Now we are alive

Слэш
R
Завершён
455
автор
Klassikovod бета
Размер:
63 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
455 Нравится 53 Отзывы 168 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      ***       – Капитан, мы готовы, – доносится из передатчика голос Спока, и Кирк расплывается в довольной улыбке.       – Вот и чудненько. Удачи, – Джим обрывает связь, пресекая очередные попытки вулканца попенять на тщетность людских разговорных идиом. Он объяснял их старпому уже 12,5 раз, а тот все равно каждый раз морщился. Его не переспорить, но Джим с завидным постоянством пытается.       Высадка на одну из планет системы Януса должна быть достаточно трудоемкой для исследователей и только относительно безопасной, но Джим уверен, что все пройдет гладко. Планета была тщательно просканирована – образцы флоры и фауны обещали быть весьма интересными, ну а то, что укты здесь частенько браконьерствовали, уж точно не отпугнет мощный исследовательский крейсер.       Кирк еще недолго любуется на экраны с видами планеты и отправляется в вотчину Скотти – пока заполошный старпом отсутствует, они успеют провести несколько тестов с маневровыми двигателями, необходимость нагрузки на которые вулканец так яро отрицал. А сам Спок пусть побегает по местным полянам, пособирает хищные цветочки и подышит свежим воздухом с ароматами чего-то похожего на хвою… Вот только на этот раз интуиция Джима дает осечку.       Проходит не больше корабельного часа, за который капитан и главный инженер успели пока только вымазаться в техническом масле, подготавливая усовершенствованные пневмо-движки, а Кирка уже вызывает мостик. Истошно, перепугано и пренебрегая Уставом так, как при редкой красной тревоге. Джим матерится, выбираясь из тесного шлюза, на ходу разворачивает падд и пытается понять, отчего все снова становится смертельно опасным. То ли кого-то на «Энтерпрайзе» прокляли, то ли они какую-то неизвестную болезнь подхватили, а может, это – вина самого капитана – однажды чудом выжившего и теперь обязанного рисковать жизнями всего и всех вокруг, дабы оправдать свое существование.       Гадать некогда – исследовательский шаттл оказывается в «живой» ловушке местной флоры: лианы оказываются хищными, земля под шасси – топкая и ядовитая, в воздухе не хвоя, а соединения сероводорода. Небольшой катер плотно увязает в темно-зеленой жиже и стремительно покрывается коррозией – Скотти даже рта не успевает открыть от удивления на подобные химические реакции, как исследовательская группа радует их известием об агрессивно настроенной фауне. Офицеры лопочут что-то о животных, но Спок предполагает туземцев, так как весь их небольшой отряд вместе с шаттлом берут в четко выраженное кольцо. Джим командует готовиться к транспортации, но неизвестный газ в атмосфере вызывает помехи на всех диапазонах, сквозь которые отчетливо слышны только звуки начавшейся схватки.       Кирк замирает всего на миг, а потом тут же командует поднимать спасательный катер в воздух. Чехов пытается навестись по старым координатам, но и это оказывается не так-то просто. Если бы группа смогла укрыться в шаттле, они бы спустили «Энтерпрайз» в зону прямой видимости и вытащили бы их тяговым лучом… И если бы сам крейсер не оказался неожиданно атакованным.       Мостик валится с ног от мощного удара по корме, правая гондола моментально отделяется от корабля, а Джим, сквозь маты и вой тревоги, приказывает разворачиваться на маневр и открывать ответный огонь из всех орудий. И не забыть про Спока и группу на планете. И не пытаться связываться с теми, кто стреляет без предупреждения и в спину.       Крейсер уктов совсем немного уступает «Энтерпрайзу», но оказывается неплохо оснащен – совсем скоро от их защитных полей не остается даже электрона. Джим приказывает Скотти расчехлять неприкосновенные запасы и держать мощность, а оружейникам – направить огонь на двигатели противника под корму. Он не дает себе задумываться о возможных жертвах и повреждениях – итог все равно будет не радужным. В его силах только его уменьшить.       – Капитан, мы поймали сигнал бедствия от шаттла! – рапортует Чехов через десяток минут шквального лазерного огня, взрывов, кренов палуб, криков и мешанины боя. – Наводимся по нему на группу для транспортации!       – Отлично! Как закончите, перезагружайте щиты на повышенных коэффициентах. Дадим жару этим ублюдкам!       В инженерном отсеке начинается пожар. Скотти кричит в комм о дестабилизации, и Кирк несется к нему, не отрываясь от передатчика. Еще через несколько минут Павел докладывает об окончании транспортации, Маккой уже путается в количестве пострадавших, а Сулу спешно просчитывает новый курс. Если у Джима с Монтгомери получится, они устроят уктам такой фейерверк, что мало не покажется… «Энтерпрайз» снова перетряхивает, оружейники докладывают об ущербе противнику, а Скотти предлагает отчаянный шаг – чем громить их детку полностью, можно попробовать рвануть за Альфу Януса – мощное излучение звезды надежно их спрячет, а с одной гондолой это может даже получиться. И рисковать Джиму все-таки придется…       Расстояние действительно оказывается им по силам. Бело-голубое излучение гиганта подсвечивает плотную космическую пыль, но очень скоро «Энтерпрайз» увязает в туманности, как жук в смоле – их оставшиеся двигатели глохнут намертво после экстренной перегрузки. Черт с ними – Кирк рад тому, что укты от них отцепились и можно ненадолго выдохнуть и подсчитать боевые потери – и в офицерском эквиваленте, и в материальном. Медики докладывают о трех убитых ученых на планете во время нападения, и о десятках, раненных уже на корабле. СМО сейчас занят так, что Джим и не думает к нему соваться – он должен обеспечить их дальнейшую безопасность. Скотти воет в голос об оторванной гондоле, но рад, что они все еще на ходу – варп-ядро, маневровые и левый движок он больше никому не даст и пальцем тронуть. С такого близкого расстояния они «запитаются» от звезды и быстро восполнят свои запасы энергии, а разгерметизированные палубы были техническими и, к счастью, в тот момент абсолютно безлюдными. Все их поломки пока не так страшны, и если в ближайшие несколько часов на них снова никто не нападет, то гениальный механик, может быть, что-нибудь и придумает…       – Джим, после варп-прыжка мы встали, как вкопанные, – Монтгомери чертыхается, заламывает руки и беспомощно оглядывается. – Все системы держатся на честном слове, но я не понимаю, какого черта они отказывают раз за разом!       – Спокойней, Мон, – Кирк отвлекается от отчетов с мостика и незаметно нервно сглатывает. – Разберемся. Цепи и соединения целы, стабилизаторы на месте, докачаем энергию и перезапустим ядро – вот тогда и разберемся, что не так…       – СМО – капитану: нужно ваше присутствие в медотсеке, – комм Джима оживает строгим голосом Леонарда, и Кирк со Скотти тут же одинаково испуганно переглядываются – Маккой еле сдерживает ярость.       И из инженерного Кирк теперь несется к медикам: что же произошло на той гребанной планете, раз Боунс рычит чуть ли не на весь «Энтерпрайз»?              ***       – Нам очень жаль, капитан… – Чехов и Сулу подходят к нему только через сутки. Трагично, до невозможности скорбные и искренние, и Джим наконец отрывается от приборной панели.       Сутки назад он бежал к Леонарду в медотсек, боясь даже представить, что у них могло случиться еще, но такого и помыслить не мог. Выжившие офицеры отряда рассказывают, что через час после высадки над местом сбора образцов растений появился удушливый газ. Портативные респираторы помогли справиться с вонью и отравлением, но скоро они поняли, что уже не одни на приветливой поляне – вместе с газом из окружающего подлеска на них надвигалось что-то. Что-то такое, что заставило навострить уши даже их коммандера, отрицающего любое понятие интуиции. Вулканец предупредил об опасности и высказал свои подозрения в «разумности» этой угрозы, но как только они достали фазеры, нечто из леса провело стремительную атаку.       С виду существа напоминали гусениц, покрытых черным мехом. Они передвигались вертикально, хоть и не имели каких-либо видимых конечностей, почти бесшумно в густой траве, не оставляя следов, и были ростом со взрослого человека. Их шкура испускала электрические разряды, и первый же офицер, оказавшийся в опасной близости, рухнул наземь с поджаренными внутренностями. Коммандер успел сообщить о том, что эти существа разумные, но то, что они – враждебно настроены, стало окончательно ясно после второго трупа. Фазеры их не оглушали – заряды впитывались и тут же концентрировались на лоснящейся шерсти. От более мощных выстрелов гусеницы падали на землю без единого звука и больше не поднимались, но это же заставило остальных тварей ускориться. Обожженный, раненный и поредевший отряд отступил к шаттлу, который оказался в топи, но это же и остановило нападение – электрические гусеницы явно не дружили с жидкостями. У шаттла группа смогла подать сигнал бедствия и выяснила, что больше всех пострадал именно старпом…       Джим забывает дышать на полувдохе: медотсек пропитан запахами лекарств, стерильности, нотками инопланетного газа и горелой плоти. Леонард мертвой хваткой держится за край хирургического стола, а медсестры украдкой всхлипывают.       – Он мертв, Джим… – констатирует Боунс, и капитан готов падать рядом с телом вулканца – в ожогах и крови, в рваных тряпках вместо формы и с зияющей раной в животе.       – Нет… – сипит Кирк, вдыхает поглубже, а потом бросается к Маккою. – Нет!!       Всего несколько часов назад Леонард рычал ему в комм, что со спасенными все в порядке, что Джим должен делать свое дело и вытащить их из этой передряги живыми и что должен стрелять или уводить «Энтерпрайз» в варп-прыжок, а не учить дорогого друга, как оперировать его подчиненных. И Джим принял его слова на веру, цепляясь за привычный сарказм с успокаивающими нотками в голосе, и бежал к Скотти. А Боунс в это время…       А Боунс в это время констатировал смерть их зеленокровного старпома.       Леонард никогда ему не врал. Угрюмому доктору и лучшему другу нечего было скрывать от капитана. Незачем было изворачиваться, приукрашивать, умалчивать или недоговаривать. Незачем было придумывать небылицы, строить козни за спиной или вешать лапшу на уши. Леонард был любимым сварливым циничным доктором, который с понятием жалости был знаком только номинально. Кирк именно это в нем и любил – искренность без прикрас и горькую, как и все его лекарства, правду. Жестокую, подчас болезненную, но всю и без остатка. Джим не может осознать, как Боунс решился на ложь именно в тот момент. Он обещал, и Джим ему верил…       Нет, он не обижен на СМО, не досадует и пока еще не скорбит. Внутри Джима огромная черная дыра, которая медленно, клетка за клеткой, пожирает все его естество. Неистово и настолько болезненно, что он готов кричать до кровавой рвоты. Он не может в это поверить. Он не знает, как с этим жить. Он никогда не будет готов к этому. И корабельных суток преступно мало, чтобы осознать произошедшее, принять и попробовать смириться.       Кирк не чувствует боли от укола гипошприца, не ощущает тяжелые, подрагивающие ладони Леонарда на своих плечах. У того сухие глаза, бледная, серая, даже несмотря на смуглость южанина, кожа и десяток новых мимических морщин на смертельно усталом лице. Джим знает, что это он его довел. А еще знает, что сейчас выглядит далеко не лучше доктора. А что уж говорить про Спока…       Капитан утыкается носом в грудь СМО, хрипит, пытаясь дышать, хватается за него, еле стоя на ногах, и слепнет от тьмы в своей голове. А потом Боунс уводит его в свой кабинет, усаживает на кушетку, снова колет чем-то едко-жгучим, и уже через пять минут черная дыра внутри капитана захлебывается новой волной боли.       – Джим… У него были мизерные шансы… Я сделал все, что мог… – Маккой не оправдывается, усаживаясь рядом, но говорит тихо и осторожно.       Кирк приваливается к его плечу, прикрывает глаза и ждет, когда же последует взрыв – выброс эмоций, паника, отрицание, истерика или слезы – он себя знает – что-то будет обязательно. Но вместе с осознанием и болью приходит оглушительная пустота, и Джим чувствует, что его сердце остановилось вместе с сердцем вулканца.       Его старпом был унылым занудой. Логичным до мозга костей, упертым и правильным. Не понимал шуток, отказываясь принимать концепцию чужих речевых традиций, даже несмотря на то, что – лингвист, и порой, не видел ничего дальше собственного носа, при этом являясь одним из самых умных существ на «Энтерпрайзе». Джим прекрасно помнит, как поначалу ненавидел узколобого профессора – он и сейчас иногда себе это позволяет – редко и уже далеко не всерьез, злясь. В Академии найти общий язык с вулканцем казалось невыполнимой задачей – сколько Кирк ни бился над ней, а решение получилось всего одно – обман на тесте Кобаяши Мару. Но позже, после известных событий с Нероном, рассудив здраво и успокоившись, Кирк не смог сказать, что решение было неверным. В конце концов, именно оно дало начало их отношениям как офицеров Звездного флота. А вот дальше Джим уже действовал сам – снова пробовал, спрашивал, проверял, вынуждал и манипулировал. Но осознанно, шаг за шагом, приближался сам и подталкивал Спока к себе и взаимопониманию. Им ведь нужно было работать вместе, сосуществовать, доверять хотя бы отчасти и понимать друг друга. Джим этого хотел, и уже совсем скоро не смог бы представить на месте старпома какого-то другого офицера. Очень скоро Спок стал важным, неотъемлемым, необычным, неоднозначным, необходимым…       Джим поначалу страшился этого осознания, оглядывался на самого себя, переспрашивал, отодвигал в сторону свое всегда «прожорливое» либидо и анализировал опять. А в тысяче футов под водой, услышав голос старпома на склоне вулкана, понял, что его сомнения давно и безнадежно бессмысленны. И чем сильнее боль от скандала из-за нарушения Директивы, тем яснее он это понимает. Чем сильнее боль в камере варп-ядра за защитным стеклом, тем больше уверенность, что его чувства раз и навсегда изменились. Кардинально противоположно.       В палате земной больницы у него было время об этом подумать. Было время принять, придумать сотню планов, решений и выходов из этой ситуации и понять еще одну вещь: сердце старпома уже, кажется, было занято, и уж точно вулканец не будет связывать себя однополыми отношениями, когда его народ на грани вымирания. Джим понимает, что, по большей части, все это – отговорки, но не может найти в себе ни сил, ни смелости действовать грубо и эгоистично, когда на его глазах погибла целая планета. Он не вправе ставить себя «во главу этого угла» и потворствовать собственным желаниям. Нужно смириться и стерпеть. Переболеть, как в детстве ангиной, и освоить новые грани актерского мастерства. Джим себе не враг и уж точно не собирается портить только-только восстановившиеся отношения своими эгоистичными порывами.       И он терпел. Сжимал зубы, пил со Скотти, отшучивался перед Ленном и игнорировал Ухуру. Играл со Споком в шахматы иногда и приучал свою буйную, порывистую, импульсивную натуру довольствоваться малым. Самым малым, но единственно возможным мизером. А все для чего? Чтобы однажды они пришли к этому чертовому Янусу и абсолютно все стало бесполезным?              ***       Через час после посещения медотсека Джим, отказавшись от еще пары уколов СМО, объявляет экипажу их положение, план дальнейших действий, состояние корабля и имена погибших. Он уже знает, как «Энтерпрайз» реагирует на плохие новости, но в этот раз команда скорбит так, что Джим давится комом в горле. Снова учится дышать и заставляет и себя, и офицеров приступать к работе. У них еще будет время оплакать погибших – прямо сейчас они не должны пополнить их ряды…       А через сутки к нему подходят Чехов и Сулу, и Джим стремительно заканчивает свои дела на мостике, скрываясь в инженерном отсеке. Они со Скотти выпьют залпом по стакану андорианского виски, разберутся с последствиями пожаров в шлюзах и турбинах и примутся за двигатели, которые так и стоят на месте. Стоят как вкопанные, сколько бы они над ними ни бились. Возможно, это из-за неподъемного груза ответственности, возможно, из-за горя или инопланетного пойла, но до Кирка понемногу начинает доходить, что, возможно, дело тут не в двигателях и поломках. Проблема ведь может крыться извне. Они надежно спрятались в странном излучении звезды, но что они знают об окружающей ее туманности? Об этом кристально-белом свете и его частицах? Какой еще сюрприз их может ожидать в этой проклятой двуличной системе?       Ослепленный догадкой, Джим отодвигает в сторону мрачные, беспросветные, изнурительные мысли о Споке и спешит вернуться на главную палубу: на мостик – прихватить Чехова с его гениальной головой и к научникам – озадачить их своими сумбурными, но вполне себе возможными предположениями. Прямо сейчас он может сделать только это – спасти наконец свой экипаж.       Уже в турбо-лифте он хватается за падд, набрасывает первые выкладки, а перед самым мостиком чувствует, как «Энтерпрайз» снова вздрагивает от мощного удара. Вздрагивает так, что кабина лифта мигом заливается красным светом тревоги, а следом темнотой – мощный толчок будто вырывает кабину из шахты и бросает в бездну вместе с сознанием капитана.       Кирк слепнет и глохнет, валится с ног и действительно отключается – по его ощущениям, не больше, чем на десяток секунд. Но когда он приходит в себя, освещение снова в норме, тревога молчит, а корабль отзывается только едва уловимым мерным гудением. Джим хватается за коммуникатор, зовет Скотти, но тут двери лифта открываются, и он чуть снова не валится в обморок.       – Капитан? – старпом отрывается от падда, ожидая Кирка, переступает с ноги на ногу и совершенно будничным тоном объявляет. – Зонды закончили разведку планеты, можем готовить группу высадки.       Джим хватается за стену, неровно шагает вперед и отказывается верить собственным глазам.       – Спок!       – Капитан? С вами все в порядке? – вулканец уже давно привык и подстроился под большую часть «импульсов» их непоседливого капитана, но когда тот смотрит на него, как на восставшего из мертвых, причины такого поведения всегда из категории аховых.       – Спок! – на этот раз голос Джима срывается, и он решает поверить не своим глазам, а ощущениям.       Он просто падает на старпома, вцепляясь мертвой хваткой в его плечи, и не может даже вообразить, что здесь происходит и что с ним самим творится.       Мостик замирает в шоке от увиденного. Переглядывается, приподнимается со своих мест, боязливо пытается улыбаться, предполагая, что внезапные объятия могут быть частью какого-нибудь розыгрыша их гиперактивного капитана, и так же взволнованно окликает старшего офицера.       – Капитан?..       – Капитан, что с вами? – а вот Спок не взволнован – он всего лишь хмурит брови и не пытается сам дотронуться до Кирка. Ему сейчас и так хватает слабых отголосков страха, шока и боли, идущих от дрожащего тела. Слабых, но достаточно определенных. А потом Джим так же внезапно его отпускает, отскакивает, как от зараженного каким-нибудь инопланетным вирусом.       – Подожди! Что? Янус?       – Капитан, мы у третьей планеты системы Януса, – подтверждает Спок. – Почему у вас это вызвало подобную реакцию?       Джим снова хватается за стену, продолжает отказываться верить своим глазам, но, помимо живого Спока, боковым зрением он выхватывает абсолютно обычную обстановку на мостике: никакого аврала, пустующих кресел и беспорядка. Как в такое можно поверить?!       – Мне нужен Ленн… – еле шепчет Кирк, и старпом тут же вызывает СМО, а ближайший офицер уступает свое кресло.       Но Джим готов провалиться сквозь переборки палуб, обшивку и весь «Энтерпрайз», только бы представшее сейчас перед ним оказалось правдой.       Боунс появляется через несколько томительных минут, без разговоров отводит Кирка в ближайшую переговорную и достает свой любимый трикодер.       – Какого?.. – недоумевает СМО после беглого осмотра. – Вы меня вызвали из-за шишки на лбу?       – Полагаю, шишка не может вызвать провал в памяти, доктор Маккой, – Спок, последовавший за ними, тоже заглядывает в трикодер, не находит ничего необычного и снова хмурится. – Капитан заявил, что не помнит, где он находится.       – Ничего подобного я не заявлял! – пугается Джим, лихорадочно соображая, как объяснить самому себе и присутствующим происходящее.       Шишка? Ленн сказал: «шишка»? Он упал в лифте! Потерял сознание! Ему все это привиделось! Кирк хватается за голову, нащупывает ссадину и отодвигает панику в сторону.       – Проверьте камеру турбо-лифта, меня тряхнуло, пока я поднимался на палубу, – просит он, а Маккой тут же достает медицинский фонарик и пытается выжечь капитану роговицу.       – Ты упал? Что чувствуешь? Какие еще есть нарушения сознания? – забрасывает доктор вопросами, пока Спок просматривает записи на падде.       – Действительно. Был сбой. Мистер Скотт говорил о новых тестах на маневровых – очевидно, из-за одного из них перезагрузилась периферийная энергетическая система, – старпом показывает изображение темной кабины лифта и самого капитана на полу. – Вы были без сознания 14 секунд.       – Джим? – Маккой продолжает хмуриться, рассматривая его, а капитан не знает, пугаться ли дальше или выдохнуть от облегчения.       – Назовите мне точную текущую дату, – просит он, а когда Спок ее объявляет, снова пытается разобраться – перед высадкой они со Скотти действительно обсуждали тесты, но решили их отложить до завершения миссии на Янусе… Что происходит? Мон решил ослушаться приказа? Или Джиму действительно все это привиделось?       – Джим, не молчи, – Леонард начинает злиться, и тот нервно усмехается.       – Кажется… Я только что видел самый страшный сон в своей жизни, – выдавливает он и украдкой смотрит на старпома. Действительно самый страшный… – И самый реалистичный.       – Вот уж, горе-то, – фыркает Леонард и уходит к себе, а Спок и Кирк еще немного молчат, размышляя каждый о своем.       – Капитан… – старпом запинается, но договаривает, справедливо интересуясь. – Что вы видели, раз это вызвало подобную реакцию?       – Ничего хорошего, говорю же, – отвечает Джим, стараясь убедить самого себя, что все это было действительно хоть и не только самым страшным и самым реалистичным, но всего лишь сном в его жизни. – Я знаю, что ты не веришь в наши приметы, предчувствия и прочую «экстрасенсорную» чушь, но будь уверен, что я не допущу, чтобы этот сон сбылся.       – Как вам будет угодно, – вулканец пожимает плечами и отправляется готовить свою группу к высадке, а Джим остается в переговорной – потирать лоб и осмысливать.       Он еще раз перепроверяет дату и время на терминале и еще раз убеждается, что в своем сне за 14 секунд успел увидеть и пережить почти двое суток. Смерть Спока и бой с уктами. И черта с два он позволит воплотиться этому сну в жизнь.              ***       Он меняет место высадки. Спок спорит, но Джим настаивает на том, что более холмистая местность на той же широте ничуть не хуже, чем не-хвойный лес – нужные растения обитают и там. Он добавляет в группу еще пятерых офицеров охраны – отсутствие разумной жизни у них только по сведениям сканеров, и иногда полезно перебдеть. Спок хмурится, но соглашается. Даже когда капитан предлагает не сажать шаттл, а оставить на небольшой высоте в воздухе – целесообразно следить за неизвестной местностью. Но вот когда Кирк приказывает оружейникам и Скотти готовиться к бою – это уже начинает напоминать паранойю. Мостик опять недоуменно переглядывается, а Джим стискивает зубы и напоминает всем о браконьерах-уктах, которые могут появиться в любой момент и которым откровенно плевать на все Федерации, Союзы и Флоты.       Джим оказывается прав как никогда на свете. Через час после высадки пилот шаттла оповещает о неизвестной агрессивной форме жизни в виде черных гусениц, спешно подбирает офицеров с холма и направляется к «Энтерпрайзу». А потом рядом с ними выходит из варп-прыжка корабль уктов, и шаттл тут же скрывается в мареве открытого огня. Мостик рычит от гнева вместе с капитаном, дает ответный залп и уходит на маневр, а Кирк бы с огромным удовольствием лично разорвал этих чертовых уктов на части.       Он не может поверить, что это происходит снова! Снова чертово нападение! Снова искореженные двигатели, разрушенные щиты, пожары и разгерметизация! Снова умирает Спок… И Джим снова вынужден прятать их всех в белом мареве Альфы Януса… Он определенно сходит с ума. Он только что видел почти вещий сон о грядущих событиях, но ничего не смог сделать! Даже зная наперед обо всех угрозах! Такого просто не может быть!       Он готов рвать и метать, готов лично перебрать варп-ядро по винтикам, но вернуться обратно к планете и к уктам, и не оставить ни от первой, ни от вторых и мокрого места. Как они не оставили от шаттла…       Джим действительно сходит с ума. От боли, тоски и гнева. От невозможности происходящего. Оттого, что не смог ничего изменить. Спок снова мертв, а они снова застряли у звезды с ее непонятным излучением. Стоп. Излучение! Джим же в том своем сне предположил, что именно оно повлияло на работу двигателей – что, если сейчас все происходит взаправду? Что, если они смогут вернуться и добить чертовых уктов?!       