще сильнее выпятил грудь и произнес сильно ниже: — Нет. И ты должна отступить. Уокер перевела прицел на него и усмехнулась: — А то что? Ты мутант? Телепортируешься? Если нет, то в твоих интересах сделать пять шагов вперед, чтобы я тебя рассмотрела. Она опустила ствол и выстрелила ему около правой ноги. Ряженый, подняв руки, сделал пять шагов вперед и оказался в круге света. И, блядь, это был ебаный Мердок! Уокер хорошо запомнила и его волевой небритый подбородок, и губы вечно в какой-то полуулыбке. Это был он. Совершенно точно. Ее долбаный типа слепой юрист, плюющий на все этические аспекты работы, оказывается, скакал в красном трико и смешной маске по крышам ночью. Да, Уокер, ты выбрала самого охуенного адвоката из всех возможных! Мердок не двигался, но словно к чему-то готовился. Явно надеялся на какую-нибудь спасительную хуйню. Но не в смену Уокер, нет. У нее было одно желание: разобраться, что это вообще за дерьмо? — Подойди, — скомандовала она. — Давай, иначе я прострелю тебе колено. Он нехотя сделал еще несколько шагов вперед. — Мы здесь вдвоем. Ты знаешь мое имя, а я — твое. Сними-ка маску. Он мотнул головой. Уокер села и уперлась стволом в его колено: — Я не очень ясно выражаюсь? Дьявол Адской кухни стянул маску, и под ней оказался потерянный адвокат Мэтт Мердок, невидящим взглядом сейчас смотревший куда-то в сторону Уокер. Вопросов было намного больше, чем ответов. Может, он был очередным мутантом. Способностями нынче много кто мог удивить. Он часто и нервно дышал. Словно нашкодивший школьник, которого застукали на месте. Как-то неловко теребил свою маску, и Уокер в итоге решила перенести миссию на потом: святоша никуда не денется. — Ну и как доехать до тебя? В такси она отшутилась водителю, что они собираются на карнавал в костюмах городских мстителей, и, чтобы Мердок чего не взболтнул, лишь сильнее уперлась ножом ему между ребер. Он был очень неглупым, послушно шагал впереди, подняв руки, когда они поднимались к нему. — Без фокусов, — напомнила Уокер. — Понял, — обреченно выдохнул Мердок, отпирая квартиру. Да, жить тут мог разве что слепой: огромная неоновая реклама била в окно без занавесок. Оказавшись внутри, он немного расслабился. Без разрешения прошел в кухню и кинул маску на стол: — Будешь что? Я б виски выпил. — Пей, — отозвалась Уокер. — Мне не стоит. Он пожал плечами и плеснул себе в стакан. Довольно щедро. И пригубил. — Не думал, что это ты — Кровавая Мэри, как тебя называют заказчики. С Мэри-то я знаком, и она никого обидеть не смогла бы. Да и собрать винтовку — и разобрать, — тем более. — Говоришь, словно что-то про это знаешь, — улыбнувшись, Уокер плюхнулась на высокий барный стул напротив. — Тебе двадцать сколько лет? Размышлять пытаешься как взрослый, а сам яйца к своему же клиенту подкатить пытаешься. И клиент при этом не отдает себе отчет, что творит. Подрасти бы тебе сначала. Мердок сжал зубы, шумно втянул воздух носом и все-таки отпил еще. — Вот-вот, — хмыкнула она, не убирая ножа со столешницы. — Так себе реклама услуг молодых юристов. Учитывая, что... как там тебя называют? Сорвиголова — та еще заноза в жопе полиции. Больше проблем, чем помощи. Мердок скорее забавлял. У него смешно белели от злости крылья носа. Он слишком агрессивно пыхтел. Чересчур сильно сжимал ручку турки, пытаясь заварить кофе. Он все делал настолько «слишком», что это невозможно было не заметить. Теперь Уокер понимала, почему Нельсон сразу понравился больше. Не было в нем этой долбаной чертовщинки и нервов, лезших наружу. От Мердока разило молодостью. Пластичный и сильный, даже когда варил кофе. Сейчас он по пояс стянул свой супергеройский костюм. Выглядел как серфер в длинном гидрике на берегу. Уокер даже где-то поняла Мэри. Нет, она не считала себя лесбиянкой, не считала себя бисексуалкой. Ей всегда казалось, что люди могут быть привлекательными, независимо от их пола. Как Эбби. И как Мердок сейчас. Неоновый свет падал какими-то полосками, выхватывая то невидящие глаза, то руки с проступающими венами. От кофе Уокер не отказалась. Слишком