Назови мое имя

Разувериться, что любовь случится с ней, купить билеты на море и рвануть в путешествие. Но, видно, судьба любит шутки: как только Мисти с огромным чемоданом наперевес поднимается на корабль, ее ожидает ступор. Корделия. Мисти уверена, случайностей не бывает: в нужный момент жизнь дает знак, и все зашедшее в тупик становится ясным. Бежать, чтобы скрыться от чувств, и столкнуться с Корделией прямо на палубе корабля, который свяжет их на две недели единым пространством, представляется ей уж больно подозрительным. Корабль уже отчаливает, когда в толпе туристов Корделия замечает знакомую фигуру. Мисти приятно видеть ее вне аудиторий, вне всей официальности в этом летнем платье и шляпе, прикрывающей непривычно вьющиеся волосы. Возле Корделии стоят подруги. Мисти их знает: мисс Сноу и молоденькая преподавательница — Мэллори. Они беспрестанно щебечут и смеются, лишь Корделия отчего-то противится их веселью. И если она узнает, на что еще способно ее платье, кроме как свести каждого пассажира с ума, Корделия немедля скинет его, щеголяя по палубе нагой. Когда туристы расходятся, Мисти выбрасывает за борт взгляд Корделии, кинутый в ее сторону, и эта улыбка... Корделия уходит, а Мисти в тот же момент осознает: эта поездка ей аукнется. Ей двадцать три, она преподаватель искусств, но любовь к Корделии — ее самое большое достижение. Потому что до встречи с ней не знать себя, своих талантов и не иметь планов на будущее было нормой, теперь все иначе. Они знакомы от силы год: до безумия примитивное знакомство — в университете. Когда глаза Мисти впервые, до того не видевшие ничего прекраснее, обратились к Корделии, все рухнуло: ее лень разбилась о кафель, тусовки с псевдодрузьями потерялись где-то, найти себя старую оказалось уже невозможным. Корделия оказалась преподавателем истории и самым мощным источником вдохновения. И пусть между ними разница в двенадцать лет. В дни, когда дождь бился в большие университетские окна, Мисти не было грустно ни разу: один взгляд в сторону Корделии — и день спасен. Временами она проявляла огромную щедрость: здоровалась со Мисти по утрам, садилась за один стол на обеде и говорила в перерывах о пустом. Только Корделия никогда не обращалась к ней по имени, и в какой-то момент Мисти решила, что она его просто не знает. Конечно, было обидно, но сильнее того была ее маленькая тайная влюбленность в Корделию. Мисти поняла все в самом начале, когда декан представил ее, и Корделия протянула ей свою изящную тонкую руку с кольцом на безымянном пальце. Только глупость Мисти оказалась сильнее: даже зная это, она влюбилась. Со стороны Корделии не было ничего, и это равнодушие так задевало Мисти все это время, что сносить его более она не смогла, а потому сейчас она стоит здесь, смотрит на Корделию и понять не может: что за дурацкие шутки у судьбы? Первое время Кордедия смущается, когда они сталкиваются в одних местах, чувствуя неловкость, уходит вместе с подругами прочь, а Мисти все также ищет с ней неслучайных «случайных» встреч. Ей хочется попадаться Корделии на глаза как можно чаще, чтобы в ее голове не допустилось и мысли забыть о Мисти хоть на минуту. Подруги Корделии часто улыбаются, когда видят Мисти, а сама Корделия почему-то с упорством делает вид, что девушки не существует, и спешит уйти. Конечно, Мисти это задевает. Разве может быть наоборот? Та юная, абсолютно глупая любовь к Корделии ноет и стонет, как хочет быть поближе. И сегодня она заболела сильнее. Весь вечер к Корделии клеится солидный итальянец в возрасте, след на безымянном пальце которого явно говорит, что отдыхает он здесь от семьи, но этого очевидного факта она то ли не замечает, то и не хочет замечать, и продолжает отвечать на его флирт. Мисти хочется сделать ему какую-нибудь гадость, вроде той, чтобы подойти и по-русски, совсем по-простому просто взять и послать нахуй. Но, к счастью, несмотря на эмоции в ней остается доля здравого смысла. И, не найдя ничего лучше, чем просто застрять в баре, она решает именно так и поступить. Через десять минут становится не так обидно, спустя тридцать и ситуация кажется не такой пропащей. Мисти, подстегнутая далеко не первым бокалом дешевого вина, двигается к ним. [Остановись, остановись, остановись.] Здравый смысл не спит. Он кричит, он