Кирку уже плевать и на сны, и на реальность. Скотти вцепляется в него мертвой хваткой, уговаривая остаться в инженерном, но капитан вырывается, снова оказывается в том самом лифте, на ходу объясняя Чехову свою гипотезу, а навигатор перебивает его на середине сообщением о том, что на звезде только что произошла мощная вспышка…       «Энтерпрайз» перетряхивает от невидимой ударной волны. Джим успевает вцепиться в поручень и устоять на ногах, но перед глазами снова все темнеет. Он чертыхается, сглатывает и отказывается проводить параллели. Он отказывается надеяться, что все снова окажется сном. Но он бы перекрестился, моля о чуде, если бы верил хоть в какого-нибудь бога…       Следом за темнотой перед глазами возникает яркая болезненная вспышка. Кирк зажмуривается, моргает и трясет головой – в ушах стоит чей-то фантомный вопль, зацикленный на одной ноте. Лифт все еще движется и мерно гудит, а 14 секунд темноты как будто и не бывало. Как будто шахта увеличилась на несколько десятков футов, и теперь капитан путешествует по всему своему кораблю… Джим замирает в новом приступе страха и отказывается отпускать поручни, но вместе с мелодичным щелчком прибытия на место и открывающимися дверьми лифта, Кирка снова бросает в крупную дрожь – у порога его опять встречает вулканец…       – Капитан, зонды закончили разведку… – начинает Спок, а Кирк, обливаясь холодным потом, еле выдыхает, перебивая.       – Леонарда мне сюда… быстро… – он выходит из кабины на полусогнутых, хватается за стену и машет рукой, когда старпом его снова окликает.       В переговорной Джим валится в кресло, а Спок только поднимает брови.       – Капитан, у вас ненормально усилено сердцебиение…       – Да, Джим, – появившийся с трикодером Маккой, тоже удивленно его рассматривает. – У тебя адреналин зашкаливает. Что тебя так напугало?       Кирк бы сказал им «что», но ведь наверняка не поверят. Вместо этого, оттирая холодный пот со лба и стараясь унять нервный тремор в руках, он поднимает взгляд на старпома. Снова живого, снова на расстоянии вытянутой руки, сосредоточенного и привычно-зеленого. Джим готов сделать что угодно, только бы тот таким и оставался.       – Мы меняем курс и идем к Альфе Януса, – выдыхает Кирк, приняв решение.       – Но капитан…       – Нет, мистер Спок. Это приказ. Причины я объясню вам позже, – отрезает он, даже зная, что, как бы ни старался, а старпом ему не поверит. Но может быть, Ленн…       – Принято, – Спок не спорит. После всех известных событий, в ситуациях, когда капитан не мог объяснить своих действий, они все подвергались смертельной опасности. А Кирк их спасал. Только одному ему известными способами.       Вулканцу это совершенно не нравится, но также он прекрасно знает, что это – далеко не блажь, да и вменяемость капитана доктор только что подтвердил. Споку остается только выполнять приказ, и он уходит, но остается Маккой. И вот Маккою-то могут быть гораздо лучше понятны возможные причины неординарного поведения капитана.       – Джим? Что происходит? Зачем ты меняешь курс? – Леонард присаживается рядом, а Кирк наоборот поднимается и начинает ходить из угла в угол.       – Ты решишь, что я сбрендил. Но ты только что меня сканировал: я нигде не ударялся, это не вирус и меня не подменили пришельцы, – начинает он – Боунс должен знать. Джим не сможет разобраться в этом в одиночку. – Я уже дважды видел, как на нас нападали у этой чертовой планеты.       – То есть, как видел? – недоумевает СМО. – Во сне?       – В первый раз я так и подумал, но все повторилось снова, и на этот раз я точно не спал и не терял сознания – просто потемнело перед глазами…       – Джим! Я ничего не понимаю! Остановись и расскажи толком, – доктор сердится, и Кирк послушно замирает напротив него.       – Я говорю, что уже видел, как пройдут следующие два дня, – отвечает он. – Нет, не видел – пережил. Я уже дважды это пережил. Сначала мы высаживаемся на планету, на нас нападают электрические гусеницы, Спока и еще троих научников убивают на месте, а на «Энтерпрайз» в это время нападают укты, и мы бежим к Альфе Януса, где у нас глохнут двигатели…       Джим задыхается на миг, вспоминая, но продолжает рассказывать.       – А потом я теряю сознание в турбо-лифте и очухиваюсь в нем же два дня назад. Сегодня! Снова планета, снова высадка и хреновы укты, которые взрывают исследовательский шаттл и палят по нам! Мы снова у Альфы, а потом я слепну в лифте и приезжаю на мостик – сюда! Как ты думаешь, могут быть такие сны?!       – Не кричи, – Маккой сосредотачивается и встает рядом. – Только ты определяешь, сон это или нет. Ущипни себя и проверь.       Кирк демонстративно щипает руку и снова почти срывается.       – Ленн, я дважды видел, как погибают мои люди, как оторвало гондолу, разгерметизировало палубы и полыхали шлюзы. Спок… дважды умер. Это не паранойя, – он тяжело сглатывает, а Маккой встряхивает его за плечи.       – Прямо сейчас я тебе как доктор заявляю, что все твои люди, и гоблин тоже, живы, так что успокойся и давай разбираться, почему ты мог это увидеть, – поддерживает он с обычным сарказмом. – И прямо сейчас я, опять-таки, как доктор заявляю тебе, что с тобой все в порядке: твоя голова в норме, нарушений нет и никаких внешних воздействий на твое сознание я не обнаружил. Или они настолько необычны, или дело в чем-то другом. Давай разбираться.       – Спасибо, ты всегда можешь подбодрить, – Кирк беззлобно ерничает в ответ, а СМО только крепче сжимает его плечи.       – Мы все живы, Джим, и все это реально. И ты прекрасно знаешь, что мы поможем тебе, что бы ни происходило.       Кирк утыкается в чужую форменку, а через пару минут выпрямляется – Боунс прав – не время отчаиваться.       Мостик встречает его недоумением, но Джим пресекает все вопросы коротким заявлением о том, что прямо сейчас его больше интересует необычное излучение Альфы Януса, а к планете они всегда успеют вернуться. Физики и астрономы из исследовательского отдела разделяют его интерес, остальные пожимают плечами – привыкшие к тому, что у их капитана «семь пятниц на неделе», и только Спок, с подозрением поглядывая на Кирка, уходит в свой отдел готовиться к исследованиям. Они поговорят позже, и Джиму нужно придумать весьма правдоподобную версию того, зачем ему понадобилось менять курс. А еще – выяснить все-таки, что за чертовщина с ним творится.       Как и сказал Леонард, на чужое вторжение в его разум не похоже. Кирк не чувствует за собой абсолютно никаких изменений. «Чудеса» случались только в злополучном лифте, и Кирк решает принять его за точку отсчета – своеобразный триггер, на котором время оборачивается вспять. Во сне или наяву. Если подумать, то все это похоже именно на петлю времени – как будто они каждый раз проходят сквозь временной «провал» и возвращаются к определенной точке. Если это так, то возможно, «провал» находится именно в белом сиянии звезды.       Джим просматривает первые поступающие данные, подключает к научникам Чехова и приказывает уведомлять его о любых незамеченных ранее аномалиях, отклонениях или несостывках. На первый раз он, может быть, и обманулся нереальностью происходящего, но не на второй.       Спустя два часа они уже возле туманности, и Кирк ждет первые результаты от зондов и сканеров, но вместо этого его вызывают техники из машинного отсека – тревожно и скомкано доложив о ЧП. Что за ЧП капитан предпочитает выяснить лично, особенно тогда, когда младший офицер заикается от испуга и сообщает, что они уже вызвали медиков…       Злосчастный лифт привозит его в ангар, где у исследовательского катера обломились шасси, и он придавливает собой Спока и двух лаборантов, что переносили оборудование обратно в свой отдел…       Джима тянет нервно похихикать, а потом повыдирать волосы у себя на голове. Серьезно?! Вот так нелепо? Случайно? Необычно? Это шутка такая?! Но видя разъяренного Маккоя и техников, что спешно приподнимают катер при помощи пневмо-домкрата, становится не до смеха. Джим собирается падать, где стоит, но вместо этого просто замирает на месте и шевелится только тогда, когда Леонард чуть ли не врезается в него, встряхнув за грудки.       – Что еще ты видел? – шипит он ему в лицо и тоже предполагает, что смешного тут мало. – Если это такая шутка…       – Нет… – слабым голосом тянет Кирк, и СМО тут же уводит его в медотсек.       Снова колет своими чудодейственными средствами и снова точно так же ничего не понимает, как и Джим.       – Ты говорил, что его убили укты, – на этот раз по отсеку ходит Леонард.       – Сначала он погиб на планете… От нападения местных… зверюг. Вместе с тремя учеными. Потом их шаттл взорвали на подлете к «Энтерпрайзу», – Кирк отказывается в это верить. Даже полностью переиграв весь сценарий предыдущих дней, Спок все равно умирает! Вот это Джим точно отказывается принимать как данность!       – А теперь здесь. Ты уверен, что дело в тебе, а не в нем? – продолжает за ним Леонард. – Каждый раз по-разному, но что-то же осталось тем же? Есть что-то схожее с предыдущими витками?       Кирк задумывается, попеняв себе, что не сообразил сразу, а потом догадывается:       – Альфа Януса. Мы снова здесь…       – Думаешь, виновато излучение? – Боунс быстро подхватывает его идею, и Джим кивает.       – Больше я не вижу причин.       – Тогда выясняй, как оно работает, иначе твой ненаглядный гоблин так и останется мертвым, – Леонард фыркает и на этот раз достает вместо гипо стакан и бутылку. – И не надо делать такие удивленные глаза – я не слепой, и вижу, что за последние два часа ты поседел чуть ли не до белизны, переживая за старпома.       Джим кашляет, давясь слишком большим глотком, и чуть не роняет стакан, когда друг хлопает его по спине. Он не говорил об этом Маккою – его душевные терзания уж точно никогда бы им не пригодились. А Леонард все равно заметил. И даже тактично промолчал, солидарно соглашаясь с капитаном в том, что работа и личная жизнь – редко совместимые понятия. И прямо сейчас Джим готов разрыдаться на плече у доктора – оттого, что тот оказался настолько догадлив и теперь может понять, что друг чувствует уже в который раз. Он уже трижды его потерял и не удивится, если вместе с седыми волосами к нему еще и инфаркт заглянет.       – Постараюсь, – еле слышно шепчет Кирк и поднимается на ноги после нового глотка.       Теперь он уже не просто обязан – теперь это главная цель в его жизни.              ***       Через сутки, наполненные давящей тишиной и скорбью, к Джиму снова подходят Сулу и Чехов.       – Капитан… Как вы? – робко спрашивает Павел, не стыдясь покрасневших глаз, а Кирк только неопределенно качает головой.       – Займитесь исследованием, Павел. Или отправляйтесь отдыхать, ваша смена давно закончена.       – Но…       – Без «но». Идите, – Джим говорит и действительно не намерен терять время на разыгрывание спектакля с ним, убивающимся горем. Он уверен, что все можно изменить. Нужно только понять, в чем же кроется секрет…       – Капитан, вы нужны в инженерном, – перебивает их Скотти по комму, и Кирк рад сбежать куда угодно, только бы не вспоминать о мертвом Споке. – У нас маневровые почему-то отказали и варп-ядро…       – Иду, – Джим тут же поднимается на ноги, на автомате отмечая, что в прошлые разы их двигатели тоже начали чудить в этом излучении.       Назло турбо-лифту, Джим выбирает грузовой, по пути просматривая данные техников, а прибывает не на инженерную палубу – створки снова открываются на мостике…       На этот раз переходу не сопутствуют ни тряска, ни темнота перед глазами – Джим просто моргнул, и время снова откатилось назад. Как в испорченном кинопроекторе!       – Капитан, зонды закончили разведку планеты… – снова вещает живехонький Спок, и Кирк не может удержаться, чтобы не заржать. Сумасшедше, яро и с болью.       – Капитан, не думал, что вы будете настолько рады окончанию сканирования, – вулканец смотрит с сомнением, а Джим утирает слезящиеся глаза. Знал бы тот, чему он на самом деле рад…       – Вы даже не представляете, насколько, мистер Спок, – ехидничает он, глядя в глаза старпома, а потом вдруг радуется еще больше. – И почему бы мне не отправиться вместе с вами?       Он подозревает у себя истерику. Паническую атаку, близкий обморок и остановку сердца. Но действительно собирается пойти вместе с ним! Спок уже трижды умирал, и возможно, избежать этого получится только если Джим с него глаз не спустит. Ведь раньше же у них получалось выживать! Даже в жерле вулкана и в камере варп-ядра! К черту этих уктов и неизвестные излучения – капитан здесь он, и только он решает, где ему быть и кого спасать.       Все еще нервно улыбаясь, Джим приказывает отложить высадку на час – решает проверить, явится ли крейсер уктов на этом витке, и если явится, то стоит подготовиться заранее: давать отпор или бежать. Он не упускает Спока из виду, следуя за ним по пятам под подозрительными взглядами, а Леонарду приходится идти следом – чтобы уколоть капитана очередной дозой антигистаминных препаратов.       – Господи, Джим, ну чего тебе на месте не сидится? – ворчит тот. – Только с твоей аллергией на пыльцу по цветущим полянкам и бегать.       – Ты не понимаешь, Ленн! – Джим потирает место укола и старается отвязаться от доктора как можно скорее – не ровен час, и друг заметит за ним еще что-нибудь, помимо суицидальных наклонностей. Ведь прошлые три повтора событий Ленн не помнит, как и все на корабле, а Кирк не знает и не хочет знать, как еще лучше притвориться, что еще через час аллергия капитана будет самым меньшим из зол. Возможно, через час капитана и самого в живых не будет…       На проклятой планете действительно пахнет хвоей. Укты не появляются, но Джим не спешит сбрасывать их со счетов – он уже не возьмется гадать, что на этот раз пойдет не так. И все равно оставляет шаттл в воздухе, а офицеров, помимо фазеров, вооружает еще и не проводящими ток дубинками. Да и место для сбора образцов он выбирает опять новое – вот тут Спок был более чем настойчив, а Джим все равно давил, не используя главный аргумент – он с этой планетой уже знаком. Но даже все эти предосторожности не помогают, когда в чистом поле с одной только высокой травой они снова попадают в окружение…       Кирк теперь может воочию наблюдать местных «аборигенов». И даже попытаться им наподдать, пока ученых подбирает катер, а они с вулканцем и еще парой офицеров отбиваются от электрических гусениц. Вот только получается у них отвратительно плохо – третий раз они на этой планете, а найти приемлемое оружие против тварей так и не удается. Как не удается обойтись без жертв… Офицеры падают замертво один за другим, Кирк тщетно рвется на помощь, а старпом, прикрывая своего капитана, получает все новые и новые раны. В конце концов, шаттл подбирает их у кромки поля, но они не успевают подняться даже на орбиту, как Спок теряет сознание и больше не приходит в себя. А Джим, пачкаясь в зеленой крови, задыхаясь от слез и боли, больше не может этого выносить. Собственное сердце останавливается следом за угасающим пульсом вулканца, в глазах мутнеет, и прежде, чем потерять сознание, Джим снова видит перед собой вязкую темноту, а за ней белоснежную вспышку…       В себя он приходит опять в турбо-лифте. Опять на полу и с раскалывающейся головой. Долго глубоко выдыхает, пытаясь не закричать от ужаса, а из открывшихся створок опять звучит нудный голос старпома…       – Капитан, зонды… Что с вами? – нудный голос в миг становится тревожным, а сам Спок оказывается подле капитана на полу. – Старпом – СМО: нужна помощь у турбо-лифта на мостик.       Он осторожно приподнимает Джима, а тот торопливо отталкивает его руки.       – К черту зонды! К черту эту планету! Мы уходим отсюда сейчас же! Немедленно!       – Капитан, ваше самочувствие не должно быть помехой исследовательской миссии, – старпом, рассудив, что Кирк чувствует себя не настолько плохо, раз смеет ругаться, тут же начинает ему выговаривать, не переставая при этом все так же взволнованно на него смотреть.       – Нет! Ты не понимаешь! Разворачиваемся, полный вперед… – он не успевает договорить, как корабль вздрагивает всем телом, а их передатчики оживают голосом Чехова.       – Нападение по правому борту! Капитан, это укты!       – Я же сказал! Валим!! – рычит Джим, поднимается на ноги и, запинаясь, спешит на мостик. – Защиту на полную! Рассчитать новый курс! Скотти, варп…       – Капитан, мы можем скрыться в туманности у Альфы… – начинает Сулу, и Кирка снова бьет нервная дрожь.       – Нет!! Уводи за нее! Это чертово излучение… – новый залп валит их с ног, и пока офицеры возвращаются в свои кресла, «Энтерпрайз» лишается правой гондолы.       Ответный огонь снова не приносит ощутимого вреда противнику, а новый курс оказывается почти тем же, что и в прошлые разы – они снова в белом мареве, хотя и определенно дальше от звезды. Скотти заходится матом, пытаясь спасти двигатели, Леонард вторит ему, принимая пострадавших, Спок, бросив еще один недовольный взгляд на капитана, уходит к техникам помогать устранять неисправности, а сам Джим снова готов умереть в капитанском кресле – сколько еще это будет продолжаться?! Сколько еще раз они должны будут пройти по краю пропасти и сорваться, прежде чем не смогут чудесным образом воскреснуть? Он бросает ненавидящий взгляд на экраны с видом звезды и вспоминает все, что успел о ней выяснить – он обязан найти хотя бы один ответ! И на этот раз у него есть еще целые сутки, чтобы сделать это, прежде чем на корабле возникнет новая внештатная ситуация.       Он бросает весь исследовательский отдел на изучение звезды. Он сам разбирается во всех поступающих данных, проверяя, выдвигая теории и задаваясь все новыми и новыми вопросами. Излучение звезды и туманность вокруг нее наполнены неизвестными частицами материи, которые вступают между собой в невиданные раньше реакции, распадаются на атомы или преобразуются в устойчивые соединения опять незнакомой природы. Джим изо всех сил пытается понять, что видит перед собой, но тут нужен целый штат ученых и месяцы наблюдения, чтобы выяснить происхождение феномена. Уж точно одному капитану за сутки не разобраться. Хотя… Если так и дальше пойдет, то у него таких «суток» будет еще несколько, и шанс есть. Пока кто-нибудь из них снова не умрет.       Кирк отвлекается на отчеты служб корабля всего на несколько минут, а потом его снова вызывает Скотти.       – Джим, я отказываюсь понимать, что происходит с двигателями! – рычит инженер сквозь зубы в передатчик. – На варп-ядре тройная нагрузка, как будто мы в варпе идем! Но мы-то стоим, и если мощность продолжит расти…       Его голос прерывают помехи, по кораблю снова прокатываются глухие удары, и Джим опять бежит в инженерный – ему нужно еще немного времени. Ему нужно еще чуть-чуть…        На этот раз лифт спускает его в ад. В невыносимое пекло, которое пожирает палубы одну за другой. И Кирк не успевает преодолеть даже половину пути, как оказывается в горячем плену. Он чувствует, как наливается волдырями его кожа, как вместе с потом из пор начинает сочиться кровь, как крошатся его волосы и ресницы, как изжариваются его внутренности… И все вокруг наполнено такой нестерпимой физической болью, что он готов молить о скорейшем забытье неизвестно кого.       Обморок не заставляет себя ждать, но на этот раз Джим проводит без сознания гораздо больше, чем десяток секунд – в мутной полумгле, пропахшей гарью, он насчитывает несколько часов, прежде чем начинает ощущать что-то, кроме агонии. Все это время он старается разложить по полочкам данные о звезде, снова ничего не понимает и снова отчаивается – теперь умирают не только Спок и Джим – если ядро сдетонировало, то «Энтерпрайз» сейчас представляет собой просто груду мельчайших обломков.       Кирк не знает, за какие грехи заслужил все это, и быстро теряет надежду справиться с ситуацией. Он не знает, сколько еще смертей сможет выдержать.       – Капитан, с вами все в порядке?       – Да, просыпайся, «Спящая красавица», – Леонард встречает его вместе со Споком. Уже с трикодером в руках, озабоченно ворча и осматривая его руку. – Я ведь просил тебя больше отдыхать, так что не удивляйся, если позорно свалишься прямо на мостике.       – Капитан, вам действительно стоит лучше следить за состоянием своего здоровья, – старпом поджимает губы, но, кажется, волнуется искренне. – Я временно приму командование и проведу высадку на планету…       – И где ты, ради всего святого, умудрился заработать такой ожог? – Боунс придерживает Кирка за локоть, приподнимая обугленную ткань с обожженной плоти, и Джима накрывает новая волна боли.       – Делайте вы что хотите! – срывается он, но быстро осекается, под недоуменными взглядами. – В смысле… так и поступим, мистер Спок.       Он из последних сил держит себя в руках, из последних сил хочет верить, что однажды разберется в этом, и на последнем издыхании пытается не сойти с ума. Эта аномалия уже не раз и не два довела его до могилы, но Джим ни за что не хочет возвращаться туда, расставшись со своим разумом.       Спок и Леонард переглядываются, но не решаются спорить. Старпом уходит подготавливать исследовательскую высадку, а СМО поднимает капитана на ноги и тащит в медотсек. Торопливо обезболивает руку Джима, приступает к лечению, а потом и вовсе колет снотворным – Кирк только сомневается, что успеет поспать вдоволь – примерно через час может произойти нападение гусениц и объявятся…              ***       К его удивлению, из блаженного забытья он выходит через три часа. В медотсеке тихо, стерильно и прохладно. Джим крупно вздрагивает, открывает глаза и тут же садится на больничной койке. Тихо? Что за?..       – Джим, ты чего вскочил? – Маккой отрывается от заполнения формуляров и подходит к нему.       – Спок… – сипит капитан спросонья и в который уже раз не может поверить в то, что видит.       – Ненаглядный твой в своем отделе – радуется как ребенок, притащив на корабль кучу веников, – фыркает Леонард. – Дались они ему… И все-таки, Джим, как ты умудрился?       Друг показывает на перевязанную руку, и Кирк морщится – ожог он притащил из другой реальности. Как – это тоже придется выяснять.       Он машет здоровой рукой и поднимается на ноги.       – Мы все еще на орбите? – интересуется Джим, и доктор кивает.       – На ней. Постой, ты куда? – Боунс привычно против самоуправства больных, даже если те – капитаны, но у Кирка чертовски мало времени, чтобы проводить его, валяясь в постели.       Он торопится на мостик, избегая лифтов, и на ходу вызывает старпома.       – Спок, тебе еще нужна эта планета?       – Первичный массив данных собран, капитан. Но я бы хотел задержаться здесь еще на несколько часов, а вам рекомендовал бы вернуться ко сну… – голос вулканца обычен до последней ноты, и у Джима сердце обливается кровью – он готов слушать его вечно, только бы знать, что в ближайшие несколько суток тот не замолкнет навсегда.       – А я спешу напомнить, что здесь орудовали браконьеры, а еще – Альфа Януса куда интереснее самой планеты, – спорит Кирк. – Я меняю курс и прямо сейчас мне нужны твои мозги…       Да, в предыдущие возвраты во времени Спок был чаще мертв и не успевал увидеть или ощутить на себе неизвестное белое излучение, поэтому сейчас Кирк хочет узнать, что тот о нем думает. Пока вулканец жив. Пока сам Джим еще держится.       Он прокладывает курс в минимально доступную зондам и сканерам зону, и не собирается опять губить их двигатели. На основании уже известных ему данных, он делает вывод, что степень излучения меняется в интенсивности. Это может означать, что именно из-за нее в каждом новом повторе меняется цепь событий, да и сами события. Джим тщится выяснить, по какому принципу это происходит, но рад хоть какой-то зацепке. Это – не стабильная петля времени, где происходит одно и то же, это – витки спирали – неровные, отрывистые и спонтанные. Неизменными остаются только смерть и сам Джим. И почему же это не повлияло именно на него? Больше этой загадки, Джима интересует только то, как выбраться из этой спирали. При этом вытащив их всех живыми. И он надеется, что именно Спок поможет ему сделать это.       Вулканец, следуя приказу, отрывается от добытых на планете образцов. Если и недоволен решением капитана, то виду не подает, быстро увлекшись излучением звезды. А Кирк был прав, заставив его – благодаря старпому он обнаруживает сложную, скачкообразную, но регрессию в природе излучения. Его мощность, кажется, падает, если капитан правильно помнит предыдущие показатели звезды. Он не уверен, ведь был занят, по большей части, совсем другим. Но вот прошлый полет в этой туманности и данные запомнил достаточно хорошо, чтобы делать выводы. Очевидно, из раза в раз меняется еще и звезда, и логично предположить, что однажды этот процесс должен подойти к концу! И тогда, Джим очень на это надеется, последние двое суток перестанут для него повторяться…       Но пока надеяться рано – это он работает, забыв о сне, а альфа-смена по привычному распорядку отправляется отдыхать. Спок тоже прерывается через несколько часов, отвлекаясь на лаборантов, занятых изучением растений. Как оказывается, зря – совсем скоро Джимов передатчик опять разражается нервными вскриками и болезненными вздохами – вместе с образцами растений они умудрились каким-то образом притащить на корабль личинок тех треклятых электрических гусениц! Которые за сутки с небольшим успели стать достаточно смертельно опасными особями. И на этот раз вместе со Споком умирает Сулу – два обгоревших тела находят в заблокированном отсеке, и Джим взвывает от бессилия. Только-только он понадеялся, что раз их никто не убивает, то, может быть, все они проживут немного дольше, но чудо не случается. И Кирк отказывается смотреть на мертвые тела, отказывается понимать и думать вообще – к этой боли невозможно привыкнуть. И каждый раз это невозможно вот так просто пережить.       