вкусно пах. Хотелось даже спросить: это на пенсию по инвалидности мистер Мердок обзаводится отличными бразильскими сортами с авторской обжаркой? — Так что тебе надо? — наконец спросила она, когда перед ней оказалась чашка слишком горячего кофе. — Я против противозаконных действий, — насупился Мердок и снова отпил из своего стакана. Словно бы задумался — и снова наполнил. — А жить мне на что, м? Что-то мои юристы больше по крышам в трико скачут, чем пытаются восстановить доброе имя сержанта Мэри Уокер в суде. — Не надо это мешать, — по-мальчишески обиженно буркнул Мердок. — Да? — в голос рассмеялась она. — То есть мне нечего жрать, потому что меня наебнуло государство и юристы пиздец медленные, а это моя проблема? Это так не работает. Мердок сейчас чем-то напоминал ее саму несколько жизней назад. В старшей школе. Уокер никогда не была глупой. Ровно и уверенно шла к цели, многое схватывала на лету. Она объективно была лучше многих, но всем в пример ставили совсем других, более сговорчивых и покладистых. Более понятных. Тогда Уокер не разбиралась в этом. Обижалась, злилась, расстраивалась. Но уже в армии те, кого она могла назвать приятелями, все доходчиво объяснили, разложили по полочкам. Она была неудобной и замкнутой. Своеобразной. Мердок сейчас казался ей кем-то с бинарным взглядом на мир: есть черное и белое, правильное и неправильное. И все. Что неудивительно для человека, который в принципе не видит. Какие тона и полутона? Какие оттенки? Вот только с чего он решил, что добро на его стороне, а не на стороне Уокер? — Что тебе от меня надо? — Мердок вылил в себя все, что было в стакане, смешно поморщился и повернулся к ней. — Чтобы вы выиграли мое дело, — бесцветно ответила она. — Чтобы Сорвиголова отвязался от меня. Я работаю как могу. Может, ты подскажешь, где деньжат инвалидам можно поднять? Тягучая и некомфортная тишина. Только где-то внизу проезжали редкие машины. Мердок дышал слишком тихо. А учитывая, что по его взгляду прочитать ничего нельзя, Уокер поинтересовалась: — А покурить тут можно? — Открою окно, — меланхолично отозвался Мердок. Она пожала плечами и уселась на широченный подоконник, достала старую мятую пачку, которую таскала с собой на черный день, закурила. Вероятно, это как раз был один из дней, который можно назвать относительно черным. Мердок примостился напротив, обхватил одно колено руками. — Меня табак иногда успокаивает, — миролюбиво заявила Уокер, выпустив дым после глубокой затяжки. У нее даже была теория про табак, курение и затяжки. Да вот применить было негде. Сама Уокер никогда не испытывала никотиновой зависимости, но на базах — сплошь и рядом все курят. Посылок с сигаретами ждали больше, чем с письмами из дома. — Забавно, — усмехнулся Мердок. — Мэри с собой даже успокоительное таскает. — Что? — Чуть пульс поднимется — тут же принимает. А ты не знала? — Я с ней не знакома, — зло выплюнула Уокер. — О чем ты ещё, блядь, молчал? — Вы разные, — задумчиво бросил Мердок, повернув лицо на улицу. — Мэри такая... милая. Располагает к себе. Очень открытая. Забавно: у нее даже сердце иначе бьется. Словно совсем другой человек. Он улыбался каким-то своим мыслям. Неоновая реклама била прямо в его лицо, но Мердок даже не щурился. Совершенно точно — слепой. — Она что, тебе нравится? — резко спросила Уокер, не скрывая брезгливость в голосе. — Да. Да и ты. Но иначе. — Если у тебя просто две жизни: довольно — пока что, — посредственный юрист и какой-то акробат в нелепом костюме, то я и Мэри — это совершенно разные личности. Это вообще другое. Мердок согласно кивнул. Ночи еще были холодными, и Уокер нравились эта свежесть и тишина. Он склонил голову на бок и молчал. Уокер с удивлением про себя отметила, что не было неловко. Она докурила и, потушив окурок о стену с внешней стороны, убрала его в пачку. Потом выбросит. — И что дальше? — глотнула чуть остывшего кофе. Да, Мердок явно умел его готовить. — Мне кажется, ситуация как минимум странная. — Да. Я не рассчитывал, что моя клиентка окажется наемной... не убийцей, но не