бьет по коленям, сокрушается бешеным сердцебиением. Мисти слышит его прекрасно. Но останавливаться не собирается. Корделия краем глаза замечает девушку и, словно предчувствуя что-то неладное, тянет итальянца за край пестрой рубашки. Чертов Антонио Бандерас — или как там звать этого напыщенного индюка? — сидит весь из себя довольный, отвешивает Корделии комплименты, а Мисти так хочется уподобиться Бродскому, плюнуть в лицо ему: «Пошел ты нахуй, Антонио» — в стиле хлесткого русского поэта, которого они изучали в университете. Мисти видит: Корделия нервничает, понимая, что настрой девушки ей не знаком. Мисти делает крайний шаг, и внутренний Бродский вырывается в свет: — Антонио, будьте добры, идите к черту, — она улыбается. Идиотка, и уже не в сравнительном обороте — факт. — Вы коннект английский язык? Его лицо становится плоским и вытянутым, глаза округляются. Кажется, понял. Мисти было бы все равно, если бы он встал и дал по ее наглой физиономии, но равнодушие Корделии тотчас задело бы ее за живое. Она поднимается: — Что ты себе позволяешь? Обратившись так резко, она мгновенно сражает Мисти: одна фраза — и нокаут. Трибуны ликуют, побежденный выброшен с ринга, а эта итальянская рожа смотрит на девушку с полным недоумением. — Вы меня ни с кем не перепутали? Я не Антонио, — говорит он по-английски. — Мне похер, как там тебя зовут. Проваливай. Вежливый — насколько возможно — тон итальянца становится грубым, недоумение переходит в надменность, и он так высокомерно глядит на Мисти, что ей мгновенно хочется ударить по его самодовольной морде. Правда, думается, после ответного удара матросы будут соскребать ее с палубы. Корделия обходит его, пытается успокоить, а затем ее грозный взгляд обращается к Мисти: — Ты совсем забылась? Почему ты позволяешь себе так разговаривать? — Серьезно? — она возмущается, и все, что срывается с ее уст, уже не фильтруется рассудком. — Ты не видишь, что этот мудак пытается тебя обмануть? — Что значит мудак? Вы не зазнались? — Ты вообще заткнись. — Почему ты себя так неадекватно ведешь? — наконец, она силком отводит девушку подальше. Мисти сопротивляется, Мисти рвется из цепких рук Корделии, а втайне мечтает остаться в них как можно дольше. О, эта любовь к ней верным образом однажды погубит Мисти. Не сегодня, но потом… Корделия затаскивает ее в свою каюту. Разговор, вероятно, будет жестоким, раз она мимоходом защелкивает замок. Только Мисти ее не боится ни за закрытыми дверьми, ни посреди палубы, ни в полной преподавателей аудитории. — Какого черта ты творишь? — Корделия вдавливает девушку в кресло возле кровати. Кажется, она с подругами даже не удосужилась разобрать вещи по приезде: из сумок торчат юбки и платья, шкафы пустуют. Настроение Мисти резко меняется: от притворной [или не совсем] наглости до абсолютной беспомощности пред Корделией. Она сутулится, вжимая шею в плечи. — Не хочу, чтобы тебя обманывали. — Это не твое дело! — Корделия начинает шагать по каюте. — С чего ты вообще решила, что имеешь право вмешиваться в мою личную жизнь? Ты просто… просто моя коллега. — Ну, и что? — И что? — переспрашивает Корделия. — И что? Ты только что нагрубила совершенно незнакомому человеку и испортила мне вечер. — Лучше я испорчу тебе вечер, чем он испортит тебе нервы и отдых. К чему этот самообман? По-моему, там все ясно. — Это не тебе решать! — прикрикивает она, отчего Мисти вздрагивает. Корделия это замечает и смягчает тон. — Я не нуждаюсь в твоей заботе. — Ну, если тебе угодно заниматься обманом самой себя… то пожалуйста, — Мисти скрещивает руки в знак протеста и обиды. Это мало трогает Корделию, но Мисти привыкла всегда выражать свои эмоции в том виде, в каком они переполняют ее. — Ты думаешь, я без тебя этого не знала? — с какой-то мимолетной грустью выдыхает Корделия. Словно он был ее последним шансом, словно он… вправду, понравился ей. Мисти это заметно подкашивает. — И к чему тогда было все там?.. — Не твоего ума дело, — грубо отсекает она, открывая двери. — А теперь уходи. Как обиженный ребенок, Мисти выскакивает из каюты. Глупая, непонятная женщина! Как порой она умеет управлять настроением Мисти: еще утром счастье сбивало с ног, а сейчас слова Корделии погасили в ней все порывы. Неужели она не видит очевидного? [Или, быть может, не хочет?]