Его хватает еще почти на сутки – пока опять не глохнут двигатели, а Джим, отправляясь заученным маршрутом ко Скотти, обещает себе запомнить точное время окончания витка и проверить его на новом – если тот, конечно, будет. Так он определит точный интервал и сможет использовать его более рационально.       Придя в себя в лифте, его посещает еще одна весьма разумная идея, о которой он и не задумался, паникуя, корчась от боли и умирая. А что, если ему повторить свои действия? Попробовать сделать один виток похожим на другой? На последний, например, когда Спок был жив максимально долго, а угроза со стороны была минимальной? Попробовать стоит – чем черт не шутит?       – Спок, возьми командование на себя. У меня появилось срочное дело, – он поднимается с пола лифта, не дав старпому и рта раскрыть, а тот по привычке отказывается понимать логику своего капитана.       – Настолько срочное? – хмурится вулканец, а Джим торопится к первому же рабочему терминалу.       – Да. И собирая растения на этой планете, проследи, чтобы ученые не притащили вместе с ними еще каких-нибудь личинок, бабочек или червей, – приказывает он и спешно погружается в продолжение собственного исследования.       Спустя сутки все они все еще живы. Кирк нарадоваться не может, но, как и в прошлый раз, приказывает сменить курс к Альфе Януса – у него есть еще несколько теорий и предположений для проверки. А также еще несколько полезных мыслей – например, сможет ли он протащить на новый виток падд с наработками по звезде? Ведь на этот он пришел с пластичным бинтом и ожогом – он-то во всей этой свистопляске со временем все еще не меняется. И если эластичный заживляющий фиксатор может возвращаться вместе со владельцем, то и падд, возможно, тоже. В конце концов, Джиму бы это очень пригодилось. Как и участие самого Спока – капитан высказывает ему его же умозаключения насчет полученных данных, и вулканец, забавно нахмурившись, выдает еще несколько. Кирк все наработки копирует на портативный носитель и прячет тот под завязки бинта. Кстати, на этот раз ему даже не понадобилась помощь Боунса, но он не спешит обнадеживаться – если Спок опять окажется на грани жизни и смерти, то другу будет чем заняться…       С каждым часом приближающегося окончания витка Кирк нервничает все больше. Отвлекаясь от цифр, графиков, сводок и анализов, он с новой болью ждет, когда ему снова сообщат печальные известия. Джим не может отделаться от ощущения, что что бы он ни делал, а Спок все равно в итоге окажется мертв. Но хотя бы только Спок…       На этот раз его вызывает Чехов. «Энтерпрайз» снова перетряхивает всем телом, когда глохнут двигатели, а Павел успевает быстрее Скотти.       – К-капитан… – заикается навигатор. – Мистер Спок… он… Сулу…       – Внятнее, лейтенант! – не сдерживается Джим, и Павел пронзительно всхлипывает.       – Сулу… показывал коммандеру приемы с мечом… когда тряхнуло… в кают-компании, – кое-как продолжает тот. – Сердце насквозь… Доктор Маккой…       – Вашу ж мать! – рявкает Кирк. Что за идиотизм?! Чем они там вообще занимаются?! Не одно, так другое!!       Забывшись, он несется в комнату отдыха офицеров, а лифт опять привозит его на мостик… Опять ко Споку, которого Джим с удовольствием бы схватил и запер где-нибудь или в тюремном, или в медицинском отсеке – где понадежнее. Его ведь никто не осудит за мысль, что если вулканец окажется жив, то спираль закончится?       – Капитан, зонды закончили разведку…       – Знаю, – прерывает его Кирк, вспоминая про временной интервал и решая повторить свои действия с предыдущего раза. – Берите командование на себя, у меня есть дела поважнее.       Он так торопится, что старпом наверняка заподозрил что-то неладное, и возможно, скоро придет к нему с вопросами, но сначала Джим сам должен спросить. Точнее, не его, а Спока из гарантированно другого времени… Как же до него раньше не дошло?! Возможно, те Спок и Кирк тоже когда-то были на Янусе и знают, как выбраться из этой спирали! Джиму срочно нужно отправить другому вулканцу сообщение. И понадеяться, что ответ успеет прийти до того, как он опять очнется в лифте.       Джим снова проделывает все те же действия, а еще проникает в каюту Хикару и самым наглым образом умыкает его мечи – что будет на этот раз? Как Спок опять умрет? И умрет ли? Это возвращает Кирка к еще одному важному вопросу: почему всегда обязательно старпом и почему только капитан помнит все, что происходит? Почему излучение звезды воздействует так избирательно? Или действует на всех них, но только на Джиме происходит сбой? Или сбой случился раньше, и Джим – его последствие? Вот тут он гадать не берется. Если в этом феномене действительно участвует ткань времени, то парадокс Кирка может быть каким угодно изощренным. Может вообще случиться так, что только одно действие привело к реакции и запустило цепочку событий…       Он продолжает собирать данные, исследовать и анализировать. Варианты разгадки растут в геометрической прогрессии, но Джим снова старается не отчаиваться – должно же быть хоть что-то. Это же не может длиться вечно. Это же не может повторяться настолько долго, что Джим однажды окончательно умрет – от старости – раз для него время все-таки движется, – и так и не разобравшись. Но повторяется пока только смерть Спока. И на этот раз она находит его в столовой. Джим считает последние минуты до окончания витка и не отрывается от падда, ожидая сообщения от другого Спока, но пока их опять трясет от перегрузки двигателей, а капитана вызывает какой-то младший офицер: во время сбоя двигателей вулканец ужинал в столовой и подавился. Черт возьми, подавился! И никакие реанимационные действия не смогли вернуть старпома к жизни.       Кирк прикрывает глаза, а потом и вовсе давит пальцами на веки. Это все просто невозможно! Чем он там подавился? Пломиковым супом, что ли?! Чертов вулканец – и так оригинал до мозга костей, но неужели он и в способах своей собственной смерти будет извращаться? Он и так уже взорвался несколько раз и напоролся на меч, а Джим уже на пороге инфаркта.       Со вздохом он поднимается на ноги и медленно отправляется в медотсек – вот сейчас гипо от Боунса будет как никогда кстати. Но встречает его опять не Леонард, а опять Спок – турбо-лифт опять перемещается между палубами сквозь переборки и приводит на мостик.       – Капитан, зонды… – вулканец замолкает на полуслове, разглядывая его, тяжело привалившегося к стене – перемещение во времени опять проходит незаметно. – Вы плохо себя чувствуете?       – Да, – кивает Джим. – Позови Боунса и прими командование.       Отстранившись от подошедшего старпома, Кирк направляется в переговорную, но Спок идет следом. И опять внимательно следит за его жизненными показателями.       – Джим, что это? – Леонард теперь не просто разозлен, но и отчасти напуган. – Когда ты успел довести себя до такого истощения? Еще вчера все было нормально!       Он разглядывает его осунувшееся лицо, уже не доверяя трикодеру, а Кирк и сам знает, что выглядит хуже некуда. У него совершенно не было времени, чтобы поспать, он не помнит, когда ел в последний раз, и если считать сутки в тех витках, что для капитана все-таки идут, то он уже больше двух недель находится в этом аду.       – И что это за бинт? Джим… – бинт? Ах, да, его рука… Под бинт он прятал карту памяти с данными по излучению и хотел проверить, попадет ли та назад вместе с ним. А Джим совершенно о ней забыл… Такой дурак! Но стоит только вспомнить, как силы тут же оставляют его окончательно.       Просыпается Кирк в медотсеке и тут же болезненно стонет – его вырубило! Он потерял время! Он потерял новую возможность найти ответ! Возможно, он уже потерял Спока…       – Не вздумай вставать, – предупреждает Маккой, и Джим поворачивает голову на голос.       Доктор сидит на соседней койке не шевелясь и гипнотизирует капитана мрачным неотрывным взглядом.       – Сколько я был в отключке? – спрашивает Кирк.       – Чуть больше суток, – отвечает Леонард, и Джим снова вздыхает – слишком долго. – И это еще не самый худший показатель.       – Ленн, давай не сейчас. Я все прекрасно знаю, – просит Джим и все же осторожно садится – должен же он успеть хоть что-то.       – Раз знаешь, тогда объясни мне, что это, – Маккой бросает ему миниатюрную карту. – Я нашел ее под бинтами на твоей, как оказывается, обожженной руке. А на ней – белиберду о каком-то излучении неподалеку. Объяснишь, откуда карта и для чего ты ее прятал?       – Нет, – отвечает тот. Друг все равно будет помнить обо всем всего лишь несколько часов, а потом забудет, а Джим хочет не терять на это время и успеть сделать хоть что-нибудь. – Ничего не буду объяснять – прямо сейчас важно совсем не это.       – А что тогда? – снова хмурится друг. – Если не твое здоровье и не твои секреты, то может быть, важно то, что тебя за эти сутки уже трижды вызывал по подпространственной связи какой-то престарелый вулканец?       Что? Черт его подери, что?! Спок действительно получил его сообщение? Это же все меняет! Как Джим сразу не сообразил, что у него может быть связь со «внешним миром»? Ведь если этой аномалии подвержен только этот участок пространства, то это еще не значит, что эта аномалия будет распространяться на всю вселенную! Кирк должен был это понять, когда очнулся в лифте с обожженной рукой! Эта чертова спираль контактирует не только со временем, но и с пространством, и с живыми существами. И первым делом Джим должен был запросить данные об этой системе у ближайшей звездно-флотской базы. Он должен запросить по ней все исследования, а не полагаться только на свою разведку. Может быть, они чего-то еще не знают или что-то упустили. И теперь ему нужно связаться не только с другим Споком, но и поставить в известность Адмиралтейство – эта система потенциально опасна!       – Мне нужно срочно поговорить с тем вулканцем, – Кирк поднимается с койки. – Все объяснения потом. Мы идем к Альфе Януса и мне нужен весь исследовательский отдел и Спок.       – Постой! – Леонард нагоняет его в дверях, а тот только скидывает чужую руку со своего плеча.       – Нет времени!       – Джим, Спок мертв, – Маккой снова его хватает и разворачивает к себе. – И мы никуда не идем… Был пожар в инженерном – двигатели стоят, а г… гоблин угорел на третьем ярусе…       Друг не сводит с него глаз, а Кирк прикрывает веки. Вот теперь он точно не готов сдаваться.       – Мне нужно идти, – он хочет освободиться, но доктор держит крепко.       – Куда идти? Джим, ты меня слышал?       – Слышал, – Кирк злится, даже понимая, что злость сейчас бесполезна. Как и боль, и скорбь, и попытки объяснить Леонарду, почему эта новость больше не шокирует его так, как должна. – И прямо сейчас я должен сделать хоть что-то, чтобы все мы остались живы.       – Джим, я знаю, что ты всегда был к нему неравнодушен, но сейчас… – и капитан снова его прерывает.       – Сейчас это делу не поможет! Сейчас мы с заглохшими двигателями посреди квадранта! Неподалеку от звезды с непонятным излучением и рядом с планетой, которую частенько навещают браконьеры с такой огневой мощью, что нам мало не покажется! – и срывается на друга он совершенно зря – это тоже ничем ему не поможет. – Это сейчас важно! И оставшиеся в живых четыре сотни жизней!       Больше он доктора не слушает. Быстрыми шагами направляется на мостик, запрашивает состояние корабля и их местоположение. А также снова вызывает другого Спока.       Оказывается, пожар смогли вовремя потушить – сейчас Скотти разбирается с его последствиями и причинами, параллельно выясняя, почему у них ни с того, ни с сего вдруг пропала тяга. Без абсолютно каких-либо поломок и в самом начале пути к Альфе Януса. Джим оставляет инженеров с этими загадками, а исследовательскому отделу вручает данные по звезде – может быть, кого-нибудь «озарит», а может быть, другой Спок даст ему ответ.       – Приветствую, мой дорогой друг, – пожилой вулканец кивает с улыбкой, а у Кирка сердце сбивается с ритма – у его Спока дожить до таких седин пока так и не получается. – Ты неважно себя чувствуешь?       – Приветствую, – отвечает Кирк, прячась в переговорной – он пока не знает, что может, должен и хочет сказать обо всем происходящем. – Я только что из медотсека, но это сейчас не главное. Ответьте мне на мой запрос.       – Нет, Джим, – качает головой вулканец. – Я никогда раньше не был в этой системе. Мы не были. После Нерона, как ты знаешь, настоящее изменилось, и оно отличается от прожитого мной. Информация по Янусу у нас была та же, но Адмиралтейство раньше не интересовали эти планеты.       Кирк разочарованно вздыхает, и теперь ясно, что Спок навряд ли ему поможет. Ни один из них.       – Джим, это что-то серьезное? Вы сейчас там?       – Да, мистер Спок, – все же говорит он. – И мне придется справляться с этим самому.       – Адмиралтейство…       – Я поставлю в известность, – кивает Кирк. – А вам спасибо, что связались со мной.       – Джим, – Спок пододвигается ближе к экрану комма и теперь уже не на шутку обеспокоен. – Ты же знаешь, что мы всегда тебя поддержим и поможем.       – Да, я знаю, – он проглатывает ком в горле и сжимает кулаки. – И мне понадобится ваша помощь: я перешлю вам данные по звезде из этой системы – мне нужно все, что вы сможете из них вычленить. Я не могу доверить это кому-то другому, а свои наработки и новую информацию я буду отправлять вам, как только смогу.       – Хорошо, – вулканец соглашается без лишних вопросов и отключается, а Джим вдруг испытывает острую тоску.       По нормальному утру и началу альфа-смены позавчера. По своему Споку, живому – деловито рассуждающему о популяции ядовитого марсианского лютика, неожиданно заколосившейся в их оранжерее. По Скотти, Ленну и «Энтерпрайзу» – не взрывающихся в белом ненавистном излучении… Вот теперь ему точно нужно брать себя в руки и снова приниматься за работу.              ***       Джиму до чертиков надоели турбо-лифты – назло им до конца витка он остается в исследовательском отделе. Даже тогда, когда Чехов докладывает о том, что на горизонте появились укты. Кирк командует включать защиту и готовиться к бою, но остается у терминала со своими наработками, как никогда ясно понимая, что все действия бесполезны – их двигатели не работают, поэтому «Энтерпрайз» не сможет скрыться. Им снова придется дать бой и снова придется погибнуть. У Джима сердце обливается кровью, когда их корабль разваливается на куски, а офицеры гибнут один за другим. К такому невозможно привыкнуть. Такие сценарии развития событий хуже всех. Уж лучше… Уж лучше только Спок. Конечно, капитан будет страдать не меньше, но один – не четыре сотни. Так только капитан будет страдать. А еще Джиму безумно страшно от того, что в таких раскладах, когда его заживо пожирает то огонь, то вакуум, все они однажды могут не воскреснуть чудесным образом. Однажды он действительно может потерять все…       Напуганного и подавленного новым катастрофичным исходом, его осеняет еще одной теорией: а зависят ли эти сценарии конкретно от самого Кирка? Кажется, он уже хотел повторить один из витков досконально, но у него не получилось – не только его действия, но и другие факторы изменялись – менялась и смерть Спока. Но сможет ли Джим повторить все, кроме нее? А потом поступить иначе и проверить свою теорию? Теперь уже нет – он связался с другим Споком и Адмиралтейством, а это значит, что те теперь будут взаимодействовать со спиралью и внесут еще больше изменений в ее витки. Не очень-то и хотелось… Но он все равно сомневается, что сможет выдержать это достаточно долго. И все равно опять очнувшись в лифте, решает следовать максимально безопасному сценарию – тому, где умирал только вулканец.       – Капитан, зонды…       – Мне уже сообщили, – Кирк снова его перебивает, стараясь не смотреть на старпома – не тогда, когда его единственное желание – это сохранить ему жизнь во что бы то ни стало. У Джима еще есть силы. Он еще не отчаялся. – На ближайшие двое суток корабль ваш, мистер Спок, и через 25,8 часа вы выводите нас на внешнюю орбиту Альфы Януса.       – Капитан? – Спок недоумевает и голосом, и мимикой, и взглядом, но Кирк твердо решает узнать все секреты проклятого излучения.       – Это приказ. Все вопросы, комментарии и разъяснения – через двое суток. Обещаю, – ему сейчас тяжелее всех, но ради всех тех он должен все это выдержать.       И он оставляет своего старпома недоумевать дальше, а сам направляется в исследовательский отдел. Он приказывает высылать зонды к Альфе, и вплотную приступает к своим наработкам – пора уже хоть в чем-то разобраться, составить какой-нибудь план и начать проверять свои теории. Джим отлично выспался у Боунса, но новые сутки на ногах не пойдут на пользу разуму капитана. Кстати, о Леонарде – стоит вспомнить, и дорогой друг тут как тут.       – Джим, чем это ты занят? – Маккой приносит ему чашку кофе, но смотрит пристально и с просто огромным вопросом в глазах – наверняка ход капитана поставил в тупик не только вулканца.       – Вопросами жизни и смерти, Ленн, как обычно, – Джим не отрывается от монитора, и доктору приходится самому вкладывать чашку в протянутую руку.       – Как обычно, – кивает Леонард и все-таки спрашивает прямо. – Ты поэтому отдал гоблину командование? Не думаешь, что он мог бы тебе помочь?       – Мне уже помогают те, кто действительно могут, а лучшее, что может сейчас сделать Спок – не мешать, – Кирк медленно отпивает, продолжая делать вычисления.       – Ладно, – тянет Маккой, но с сомнением – его явно не убедили отговорки друга. – Но ты же знаешь, что если не с ним, то со мной можешь поделиться всем чем угодно?       – Знаю, Ленн, – кивает Кирк и только теперь оборачивается к доктору, снова протягивая руку. – Но это сейчас должен сделать именно я. Как капитан. А ты можешь уколоть меня чем-нибудь тонизирующим, чтобы работа спорилась.       На это Маккой тоже удивляется – как же, Джим и добровольно хочет укол? Значит, дело действительно настолько серьезное? Он прикусывает себе язык и послушно достает гипошприц – как знал, что пригодится.       А после укола Кирк снова сосредоточивается на терминале, а Леонард уходит ни с чем – раз уж он ему ничего не сказал, то и с вулканцем будет не более разговорчив. Значит, придется ждать, когда он сам захочет рассказать. Но Джим не захочет – у него все еще нет никаких ответов. Нет их ни через сутки, когда они отправляются к звезде, ни через двое, когда в излучении начинаются термические реакции, а с «Энтерпрайза» начинает слезать обшивка. Как кожура с переспевшего апельсина. Внешние ярусы тут же разгермитизовываются, и в числе первых погибших – Спок, которого зачем-то понесло на обзорную палубу…       Джим в спешном порядке копирует данные и отправляет их пожилому вулканцу, а сам торопится на мостик – принимать командование обратно, бороться с очередной внештатной ситуацией и, в который раз уже, тщетно пытаться всех спасти. Не получится – через пару часов начнется новый виток… Ну или они погибнут навсегда.       Из открытого космоса, на последнем издыхании, из смертельного холода и боли он попадает прямо в лифт. Задыхается, стонет, бьет кулаками в стены и еле сдерживается от истерики. Старпом, обнаруживший капитана со всеми признаками невменяемости, снова зовет СМО, а Джим отправляет их по уже известному маршруту – по предыдущему витку. От Маккоя он отделывается достаточно быстро, а вот от накатывающей безысходности так просто не спрятаться. Особенно тогда, когда она смотрит на него из результатов исследований. Джиму все отчетливей кажется, что они не смогут выбраться из этого вечного повтора. По крайней мере, не он. Если во всем действительно виновато излучение, то встряли они тут очень надолго – реакции в космических масштабах могут протекать не одну сотню лет, если не тысячу. И если для корабля и экипажа все будет повторяться в одном отрезке времени, – предположим, из-за первоначального воздействия неведомых частиц, – то Кирк будет стареть. И с каждым годом количество вопросов о его внешнем виде и ситуации будет увеличиваться. Пока однажды капитан не исчезнет совсем – просто истлеет, и Спок будет находить в лифте его разлагающийся труп – и тогда команда сначала будет его хоронить, а потом искать двое суток. И так – чуть ли не до бесконечности. Какая безысходность? Никакой безысходности – Джим верит другому Споку, который наконец присылает свои первые наработки в исследовании – он дошел почти до того же.       – Джим, здесь предполагается некий временной коллапс. Частицы реагируют с материей времени, и одной из реакций может быть не только пространственный парадокс, – вулканец комментирует свои выводы, а Джим соглашается, делясь с ним своими последними результатами. Они и правда достаточно схожи.       Спок просматривает выкладки и расчеты на ходу, но не торопится обрывать связь. А Кирк, глотая уже, кажется, пятую за последние сутки порцию кофе, не знает, как рассказать ему главное. Об этом вообще рассказать сложно. Он сам до сих пор не уверен, что все это не страшный сон, а большинство решит, что он сбрендил. Но, наверное, не Спок – хотя Джиму и стоит задуматься о том, как именно составить отчет в Адмиралтейство о сложившейся ситуации. Как им все это объяснять, если он и сам не может разобраться?       – Джим? Ты мне чего-то недоговариваешь? – Спок привлекает его внимание и полностью сосредотачивается на лице собеседника. – Что-то такое, что заставляет тебя выглядеть смертельно усталым.       – Чувствую я себя так же, мистер Спок, – Кирк вздыхает и все-таки решается. – Временной парадокс есть. И он состоит в…       – Капитан! Красная тревога! – его прерывает комм с инженером на связи и взвывшая за ним сирена. – Угроза детонации ядра!       И Кирк тут же бросается в инженерный – он точно не хочет умирать еще раз…       Но опять умирает Спок – вулканец залез в оболочку, когда их двигатели встали в белом мареве, и пытался наладить движки вручную. Он погибает от сильнейшего удара током, когда проводка не выдержала нагрузки и устроила им фейерверк из искр, оплетки и старпомов. Черт возьми, это уже давным-давно не смешно! Джим готов умирать следом за Споком от разрыва сердца и откровенно не знает, зачем вулканца туда понесло. Уж не обиделся ли он за то, что Кирк отправился заниматься секретными исследованиями, скинув на старпома ответственность за корабль? Джим не знает. Но первым делом после того, как очухивается в лифте и снова передает командование Споку, он идет связываться с другим вулканцем.       – Джим? Все в порядке? – Спок взволнован точно так же, как и обычный человек, а Кирк валится в кресло в своей каюте и больше не может сдерживаться – достает бутылку виски и глотает прямо из горла.       – Пять часов назад моего старпома поджарило током в оболочке варп-ядра. Насмерть, – глухо отвечает он. – Но, знаете, все действительно в порядке, потому что прямо сейчас он жив.       Спок хмурится и молчит, пытаясь понять его слова, но Кирк и не думал говорить загадками.       – Временной парадокс действительно есть, мистер Спок. И он представляет из себя петлю времени, в которой ситуация развивается до определенной точки, а дойдя до нее, обнуляется и откатывается назад.       – Ты хочешь сказать…       – Я хочу сказать, что уже почти месяц проживаю одни и те же двое суток, – Джим вздыхает, но совершенно не чувствует облегчения, выговорившись. – Точнее, те же – только даты, а само происходящее постоянно меняется. Но каждый раз я неизменно просыпаюсь в чертовом турбо-лифте и все начинается заново!       Он с силой бьет по подлокотникам кресла кулаками и поднимается на ноги, принимаясь ходить по каюте и взбешенно жестикулировать.       – И каждый раз в эти чертовы два дня кто-нибудь из моего экипажа умирает! Когда один офицер, когда все! Травились, задыхались, сгорали заживо, замерзали в открытом космосе! И каждый раз я возвращаюсь к тому, где все еще живы…       Он выдыхается, успокоившись, и теперь Спок смотрит с болью.       – Джим, мне жаль… Я действительно никогда раньше не сталкивался с подобным и не могу представить, что ты сейчас чувствуешь… – горько говорит вулканец.       – Я чувствую, что схожу с ума, – уверен Кирк только в этом. – Каждый раз…       – Джим, ты не должен отчаиваться. Даже если наши предположения о природе излучения окажутся верны, это не значит, что выхода нет. Я верю, что ты сможешь с этим справиться, – Спок отвечает твердо и смотрит прямо, придавая Джиму сил. Немного, но и о такой малости тот не мог мечтать.       – Я стараюсь… – вздыхает Кирк.       – Ты ведешь журнал наблюдений? Что именно меняется или остается прежним, детали всех сценариев петли, ее свойства и закономерности – нам нужна база данных, потому что если парадокс вызван излучением, то мы должны выяснить, что именно стало катализатором, – Спок отвлекает его от безнадежных мыслей, быстро переключаясь на рабочий момент.       – Я еще не успел, – Джим почти тушуется – ему стоило начать делать записи гораздо раньше – горе он, а не исследователь. – Напишу сегодня – со всеми деталями, что вспомню – и отправлю вам.       – Если можно, в хронологическом порядке, Джим, – вулканец почти улыбается, поощряя, но у него это не очень-то удается из-за одной только фразы. – А пока ответь: ты знаешь, что в этих повторах не меняется? Есть какая-то константа? Именно она, вероятнее всего, и могла быть триггером.       – Есть, – тут даже задумываться не надо. Но именно она и принесла капитану Джеймсу Тиберию Кирку больше всего боли. – Каждый раз умирает Спок. Когда один, когда – вместе со всеми. Но обязательно каждый раз.       