знаю... Головорезом? — А кем, ты думал, я окажусь? Я вот не думала, что слепой католик-отличник в дешевом костюме ночами надирает задницы тем, кого считает плохими людьми. Вот это было внезапно. — Да не думал я, — отмахнулся Мердок, пропустив все, что было после вопроса. — Мне ты показалась потерянной, запутавшийся и одинокой. Поэтому мы и взялись за это дело. — Я думала, вы взялись, потому что я могу заплатить деньгами, а не едой или вещами, которыми ваш офис завален, — ухмыльнулась Уокер и допила кофе. — И это тоже. Отлично, он теперь знал, как Уокер зарабатывает на жизнь, она знала о нем кое-что поинтереснее. Вот только что с этой информацией делать — придумать пока на выходило. Просто до поры до времени держать это в уме? Шантажировать, если понадобится? Шантаж никогда не был методом работы Уокер. Но, вероятно, настал час попробовать и это. — И как ты это вот все вытворяешь? Я видела пару видосов в сети. Ты же что-то слишком резвый для слепого, — наконец, она задала давно мучивший вопрос. — Ну, — усмехнулся Мердок и слез с подоконника. — Как летучие мыши. — Ты типа Бэтмен? Мне казалось, что он неплохо видел и был в принципе богатым. — Уокер, — серьезно произнес Мердок. — Пообещай, что не будешь заниматься тем, чем занимаешься. — Схуяли? — прыснула она, смотря на его сведенные на переносице брови. — Ты, блядь, кто мне такой, чтобы мозги делать? Почитать в сети, так ты такой же проблемненький как акробат из Квинса или бруклинский долбоеб с луком. Ты тоже занимаешься сомнительным говном, Мердок. Так что давай оставим все как есть и не будем мешать друг другу. Я не убиваю, так что все хорошо. Он разочарованно цокнул языкам. Уокер убрала сигареты в карман куртки и встала. — И дружеский совет: одеколон смени. Этот пиздец ядерный. Не очень подходит для ночных скачек по крышам, — усмехнулась она и неспешно направилась в сторону входной двери. Общение с Мердоком-юристом теперь было крайне неловким. По ощущениям напоминало ситуацию, когда с кем-то по пьяни переспал, а потом надо как-то дальше, например, вместе работать. Мердок больше молчал. А Уокер болтливостью и так никогда не отличалась. Нельсон иногда окидывал их взглядом и немного разочарованно качал головой. Отлично, похоже, решил, что они и правда переспали. После очередного вздоха Нельсона она посмотрела на Мердока. Ну да, смазливый, щетина, правда, на вид колючая. Пластичный. Наверное, трахаться с ним как минимум интересно. Тот, словно прочитав её мысли, вздрогнул и удивленно поднял брови. Мэри появлялась редко, иногда на пару часов раз в месяц. Док, правда, не мог сказать, хорошо это или плохо. Армия все тянула, и Нельсон даже пару раз довольно крепко выругался вслух, когда их попросили прийти еще через месяц. При выборе работы Уокер все-таки решила теперь быть более избирательной. Прежде чем соглашаться, внимательно изучала как заказчика, так и заказ. Даже ночью было душно. Нью-Йоркское лето начинало раздражать. Днем — жара, что хоть из дома не выходи, и с наступлением темноты сильно лучше не становилось. Крыша толком не остыла, противно грела живот. Приходилось часто протирать лоб, при этом стараясь не отнимать глаз от оптического прицела. Похоже, что эти плохиши были очень и очень плохими. Таскали какие-то подозрительные, явно тяжелые коробки из грузовиков на склад. Судя по маркировкам — в коробках могло быть оружие. Много оружия. Уокер считала, что ее так, припугнуть каких-то гангстеров просят, но тут все было очень и очень серьезно. Немного не ее калибр. Вероятно, даже будет иметь смысл сообщить в полицию или еще куда. Внезапно по крыше склада скользнула тень. Долбаный Мердок! Он запустил чем-то в одного из тех, кто наблюдал за ходом разгрузки, и ловко спрыгнул. Завязалась драка. Блядь, только этого дерьма Уокер и не хватало. Мердок, словно законы физики для него не существуют, скакал по коробкам, наносил удары, как-то уворачивался. Но и отхватывал. Отхватывал он все больше и больше, и один из бугаев достал пистолет. Отлично. Уокер не планировала вступать ни в какой бой, но потянула