Другой Спок удивленно молчит и хмурится. Он отмечает, что Кирк снова бледнеет, и спохватывается, отказываясь пока комментировать происходящее дальше.       – Джим… Я понимаю, тебе тяжело… Но сейчас только ты можешь во всем этом разобраться. Займись журналом наблюдений, а остальное предоставь мне.       – Спасибо, – Джим выдавливает из себя подобие улыбки, но Спок и не нуждается в его масках.       – Ты ведь не сообщил об этом в Адмиралтейство?       – Нет, хотел сначала найти доказательства. Но я предупредил, что система – потенциально опасна из-за неизвестного излучения.       – А кому-нибудь из экипажа ты об этом говорил? – интересуется вулканец, но Джим знает, к чему тот ведет.       – Пробовал, но это бессмысленно – на начало витка все обо всем забывают, и только я все помню. Спок… Мой старпом однажды помогал мне с этим исследованием, но постоянно слышать одни и те же выводы нерационально.       – Понимаю, – кивает вулканец. – Я жду от тебя журнал и продолжу работу.       – Спасибо, – на этот раз Кирк почти искренен, а после того, как заканчивает вызов, не удерживает себя от новой порции виски.       Ему нужно собраться с духом и действительно «законспектировать» тот кошмар, в который превратилась его жизнь.              ***       На записи уходит непозволительно много времени. И только потому, что Джим – вял, изможден и опять на пределе даже со стимуляторами Леонарда. Но он позволяет себе поспать только после того, как заканчивает и отправляет журнал Споку. Он старался быть как можно более подробным и последовательным, и вулканец отвечает ему тем же – присылает в ответ новые рассуждения о природе феномена. Джиму стоит изучить их «на месте» – они ведь снова по старому сценарию у Альфы, и он возвращается в исследовательский отдел. А еще через несколько часов, незадолго до конца витка, к капитану приходит все еще живой старпом.       – Как вы это объясните, капитан? – Спок протягивает ему свой падд после того, как попросил лаборантов оставить их наедине. А Джим, видя на экране собственные записи, даже возмутиться толком не может.       – Это я должен у вас спрашивать, мистер Спок.       – А вы и правда думали, что я оставлю без внимания ваше внезапное самоустранение? – вулканец отчетливо хмурится, и с его бровями это выглядит весьма грозно. Джим не боится, но снова сдается.       – Тогда, мистер Спок, понимайте все именно так, как я и написал.       – Почему вы не поставили меня в известность? Там, в лифте. Я мог бы…       – Не могли, мистер Спок, – обрывает Джим. – Для разбирательств у вас слишком мало времени. А на новом витке вы все забудете – я не настолько силен, чтобы повторять это из раза в раз.       – Капитан, – старпом настаивает и шагает ближе, вплотную, но вот его-то сочувствие Кирку не нужно точно – он его никогда не поймет.       – Каждый раз кто-то умирает. Иногда все. Каждый раз обязательно умираешь ты, Спок… – он не железный. Он почти месяц в этом аду. Он не готов взваливать это на еще чьи-нибудь плечи. – И только я остаюсь прежним. Поэтому, позволь мне сделать все, что в моих силах…       Но когда Спок прислушивался к его мнению? Это случалось слишком редко, и прямо сейчас Джим не понимает того упрямства, что двигает старпомом.       – Я не для этого вскрыл вашу почту, капитан. И прочел ее, – безапелляционно заявляет тот. – Поэтому, пообещайте, что каждый раз будете рассказывать мне об этом. Я помогу найти выход. Это – не то, с чем вы должны справляться в одиночку. Уже сейчас у меня есть несколько предположений и теорий возникновения феномена, и как только я изучу данные по звезде, что вы сумели собрать…       Договорить он не успевает – «Энтерпрайз» опять кренится от мощных ударов, взвивается сирена, а передатчик Кирка оживает.       – Капитан, нападение! Это укты! – рапортует Чехов, и Джим со Споком, не сговариваясь, бегут на мостик.       На этот раз огонь поистине шквальный – Джим слышит многочисленные взрывы, задыхается от гари, что моментально наполняет вентиляционную систему, и чувствует рваную дрожь корабля, раздираемого на части. А на последнем повороте к главной палубе стены отсека и вовсе исчезают в огне – взрываясь и осыпая их металлическим расплавленным крошевом. Джим видит, как старпома, бежавшего впереди, впечатывает ударной волной в обрушающиеся переборки и снова не может не сходить с ума от боли и горя. Он бросается к нему, пытается прикрыть от новых залпов стекла и пластика, а Спок с куском арматуры в животе цепляется за чужую форменку и шепчет, захлебываясь собственной кровью:       – Обещай мне… что расскажешь…       О чем? О том, как он умирал на руках капитана? О том, как умирал сам Джим – от ран или от психологической боли? О том, что он готов вытерпеть что угодно, только бы не видеть, как умирает самое дорогое для него существо во Вселенной? У Кирка нет таких слов. Он не уверен, что даже в мелдинге смог бы показать ему, каково это. Каково умирать раз за разом вместе с ним. А еще капитан не уверен, что если когда-нибудь выберется из этой петли, то сможет пережить нечто подобное еще раз – уже в другом времени и пространстве.       И уж точно он не сможет объяснить старпому, почему вываливается из турбо-лифта полу-оглушенный, в царапинах и порезах, со сломанной ногой и мокрыми щеками. Джим хочет только одного – чтобы однажды это действительно закончилось…       – Капитан? Что случилось? – вулканец тут же подскакивает к нему, помогает сесть и вызывает СМО.       – Неприятность в инженерном… – Джим тяжело дышит, вытирая щеки. – В остальном, все в порядке… Прими командование…       Спок, конечно же, приказ выполняет, но совсем скоро объявляется в медотсеке.       – Как ваше самочувствие, капитан? – старпом спрашивает ровно, но не может оторвать от него пристального взгляда – Джим уже предупредил Скотти соглашаться со всеми претензиями – ложь множится, развивается и не иссякает, хотя Кирка уже тошнит от нее.       – Сносно. Как прошла высадка? – отвечает он, посматривая в экран падда – он смоделировал несколько процессов, происходящих на поверхности звезды и в ее излучении – это поможет ему рассчитать примерное количество реагирующего вещества. А вот длительность реакции будет выяснить сложнее.       – По плану, – коротко кивает Спок.       – Тогда отведите нас к Альфе Януса – я хочу исследовать ее излучение, – Кирк утыкается обратно в экран, запрашивая данные зондов, и не смотрит на вулканца. Леонард запретил Джиму вставать под каким-либо предлогом, а тот и не собирается этого делать. Он не встанет с койки, даже если что-нибудь опять пойдет не так – он знает, что любые его действия бесполезны.       – Слушаюсь, – отвечает старпом, и капитан полностью погружается в исследования.       Через несколько часов приходит Боунс, заставляет его поесть и поспать, отнимая планшет. Джим ругается и обещает разжаловать друга, но тот колет его как ни в чем ни бывало и сетует на то, что давно мог бы отпустить капитана в каюту или на мостик, но раз тот упирается, то останется в больничном боксе. Капитану, если честно, уже все равно, где проводить оставшиеся сутки – только бы с доступом к базе данных. Ему уже почти плевать, что произойдет на этот раз – он знает, что все будет одинаково плохо…       Перед самым концом витка Кирку докладывают об инциденте на причальной палубе: один из офицеров охраны сошел с ума и начал палить по сослуживцам из фазера. Естественно, обезоружить его вызвался Спок, за что и получил заряд на максимальной мощности прямо в голову. Ну кто бы сомневался! Джим хохочет до истерики, неуклюже ворочаясь с зафиксированной в пластик ногой, до такой степени, что падает с больничной койки прямо в черный зев забытья. И все еще посмеиваясь, очухивается уже в лифте… Интересно, у Вселенной когда-нибудь кончится фантазия, какими способами убить его старпома? Ведь пока она еще ни разу не повторилась.       – Капитан, когда вы успели повредить ногу? – вопрошает вулканец, помогая Кирку встать. Лучше бы Джим головой повредился! И не помнил бы ничего из этого! – Капитан… у вас весьма внушительный… эмоциональный дисбаланс…       И только сейчас Джим обращает внимание на то, что Спок все еще его поддерживает, помогая хромать по коридору. Сильная рука касается его со спины чуть выше талии, и Кирк тут же отшатывается в сторону – вот только не ему сейчас обниматься в контактным телепатом! Как бы ни хотелось…       – Я в восторге от звезды неподалеку, – ляпает он первое, что приходит в голову, и тут же командует. – Заканчивайте с этой планетой и уводите нас к Альфе, а я пока займусь первоначальной разведкой из исследовательского отдела.       Спок недоуменно хмурится, но через несколько мгновений кивает. Джим боится предполагать, как тот мог расшифровать идущий от него эмоциональный «отклик», и рад, что Спок не заостряет на нем внимание. У капитана нет никаких ни сил, ни желания опять перед ним оправдываться и лгать. Ему хватит и того, что Леонард обязательно заметит сломанную ногу, а Джиму опять придется выкручиваться на ходу.       Но пока Боунс не заметил, стоит вернуться к исследованиям. Тем более, что у Кирка, кажется, наметился прогресс: данные о веществе в составе излучения весьма неоднозначны, и теперь можно довольствоваться не только эфемерными предположениями, но и доказанными фактами. Он отправляет эти данные другому Споку, а тот через несколько часов связывается с ним.       – Джим, как ты? – вулканец по-прежнему встревожен его внешним видом – Кирк опять не спал, опять на кофе, энергетиках и обезболивающих.       – Все так же, – вздыхает он. – Недавно вот ногу сломал…       – Ты говорил, и в твоем журнале это отражено, что твои раны остаются на тебе на начало нового витка, а… более серьезные последствия?       – Вы имеете в виду, с моим летальным исходом? – догадывается Кирк, когда Спок запинается, а потом кивает. – По-разному. Например, когда меня выбросило в открытый космос, я очнулся от нехватки кислорода и с обморожением, но не в критичной степени.       – Это хорошо, – снова кивает вулканец, а Джим, кажется, знает, к чему тот ведет.       – Хотите проверить, разрушится ли петля, если я сделаю это сам? – он еще, конечно же, не настолько отчаялся, но уверен, что мысли о суициде у него появятся совсем скоро.       – Нет, наоборот, хочу, чтобы ты берег себя, – твердо отвечает Спок. – У тебя будет меньше поводов для лжи своим подчиненным на начало витка.       Да, но ему уже и так приходится изворачиваться. А раны… Ни одна из них, на самом деле, не оказалась напрасной – так Джим уверен, что он все еще жив и что его время все еще движется по прямой.       – Согласен, – успокаивает он вулканца полуулыбкой. – У вас есть что-нибудь новое?       – Пока только теория, но как только я изучу твои последние данные, смогу сказать с уверенностью, – Спок отвлекается на рабочий терминал, а потом выдает такое, что во всей этой психоделичной ситуации выглядит вполне органично. – У меня есть предположение о том, что запустило реакцию.       – Не томите, – Джим вздрагивает, потому что лицо мужчины по-прежнему печальное.       – Самое начало, Джим. Высадка на планету твоего старпома. Ты говорил, что отправил его, потому что вы с инженером хотели что-то исправить в двигателях. В противном случае, ты должен был пойти с ним?       – Да, план был такой, – Джим задумывается, но пока не видит ответа. – Изначально мы должны были пойти вместе. Но Спок… скажем так, переусердствовал в своих нареканиях мне как капитану, и я «обиделся».       – А что, если бы… – и вот тут Кирка осеняет.       – Я погиб вместе с ним?       – Именно, – подтверждает Спок. – При входе в систему вы подверглись излучению звезды, на которой только-только начиналась реакция. Последовательность событий уже была предопределена, но ты изменил свое решение в последний момент, из-за чего и возник пространственно-временной парадокс. Из-за изменившегося выбора и природы частиц этого излучения. Конфликт события и времени привел к петле, где различными вариантами происходящего система подбирает условия, удовлетворяющие разрешению этого конфликта. Я думаю, именно поэтому старпом умирает каждый раз – это то событие, которое неотрывно связано с реакцией. Ну а ты, Джим…       Спок умолкает, а Кирк задумывается: если предположить, то все это еще более безрадостно, чем уже есть.       – Получается, что если бы я пошел вместо Спока, как было запланировано изначально, и умер бы там вместо него, то ничего бы не случилось? – проверить просто – в том театре абсурда, где он находится сейчас, возможно все.       – С большой долей вероятности, я полагаю, – кивает вулканец. – Как говорят люди: «судьбу не обманешь». Если предположить, что течение времени-события в той или иной точке строго предопределено, то внезапное, встречное «течение», явно разрушит эту систему. Возможно, не с теми последствиями, что ты назвал, но начало, определенно, на этом моменте.       – Отлично, – Кирк еще недолго рассматривает теорию со всех сторон и убеждается, что она может быть единственно стоящей. – Тогда теперь мне нужно узнать, как выбраться из этой петли, и как долго продлится реакция.       Спок хмурится, но Джим и так знает, почему – выхода может не быть, а реакция, как он уже знает, может быть чуть ли не вечной.       – Не отчаивайся, Джим, – просит вулканец. – И я думаю, пора составить более детальный отчет в Адмиралтейство – оно сможет подключить к этому делу исследовательские центры и ученых. Вместе мы найдем выход.       – Хорошо, – Кирк прикрывает глаза, сдаваясь. – Хотя мне до сих пор кажется, что все это мой кошмарный сон…       И этот сон с каждым разом то хуже, то еще хуже. Перманентный экзистенциальный апокалипсис местного масштаба в исполнении Джеймса Тиберия Кирка. И апокалипсис этот не станет лучше от того, что о нем узнает еще кто-то. Например, Леонард, который появляется перед Джимом, как только он заканчивает сеанс связи со Споком.       – Что все это значит? – доктор явно не просто в изумлении – он в шоке, и уже готов материть своего нерадивого капитана на чем свет стоит.       И Кирку остается только вздыхать и снова рассказывать.       – Значит, поэтому у тебя сломана нога, а не из-за «инцидента в инженерном»? – переспрашивает Боунс, а когда Кирк кивает, продолжает интересоваться. – И всегда-всегда умирает гоблин?       – Будешь смеяться, но – да, – фыркает Джим. – Например, в прошлый раз его убил свихнувшийся офицер охраны.       – Свихнувшийся? С чего вдруг? – тут же цепляется Маккой и быстро дает волю своей неврастении. – В космосе просто так не сходят с ума, ты знаешь. Не думаешь, что это излучение может еще как-то влиять на нас?       Кирк прикидывает варианты, а Боунс тут же приходит в ярость.       – Джим! Это ты тоже должен контролировать! Если все возвращаются на круги своя с амнезией, то это не значит, что нет никаких других последствий для организма. Амнезия – это уже пагубное воздействие на мозг!       – Ленн, ну как ты хочешь, чтобы я это контролировал? – вопрошает капитан. – Я же не могу проверить весь экипаж за двое суток.       – Ты можешь заставить сделать это меня, – отвечает тот. – Провести внеплановую диспансеризацию по основным жизненным показателям. Это – твой экипаж, и ты за него отвечаешь.       Джим надувает губы, но Маккой как никогда прав – он должен был предусмотреть и это. Должен был проследить еще и за экипажем, и за кораблем. Потому что он должен знать, что, когда они выберутся, все они будут живы и здоровы – в целости и сохранности.       – И в первую очередь ты был должен начать с себя, – сетует Боунс. – Ты ведь знаешь, где у нас лежат трикодеры – отправляй отчеты на свой падд – мне будет нужна эта информация потом, когда ты нас вытащишь.       Вот уж о себе-то капитан всегда думал в последнюю очередь, и это весьма ясно написано у него на лице, потому что Леонард горько вздыхает и укладывает ему руку на плечо.       – Я и без него вижу, что ты уже на пределе. А сколько это будет продолжаться еще? Тем более, с гоблином… – он смотрит ему прямо в глаза, и Кирк читает в этом взгляде грусть, волнение и сопереживание. Маккой знает, что для Джима значит Спок.       И капитан позволяет себе минуту слабости – утыкается в плечо друга, цепляется за форменку и глубоко дышит, переживая приступ.       В такой позе их застает вулканец. Приподнимает бровь, а потом все-таки осторожно нарушает тишину.       – Капитан, мы на месте. Исследовательский отдел приступил к анализу данных от зондов.       Джим отрывается от Леонарда, молча качает ему головой, а Спока отправляет работать дальше.       Кирку же теперь придется заняться отчетами – нужно оповестить Адмиралтейство, и возможно, даже запросить связь с главнокомандующим – у них внештатная ситуация каждые двое суток и звезда, которая играет с ними в пространственно-временные прятки. А еще нужно собрать данные по самочувствию экипажа, чтобы убедиться, что на офицеров эти «скачки» не влияют, и уважить Боунса – законспектировать, как их капитан будет стареть, получать раны и медленно терять рассудок…       Следующие три витка относительно спокойны – они опять «детонируют» у звезды, Спок сваливается с открытого перехода между палубами с пятидесятифутовой высоты, запнувшись о собственный ботинок – конечно же, насмерть, а потом лезет в открытый космос в неисправном скафандре. А Джим не может ни есть, ни спать, все больше обрастая вычислениями, анализами и материалами, параллельно переживая смерть старпома каждый раз, как первую. Разбирательство Адмиралтейства длится долго – Кирк устает уговаривать поверить – за него это делают весьма красноречивые данные. Но в конце концов, «высшая инстанция» передает информацию дальше – компетентным ученым, которые теперь будут искать ответы вместе с Джимом. Найдут ли только?              ***       Пожилой вулканец вызывает его по связи каждые два-три витка. Делится своими наработками, проверяет состояние Кирка и пытается хоть как-то подбодрить. Потому что новости пока неутешительные: ученый совет, подряженный Адмиралтейством для решения проблемы, даже с исследованиями Кирка и Спока, не может сказать ничего внятного. У них нет новых подвижек, и Джим, разозлившись, начинает сбор информации заново. Он не успокоится, пока не узнает, сколько еще ему здесь мучиться, сколько раз умирать Споку и что нужно сделать, чтобы вырваться из западни.       – Джим, ты же знаешь, что и я, и Спок – твои друзья. Мы тебя поддержим, – вкрадчиво говорит вулканец. Осторожно, тихо, как с душевнобольным. Кирк не уверен, что это не так, и благодарен за заботу. – И всегда тебя выслушаем. Возможно… тебе стоит еще раз рассказать все старпому. Показать все последние результаты – вдруг у него получится увидеть то, что не видим мы. Так сказать, «свежим взглядом». Ведь ваша работа в паре… ваш дуэт всегда был более чем… неординарен.       – Как и ваш наверняка, – Джим слабо улыбается вместе со Споком и решается. – Я попробую. Хуже ведь уже не будет… По крайней мере, не как тогда, когда Спока разорвало на части у меня на глазах в камере малого реактора… Извините.       Он тушуется, не удержав свой язык за зубами, а вулканец сочувствующе вздыхает.       – Поговори с ним. Он должен знать о твоих чувствах.       Но лучше бы Кирк этого не делал. Сначала Спок не верит. Потом перепроверяет все материалы, отправляет зонды в разведку и говорит, что не успеет сделать что-либо с таким объемом информации за то мизерное время, что у них остается. Чувства Джима он отказывается брать в расчет и он уж точно не будет отвлекаться на принятие алкоголя вместе с капитаном. А капитан напивается – до полного беспамятства, обморока и беспробудного сна. Он даже не знает, кто и как умер на этом витке – вот насколько он был мертвецки пьян. А проснувшись с раскалывающейся головой в лифте, он даже не хочет препираться со Споком, когда тот выговаривает ему о непозволительном поведении.       Но Джим упрям и, как только старпом возвращается с планеты живым, капитан требует его к себе – снова рассказывает обо всем. И на этот раз, мучаясь жестоким похмельем, он действительно зол и внушителен: заставляет сосредоточиться и увидеть картину в целом, а не разбирать по крупицам, как вулканец обычно это делает. И вот тут ему везет. Или не везет окончательно – Спок умудряется составить необходимый расчет действия излучения. И он исчисляется всего-то парочкой столетий… Кирк хватается за голову, смотрит беспомощно на своего помощника и отказывается верить в услышанное. Еще несколько витков он сам делает расчеты, передав данные исследовательскому центру и другому Споку, но все они, даже без скрупулезной точности, приходят к двум с лишним сотням лет… В космических масштабах – это миллисекунда, для Кирка – естественно, неподъемный срок. Поэтому он оставляет ученых искать выход из ситуации, а сам решает снова рискнуть.       Он хочет повторить тот самый изначальный план, из-за несоблюдения которого, он и оказался во временном аду. Чем черт не шутит – вдруг он погибнет сразу и навсегда, а всех остальных спасет? Он уже в таком отчаянии, что не посмеет ни о чем жалеть. Он просто хочет, чтобы все это кончилось! Но оно не кончается. Ни на витке, где Джим борется с черными гусеницами и умирает от поражения электрическим током, ни в турбо-лифте, где его опять встречает встревоженный старпом, а капитан двух слов связать не может от душащих его слез…       Спустя полтора месяца он достигает своего предела. Вчера Спок опять умер у него на руках от смертельной инфекции, переносимой ядовитыми трибблами, а Джим осознанно шел в карантинный отсек – хотя бы умереть вместе. А потом он опять просыпался в лифте, задыхаясь от отека трахеи из-за болезнетворных бактерий, и все двое суток опять провел в медотсеке. Ничего его не берет! У Кирка заканчиваются силы, и он повторяет этот трюк еще раз – снова тащит Спока на планету вместе с собой, снова вступает в бой с уктами и снова не отходит от него ни на шаг в инженерном. И все в пустую…       На его теле столько новых ран, шрамов, ссадин и ожогов, что Леонард грохнется в обморок, если в какой-нибудь из витков полезет его осматривать. Ведь во «вчера» Боунса, у капитана не было столько повреждений… Джиму откровенно на это плевать. Но от новых попыток самоуничтожения его снова останавливает другой Спок.       – Джим, это не выход, – он действительно тревожился о нем так, как никто другой. – Вместо того, чтобы калечить себя, возможно, стоит попытаться сохранить жизнь ему…       – Я пробовал, – с истеричным смешком кивает Кирк. – Не далее, чем вчера. У наших медиков нашлось достаточно сильное даже для вулканца снотворное. И первые несколько часов все было хорошо, а потом внезапная кома, отказ внутренних органов и все равно смерть… И хуже, чем он умирает сам, только убить его собственными руками…       Он сухо всхлипывает и отказывается смотреть вулканцу в глаза.       – Значит, стоит пробовать еще и еще. Не забрасывать исследования и не опускать руки, – настаивает Спок. – Вы оба должны выжить в конце концов.       И Джим пытается: запирает Спока в тюремном отсеке – происходит сбой в вентиляционной системе, а датчики подачи кислорода отказывают; запирает в собственной каюте – Спок поскальзывается в ванной и разбивает свой нечеловечески крепкий череп о еще более крепкую переборку; Джим не отходит от него ни на шаг – Спок подхватывает плотоядных червей прямо в лаборатории из одной из проб грунта с планеты Януса… А потом случается это.       Преследование старпома – это только звучит легко и просто, а Спок упирается, засыпает вопросами, ультиматумами и подозрениями, и все-таки сбегает от Джима. А тот находит его через несколько часов в собственной каюте – в бреду и горячке.       Это не похоже на вирус, бактерии или неизвестные возбудители неизвестной болезни. Кирк ошпаривает руку о лоб вулканца и тут же достает передатчик, чтобы вызвать Боунса, но его руку перехватывают стальные пальцы. Комм в мгновение превращается в металлическую труху, а Спок приходит в сознание.       – Бегите, капитан… – выдавливает он из себя, но пока Кирк удивляется, хлопает глазами и открывает рот, чтобы спросить, он уже лежит на лопатках под вулканцем.       – Или… не шевелитесь… – продолжает Спок, но уже совсем другим голосом – вибрирующим, приглушенным и почти угрожающим.       – Спок? – успевает спросить Джим, а тот вгрызается в его рот звериным поцелуем.       Кусает до крови, зализывает, наслаждаясь железистым привкусом, перехватывает чужие запястья в тиски и опускается к шее – присасывается до моментальных синяков, трется всем телом о своего капитана и безудержно низко рычит. А Джим задыхается. От шока, от боли, от чужой страсти и собственного страха. Так не должно быть! Он об этом не мечтал даже в самых смелых снах – уж точно не о насилии! И он пытается подавить панику, расслабиться, успокоить старпома и хоть на несколько секунд включить мозги – что со Споком происходит?!       – Спок… Что с тобой? – Джим перестает сопротивляться и замирает, когда руки вулканца оказываются под форменной рубашкой, оглаживают бока и щипают за соски.       Но Спок не отвечает, продолжая исследовать его тело. Продолжая целовать и тереться об него. С каждым разом все сильнее и жестче.       – Спок… – снова зовет Кирк. Намеренно слабым, тихим голосом. Не умоляющим, но покоренным. Что бы это ни было, но он не допустит ничего из того, что заставило бы его возненавидеть старпома. – Ты делаешь мне больно…       Теперь Спок прислушивается. Чуть умеряет напор, но его взгляд по-прежнему жадный, а пальцы опять стискивают запястья капитана. Его наверняка чем-то опоили, это наверняка очередной «выверт» проклятой петли – в здравом рассудке вулканец никогда бы не завалил своего капитана и не пытался… изнасиловать? Или просто заняться сексом? Или?..       – Я не знал… что у тебя есть чувства… ко мне, – Джим продолжает пытаться его отвлечь и пытается притвориться, что не будет против ничего, что бы тот ни захотел с ним сделать. Старпом долго молчит, освобождает его от рубашки, зацеловывает плечи, стискивает бедра, оставляет багровые засосы на груди. А вот когда касается ремня брюк, и Кирк не может сдержать дрожи, то хищно щурится.       – Тхайла… – еле слышно выдыхает он сквозь стиснутые зубы. – Ты меня боишься?       Теперь в его голосе отчетливо слышна угроза, и Джим позволяет панике вернуться. Его старпом умирал уже несколько десятков раз, его экипаж уже испытал на себе все: от воды до огня – от радиации до электричества, сам Джим уже столько натерпелся, что скоро его сердце остановится навсегда. И уж точно, ко всему этому дерьму он не готов примешивать еще и насилие своим любимым вулканцем!       Он делает резкий выпад вперед – прогибаясь в спине, со всей силы бьет Спока лбом в нос. Тот опешивает на пару секунд, расслабляет пальцы, и Кирк почти успевает вырваться, но старпом хватает его снова. Снова распластывает на краю кровати, зажимает коленями чужие бедра и оставляет кровавые пятна на шее, снова озлобленно рыча. Джим борется до последнего, пытается вывернуться, скинуть Спока с себя, но этим только добивается новой вспышки ярости. Его брюки трещат по швам в сильных пальцах, а вместе с ними трещит и обшивка корабля, снова начавшего опасно крениться. Джим и Спок теряют равновесие и скатываются на пол, не прекращая бороться, пока вулканец, глухо взрыкнув, не лишает капитана сознания, ударив виском о ножку стола…       Он впервые рад очнуться в надоевшем турбо-лифте. Все тело ноет, усыпанное кровоподтеками, на правом виске рассечение, а спина Джима отказывается разгибаться. Он сжимает зубы и осторожно встает, держась за поручни – сейчас двери откроются и здесь опять появится Спок… Слава Богу, что на нем снова форменка – Джим чувствует ссадины и жжение на ягодицах, но, похоже, до самого главного вулканец так и не успел дойти. А это значит, что Кирк, по крайней мере, сможет смотреть ему в глаза…       – Капитан… – он и так видит свое отражение в зеркале: в отметинах на открытых участках кожи, взъерошенный и еле стоящий на подгибающихся ногах. Только такой слепой идиот, как его старпом, может спутать то, как выглядит бурная ночь и попытка изнасилования. – Зонды закончили разведку…       Рапортует он просто с таким упреком в голосе, что в любой другой бы раз Джим действительно почувствовал смущение и досаду. Но уж точно не теперь. Он отдает старпому командование, а сам запирается в переговорной поблизости. Ему нужно это пережить – переосмыслить и понять, что стало причиной, а что следствием. И он все еще в абсолютнейшем раздрае, когда его вызывает другой Спок…       – Джим! – а Кирк не мог не ответить – он не может сейчас разобраться с этим сам, ему нужен взгляд со стороны. И прямо сейчас во всей Вселенной он может доверять только этому вулканцу.       Спок взволнован не на шутку. Он почти испуган его видом: искусанные губы, багровая шея, опухшие глаза и синева под ними. Что уж говорить о запястьях.       – Он произнес слово… Я не знаю его значения. Оно на вулканском? – почему ему кажется, что загвоздка именно в этом? – Кажется… «тхайла»?       – О, Джим… – поражается вулканец, вздыхает и еще раз тянет с болью «о», прежде чем продолжить. – Тхайла… Для нас это… кто-то невероятно близкий. Мне сложно объяснить это правильно, но, думаю, самое близкое понятие у людей – это «родственная душа». Это друг, брат или любовник. Тот, с кем вы прошли «через тернии к звездам», тот, ради кого стоит жить, и тот, ради кого ты готов расстаться с жизнью…       Кирк молчит, осмысливая, но все равно не может взять в толк, как к кому-то подобному можно отнестись вот так – без капли нежности и любви, но только с похотью и инстинктом. И видя его замешательство, Спок тут же поясняет:       – А то, что произошло с тобой… Он ведь напал на тебя? Был груб, агрессивен и жесток?       – Не то слово, – кивает Джим, и теперь вулканец продолжает с горечью.       – Это – пон фарр. Жизненный цикл у вулканцев, повторяющийся раз в семь лет. Это… невыносимая жажда, «горячка крови», плак тау… Желание совокупления, Джим, – но он ничуть не смущается, рассказывая об этом. – Сопровождающееся агрессией, преобладанием базовых животных инстинктов, потерей самообладания и самосознания… Есть несколько способов выдержать этот процесс. Самый простой и эффективный – естественно, секс. Но есть и другие… методики. Но если же вулканец не делает ничего, он умирает…       – Значит… – ему хочется смеяться над этой самой жестокой шуткой судьбы. – Это еще один из вариантов, как он умрет.       – Джим, он причинил тебе боль? – и вот теперь Кирка пронимает: говорить об этом с этим Споком, у которого когда-то был свой Кирк… Лучше бы Кирк молчал!       – Не успел по-настоящему, – заверяет он со всей искренностью, на какую способен. – Корабль тряхнуло, мы упали, я ударился головой и потерял сознание.       – Но эти следы…       – Их уже видел этот Спок. И он посчитал, что я как обычно провел веселую ночку, – фыркает Джим. – И мне не так уж и больно. Просто теперь я буду надеяться, что такой вариант развития событий больше не повторится.       – Я тоже на это надеюсь, – снова вздыхает вулканец и пристально смотрит на Кирка. – Но Джим… он назвал тебя «тхайла», а это значит очень и очень много. И существует вероятность, что такой вариант случился именно из-за его отношения к тебе…       – Предлагаете держаться от него подальше? – что они сейчас обсуждают? Что Спок действительно, действительно настолько дорожит своим капитаном, что хочет разделить с ним этот свой «пон фарр»? Ау! Спок – зеленокровный отмороженный гоблин, помешанный на правилах, логике и отрицании чувств, и как бы сильно Джим его ни любил и желал, но он на сто процентов уверен, что никогда не нашел бы взаимности. Они только-только стали приятелями, начали учиться понимать и доверять свои жизни друг другу. И Кирк уж точно знает, что старпом никогда бы не пожелал завалить своего капитана в постель. Как бы ни называл при этом. Во всем виноваты гормоны. Во всем виновата эта чертова петля времени – это очередной способ убить вулканца, а Джим просто оказался под рукой. Не в том месте, не в тот час.       – Я все же думаю, что это из-за витка.       – Может быть, – соглашается Спок. – Но может быть и иначе. В моем времени Джим был моим тхайла.       Вот это заявление повергает Джима в шок, и он не может себе представить, как вулканец решился на подобную откровенность.       – Кхм, – он старается не краснеть и быть максимально тактичным – Спок и так уже столько для него сделал, что Джиму вовек не отплатить. – Я не буду спрашивать о подробностях, но вы понимаете, что сейчас, возможно, вводите меня в заблуждение?       – Понимаю. Но еще хочу, чтобы ты знал, Джим: в той ситуации ты оказался неспроста, и когда все закончится, я прошу тебя не относиться к нему предвзято, – сочувствие, сопереживание, участие – Спок дал ему так много, что Кирк готов в ответ на что угодно.       – Даже не подумаю.       Они немного неловко прощаются, а напоследок вулканец отправляет ему новые данные – свои наработки и исследовательского центра. Они все еще не сдаются, и остаток этого витка капитан опять проводит за терминалом – сведя синяки в медотсеке у младшей медсестры – Боунс на этот раз боролся с массовым отравлением в столовой.              ***       На его счастье, ситуация с пон фарр не повторяется. Джим решает больше не досаждать старпому, держать дистанцию, но приглядывать за ним одним глазом, на всякий случай. Он не хочет верить в предположение другого вулканца – слишком заманчиво и слишком больно, если оно окажется неверным. Спок ведет себя как обычно и больше не проявляет каких-либо признаков одержимости капитаном. И Кирк расслабляется. И пытается снова сосредоточиться на исследовании. Но чем больше он изучает, тем больше отчаивается – все выводы до сих пор неутешительные, а внезапной разгадки, как разорвать петлю, так и нет. И Джим сдается.       Он сереет, спадает с лица, теряет жажду жизни и желание найти ответ. Он все больше уверяется, что это – теперь его единственная судьба, и поддержка другого Спока не возвращает его стремление докопаться до истины. Кирк уже десяток раз перепроверял все свои расчеты – все они сводятся к неподъемному для него сроку длительности реакции. Он постареет и умрет в этой петле. И никакие исследовательские центры, Адмиралтейства и вулканцы не вытащат его отсюда. Он понимает, что это – апатия, депрессия и атимормия, но не находит в себе сил с ними бороться. Он опускает руки и смиряется. Но он по-прежнему ведет журнал наблюдений, составляет отчеты начальству, просматривает уже заученные наизусть данные с зондов, когда они раз за разом оказываются у Альфы Януса, и периодически делает новые расчеты. Ведь если остаток его жизни должен пройти так, то ему ничего не остается, кроме как подстроиться и научиться сосуществовать с этой действительностью.       Он безумно устал ото всего этого. Как его когда-то просил Леонард, Джим изредка сканирует сам себя, а в результаты уже не смотрит, на автомате сохраняя данные на падд. Потом, после, для Боунса это станет историей болезни капитана. Для него – более информативной, чем записи самого Кирка и исследования ученых. Джим заставляет друга обследовать экипаж, чтобы увериться, что излучение на других офицеров действительно не влияет, и рад, что все-таки этот кошмар достался ему – капитан обязан выдержать все до последнего. И никому бы из них он такой судьбы не пожелал.       В особо тоскливые или тяжелые витки Джим оставляет Спока на корабле, а сам уходит на планету. Переиграть все сейчас – тоже оказывается не выход из положения. Джим умирает то в бою с гусеницами, то на орбите под огнем уктов, то, однажды, от сердечного приступа, когда «Энтерпрайз» взорвался в небе прямо у них над головами. Но так он хотя бы что-то делает, а не проживает одно и то же. Даже если и возвращается каждый раз в лифт с новой душевной раной. Но как бы он ни крепился, а это сильнее него. Все, что он может, это попытаться сохранить свой рассудок как можно дольше.       Как ни странно, но в этом ему помогает Спок. Его Спок. Джим старается чаще отвлекаться именно на старпома – обедает вместе с ним в столовой, приглашает на партию в шахматы, а иногда приходит к нему в исследовательский отдел. Всегда ненадолго и максимально непринужденно. Эти короткие встречи становятся его единственной отдушиной – небольшой перерыв в череде постоянной смерти и жалкой пародии на жизнь. Это – та единственная малость, что все еще держит его рассудок. Иначе бы… Джим не уверен, но возможно, через несколько лет он бы устроил себе лоботомию, и до конца своей жизни больше не ощущал бы ни боли, ни страха, ни отчаяния от все время повторяющегося настоящего. Но пока проходит всего лишь четыре с небольшим месяца…       Джим узнает, что старпом вполне не против художественной литературы и музыки. Человеческих и классики уже давно даже для XXIII века. Что он бывает азартен, если победу в шахматной партии стимулировать освобождением от обязанности составлять отчеты. Что он равнодушен к кинематографу, а какао-бобы вызывают у вулканцев эффект алкогольного отравления. Что он предпочитает спать на правом боку, а медитация для него – жизненно-важная необходимость. Все эти мелочи постепенно складываются в целую картину, а Джим начинает подозревать, что он – мазохист – ну зачем ему знать своего старпома еще лучше, чем уже есть? Чтобы груз его безответных чувств становился все неподъемнее? Чтобы эти, и так уже давно не приносившие удовольствия, чувства окончательно стали его проклятием? Он же никогда не сможет их реализовать. Даже если он признается, то Спок все равно это признание забудет. Перед этим отказав капитану во взаимности, конечно же.       Еще через месяц, когда старпом снова умер у него на руках, а пожилой вулканец мог только пытаться разделить чужую боль хотя бы посредством разговора, Джим пробалтывается.       – На самом деле, это не я мог бы быть для него тхайла… Это он – для меня. Давно, еще до всего этого, – Кирк не знает, зачем говорит все это. Чтобы выглядеть еще более жалким в чужих глазах или хочет, чтобы об этом узнал хотя бы этот Спок?       – Джим… Тогда я более чем уверен, что и ты – для него, – говорит пожилой вулканец и улыбается. – Попробуй поверить и это придаст тебе сил жить дальше.       – Я пытаюсь, – отвечает Кирк, но он, пожалуй, врет самому себе – так будет еще больнее. Сейчас он занят прокрастинацией, а не поисками смысла жизни в повторяющемся аду.       – И действовать, – Спок деловито складывает руки за спиной и смотрит на него с прищуром. – Знаешь, я недавно связывался с Адмиралтейством и выдвинул им предположение забрать тебя с корабля. Не уйти на шаттле с «Энтерпрайза», а воспользоваться беспилотником «извне». Даже если это не разорвет петлю, но возможно, вызволит тебя.       Джим обдумывает это предложение несколько минут, а потом качает головой – ответ здесь может быть только один.       – Нет. Капитан остается со своим кораблем до самого конца, – нет, как бы ни было заманчиво, а он не может оставить свой экипаж погибать раз за разом. Уж лучше вместе с ним.       – Даже если это разорвет петлю? Джим, ты понимаешь, что рано или поздно нам придется это попробовать? Послать кого-то извне – это негуманно и неэтично, Адмиралтейство так не рискнет, но оно позволит тебе уйти, – настаивает вулканец.       – А что, если не разорвет, а я смогу выбраться? – резонно вопрошает Кирк. – Лучше вечность здесь и вот так, но не жизнь там и с осознанием, что они умирают каждые двое суток. Нет. Что бы вы ни говорили.       – Джим, я понимаю твои чувства, но все же подумай об этом. Рассмотри гипотетическую возможность… – вздыхает Спок. – Полагаю, тебе однажды просто прикажут это сделать.       – А что они сделают за неисполнение приказа? – фыркает Кирк, а собеседник становится еще печальнее. – Уж точно не придут сюда меня арестовывать!       – Нет, но они могут сместить тебя с должности и приказать Споку взять тебя под арест и выслать с корабля…       Да уж, вот такая перспектива Джима абсолютно не прельщает. Размышляя над ней, как и просил вулканец, Кирк клянется себе, что если выберется из этой системы, но не сможет попасть обратно, он тут же взорвет этот беспилотник вместе с собой. Жизни без «Энтерпрайза» он не представляет ни в каком виде. Уж точно не без Боунса, Скотти, Сулу, Чехова, Ухуры, Чапел и еще четырех сотен офицеров. И уж точно не без Спока.       И еще через десяток витков, как Спок и предполагал, Джиму приходит приказ из Адмиралтейства. Беспилотный шаттл уже в пути – с ближайшей базы, и еще через пару витков капитан Кирк должен покинуть корабль. С ним даже связывается главнокомандующий – прекрасно зная норов этого капитана, просит «не дурить», а другой Спок просит быть осторожнее и ни в коем случае не совершать эксцентричных поступков. Его жизнь бесценна – и Джим даже согласен с ним, так как знает, что жизнь эта не будет стоить ничего без его экипажа.       Ученые определяют точку минимального воздействия излучения на внешнем периметре системы, и она станет первым рубежом, который должен будет преодолеть Кирк, чтобы доказать, что он выбрался из петли. Он подозревает, что не преодолеет и половины расстояния, но послушно озвучивает старпому приказ начальства – капитан Кирк срочно затребован в штаб по секретному делу, а «Энтерпрайз» несколько дней справится и под командованием вулканца. Спок хмурится, собирается возражать, теряется в догадках и недоумевает, как и все офицеры на корабле, но приказ – есть приказ, и он должен быть выполнен. А Джим прощается с тяжелым сердцем – он уверен, что не готов к каким-либо последствиям, даже если наихудшие из них уже не раз переживал.       Но как он и говорил, выбраться из этой западни не так-то просто. До минимальной точки остается совсем немного, а он уже чувствует головокружение, сухость во рту и вялость во всем теле. Еще через несколько минут он теряет сознание, а приходит в себя в турбо-лифте. Все, ну или почти все, как он и подозревал – ему не сбежать, не скрыться и не пережить.       Но Адмиралтейство стоит на своем – он должен попробовать снова. Другим путем. Пустой шаттл, что остался на точке, они возвращают к «Энтерпрайзу», а к системе направляют свой, «извне» – так как расстояние достаточно большое, Джим не сможет транспортироваться сразу на точку – это придется сделать из одного шаттла в середине пути на другой – уже дальше от критической отметки. И вполне логично предположить, что и это может не сработать – из шаттла, вопреки запрограммированным координатам, он перемещается в лифт. С горькой усмешкой на губах и подрагивающими руками. Спасения нет.       Но начальство, должно быть, издевается над ним, потому что приказывает повторить обе попытки на этот раз вместе со старшим помощником Споком. Кирк матерится сквозь зубы, но проделывает и это – а результат все тот же – их «возвращает» по своим местам снова и снова. Потом ему приказывают проделать это с любым офицером из, например, охраны, и Джим почти злорадствует, когда и это оказывается бесполезно. Тогда к «Энтерпрайзу» отправляют шаттл, наполненный разными видами растений, колониями микроорганизмов и парочкой трибблов на борту, а на обратном пути на контрольной точке беспилотник эффектно взрывается без видимых на то причин. Сам по себе, ага. И вот теперь система Януса официально объявлена закрытой зоной… Ее теперь будут исследовать еще сотня ученых – направят новые зонды, спутники и сканеры, которые будут передавать данные ежеминутно, но совершенно неизвестно, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь раскрыть секрет ее природы.       Пока же это никому не удается. Ни ученым, ни Споку, ни Джиму. И если вулканец вместе с выводком научных светил еще на что-то надеются, то у Кирка веры с каждым днем все меньше и меньше. С каждым витком и каждой смертью. Он уже не раз прощается со старпомом навсегда и не раз отчаивается – он больше не способен верить в чудо. Эта чертова система прожгла его сердце насквозь и выела все эмоции, оставив после себя только всепоглощающую боль. Джим знает, что даже к боли можно привыкнуть, но ее невозможно не замечать – раз за разом она ударяет под дых, и Кирк валится замертво. Он больше не может злиться, не может скорбеть и даже больше не может плакать от этой боли. С каждым днем она все глубже укореняется в его естестве, и он сомневается, что когда-либо сможет с ней расстаться. Боль – теперь его единственный спутник до конца жизни.              ***       Сверяясь с отчетами Адмиралтейства, Джим насчитывает полгода в этом аду и почти сотню витков «спирали». Зеркало же говорит ему, что прошло не менее шести лет – лицо капитана огрубело, осунулось, приобрело новые морщины. Золото в волосах щедро разбавлено серебром, глаза – как у воина, прошедшего не одну смертельную битву, и тело под стать – новые шрамы и отметины. Джим плохо спит или не спит вообще – ему уже без разницы – его теперешняя жизнь – кошмар наяву. И как бы другой Спок его ни уговаривал беречься, Кирк все равно в этом не преуспевает. Он устал оправдываться перед ними всеми за свой внешний вид – и перед вулканцем, и перед своей командой. Первый – знает правду и должен понять, а другие – любую ложь забудут через двое суток.       Джим больше ни к чему не стремится – желание жить стало весьма относительным. Он так и не находит в себе сил, чтобы не смириться окончательно, плыть по течению и принять новую реальность – подстроиться под нее и просто жить. Он больше не пытается рассказывать о происходящем старпому или СМО, но охотно общается с другим вулканцем. После того, как они поделились друг с другом секретами, все стало проще простого – Джим как будто смотрит в зеркало и находит там ответ на любой свой вопрос. На любую мысль, реакцию или чувство. И он знает, что это заслуга вулканца – у того уже была целая жизнь, чтобы узнать его Кирка, а у Джима есть теперь. И он даже не берет в расчет то, что они однажды провели мелдинг – теперь все по-другому. Теперь он может узнать его так, как никогда бы не смог – его-то старпом остается неизменным в этих двух сутках. А Кирку, если честно, страшно теперь подходить к своему Споку. Это раньше можно было отворачиваться от своих чувств, вздыхать украдкой и смотреть издалека, а сейчас он боится это делать – чем больше он будет увязать в этой своей любви, тем больнее ему будет терять Спока. Поэтому Кирк привыкает к другому вулканцу – такому похожему и не похожему одновременно. Живому – вот что стало решающим фактором.       Все чаще Джиму приходится просто сбегать от Леонарда, когда его тело ранено – он устал повторять свой рассказ и объяснять, отчего на нем все это. Он просто учится пользоваться регенератором и запасается гипо с обезболивающим.       Все чаще он старается даже не смотреть на Спока – выть от тоски хочется неимоверно, но вулканец вряд ли когда-нибудь разделит с ним это чувство. Но чем больше Джим задыхается от этой невыносимой муки, тем отчетливее понимает – однажды он должен будет сказать об этом Споку. Наверное, в самом конце своего жизненного пути. Признаться, а лучше всего попросить о мелдинге – а когда на следующем витке Спок все забудет, Кирк сунет голову к оголенной проводке. Но это – в самом-самом конце, когда жить ему останется всего несколько минут – он все еще капитан и твердо уверен только в одном: как бы хреново ему ни было, а добровольно он с корабля не уйдет.       Однажды он даже рассказывает об этом другому Споку – его старпом опять погиб на планете, а они застряли у Альфы, и Джим опять напился, забаррикадировавшись в своей каюте в обнимку с коммуникатором.       – Джим… – вулканец только вздыхает. На его лице написана неподдельная мука, а Кирк не может сообразить своим пьяным сознанием, какого ляда он мучает еще и его. Ведь у Спока был свой Кирк, которого он любил, и даже понимая разницу между тем и этим капитаном, он не может не сопереживать.       – Прости меня. Я вконец расклеился, – спохватывается Кирк. Эгоист он, как ни крути.       – Джим, я принял решение: я прилечу к тебе, – Спок подбирается и становится решительным.       – Что? Нет! – его эта перспектива пугает гораздо сильнее, чем собственная – такой судьбы он бы не пожелал никому на свете!       – Послушай меня. Я уже некоторое время обдумывал эту идею. Помнишь беспилотник с микроорганизмами на борту – он взорвался только на обратном пути, и мы выяснили, что существа, не попавшие под первоначальное воздействие реакции в системе, не могут существовать без нее. Это значит, что любой, кто войдет в систему будет жить, – терпеливо объясняет Спок. – Век вулканцев долог по сравнению с человеческим, и я уже прожил достаточно. Поэтому не вижу причин, чтобы не закончить свои дни рядом с другом.       – Нет… Нет-нет-нет, – Джим хватается за голову и ошарашенно моргает. – Не вздумайте делать этого! Это невыносимо! Это невозможно! Вы должны прожить свою жизнь там, а не умирать вместе со мной!       – Джим, я говорю не о смерти, – Спок тепло улыбается с грустью в глазах. – Мы сможем вместе состариться…       – Даже не вздумайте! Слышите?! – вот теперь он в панике. Только не еще один Спок! Смерти другого вулканца он не переживет точно! Он с этой-то еле справляется, но разделить этот ад еще с кем-то – подобно бегству с поля боя. Он не позволит ему рисковать и провести остаток дней в ловушке, из которой они оба никогда не смогут выбраться.       – Слышу, но, как и сказал, я уже все обдумал, – Спок заявляет это нетерпящим возражения тоном. – Адмиралтейство наверняка не придет в восторг от моего решения и, скорее всего, запретит вмешиваться подобным образом, но я уверен, что они не рискнут сунуться следом, когда я штурмом преодолею их заслоны.       Он снова улыбается, а Джим сходит с ума от того, что слышит. Спок не должен жертвовать собой ради него.       – Нет, – от таких новостей он давно уже трезв и теперь дрожит от напряжения. – Не делайте этого. Я не могу позволить вам… Что, если вы погибнете на первом же витке и не воскреснете вместе со мной? Что мне делать тогда? Вы об этом подумали? Я же действительно этого не вынесу…       – Джим… Я понимаю, – кивает вулканец. – Но с той же долей вероятности, я могу выжить. А на следующем витке остаться на «Энтерпрайзе» или вернуться на свой шаттл у контрольной точки.       – Пожалуйста, я прошу вас… – стонет Кирк, заламывая пальцы. – Не надо…       – Я уже все решил, – Спок качает головой. – И это я тебя прошу – о помощи. Я оставлю свой шаттл у границы системы, а потом транспортируюсь на катер с «Энтерпрайза», который ты отправишь мне навстречу. Это будет моей страховкой, если меня все же «вернет» обратно.       – Нет, я отказываюсь, – слабым голосом упорствует Джим. – Я прямо сейчас свяжусь с Адмиралтейством, и если будет нужно, они возьмут вас под стражу, но не позволят пересечь границу.       – Это твое право, – усмехается Спок, а у Кирка слезы наворачиваются на глаза. – Но, если честно, я уже в пути. Буквально через несколько витков буду у тебя.       – Не поступайте так со мной…       – Я сообщу, когда буду на месте, – вулканец завершает связь, больше не слушая возражений, а Кирк без сил падает на койку.       