спусковой крючок. Пушка выпала у мужика из руки, и он начал махать в сторону ее укрытия и что-то орать. Мердок на мгновение тоже отвлекся и тут же получил по голове. Она наспех затолкала винтовку в чехол и достала пистолет. Как чуяла, когда утром чистила! Успела спуститься по пожарной лестнице еще до того, как кто-то успел забежать на крышу по основной. Долбоебы: надо все пути отступления перекрывать. В принципе, она могла скрыться, да вот только Мердок находился в крайне скверном положении, и пропускал все больше и больше ударов. Четверо против двоих. Не так уж и плохо. А дрались плотненько: снова поднявший пистолет мужик не стрелял. В своих, наверное, не хотел попасть. Уокер выстрелила в асфальт у самых ног мужика с оружием. — Уходим! Мердок, хромая, побежал в ее направлении. Она прикрывала. Внезапно раздался выстрел. С крыши. По звуку — не винтовка. Уокер пару раз пальнула туда и начала пятиться. — Ос... — Мердок не договорил. Она полетела куда-то вниз по склону. Еще и винтовка упала сверху. — Ты как? — за пару прыжков Мёрдок оказался рядом и попытался помочь подняться. — Заебись, — прошипела Уокер и подняла пистолет. — У тебя рука разодрана... — Потом, блядь! Они выбрались с территории складов, и, вроде бы, за ними уже не бежали. Мердок предложил пойти к нему, потому что это близко и потому что он может наложить швы. Не то чтобы Уокер была против: в больницу идти не хотелось, а разодрала руку знатно, — просто она злилась, что ли, на себя, что теперь и её могут искать те злые мужики. Вот нахуя? С другой стороны — не бросать же своего юриста? Мердок усадил ее на высокий стул, вытащил аптечку и вымыл руки. Умеючи обработал рану и принялся зашивать. — Твою ж... Прости, — виновато проговорил он. — Я забыл обезболивающие. Себя-то я так шью. — Забей. И побольнее бывало... И часто ты себя чинишь? — Более чем, — он хохотнул. — Фогги даже придумал легенду, что я страдаю алкоголизмом и вечно падаю бухой. — Очень изящно, зато не прикопаешься. А он в курсе про твое хобби? — Да, недавно узнал. Уокер смотрела, как Мердок накладывает последние стежки. Иголка проходила сквозь ее кожу, стягивая края. Обрезав нитку, он, тем не менее не убрал руку с ее плеча. — Ты очень напряжена, — Мердок аккуратно провел пальцами вверх, к шее. Уокер дернулась. — Расслабься. Я не сделаю ничего плохого. Он говорил проникновенным шепотом. У него оказались теплые и чуткие пальцы. Теперь, без иголки в них, — это чувствовалось намного ярче. Они успокаивали. Уокер поняла, что, наверное, ей и самой хочется, чтобы он прикасался к ней, чтобы его дыхание обдавало кожу. Она закрыла глаза. Впервые за очень долгое время чужие прикосновения не вызывали страха или агрессии. Губы у Мердока — у нее на плече, оказались наоборот грубыми, жесткими. И высохшая кровь, и щетина корябали кожу. Это даже нравилось. Она подставила шею, запустила пальцы ему в волосы. Мокрые. Вроде бы просто пот, не кровь. Запах крови Уокер знала очень хорошо. Пульс повышался, и Мердок это явно чувствовал: он двигался будто в этом же ритме, все настойчивее и настойчивее целуя шею и плечи. Одной рукой залез ей под футболку и прижал к себе. Уокер чувствовала спиной тепло его груди. Другая ладонь застыла у пояса штанов, будто в нерешительности, и она подалась бедрами вперед. Мердок шумно выдохнул ей в плечо и нырнул пальцами под белье. Слишком легко заскользили. Наверное, должно было бы быть стыдно: все-таки обычно как-то не положено так быстро возбуждаться. Но Мердок знал, что делает: действовал крайне уверенно. Можно было и правда подумать, что он читает мысли. Задерживался там, где хотелось, чтобы он задержался, надавливал, нежно прикусывал кожу на шее, именно тогда, когда этого хотелось. Он прижал ее к себе еще сильнее и скользнул внутрь двумя пальцами, тяжело задышал у самого уха. Уокер не могла понять, что больше возбуждает: его дыхание, его напряженный торс, его настойчивые пальцы и крепкая хватка или чуть уловимый запах одеколона. Наверное, все вместе. Низ живота свело спазмом, рука Мердока замерла. Его большой палец опустился на клитор и начал нежно, но настойчиво ласкать. Уокер поняла, что слышит собственный стон. Казалось, будто это все не с ней, не с ее телом. Она и забыла, как бывает. Снова кончила, крепко сжав в себе пальцы Мердока. Обмякнув, запрокинула голову ему на плечо, так и не открывая глаза. Ей нравилось, что Мердок дышит с ней одновременно: его грудь поднималась тогда, когда она делала вдох, а когда выдыхала — ее шею легко щекотало от его выдоха. Он робко коснулся губами ее губ и аккуратно вытащил руку из белья. — Спасибо, что помогла, — прошептал он через некоторое время. Уокер, так и не открывая глаз, усмехнулась: — Интересные у тебя методы благодарности, Мердок. Я думала, кофе угостишь и все. И что теперь тебе от меня нужно? — Ничего. Ну, если ты сама не хочешь, то и не... Не обязана. Но я бы не отказался, — он уткнулся подбородком ей в плечо. — Пошли в душ. Предпочитаю, чтобы от мужчин не воняло. Судя по тому, как Мердок держался, он был тем еще бабником, и очередная девчонка, снимающая с него одежду в ванной, — что-то обычное. Рутинное даже. — На тебе живые места вообще есть? — Уокер провела пальцами по самому большому белому и выпуклому шраму на животе. — Все относительно. Тело — временно, а душа вечна. Уокер рассмеялась. От серьезного лица Мердока стало еще смешнее. Он что, правда в это верит? Избивающий ночами людей в смешном костюме юрист, потрахивающий своих клиентов, верит в бессмертие души! Да, к такому жизнь не готовила! Голый Мердок со стоящим членом выглядел вдвойне нелепо, но держался уверенно, задрав подбородок. — Ладно, не о душе я планировала говорить. Она мягко толкнула его в грудь под душ. Вода струилась по плечам, стекая оранжевыми ручейками. Нужно потом посмотреть, а то, может, и ей его штопать придется. Уокер стянула футболку и топик, вылезла из штанов и белья, оставив вещи валяться на полу, и зашла в кабину. Мердок не двигался. Похоже, засранец хотел, чтобы она все сделала сама. Ну, наверное, у него было на то право. Уокер взяла с полки шампунь и выдавила на ладонь. Провела по всей длине, смотря в лицо Мердока. Он поджал губы, но выглядел отстранено. Усмехнулась. Резким движением схватила его за горло и впечатала в стену душа. Охнул, но ничего не предпринял. Она энергично двигала рукой, смотря, как он пытается ловить ртом воздух. Крепко сжала мошонку и вернулась обратно к члену, не отпуская горла. Ладонь скользила легко и быстро, темп наращивать труда не составляло. Мердок схватил ее руку на своём горле и сжал еще сильнее. Дернулся бедрами вперед, весь напрягся и кончил. Уокер еще пару раз двинула кистью, медленно убрала ладонь с его шеи. Шустро, даже запястье не успело устать. Он дышал глубоко и жадно. Прикрыл глаза. Она смотрела на него и думала, что за отношения у них были с Мэри. Но вряд ли любительница розовых ногтей и цветов, убегающая от поцелуев, решила бы, что немного асфиксии совсем не повредит. — Ну вот, — усмехнулась она, выбравшись из душа и вытирая волосы, — теперь хоть Нельсон обосновано может качать головой. Хотя прямо-таки сексом это назвать сложно... Мердок рассмеялся. Всё-таки не показалось, что он немного хромает. Сейчас он опирался на раковину и придерживался за бок. На голом мокром теле при ярком свете в ванной гематомы были особенно заметны. А еще — уже почти зажившие царапины и порезы. Мердок обернул полотенце вокруг бедер и, толком не вытираясь, пошлепал прочь. Хлопнула какая-то дверца на кухне. Звон стекла. Уокер накинула халат, висевший на крючке и, завязав пояс, пошла на звук. Мердок, хитро улыбаясь, молча протянул стакан. — Я не... — Да тут немного. И ты вроде бы и со своим юристом спать не планировала. Так что глоточек виски — это ерунда. Уокер ухмыльнулась и все-таки попробовала. Внутри обожгло: алкоголь не пила вечность. — Останешься на ночь? — не без надежды в голосе спросил Мердок, подняв брови и напоминая какого-то печального и потрепанного кота. — Я слишком задолбалась, чтобы добираться до дома, — честно ответила она. — Да и кофе ты хорошо делаешь. Не откажусь утром.