Нет… Он не должен делать этого. Никто не должен… Но даже этот Спок, порой, его совсем не слушает. И уж точно, не выполнит его приказов. И Джим категорически запрещает себе даже представлять, что может измениться в этой спирали и пойти не так с появлением нового элемента. Он наверняка не разрушит систему, но вся система может вывернуться наизнанку и убить их всех. И кого-нибудь – навсегда.       Он хлопает себя по щекам и приказывает собраться. Он не должен этого допустить, и, как и обещал, немедленно сообщит об этом Адмиралтейству: пусть делают, что хотят, пусть оцепляют весь квадрант и высылают боевые корабли, но никто больше не должен здесь оказаться.       Заявление Спока заставляет Джима встряхнуться и еще раз прийти в ужас ото всей этой ситуации в целом. А потом еще раз схватиться за голову и еще раз перепроверить все свои исследования. Если вулканец действительно здесь появится, то Кирк должен быть готов ко всему, что может произойти. Кроме, конечно же, смерти. Он тратит целый виток на новые расчеты, проверку теорий и консолидирование информации и готов делать это столько, сколько понадобится, пока с ним не свяжется Спок – Джим верит ему и знает, что тот сделает так, как и сказал. А уж в его способностях он никогда не сомневался – обойти кордоны и залезть в «петлю» – нет ничего невозможного. И Джим категорически против отвлекаться от своих исследований, когда очередное настоящее требует его участия.       Он только-только отдал «бразды правления» старпому, и тот вместе с группой уже готов десантироваться, как на горизонте опять появляются укты. На этот раз их берут «на абордаж» – они не успевают со щитами, и несколько отрядов воинствующих инопланетян одновременно оказываются на «Энтерпрайзе». Вот тебе и браконьеры – Кирк отказывается понимать, зачем захватывать корабль Федерации, когда они и так по ним стреляют. Зачем убивать офицеров Звездного Флота так безжалостно, если цель уктов была только в наживе на планете. Зачем они вообще вступают в бой, если просто могли дождаться, когда крейсер свалит, а потом заниматься своими темными делишками без помех. Но все эти вопросы остаются без ответов – Джиму сейчас нужно думать только о том, как им всем сохранить жизнь. Пусть даже они и «воскреснут» чудесным образом через пару суток. Но в пылу боя Кирк об этом забывает – каждый раз все равно, как в первый, и он не может оставаться безразличным. Не может оставаться безучастным. Никогда не мог.       И он не может остановить слез, держа на своих коленях вновь раненого старпома. Не может не прикрывать своим телом и не чувствовать боль, когда ему стреляют в спину.       – Нет, Спок… Пожалуйста… не умирай, – просит он, заглядывая в чужие глаза, полные ответной боли.       Конечно же, его мольбы никто не слышит.       На корабле раздаются взрывы, палубы ходят ходуном, укты торопливо транспортируются обратно, а Джим, проваливаясь в темноту, уже ничего не ощущает – только холод и пустоту, которые разъедают его душу уже, кажется, целую вечность…       На этот раз он приходит в себя сразу в медотсеке. И даже не позволяет себе обмануться и порадоваться – неужели?.. Нет, его наверняка нашли в лифте без сознания и доставили к Ленну. А это значит, что новых разбирательств ему не избежать. Не избежать лжи. И не избежать боли друга за него. Хватит. Он уже и так заставил пойти другого Спока на самоубийство.       – Джим, ну наконец-то! – пришедший Леонард взмахивает руками от нетерпения. Такой же усталый и осунувшийся как обычно, когда ему попадается «сложный» пациент. – Я уже целую неделю пытаюсь тебя добудиться!       Боунс присаживается рядом с ним, проверяет показания датчиков и трикодеров, а Кирк боится, что ослышался…       – Что? – сипит он, еле раскрывая губы и фокусируя взгляд.       – «Что», «что», – передразнивает доктор. – Неделю, говорю, уже прохлаждаешься. Даже с такими серьезными ранами, но – СМО я или кто?       Леонард ворчит и даже презрительно надувает губы, но Кирку сейчас совершенно не до этого. Вот нисколько. Неделю? Неделю?!       – Спок! – он хрипит и подрывается с койки – боль тут же оглушает, пронзая все тело, но ему сейчас не до нее. Спок! Если они выбрались из петли, то Спок может быть… Он же умирал у него на руках!!       – Стоять! – Леонард хватает его за плечи, удерживает, укладывает обратно, но Джим мечется и взвывает от просто нестерпимого огня в сердце. От железных прутьев, которыми как будто нашпиговали его живот, а голову положили под пресс и раздавили. – Джим!       Но Кирк уже не слышит его. Он захлебывается криком и вновь подступающей темнотой, которая снова захватывает его в свои объятия…       Он не знает, через сколько часов приходит в себя – он вдруг снова видит рассеянный свет под веками, чует запахи медицинской палубы и слышит мерный писк датчиков. А еще ощущает чужое присутствие рядом. И стоит только приоткрыть глаза, как Леонард тут же берет его за руку.       – Живой он. Живой… – говорит Боунс. – Спокойнее. Все в порядке. Ты же знаешь о его регенерации – уже на третьи сутки скакал, как козлик…       Джиму нечего на это ответить. Он боится верить. Он не выдержит, если это – новый сценарий витка. Который вполне мог измениться с приходом другого Спока. И поэтому он не может удержать слез и не сможет не окунуться в новую боль.       – Джим… Ну хватит слезы-то лить, а? – Маккой хоть и ехидничает, но смотрит с грустью. – Скоро весь медотсек затопишь. Ты же и в отключке ревел, и твоему сердцу, которое, кстати, мне пришлось заново запускать пять часов назад, лишние волнения сейчас не нужны.       – Ленн… – стонет Кирк. Ну пожалуйста, пусть все это будет правдой. И ему даже не нужно пояснять – друг всегда понимал его с полуслова.       – Не волноваться, – повторяет Леонард. – У нас есть жертвы и корабль напоминает решето, но боевой крейсер Федерации пришел вовремя.       – Крейсер?       – Он самый. И это все, Джим, – непреклонным тоном заявляет Боунс. – Все будет в порядке. А теперь еще спи. Потом у меня будет к тебе куча вопросов.       Кирк не успевает опомниться, как друг накачивает его успокоительным, обезболивающим и снотворным. Черт возьми! Сначала добудиться не может, а потом сам же и вырубает! И это тогда, когда одних только его слов преступно мало! Джим должен увидеть Спока и точную дату и время воочию! Он должен знать все! Иначе снова умрет.       Но вместо Спока он обнаруживает подле себя пожилого вулканца. Наверняка опять через несколько часов, потому что тот увлеченно читает что-то с падда, удобно устроившись в гостевом кресле.       – Джим… – лицо вулканца озаряет улыбка, он медленно поднимается, подходит к нему и берет за руку. – Все кончилось. Все точно кончилось. «Энтерпрайз» пока не на ходу, но его уже отбуксировали далеко за критическую точку системы. Угрозы нет. Спок жив… Но и без жертв не обошлось.       – Как? – только и может он выдавить из себя, сжимая чужие пальцы в ответ.       – Когда я подошел к системе, на звезде произошла вспышка – мощный выброс вещества и последовавшая реакция. Туманность немного рассеялась, а данные от зондов, что там находились, оказались совершенно иными. Так как ты успел предупредить Адмиралтейство о моем визите, они отправили на периметр сторожевик, а мне удалось убедить их доблестного капитана последовать за мной – излучение больше не должно было быть опасным, а вот агрессивно настроенные укты… Мы пришли вовремя. Помогли дать отпор и взяли под арест нападавших, – медленно рассказывает вулканец. – Спок был тяжело ранен, но так как ты прикрывал его собой, это его и спасло от новых ран. Вы понесли потери, но ты смог сделать самое главное – ты сохранил ему жизнь и выжил сам. Хоть и пытался недавно опять нас оставить – хорошо, что доктор Маккой всегда начеку и не даст тебе этого сделать.       Вулканец легко улыбается, продолжая держать его за руку, а Джим не может и не хочет скрывать горького вздоха облегчения.       – Джим… – тень грусти скользит по лицу Спока, и он нежно прикасается к его виску. – Ты теперь сед так же, как и я…       И теперь Кирк пытается улыбнуться – состариться он все-таки успел. Успел получить сотню новых физических и психологических травм. Успел сотни раз попрощаться со своей жизнью и сотни раз потерял все, что ему было дорого… Вот что значит его улыбка, и Спок ее прекрасно понимает.       – Капитан?.. – легкий стук в дверь, и в палату заходит старпом. Замирает в нерешительности и зачем-то констатирует. – Вы очнулись.       – Я оставлю вас, – другой Спок снова сжимает его пальцы, улыбается и уходит, а старпом медленно, не сводя взгляда, занимает его место.       – Как вы себя чувствуете, капитан?       – Сносно, – коротко отвечает тот, чувствуя, как все внутри снова переворачивается. – Назови мне точную дату, время и наше местоположение.       Вулканец называет и протягивает падд, что держал в руках, чтобы Кирк убедился сам.       – Наши потери, – просит Джим, заходя через планшет в систему корабля.       – Шестеро погибших в инженерном, трое – в исследовательском, одиннадцать боевых офицеров, два медика. Пятеро в тяжелом состоянии, еще семь – без угрозы жизни, – докладывает старпом.       – Мостик?       – Все живы.       – Корабль?       – Пробоины по обоим бортам на внешней обшивке, три – до внутренних слоев. Отсеки изолированы, разгерметизация предотвращена. Запасы энергии на исходе, но и те нам пока некуда тратить, – продолжает Спок. – Мы лишились правой гондолы и пока не можем перезапустить варп-ядро. Есть нарушения в энерго-цепях, но их техники устранят в ближайшие 42 часа. Также произошел сбой в навигационной системе, многие терминалы не работают, но лейтенант Чехов смог подключить нас к дублирующим сеансам. Это основное…       – Да, остальное я и сам вижу, – Джим пролистывает системные сообщения и автоматические отчеты, а потом вызывает Скотти.       – Мон, загляни, как будет минутка.       – Да, капитан,– инженер бормочет сквозь зажатую в зубах отвертку и активно кивает.       – Капитан, полагаю, вам сейчас не стоит перенапрягаться, – строго говорит Спок, и Кирк лишь машет рукой.       – Я и не буду. Мне нужно знать.       Вулканец продолжает пристально смотреть, но соглашается.       – Мы получили отчеты из Адмиралтейства, капитан, и мистер Спок коротко обрисовал ситуацию… – осторожно начинает старпом, внимательно следя за его реакцией, и Кирк тут же останавливает его жестом.       – А вот об этом, мистер Спок, я говорить точно не готов. Все потом, – отрезает Джим, мысленно передергиваясь – уж точно не с ним! Точно не сейчас! И желательно, вообще никогда! Он бы еще понял, если бы это был Леонард, но уж точно не этот вулканец! – Если вам не дает покоя любопытство, то можете запросить всю информацию у Адмиралтейства и в исследовательском центре, а меня уже тошнит от этой системы и всего, что с ней связано. В переносном смысле.       Он все-таки срывается на нем, и радость от того, что все закончилось, очень быстро испаряется, сменяясь новой головной болью – он не может об этом говорить со Споком. И уж точно никогда не сможет объяснить своих чувств, испытанных за эти восемь месяцев.       – Хорошо, – Спок холодно кивает и, похоже, обижается, но быстро понимает, что капитану действительно сейчас не до этого. Но он наверняка придет позже, когда Джим успокоится и поправится.              ***       Кирк проводит в медотсеке еще трое суток, а потом уходит в инженерный. Скотти, например, даже и не думает лезть к нему в душу. Молча кивает, хлопает по плечу, поит виски в конце смены – та молчаливая поддержка, что сейчас нужна Джиму больше всего. Он заделывает пробоины в обшивке, перепаивает контактные схемы и платы, перезапускает ядро вместе с главным инженером – делает все, что может, чтобы их корабль смог добраться до первого же федеративного дока. А по вечерам играет в шахматы с пожилым Споком – вулканец решил остаться до прихода на базу. И наверняка – чтобы присмотреть за Джимом, но тот этому и рад. За все это время он настолько к нему привык, что только присутствие этого Спока не вызывает болезненных ощущений. В конце концов, только этот Спок не умирал у него на глазах каждые двое суток…       Джим старается избегать своего старпома – ему нужно заново научиться верить в завтра и в то, что все останутся живы. И избегать получается – Спок тактично не затрагивает больную тему. А вот в Леонарде тактичности кот наплакал: он снова и снова вызывает его в медотсек и заставляет проходить кучу психологических тестов.       – Если ты думаешь, что это – моя идея, то ошибаешься. Адмиралтейство успело раньше, – говорит тот твердым голосом, когда Кирк взвывает. – Оно определенно не уверено, что тебя, после произошедшего, не нужно отстранить.       – То есть сейчас, после всего произошедшего, я доказываю им свою вменяемость? – Кирк ерничает и злится. – Лучше бы увольнительную дали.       – Ее я и так настоятельно рекомендовал, – Боунс кивает и пристально смотрит на своего капитана. – Как оказалось, мы больше полугода работали без продыху, так что на базе, пока будем ремонтироваться, будем и отдыхать.       – Добраться сначала надо, – Джим передергивает плечами от легкого сквозняка и поднимается на ноги.       – Джим, два вопроса, – друг останавливает его жестом и продолжает смотреть исподлобья. – Когда ты поговоришь об этом со мной? И когда поговоришь со Споком?       – Не раньше, чем проведу «аудиенцию» с Адмиралтейством на базе, – Кирк кривится, даже понимая необходимость притязаний СМО. – С тобой. Со Споком – желательно никогда.       – И до этого времени ты будешь нажираться со Скоттом и играть в шахматы с другим вулканцем? – Леонард сжимает кулаки, и, похоже, действительно готов его ударить – хотя бы за то, что капитан не понимает, как они за него волнуются.       Но Джим уже так устал ото всех этих треволнений, что хочет просто забыть обо всем и не вспоминать как можно дольше.       – Именно, – коротко бросает он уже в дверях и уходит на инженерную палубу.       Он и правда не хочет об этом говорить. Потому что все эти тесты Маккоя далеко не лишние – у Джима начинаются кошмары, его мучают приступы паники, он впадает в ступор перед лифтами и частенько забывает конец предложения, рассуждая о чем-то. Он пережил сильнейший стресс, и все признаки того – налицо. Поэтому Джим даже не удивляется, что в конце концов, его отстраняют – меняют должностями со старпомом, и только после окончания ремонта и новых освидетельствований он сможет вернуть себе капитанское кресло.       Его подсознание играет с ним жестокую шутку – посылает кошмары ночью и подкидывает неприятные воспоминания днем. Джим теперь не может спокойно пройти по кораблю, зная, сколько раз тот взрывался, горел и разваливался на куски. Он ненавидит лифты, заходя в которые каждый раз покрывается холодным липким потом. И он больше не может спокойно смотреть на своего старпома… Поэтому он и бежит от него, дистанцируется и не может говорить на отвлеченные темы. Там, в той чертовой повторяющейся спирали, у него была стабильность – Спок умирал, но обязательно воскресал снова, а теперь Джим и думать боится, как он отреагирует, когда на очередной миссии все опять пойдет не так. Он пока не в силах этого сделать. Ему нужно все это пережить. И начальство в данном случае право – отстранив и сняв груз ответственности, который капитан пока не может нести. Ему понадобится время, чтобы прийти в себя. Но он не знает, кем станет, когда это время закончится…       До базы они добираются только через три недели. Скотти наконец облегченно выдыхает и принимается за ремонт с новым энтузиазмом, Спок неотрывно регулирует жизнь корабля, Леонард погрязает в отчетах о состоянии здоровья экипажа по прошествии «аномальных» месяцев, а Джим выступает на заседании ученого совета. Как бы он ни старался абстрагироваться, а все равно чувствует себя лягушкой, препарируемой перед аудиторией школьников. Ему приходится выворачиваться наизнанку, вспоминая детали, тонкости и нюансы своего «бытия» в петле. Он чудом заставляет себя стоять за трибуной и отвечать на бесчисленные вопросы ровным голосом. Если бы хоть кто-то из этих ученых побывал на его месте… Но он не винит их за дотошность – они должны знать все об этой системе, ее природе и свойствах, и Кирк расскажет о ней сотню раз сейчас, чтобы потом забыть раз и навсегда.       По мере приближения к базе он составил несколько десятков отчетов о своих действиях на витках, переслал все собственные расчеты, анализы и наработки, и даже не спорил с Леонардом, которому ученые поручили провести еще несколько дополнительных исследований организма капитана, подвергшегося неизвестному воздействию. А из зала заседания он выходит с нервным тремором и попадает в руки пожилого вулканца. Тот молчит, понимая, через что ему пришлось пройти, отводит чуть ли не за руку в свои апартаменты на базе и позволяет уткнуться в плечо и просто дышать. Дышать, дышать, дышать… вынырнув на поверхность из этого осточертевшего кошмара. Кирк благодарен ему до глубины души, но не может выразить, насколько важна была для него чужая поддержка. А Спок чувствует это, улыбаясь и снова помогая справиться с болью.       – Джим… – он немного сконфуженно запинается, но продолжает. – Я не смогу убрать боль, но могу помочь с ней справиться.       – Как? – Кирк не знает, хочет ли этого – он никогда не думал, что у него будет такая возможность.       – При помощи мелдинга, – объясняет вулканец. – Я не смогу стереть эти воспоминания, но могу попробовать отодвинуть их в сторону. Приглушить их эмоциональный фон, образно выражаясь. Ты сможешь возвращаться к этим воспоминаниям только по собственному осознанному желанию. И уже не переживая их так, как тогда.       – Предлагаете мне «сбежать»? – Кирк невесело усмехается, и Спок повторяет его невеселую улыбку.       – Предлагаю пережить это так, – тихо говорит тот. – Я волнуюсь о тебе, и если есть что-то, что поможет справиться, то, полагаю, этим стоит воспользоваться. Ты уверен, что тебе хватит времени на базе, чтобы излечить себя? Ведь потом ты опять вернешься в космос, и будут новые миссии…       – Не уверен, – кивает Джим. – Не уверен в обоих предположениях, мистер Спок.       Он снова горько вздыхает и только теперь осознает, что сказанное им – правда. Чистейшая. Он больше не уверен, что сможет вернуться в космос. Сможет быть на корабле. Сможет быть капитаном. Капитаном, который спасает своих подчиненных, а не наблюдает за их смертью снова, и снова, и снова.       – Не говори так, даже если это правда,– с болью просит Спок. – Ты – лучший капитан, которого я когда-либо знал. И ты не должен отказываться от службы…       – Что бы ни случилось? – заканчивает за него Кирк с горечью. – Иногда обстоятельства выше моих возможностей.       – И именно поэтому мы, твой экипаж, с тобой. Чтобы поделиться своими возможностями и вовремя подставить плечо, – Спок не уговаривает, но говорит с такой убежденностью, что у Джима щемит сердце.       – Да, знаю… Но… – он запускает пальцы в волосы и до боли сжимает затылок. – Вы опять берете на себя слишком много. Как тогда, когда решили прилететь в петлю.       – Джим, я бы сделал гораздо больше, – твердо говорит вулканец, а Кирк снова не может донести до него то, что это – только его обязанность и ответственность. Только его груз воспоминаний и его жизнь. И только он должен справиться с этим.       – А вы помните, что было в прошлый наш мелдинг? – Джим поднимается на ноги и принимается ходить по небольшой комнате со скудной «гостиничной» обстановкой. – Без эмоционального переноса никак, а я не хочу, чтобы вы побывали в этом аду вместе со мной.       – Я понимаю, – и он действительно осознает все то, что Кирк хочет ему сказать. – Но эмоциональный фон можно приглушить – некоторые наши духовные практики могут убрать его полностью, оставив «не идентифицированным». Мне понадобится несколько дней, чтобы подготовиться: медитировать, очищать свое сознание и структурировать разум, но я смогу сделать это, Джим. Поэтому прошу, подумай и не отказывайся.       Он еще раз сжимает его руку на прощание, а Кирку действительно больно отказывать – не из-за себя, из-за Спока – единственного, кто смог поддержать его в тот непростой период. Он и так уже сделал достаточно. Вот только стоит Джиму вернуться на корабль, чтобы продолжить с ремонтом, как он тут же понимает, что Спок был очень вовремя со своим предложением…       Цепь на одном из подъемных кранов оказывается плохо закреплена – груз срывается и падает с пусть и небольшой высоты рядом с группой рабочих на стопку контейнеров с запчастями. Контейнеры разбрасывает в стороны, как бильярдные шары по лузам, и несколько техников оказываются ранены – больше напуганы и оглушены звуками мощных ударов. То же самое чувствует и Джим – просто потому, что в доках в тот момент находился и его старпом…       – Да вы, блядь, издеваетесь надо мной?! – он орет так, что вздрагивает весь медотсек, а Боунс роняет из рук гипошприц и икает, стоя над вулканцем со сломанной ногой.       – Джим, твою мать, ты чего орешь?! – Леонард тут же вызверяется следом, а потом его так же быстро осеняет. – Все живы: пара ушибов и один перелом…       – Да пошли вы все, знаете куда?! – снова захлебывается гневом Кирк и больше не может этого выносить – бежит прочь, не разбирая дороги.       А находит себя у двери в комнату пожилого Спока… В слезах, с трясущимися руками и солью над верхней губой.       – Джим? – Спок открывает дверь, как будто почувствовав его присутствие, и тут же затаскивает Кирка в комнату. Пока тот не успел одуматься или упасть в обморок.       Он силой усаживает его на диван, подает стакан воды и крепко обхватывает его ладони своими, помогая напиться.       – Выдохни, Джим, выдохни, – тихо просит он. – Все прошло. Все в порядке. Скоро все образуется…       И Кирку даже не нужно ничего ему рассказывать – тот и так сам все увидит. Сейчас или через несколько дней – не важно.       – Я согласен. Уберите от меня эти воспоминания.              ***       Они тепло прощаются через неделю. Джим отвечает на крепкое рукопожатие пожилого вулканца и не знает, сможет ли когда-нибудь так же доверять своему Споку. Быть с ним настолько же близким. И не знает, как благодарить этого.       – Джим, я всегда приду тебе на помощь, – обещает Спок, а Кирк улыбается в ответ.       – Как и я – вам. И все-таки, берегите себя.       – Живи долго и процветай, – отвечает вулканец и уходит к терминалу на челнок.       Они оба не знают, смогут ли встретиться вновь, и Джим клятвенно обещает не терять связь со своим дорогим другом, а тот говорит, что будет высылать ему новые исследования по системе Януса. Однажды они найдут все ответы.       Кирк снова кооперируется со Скотти, помогая с ремонтом, но стоит только другому Споку улететь, как через несколько дней к нему подходит этот. Вместе с Леонардом и ультиматумом.       – Вы мне очную ставку решили устроить? – сухо спрашивает Джим, когда они загоняют его в угол в собственной каюте.       – А не нужно? – зло вопрошает Боунс. – Может, ты сам все расскажешь? Или снова убежишь жаловаться старику и лечиться у местных коновалов?       – Спок улетел, как ты знаешь, – Джим складывает руки на груди и продолжает держать ровный тон. – И это было всего лишь носовое кровотечение.       – То есть, ты будешь говорить? – а Леонард продолжает напирать. – И скажешь, какого хрена спустил на нас всех собак?       – Мне стоит извиниться за это? – Джим переспрашивает почти безразлично, и это был риторический вопрос, не требующий ответа.       – Джим! – Маккой рычит и с силой бьет кулаком по столу, а Спок, до этого сосредоточенно молчавший, морщится и торопливо вмешивается.       – Подождите, доктор Маккой. Капитан…       – Не капитан, – на автомате поправляет Кирк, разглядывая носы своих ботинок.       – Капитан, – давит вулканец. – Мы понимаем, что после того, что вы пережили, ваши эмоциональные реакции могут быть…       – Не понимаете, – перебивает Джим и поднимает глаза на Леонарда. – И никогда не поймете. Каково это – потерять свой экипаж больше сотни раз. И никто не поймет. Но я извиняюсь перед вами за то, что сорвался и нагрубил. Больше подобного не повторится.       – Ты еще и одолжение нам делаешь? – выплевывает Боунс, сверкая в ответ глазами.       – Нет, я прошу вас сделать одолжение мне. Мы закроем эту тему и больше не будем к ней возвращаться.       – Тогда будешь проходить освидетельствование на Альфе Центавра! – в сердцах ругается Леонард.       – Главное, чтоб не на Альфе Януса, – цедит Джим сквозь зубы. – Но с освидетельствованием не будет проблем: я это пережил, справился и теперь постараюсь забыть. Чего и вам желаю.       – Ты хоть сам себя слышишь? Ты… – опять начинает доктор, а Кирк только вздыхает.       – А ты меня слышишь? Вы оба. Я сказал, что справлюсь с этим, и чем меньше еще и вы будете напоминать, тем быстрее у меня получится.       – Делай, как знаешь! – восклицает Маккой, опять разозлившись, стремительно разворачивается и уходит из каюты. А Спок остается.       – Капитан, игнорирование проблемы…       – Никакой проблемы, мистер Спок, – Кирк отворачивается к столику с шахматами, вздыхает и снова категорически отказывает. – Вы убедитесь в этом через два месяца, после прохождения мною психиатрического обследования, о котором упомянул доктор Маккой. Я по-прежнему не собираюсь обсуждать произошедшее с кем-либо – вся информация есть в Центре, а мне надоело повторять одно и то же.       Он кривится, чувствует отдаленную, медленно нарастающую головную боль и надеется, что старпом будет не настолько же приставучим, как Боунс.       – Это все, мистер Спок?       Тот в ответ молча кивает, а потом уходит следом за доктором. Хвала небесам, может, теперь его хоть ненадолго оставят в покое?       По всей видимости, не оставят: еще через несколько дней в столовой к Джиму подсаживаются Чехов и Сулу.       – Позволите, капитан? – спрашивает Павел, а Кирк уже устал поправлять всех и каждого и делает приглашающий жест рукой.       Разговор кажется невинным только поначалу – легкий и почти бессодержательный, а потом навигатор все-таки касается скользкой темы.       – И все же, это была такая странная аномалия. Раз – и ты просыпаешься через восемь месяцев, за которые, как оказывается, столько всего произошло, – воодушевленно произносит Павел.       Сулу кивает, соглашаясь, но Джим замечает, как тот под столом пинает Чехова по ноге – ага, значит, «разведка боем»? Или Боунс со старпомом надоумили? Плевать – он легко сможет уклониться если не от темы, то от подробностей, зная, как их маленький вундеркинд может быть на самом деле увлечен наукой. Точно так же он знает, что Леонард в конце концов простит ему его грубость и перестанет доставать, а Спок не поймет, как бы ни старался. Каждому – по возможностям.       – Да, феномен действительно из ряда вон, – Джим улыбается нарочито, но отвечает искренне. – У меня есть доступ к данным Центра, если тебе интересно. Там таких частиц, веществ, реакций и излучений даже не видели. Может, сделаешь сенсационное открытие.       Молодой лейтенант легко смущается, а Сулу похлопывает его по плечу и принимает нежелание капитана развивать тему.       – Обязательно сделает, – поддерживает он и друга, и капитана, и Кирк благодарен ему за этот такт – был бы такой у старпома с СМО, Джим бы горя не знал.       – Ну… я посмотрю в не рабочее время, – торопливо кивает Чехов и все-таки принимается за свой обед. Капитан в этом даже не сомневается.       Зато сомневается, что Спок и Ленн так легко оставят его в покое. Однажды ему придется опять отпираться или все-таки поговорить с ними. Но теперь Джим знает, что справится – другой Спок об этом позаботился. После того, как он его успокоил, вызвал медиков для осмотра и уложил спать, он действительно принялся за медитацию. А через 40 часов вызвал Джима с корабля, сказав, что готов к мелдингу. И Кирк больше не сомневался – если Спок действительно сможет это сделать, то Джим гораздо быстрее придет в себя.       Они устраиваются в апартаментах вулканца. Теплые сухие пальцы Спока осторожно прикасаются к лицу Кирка, и тот тут же снова оказывается в своем самом страшном кошмаре. Но как будто смотрит на все это со стороны, ощущая рядом твердое плечо вулканца. Спок объяснил, что им придется увидеть все это, чтобы знать, что именно «экранировать», и Джим согласился – пусть этот раз будет последним. В конце концов, он же не железный…       По завершении он открывает глаза, чувствует влагу на своих щеках и не стесняется слез перед Споком – тот уже столько их видел и теперь может смотреть в ответ уверенно.       – Теперь все наладится, – обещает он, и Кирк ему верит, как себе – легко коснувшись своих воспоминаний, он больше не ощущает боли.       А после отлета Спока Джим и вовсе старается не вспоминать – лишь ответить на вопросы Чехова и переговорить с несколькими учеными, уточняющими мелкие детали. Ему теперь плевать на лифты, а отремонтированный корабль снова становится родным домом. Вот только отношение Джима к своему старпому не меняется – он по-прежнему его любит. Он больше не ворошит прошлое и не вспоминает, как умирал Спок – он просто твердо для себя решает: больше никогда. Лучше уж сначала сам Кирк… И чтобы воплотить это решение в жизнь, ему нужно вернуться к этой самой жизни – снова стать капитаном и выйти в космос. Прежнего энтузиазма у него больше нет – служба на Флоте действительно порой могла быть ужасной, и Джим это понимает как никогда раньше. Ему нужно просто немного отдохнуть, освоиться в космосе снова, и тогда он сможет не волноваться за Спока так сильно.       Его все еще выручает Скотти, выпивка и шахматы теперь уже с Чеховым. На базе, конечно же, есть и более интересные развлечения, но Джим не находит в себе ни сил, ни желания в них участвовать. Ему хочется немного тишины и покоя. Не повтора изо дня в день, а размеренности, где не будет каждый час включаться красная тревога. Он подозревает, что становится мнительным, но также знает, что эта реакция закономерна. И Боунс это подтверждает.       – Учти, я все еще зол на тебя, но это не значит, что не буду выполнять своих обязанностей, – мирятся они примерно через неделю, когда СМО вызывает Кирка на плановый осмотр. – Когда ты был на свежем воздухе в последний раз?       – В последний – надеюсь, что еще не был, – фыркает Джим. – Да и воздух здесь искусственный…       – Нечего привередничать, – привычно ворчит друг. – Напиться ты можешь и в баре неподалеку, а вот если боишься, что что-то случится в твое отсутствие, то зря.       – Ага, я помню, – Кирк вспоминает сломанную ногу и передергивается.       – Не то помнишь, – хмурится доктор. – Поэтому я тебе и напоминаю: сейчас капитан – Спок, и ты должен довериться ему. Уж он-то в состоянии не угробить себя на мирной звездно-флотской базе. Обычно, это – твоя прерогатива.       – Это я помню тоже, – отнекивается Джим. – И верю ему. Просто работы слишком много, а ты накручиваешь.       – Джим… – Леонард вздыхает и смотрит с упреком. – Бояться чего-то после такого – нормально. Но ты, как всегда, перебарщиваешь. Вылези уже из этой раковины и начни жить дальше. А если не согласишься, я сам утащу тебя в бар.       И Кирк знает, что так оно и будет, поэтому повторяет вздох Леонарда и поднимается на ноги.       Бары на базе абсолютно одинаковые, и после третьего Джим решает остановиться – он как знал, что не сможет нормально выпить – подсознательная тревога крепко держит его за шею и не дает расслабиться. Зато хмелеет Леонард и снова пристает с расспросами.       – Там… ты рассказывал мне, что происходит?       – Рассказывал, – отвечает Кирк.       – И что я? – интересуется друг.       – Был все такой же ворчливой задницей, – Джим салютует ему бокалом, но Маккой смотрит без тени усмешки.       – А Споку?       – И Споку. Прочти мои отчеты, если не веришь. Толку от этого все равно было мало – вы же опять забывали, – объясняет Джим.       – И тогда ты связался с тем стариком? – уточняет Леонард, и, похоже, Кирк уже знает, к чему идет разговор.       – Связался. Ленн, это какой-то тест? – он хмурится, уже раздражаясь на доктора.       – Да, хочу узнать… – Маккой делает большой глоток виски и почти не морщится. – В которого вулканца ты влюблен.       Джим опешивает и не может поверить в то, что слышит – откуда у Боунса такие выводы? Как он вообще додумался?       – Ленн, что за глупости? Иди проспись, – фыркает Кирк, но друг смотрит на него неожиданно трезвым взглядом.       – А разве глупости? Я ведь все понимаю: только тот, другой Спок тебя поддерживал все время, так что неудивительно, что твои чувства… могли измениться… в «адресате».       – Вот именно, он – поддерживал, – Кирк отвечает ему таким же цепким взглядом. – И не дал сойти с ума. Но это не значит, что я тут же воспылаю к нему страстью. Тебя ведь я в постель никогда не тащил.       – То есть, он – твой друг, – уточняет Маккой, прищурившись.       – Больше, чем друг. Но не с тем подтекстом, – честно отвечает Джим. – Почему тебя это вообще заинтересовало?       – Ну… – запинается Леонард. – С нашим же Споком ты говорить отказываешься, вот я и подумал… В принципе-то, разница не большая. Только в возрасте.       – Плохо ты подумал, дорогой друг, – Джим снова сердится, склоняется над столиком и хватает Маккоя за подбородок – прижимается к его губам крепко и основательно.       А отпускает через добрых семь секунд – ошарашенный Леонард даже не попытался его оттолкнуть, пребывая в глубоком шоке.       – Вот тебе разница, – строго отвечает Джим и делает неспешный глоток из своего бокала.       – Меня сейчас стошнит… – бурчит доктор, закатывая глаза. – Доходчиво, блядь, объяснил…       – Да, вот только я никогда не смогу объяснить тебе, каково это – каждый раз его терять, – продолжает Кирк. – Поэтому я и прошу тебя, Ленн. Не лезь в душу.       – Тогда поговори с гоблином. Излейся, расскажи о своих чувствах, признайся наконец, – настаивает доктор. – Потому что как бы ты ни притворялся, сублимировал или забивал на проблему, но однажды она тебя сожрет. Джим, просто забыть – это не выход. Это как рана – если ничего не сделать, она загноится и приведет к заражению крови. Вот о чем я тебе толкую.       – А с чего ты решил, что старпом – единственное «лекарство»? – Кирк усмехается, вспоминая чужие руки на своем лице – он уже принял убойную дозу «обезболивающих». – У меня есть работа, корабль, экипаж и космос – хватает за глаза.       – Ты снова отнекиваешься, – не верит друг. – В любом случае, я тебя предупредил: так и будет. И я очень надеюсь, что закончится это чьим-нибудь отстранением, а не смертью.       – Не закончится, не нагнетай, – обещает Джим.       Вот они и поговорили. Теперь остался Спок – он тоже обязательно когда-нибудь достанет его. Джим только надеется, что не скоро – вулканец, со своей дотошностью, будет сотни раз перепроверять, анализировать и ставить под сомнение, прежде чем решит, что капитан готов к разговору. И все те два месяца, что они проводят на базе, Джим ощущает на себе его пристальный взгляд. Как будто капитан – сехлат неизвестной породы или бактерия какая новая, за которыми старпом наблюдает, записывает и делает выводы. А Кирк демонстративно не смотрит в ответ – во-первых, раздражает, во-вторых… ему отчего-то кажется, что он не будет доволен тем заключением, что сделает Спок. Есть еще в-третьих, но Джим быстро себя одергивает и отказывается верить в то, что Спок смотрит с волнением. Многозначным, искренним и глубоким. Как будто Джим болен неизвестной болезнью, а старпом бдительно за ним присматривает, чтобы вовремя оказаться рядом и предложить помощь. Кирк, конечно же, все понимает – многие из офицеров, узнав обо всем, поначалу смотрели так же, но теперь это действительно раздражает до жути. Он уже со всем справился, так что смотреть и расспрашивать бесполезно. Джим бы согласился только в одном случае – если бы Спок захотел разделить с ним его чувства. Но этого никогда не будет. Это уже сделал другой Спок, и Кирк отказывается от надежды. В конце концов, вулканец убедится, что с капитаном все в порядке и отвернется от него.       Джим искренне в это верит, поэтому и заставляет себя держать голову выше, смотреть безразлично в ответ и говорить ровно. И категорически запрещает себе думать. О Споке. О смерти. Вспоминать… Как показала практика, ему вообще лучше отказаться от этих чувств. Они губительны, неподконтрольны и мучительны. Особенно, когда время замкнуто в кольцо, и нет ни единого шанса от них сбежать.       Но теперь ему действительно легче: кошмары уходят, пусть даже он и видит смутные тени по ночам вместо привычного забытья – легкий тремор наутро и, порой, влажная подушка – не в счет, пустяки. Воспоминания, как другой Спок и обещал, больше не являются незваными – все под контролем настолько, что Джим вполне успешно проходит все тесты медосвидетельствования на профпригодность. Да, остаточный стресс все еще присутствует, но это не то, с чем бы Кирк не справился – уж точно не перед психиатрической комиссией. Со всем остальным он же смог – с редкими приступами рассеянности, усталостью, с синяками под глазами, с короткой, ломанной речью и фальшивой улыбкой. Ему просто нужно еще немного времени и чтобы Спок перестал смотреть – Джим смущается в кои-то веки, и эта неловкость вызывает еще больший дисбаланс в его душе, чем уже есть. Чем вообще может быть. А ведь он даже первую их миссию после ремонта проводит как по нотам – в достаточно хорошо известной системе в созвездии Лиры и всего лишь «курьером» – «Энтерпрайз» доставляет технику и медикаменты в отдаленную колонию пока идет по новому курсу.       А Споку этого все равно мало. И со всеми своими выводами, вопросами и предложениями он сначала идет к доктору Маккою – тот всегда понимал капитана лучше.       – Что ты под этим подразумеваешь? – Леонард смотрит на него с неподдельным интересом – уж если вулканец, далекий ото всех этих человеческих норм и парадигм, начал сомневаться, то он может быть и прав, говоря, что капитан изменился. Боунс это тоже видит, но оно и неудивительно – после всего пережитого. А вот вулканца эта перемена дестабилизирует.       – Только то, что сказал, – отвечает старпом. – Капитан изменился.       – И как это проявляется? – о, наблюдательный ученый уже наверняка определил разницу.       – Капитан притворяется. Или делает вид, что не притворяется. Как будто миссии в системе Януса не было, – поясняет Спок. – Он старается вести себя в прежней манере, но зачастую слишком невнимателен, рассеян и поэтому ему сложно сосредоточиться на подавлении.       – Ты забываешь, через что он прошел. Это – нормальная реакция на травмирующие обстоятельства. Точнее, она в пределах нормы, – Маккой действительно понимает, о чем идет речь.       – Он избегает моего взгляда, – приводит вулканец еще один довод. – Тогда как со всем остальным экипажем придерживается прежних отношений.       – И это тоже понятно – ты постоянно умирал у него на глазах, поэтому он и старается лишний раз не смотреть и не вспоминать. Со временем это пройдет, – Леонард и не сомневается, что Джиму все еще больно, вот только Споку он о своей главной причине так и не говорит.       – И все же… – вулканец смотрит в глаза и остается при своем мнении. – Я прошу вас не скрывать от меня, если однажды и вас насторожит отклонение от той «нормы».       Леонард соглашается кивком, а когда старпом уходит, все-таки задумывается – он тоже обратил внимание на одну немаловажную деталь: Джим слишком легко смирился. Зная его непростой характер и отношение к Споку, Маккой ожидал затяжной депрессии, срыва, криков и слез на груди вулканца. Но Кирк как будто выключил рубильник у себя в голове и после того случая со сломанной ногой ни разу не повышал голос. Может быть, это стало последней каплей, и Джим окончательно сломался? А все, что происходит сейчас, действительно – всего лишь умелая маска. От друзей, экипажа и начальства. Вероятность есть. Небольшая, и Леонард бы не обратил на нее внимания, если бы не их отмороженный старпом. Маккой решает проверить его теорию, но в дело, как всегда, вмешивается случай.       После Лиры их ожидает достаточно сложный путь через скопление астероидов, и Джим ведет их с ювелирной точностью, грозно посматривая то на Сулу, то на Чехова и заставляя трижды пересчитать курс. И «бдит» он не просто так – как только в гряде появляется брешь, «Энтерпрайз» берут на прицел сразу три сторожевых катера без опознавательных знаков. Кирка вызывают на связь, и в ломанном стандарте сложно опознать акцент, чтобы узнать напавших, но это и не главное – захватчики требуют к себе на борт капитана и старпома, иначе расстреляют крейсер изо всех орудий. В облаке астероидов у них нет шансов сбежать, на маневровых они тоже долго не протянут – вооружение катеров все же достаточно внушительное, чтобы они могли рискнуть. И Джим соглашается на все требования под удивленные взгляды мостика.        – Я все прекрасно знаю, – отмахивает Кирк. – Мы идем. Скотти! Нам нужны твои самые мощные и самые незаметные передатчики.       Инженер догоняет их уже в транспортаторной, прицепляя «жучки» под кромку воротников, а Спок все же решает уточнить.       – Капитан, у вас есть план?       – Естественно, – злобно фыркает Кирк, сосредотачиваясь на точке пространства прямо перед собой. – Два заложника им не нужны. Тебя они убьют сразу. Ну или почти сразу. Поэтому, при первой же возможности ты сбегаешь и прячешься где-нибудь на их корабле.       – А вы, капитан?       – А я буду как можно дольше тянуть время и упрямиться, чтобы у тебя была возможность вывести из строя их артиллерийскую систему, – отвечает Джим, сжимая кулаки. Вот уж не на тех они напали…       Кирк чувствует странный холод внутри и пустоту. Обычно, в подобных опасных ситуациях он захлебывался адреналином, но сейчас он наполнен только сплошной ледяной яростью – это не укты, они не у проклятого Януса, и Джим готов руками разорвать каждого, кто посмеет посягнуть на безопасность его экипажа и корабля. И уж точно он не отдаст им Спока. Поэтому он предупреждает:       – И ты действуешь строго по этому плану, Спок. Никакой самодеятельности. Боевая группа! Транспортироваться по моему сигналу! – офицеры пропускают их вперед и остаются ждать того самого сигнала, а Спок отгоняет нервную дрожь и сосредотачивается на капитане – тот слишком спокоен в этой ситуации. Не нервничает, не злится, не зубоскалит, как обычно бывало. Его лицо каменное и больше ничего не выражает. Похоже… Спок опоздал с разговорами с доктором – Кирк в таком состоянии, что вулканец очень сильно начинает сомневаться в успехе этой операции.       Как тот и приказал, после транспортации Спок вырубает ближайшего к себе захватчика, вторым прикрывается и отступает в темный лаз в полу. Ведущий, как оказывается в машинное отделение. Отлично, пока план Джима работает. И пока Спок обездвиживает еще двоих инопланетян и ищет способ подключиться к системам корабля, он не знает, что происходит с капитаном. Но очень скоро слышит…       Кирк же, попав под дуло фазеров, и не думает сопротивляться. В небольшом отсеке остаются еще пятеро бандитов, но никто из них не торопится за Споком. Джим узнает в них траллов и эквивалийцев – антропоморфные звероящеры с хитиновой кожей, хвостами и ядовитыми железами по всему телу. Чудесно, он всегда хотел познакомиться с такими. А еще хотел хоть раз увидеть на своем веку тривиальных космических пиратов.       Как только старпом скрывается, их главарь подходит к Джиму вплотную.       – Деньги, драгоценности, деликатесы, – картавит тот на стандарте, высовывая длинный змеиный язык и прикасаясь им к щеке Кирка. – И мне плевать, сколько даст Федерация хотя бы за одного офицера.       Он презрительно растягивает коричневые морщинистые губы, обнажая клыки, а потом указывает Джиму на соседний отсек фазером и включает связь по кораблю.       – Эй, там! Если не вернешься сейчас же сюда, я убью твоего капитана! Считаю до трех!       Кирк сжимает зубы, молясь, чтобы старпом этого не сделал – пиратам действительно все равно, за кого требовать выкуп – и незаметно внимательно оглядывается. Бандиты совершили ошибку, приведя его на мостик – Джим замечает старенькую систему управления, похожую на андорианскую, и понимает, что катера были переделаны до неузнаваемости только снаружи – «начинка» осталась родной, и она ему знакома. Еще он отмечает наличие дублирующей системы запуска ракет и находит несколько пультов управления на границе панели, в назначении которых сомневается. Есть у него парочка идей, нужно только вспомнить… но тут вулканец совершает ошибку.       На счет «три» он появляется на мостике с поднятыми руками и тревожным взглядом, и Джим готов собственные зубы стереть в порошок от злости. Чертов вулканец!       Спока оставляют в дверях, держа на мушке, а Кирку снова ухмыляются.       – Я же сказал, два заложника мне не нужны. Выбирай: ты или он.       – Да я бы сам его убил, – цедит Кирк, опаляя Спока ненавистью – не только приказ не выполнил, но и его подвел.       – А что? Это можно, – пираты смеются, подталкивая Джима вперед, один фазер приставляют к его виску, а второй суют в руки.       Они громко хохочут, ожидая развлечения, когда Джим делает шаг вперед и упирает фазер в горло вулканца и прожигает того гневным взглядом. И все, что Кирку остается сделать, это только пробормотать в свой передатчик слово: «голограмма», а потом развернуться, уходя с линии выстрелов, и выстрелить в главаря. Чехов, что был на связи, обязательно поймет – еще вчера они с ним обсуждали голографические эффекты в безвоздушном пространстве, поляризацию света, интерференцию и дисперсию, и догадается, что два других катера – всего лишь проекция. Джим уверен почти на все сто, что неизвестные пульты – от управления изображением. И если это так, то это не пираты, а полные идиоты! И Джим вместе с ними!       Он падает на пол, уходит перекатом за панель и успевает дважды выстрелить, прежде чем его левый бок ошпаривает невыносимой болью. Одновременно с этим раздаются два мощных взрыва – катера по бортам «Энтерпрайза» оказываются замаскированными астероидами. Спок успевает достать еще двух траллов и заработать несколько ранений по касательной, а остальных разоружают прибывшие офицеры охраны. Джим зажимает бок локтем, кое-как удерживается на ногах, но ждет, когда офицеры проверят катер. К вырубленным Споком инженерам, прибавляются еще четверо, попытавшиеся удрать в спасательных капсулах, а также двое пленных – в тесном продовольственном трюме. Он командует брать всех под стражу, катер – на буксир и доложить Адмиралтейству, и только потом понимает, что совсем скоро потеряет сознание. Последним, что он успевает сделать, это прорычать подскочившему обеспокоенному вулканцу: «не трогай меня!»              ***       Леонарду в очередной раз очень хочется вспомнить еще одну свою привычку и закурить. Джим не оценит, а Спок и вовсе откажется понимать, но Кирк еще долго будет в отключке со сквозной раной в боку, а гоблин, медленно наворачивающий круги по его кабинету, навряд ли сейчас обратит внимание хоть на что-нибудь, кроме капитана. Маккой фыркает себе под нос и гонит подальше крамольную мысль, но не съязвить не может.       – Прекратите топтаться, коммандер. На этот раз никто не умирает, так что сядьте и ждите, как тогда, – вулканец замирает, очевидно, тоже вспомнив, как он мешался, пока Джим приходил в себя с сывороткой из генномодифицированной крови в своих венах. По сравнению, дыра в животе – сплошной пустяк.       – Я думаю не об этом, – откликается Спок и все же садится напротив. – Поведение капитана вышло далеко даже за установленные вами границы.       – Тебе бы стоило подумать о своем, – пеняет Леонард, намекая на промах с пиратами. – И что у тебя там опять не сходится, в твоем мозгу?       – Капитан вел себя слишком сдержанно. И вместе с тем агрессивно, – отвечает вулканец. Снова смотрит доктору в глаза, и у того возникает нехорошее предчувствие.       – Ты поэтому лоханулся? Только из-за того, что Джим повел себя странно? – Спок уже перебдел, но что стало причиной? Почему все это не дает ему покоя?       – Это чересчур странно, даже для него, – упрямо повторяет тот. – Я бы предположил, что…       Он умолкает, задумавшись, и Боунс тут же его теребит.       – Что?       – Что перемена в поведении капитана может быть из-за вмешательства в его разум, – заканчивает старпом, и доктор тут же не соглашается.       – Брехня. Кто бы смог? – а потом «осеняет» и его.       – Первые изменения я отметил после отлета мистера Спока, – настаивает вулканец, и хотя Леонарду эта идея кажется притянутой за уши, но он не может не допустить…       – Если подумать… после того, как он сорвался и наорал на нас, все как-то… слишком быстро пришло в норму. Ну или дошло до нее…       Он вспоминает инцидент в баре и отрешенное лицо Кирка, который в прежние времена устроил бы из этого целое представление. Но вместо этого он был холоден и жесток. Да, тема разговора была не из приятных, но Леонард видел Джима настолько серьезным в крайне редких случаях. В случаях, когда им обычно грозила опасность. Не было ли это сигналом? Не было ли это уликой или доказательством? Или Кирк так своеобразно намекал, что его и так близкие отношения с пожилым вулканцем стали еще ближе?       Он тоже задумывается, сопоставляя факты и теорию, и приходит к тому же выводу, что и Спок.       – Ты думаешь, он это сделал? Этими вашими шаманскими-вулканскими штучками?       – Это – духовные практики, основанные на мелдинге – погружении в чужое сознание, – поправляет Спок. – С их помощью можно сделать и не такое.       – Ну так и чего мы ждем? Иди, вызывай этого вулканца и спрашивай напрямую. А я пока поразмышляю, насколько это этично и как еще могло отразиться на Джиме, – предлагает Маккой.       – Полагаю… – Спок запинается, хмурясь, но продолжает строить догадки. – Это могло быть сделано не во вред и даже – по желанию капитана, но также могу предположить, что чужое вторжение в сознание может иметь негативные последствия.       – Пока все в норме, за известным исключением. Иди, – Маккой и сам поднимается на ноги, решая провести еще несколько тестов.       – Мы могли бы проверить это прямо сейчас, – медленно говорит старпом, но так многозначительно, что Боунса снова ошпаривает воображаемым кипятком.       – Ты… хочешь сам?       – Поверхностное воздействие не принесет вреда, – уверенно заявляет Спок, а Леонард останавливается и на секунду представляет себе эту картину – Спок в голове у Джима. Точнее, этот Спок. Потому что другому, похоже, друг доверился безоговорочно. И что старпом увидит, когда войдет? Точнее, что увидит, кроме чужого воздействия?       Леонард хватается за голову и мысленно стонет: вот же… Джим! Сам себя загнал в ловушку! Что он с собой сделал? И почему?       – Нет, даже не вздумай, – вот что Маккой знает совершенно точно: старпому в голове капитана делать нечего. По крайней мере, без его согласия. – Я более чем уверен, что эти ваши «мелдинги» должны быть добровольными. Поэтому я не позволю тебе лезть к нему, пока он в отключке.       – Я понимаю, – смиренно соглашается Спок. – Но предложил только потому, что точно так же ясно, как и вы, понимаю, что капитан на это осознанно не согласится. Не со мной.       – Именно. Вот поэтому иди и спроси, почему Джим согласился «мелдиться» с ним и что тот с ним сделал, – хорошо, что Спок не настаивает – очевидно, у вулканцев, проникновение в сознание – не самая тривиальная вещь.       Старпом послушно уходит, а Леонард опять тяжело вздыхает. Проникновение в сознание? Работа с воспоминаниями, чувствами, эмоциями? Что Джим хотел, чтобы с ним сделали? Неужели, он хотел от чего-то отказаться? От памяти об инциденте с петлей? Или от боли? От Спока? От своей любви к нему? От чего он, черт его побери, пытается сбежать?!       А через сутки Боунс тащит Спока в палату капитана. Он не дал старпому и рта раскрыть о разговоре с другим вулканцем – пусть поставит Джима перед фактом. Тот сейчас вял и ослаблен – сил сопротивляться не будет. И вот теперь это – очная ставка, где Кирк наконец раскроется перед ними полностью. Леонард, может, и плохой друг, но хороший врач, и именно как врач не может допустить, чтобы мозг капитана однажды превратился в кашу.       Джим смотрит в суровые лица с недоумением и грустью в глубине глаз – чует уже, что они конкретно за него возьмутся. Маккой предсказуемо медленно закипает, а Спок удивительно неэмоционален – ни тени чувства даже на обычно каменном лице. Леонард кивает старпому, и экзекуция начинается.       – Мистер Спок подтвердил мое предположение. Вы провели с ним мелдинг, капитан, в результате которого болезненные воспоминания были абстрагированы от вашего сознания, – докладывает вулканец.       – И мне интересно, чья это была инициатива? – подхватывает доктор.       Джим опускает голову и вцепляется пальцами в вихры. Они не оставят его в покое, пока не вывернут наизнанку. Пока не доведут до того, что он снова сорвется – накричит, заплачет или признается в чем-либо.       – Спок предложил, я согласился, – тихо и ровно отвечает он. Джим не хочет новой ссоры, но ее, кажется, не избежать.       – Зачем? – Маккой еще не рычит, но уже сжимает кулаки, чтобы не броситься и не врезать хотя бы оплеуху.       – Это был мой способ справиться, – теперь уже нет смысла отнекиваться, раз они все знают.       – То есть, вместо того, чтобы просто поговорить с нами, ты решил забыть об этом? – стальным голосом продолжает Боунс.       – Я поговорил. С ним. И даже показал, – вымученно объясняет Кирк и поднимает на них больной взгляд. – И это помогло, как ты можешь судить по моим тестам.       – Да ни в одном тесте не было того, что сейчас с тобой стало! – срывается Леонард. – Это для Адмиралтейства твои показатели в норме, а перед нами сейчас другой человек! Человек, которому мы доверили свои жизни!       – Ты меня обвиняешь? – взгляд Джима стекленеет, а голос опускается до низких вибраций. – Обвиняешь в том, что я – другой человек после всего этого? Что теперь не смогу защитить вас?       – Именно! – рявкает Маккой, и теперь отмирает вулканец, которому категорически не нравится, куда уходит разговор.       – Нет, капитан, – он делает поспешный шаг вперед и поднимает руки в упреждающем жесте. – Просто ваше поведение стало отличным от прежнего, и эта разница – разительна. Смена основных паттернов привела к недопониманию между нами.       – В задницу она нас привела! – Леонард все еще в ярости. – Джим, ты собирался там, на катере, самоубиться, чтобы нас спасти?! Мы – не в той петле, и ты опять не воскреснешь!       – Я это знаю получше тебя, Боунс, и не собирался делать ничего подобного, – Кирк цедит сквозь зубы и мысленно морщится – слова друга режут без ножа – вторгаются за ту ментальную стену от воспоминаний и ворошат их как осиное гнездо.       – А ты не мог бы этого сделать без чужого вмешательства в твою голову?! – Маккой снова перегибает палку, но по-прежнему задает правильные вопросы. – Обязательно надо было себя увечить? Как ты вообще мог пойти на этот чертов мелдинг?       – Легко. Как я уже говорил: вы не поймете, каково это, – отвечает Джим. – Когда каждый раз…       – Да все мы понимаем! – с яростью обрывает Боунс. – Или ты уже забыл, как однажды умер в камере варп-ядра?! Ты! Умер у нас на руках! По-настоящему! Навсегда! И мы это пережили!       Леонард расходится не на шутку и не дает вставить слово ни Джиму, ни Споку.       – Одного раза было более чем достаточно! Но мы выдержали бы и тысячу, потому что верили тебе! И верили в тебя! Верили, что ты выживешь! А вот ты! Ты – чертов трус, и решил просто сбежать, пытаясь справиться со всем в одиночку!       – Можешь думать, как хочешь, но я не изменю свое мнение, – Кирк не ведется на ругань и даже почти не раздражается. – Я – все еще капитан и несу ответственность за всех вас.       – Ты – чертов эгоист, а не капитан! Только и можешь, что жалеть себя! Вместо того, чтобы выговориться один раз, ты… – Леонард задыхается на эмоциях, и Кирк успевает перехватить инициативу.       – И это мы уже обсуждали. Мне помог другой Спок. И только вам двоим не нравится, как у него это получилось.       – Потому что это – не ты, Джим, – отвечает Леонард со злостью. – Ты добровольно препарировал свой мозг, но это – не выход. Ты однажды сорвешься, и вот тогда мы точно окажемся на грани смерти. И ничто уже ни нас, ни тебя не воскресит.       – Этого не произойдет, – настаивает капитан, и вот теперь снова вступает вулканец.       – Вероятность «срыва» составляет 17,3 процента. Во внештатной ситуации – 65,8. И вот я действительно могу об этом судить, – Спок, естественно, говорит со знанием дела. – И на данный момент целесообразнее всего убрать чужой блок и помочь вам справиться другими способами.       – Нет! – восклицает Джим, и это первое проявление сильной эмоции на его лице за этот разговор. Страх вернуться в тот кошмар просто оглушительный.       – Ты не капитан, ты – бомба замедленного действия! – снова ругается Боунс. – Как бы ты нас ни заверял. Предлагаешь нам жить в вечном страхе?       – Я же живу, – выплевывает Кирк, и страх быстро сменяется гневом. – И вполне неплохо благодаря блоку.       – Да? – скалится Леонард. – Тогда скажи мне, сколько раз твоя смерть в той петле не была суицидом? О, я читал твой журнал наблюдений, но там ни слова не было о твоих чувствах или мотивах. Так скажи! Сколько раз ты пытался оттуда сбежать?       – Ровно столько, чтобы сейчас быть в полном порядке, – настаивает Джим и окончательно выдыхается – если они сейчас не остановятся, то он точно сорвется. – Это все? Или ты будешь меня этим вечно попрекать?       – Тебе нужна была помощь квалифицированного психолога, а не лоботомия! – Леонард взмахивает руками, отчаявшись достучаться до друга, и оборачивается к старпому.       А тот хмурит брови, поджимает губы, подавляя дрожь на словах о суициде, и соглашается с доктором.       – Выбранный вами метод нерационально опасен. В первую очередь, для вас.       – Мне плевать на риски. Этот метод – самый действенный, – Джим отвечает на взгляд, но нервно ерзает на кровати. – И если он не устраивает вас, то это – только ваши проблемы. Вы можете мне не доверять, но я в своих силах уверен.       – Это не твои силы! – снова вмешивается Леонард, а Кирк болезненно морщится.       – Ну и что? Если вы не можете этого принять, то я не собираюсь вас заставлять, – упорствует капитан. – Я ни о чем не жалею. И предупреждаю сразу: еще раз полезете ко мне с этим разговором, больше слова от меня не услышите.       – Отлично! – язвит Маккой. – Пошли, Спок, доложим об этом Адмиралтейству и посмотрим, как он потом запоет.       – Адмиралтейство в курсе, – сухо объявляет Джим. – Я бы и не стал делать чего-то подобного наобум. И психологи с этим согласились, Леонард. Так что можешь не тратить силы – все останется как было.       – Ничего и никогда уже не будет как было, – огрызается доктор. – Мы оба это знаем.       – Знаем. Но я принимаю эту реальность, а ты – нет, – кивает капитан. – Закончим на этом.       – Как вам будет угодно, капитан, – юродствует Боунс и уходит из палаты, но остается Спок.       – Капитан, вы уверены в своем решении? – переспрашивает вулканец, и тот кивает.       – Более чем. И осознаю всю ответственность. Больше никаких допросов, мистер Спок.       Старпом склоняет голову, принимая поражение, и уходит следом за СМО. А Джим укладывается на койке, прикрывает глаза и глубоко дышит носом, сдерживая слезы. Если они действительно однажды снова сунутся с этим к нему, Джим вырвет им языки и сожрет их. Он больше никогда не хочет возвращаться в этот ад. Даже в воспоминаниях. И Ленн может злиться и обижаться сколько угодно – жизнь капитана всегда будет на порядок дешевле по сравнению с их жизнями. Только потому, что капитан – он, а не кто-либо другой. И только он вправе ей распоряжаться. Он ценит их заботу, понимает тревогу, принимает претензии и обиду, но также он знает, что нужно делать, чтобы сохранить свой рассудок в норме. И пользуется этим знанием, как может.              ***       На этот раз Боунс обижен гораздо серьезнее. «Холодная война» между ними длится почти пять недель, но предсказуемо приносит только обоюдную боль. Джим не понимает, зачем друг до сих пор цепляется за это – сам он вполне успешно приходит в себя и вспоминает все реже и реже. Но обида Маккоя висит над его головой дамокловым мечом, и Кирк не знает, что с ним будет, когда тот сорвется и снова пронзит его сердце.       Вулканца он игнорирует сам. Спок продолжает за ним абсолютно «ненавязчиво» следить, но Джим не ведется. Ему эти взгляды, как иглы под ногти – продирает по нервам сладкой судорогой, от которой тошно настолько, что хочется отправить старпома в бета-смену. Чтобы они перестали пересекаться вообще. Но служба подобного не позволит. И если с Ленном он в конце концов мирится, то Спок и не думает отступать. Джиму остается только игнорировать это и сжимать зубы. Споку не нужно за ним следить – с Кирком все в порядке! Настолько, что он готов попросить другого вулканца о встрече. Рвануть к нему через половину галактики, чтобы тот на этот раз убрал его чувства к Споку. Но вместо этого тот связывается с ним сам. Вскоре после скандала в медотсеке.       – Джим, как ты? – пожилой вулканец снова обеспокоен, а Кирк в ответ тепло улыбается.       – Все в порядке. За исключением того, что они заметили и устроили мне разнос, – фыркает он. – Понять меня не пытаются, но я и не настаиваю.       – Знаешь, Спок был… весьма убедителен, когда просил рассказать. И встревожен, – вулканец неодобрительно качает головой.       – Лишь из-за разницы в поведении, – успокаивает Кирк.       – Джим, я говорю не об этом. Если ты чувствуешь затруднение или дискомфорт… он может вернуть все на свои места, – предлагает вулканец.       – Никаких проблем, правда, – заверяет Кирк. – С каждым днем мне все легче. И я уж точно не хочу возвращения кошмара.       – Полагаю, так. Но Спок ведь, как и я, предупредил об опасности срыва? Джим, это – не панацея, – вулканец немного успокаивается, и Кирк кивает.       – Предупредил. И мне не нужна панацея – никаких срывов не будет – я знаю, что справлюсь, – обещает тот.       Спок улыбается ему, но не торопится обрывать связь – есть еще кое-что, что его волнует.       – Я верю тебе, – вот в ком не нужно сомневаться. – А еще хочу напомнить о нашем разговоре о тхайла… Джим, его поведение может быть обусловлено и этим…       – Знаете… – Кирк досадует, но отвечает честно. – Я больше не хочу это проверять. Пусть все останется по-прежнему. Они с Леонардом перестали видеть во мне капитана и относятся теперь, как к маленькому ребенку. А это напрочь отбивает любое желание сближаться. Мне хватает того, что уже есть.       – И все же… Я хотел попросить: если вопрос станет ребром, то не мешкай с ответом. И не отказывайся от мелдинга, если он предложит его, – вкрадчиво советует вулканец. – Ваши чувства могут быть какими угодно, но все они будут бесполезны, если вы не сможете донести их друг до друга.       – Я попробую, – отвечает Джим, но сомневается в подобном исходе ситуации – чувства? Только не у Спока. Единственное, о чем тот может переживать, это о действиях Кирка как капитана и о последствиях этих действий. Сам капитан с его чувствами навряд ли тревожит старпома. Пусть они и приятельствовали, но вулканец редко бывал небезразличным к чужим душевным терзаниям.       А через пять недель Джим, вконец устав от назойливого взгляда, мирится с Маккоем. Совершенно тривиальным способом – «не было бы счастья, да…» В столовой небольшая группа офицеров отмечает день рождения сразу двух своих коллег. Джим, оказавшийся здесь случайно, присоединяется к поздравлениям и получает кусок именинного торта. И лишь по совершенной случайности он не замечает, что кусок у него с орехами… Глупо до банальности, но он обнаруживает этот казус только когда дыхание перехватывает, а кашель застревает где-то в трахее саднящим комом и отекающей гортанью. Кирк сбегает в коридор, задерживает дыхание и спешит к лифту. Секунды спуска на нужную палубу кажутся вечностью, а знакомый турбо-лифт навевает совсем уж беспросветное уныние, но он старается терпеть. Даже если Боунса по какой-то причине в медотсеке не будет, Джим и так знает, где тот хранит гипошприцы с антигистаминным. Но Боунс тут как тут – понимает все с первого взгляда, жестом волшебника достает гипо, и еще через две минуты капитан снова может дышать. И кашлять в свое удовольствие под едкие комментарии друга.       – У тебя глаза на затылке? Или вкусовые рецепторы отшибло в той петле? – скалится тот. – Раз так, то можешь сюда не бегать, а сразу – лапки кверху и подыхай.       – Всегда знал, что ты меня любишь, – ухмыляется Джим, не реагируя на подколки.       – Ага, до смерти, – кривится Леонард, но продолжает смотреть на капитана неотрывно и с недовольством.       – Женись тогда, – веселится Джим, снова имеющий возможность дышать.       – На ком? – Боунс отворачивается и спрашивает без интереса, не следя за чужими инсинуациями.       – На мне, – смеется Кирк и вдруг понимает, что безумно по нему соскучился. И что ссора эта выеденного яйца не стоит. А потому нужно срочно о ней забыть.       – И даром не нужен, – бормочет Леонард себе под нос, а Кирк уже укладывает руку ему на плечи и ластится. – Не липни!       – Ладно, раз замуж не берешь, так хоть на свидание своди, – а Джим не может оторваться – все-таки Боунс – любимый друг. – Я знаю, где у Скотти запрятана бутылка отличного бурбона…       Маккой мнется и дуется еще немного, но все же идет с Джимом – не на свидание, а просто распить бурбон вместе со Скотти – он отходчивый, даже если через пару бокалов не может не подколоть.       – Ко мне тут гоблин приходил недавно…       – О, нет, опять? – стонет Кирк. – Ничего не хочу слышать! Замолчи!       Он притворно надувает губы, а Леонард тут же перехватывает предупреждающий взгляд Монтгомери.       – Ну ладно, как хочешь…       И отступает Маккой с мысленным гаденьким смешком – если бы Джим знал содержание разговора, то никогда бы не посмел относиться к другу пренебрежительно. Потому что Спок действительно приходил и разговор этот действительно был впечатляющим.       Вулканца изменившееся поведение капитана, по всей видимости, настолько выбивает из колеи, что он и месяца вытерпеть не может. Он задумчив настолько, пытаясь сложить в голове новую картину, что наверняка не помогают даже медитации. Он больше не может игнорировать ситуацию, поэтому снова оказывается в медотсеке за советом доктора.       – Капитан по-прежнему относится ко мне с пренебрежением. Подобная пристрастность уже почти осуждена Уставом, – выдает Спок наигранно-безразлично. А Боунс только фыркает себе под нос – гоблин снова пришел к нему жаловаться. И как бы это опять не вылилось в ссору.       – Ты не умеешь подстраиваться, – выносит вердикт Леонард, глядя на застывшего у стены старпома. – Просто смирись. Если Джим что-то втемяшил себе в голову, то не отступится.       Но Спок продолжает стоять на своем.       – Если подобное будет продолжаться и дальше, то это существенно повлияет на качество нашей работы.       – Пока это влияет только на тебя, – замечает доктор. – Ты стал мнительным.       – Возможно, – недолго думая, соглашается вулканец. – В некоторой степени.       – И увещевания другого Спока тебя не убедили?       – Отнюдь. Но я допускаю, что эта мера была… избыточной. Или недостаточной – учитывая неординарность конкретного индивидуума.       – И долго ты собираешься дергаться из-за этого «индивидуума»? – спрашивает Леонард и неожиданно понимает, что проблема зеленокровного может простираться куда дальше.       Спок смотрит на него в упор, а Маккой холодеет от того, что приходит ему в голову.       – Ну-ка, ну-ка, давай, рассказывай. И со всеми подробностями, – быстро велит он. – Что ты там такое о нем думаешь, что это заставляет даже тебя параноить больше обычного? С Джимом понятно – он на своей шкуре все испытал, а вы, мистер Спок, отчего покой потеряли?       Вулканец отводит глаза, пожимает плечами и даже прикусывает губу, что заставляет Маккоя строить самые невероятные предположения.       – Не думаю, что высказывание своих мыслей…       – И не думай – не уподобляйся Джиму,– Боунс сердится и уже всерьез настроен докопаться до правды. – Просто скажи.       Спок недолго молчит, а потом усаживается на кушетку рядом с рабочим столом Леонарда.       – Вы были правы, доктор, когда сказали, что мы тоже это пережили – смерть капитана в камере варп-ядра, – все же начинает вулканец. – И можем понять его чувства хотя бы отчасти. Я вынужден признать, что мне это знание далось очень тяжело.       – И? – Боунс подгоняет его, когда Спок опять слишком долго молчит. – Не придумывай формулировки, скажи как есть.       – Полагаю… мое отношение к капитану тогда изменилось, – выдавливает Спок из себя. – Не кардинально, но по существу.       – Ты хочешь сказать, что… – Боунс задыхается от невозможной догадки и не верит вулканцу. Вот ни единому слову.       – Я хочу сказать, что в данной ситуации не смогу смириться, – уже более твердо заканчивает старпом, а Маккой рад, что сидит, иначе свалился бы на пол от шока.       – Ну тогда так и будете ходить вокруг да около! – восклицает Леонард и больше не пытается строить предположения. Эти два идиота просто издеваются над ним! И сами над собой! Если бы они открылись друг другу ничего бы этого не было!       Спок поджимает губы и опять отворачивается. Он согласен с доктором, но пока не видит выхода из сложившегося положения.       – Просто поговори с ним откровенно, – советует Леонард, все еще находясь в замешательстве.       – Мы уже пробовали говорить с ним, – старпом скептически поднимает бровь, и Маккой теряется. Да уж, пробовали…       И в таком случае больше он ничем не может ему помочь. Придется терпеть, пока кто-нибудь из них не сознается. Зная упрямство обоих, Леонард не сомневается, что это может продолжаться сколь угодно долго, поэтому и пытается капитану намекнуть. Но капитан опять с аллергией, опять вызверяется при одном только упоминании, и опять напивается. Ладно хоть не в одиночку… Но Маккою все равно кажется, что разрешится это только очередной катастрофой.              ***       Нехорошее предчувствие зудит под «ложечкой», и катастрофа, естественно, не заставляет себя ждать. Их отправляют к Кассиопее. Здешние народы многолики и малочисленны, даже несмотря на недавний прогресс и открытие варп-технологии. И Федерация не может не обращать внимания на тех своих «новобранцев», которые вместо освоения космоса и присоединения к звездным содружествам, предпочитают затевать междоусобные войны и кровопролития. Для «Энтерпрайза» же эта система интересна необычными минералами с диковинными свойствами. И раз уж местному населению не до собственных природных ресурсов, то Федерация никогда от халявы не откажется. Все, что им нужно, это необитаемая планета с метановой атмосферой где-то на краю системы, но вот чтобы до нее добраться, нужно пройти воинствующие кордоны синотов и арамян.       Черта с два они спокойно пройдут! Они появляются в разгар конфликта – назревает революция, и ни одна из планет не захочет выпускать из своих лап крейсер Федерации. Тут и к гадалке не нужно ходить – все кончится предсказуемо плохо. И единственный, кто этого не понимает, это, похоже, Джим.       – Капитан, на человеческом языке это называется «самоуправство», – Спок непреклонен. Еще немного и он костьми ляжет, но не выпустит Кирка с корабля.       – Предлагаешь ждать ответа Федерации? Она не будет вмешиваться в войну. Или будем ждать, пока синоты нас атакуют? – Джим смотрит в ответ не менее сурово.       – Наша миссия – исследовательская, а не миротворческая, – старпом гнет свое, а Кирк только фыркает.       – Когда они уничтожат друг друга, исследовать будет нечего, – парирует тот. – Я иду один. При малейшей угрозе сдаете назад и уходите в прыжок к другой системе.       – Вас возьмут в плен и попытаются вынудить Федерацию встать на одну из сторон, – предрекает вулканец.       – А если мы будем молчать еще хоть сутки, от нас и мокрого места не оставят, – злится Джим – эта перепалка выводит его из себя до крайности. – Это приказ, и повторять я его не собираюсь. Скотти! Ты примешь командование пока меня нет.       Мостик удивленно переглядывается, но только у Чехова хватает смелости переспросить.       – Не мистер Спок?       – Мистер Спок эмоционально скомпрометирован, – ядовито цедит Джим прямо в лицо вулканца. – Объявить боевую готовность по кораблю. Если что-то случится, вы уходите сразу же. Если все будет относительно спокойно, вы даете мне трое суток на получение пропуска через систему.       – Капитан! – Спок действительно скоро будет так скомпрометирован этой своей тревогой за Кирка, что даже слепой догадается.       – Приказы не обсуждаются. Выполняйте! – отрезает Джим и уходит к шаттлу.       Правители синотов и арамян сейчас действительно будут драться за офицера Звездного флота. Только бы Федерация оказала им протекцию. Джим скрипит зубами от досады – уж очень они «вовремя» сюда пришли. Прямо – «счастливые – к обеду». Но какая бы заварушка здесь ни намечалась, а он все равно не может позволить кораблю и экипажу пострадать. Кирк готов сам в петлю лезть, если это поможет, но пока только направляется к синотам – решать вопрос о форсировании чужой территории федеративным судном.       Правитель планеты огромен и агрессивен, но никак не вояка – скорее жестокий делец, мечтающий заключить союз с Федерацией, попасть под ее юрисдикцию, пользоваться межгалактическими благами и уничтожить надоевшего соседа с ее помощью. Арамяне же хотели власти над всей системой и уже давно объявили соседа вне закона. Но пока тот был хорошо вооружен, готовились к войне основательно. Федерация им была пока безразлична – внутренних конфликтов и так хватало. Поэтому Джим идет к синотам, а после краткой аудиенции отправляется не на свой корабль, а в тюремные казематы – они всерьез хотят использовать его для привлечения внимания Звездного флота. Кирк фыркает себе под нос, чихает от промозглой гостеприимности подземных «апартаментов» и пытается подавить свой гнев – ну какая война, когда они хотят только загрести жар чужими руками? К счастью, соседи по камере разделяют его ярость – Джим знакомится с повстанцами, чей мятеж подавили чуть ли не на днях. Вот эти «народные мстители» к войне готовы с пеленок – на самом деле арамянам хватило бы и одного мощного удара по флагманскому крейсеру синотов, чтобы те пересмотрели свои взгляды. А при наличии должной дипломатичности и вовсе бы согласились отдать свои территории, не проливая кровь, но Джим так далеко загадывать не берется. Сейчас война его тоже устраивает – под шумок они бы ушли к этим чертовым минералам, набрали бы образцов и исчезли бы из системы пока ее жители то мирятся, то ссорятся. Кирк не намерен ни геройствовать, ни становиться на чью-либо сторону, но и сидеть взаперти точно не будет.       К окончанию первых суток они с повстанцами устраивают побег – Джиму стоило только посулить огневую поддержку крейсера Федерации, как те тут же воспряли духом. Они быстро дислоцируются в нейтральную местность, а там сокамерники еще несколько часов стягивают силы революционеров. К вечеру следующего дня выступают – прорываются через местные охранные гарнизоны, штурмуют здание правительства и лишают жизни главу государства. Самопровозглашенный лидер за сутки переформировывает войска, приводит их в боевую готовность и сосредотачивается на арамянах. А Кирка благополучно отпускает на «Энтерпрайз» – без Джима у них бы может ничего и не получилось, но пока крейсер был на орбите, «добрый сосед» не посмел к ним сунуться. Так что это – взаимовыгодная сделка. Кирк может лететь куда угодно, если, конечно, выживет.       Никто ведь и не говорил, что все эти революции будут бескровными. И статус Джима – хоть и ценен, но не настолько, чтобы за него отдавать чужую жизнь. Поэтому свою безопасность Кирк обеспечивал сам. Как мог. И он уж точно не будет жаловаться – раны от побоев, раны от фазеров, лихорадка от ночи в подземельях, чертова местная пыльца, от которой у него кожа покрывается волдырями – да мало ли, но Джим все еще дышит и может направить шаттл к кораблю вместе с приказом к старту. А все остальное – ерунда.       Вот только Маккою это ерундой не кажется – он в привычном гневе, залечивая чужие вывихи, переломы и порезы, накачивая друга обширным спектром лекарств и выговаривая, как только тот приходит в себя.       – И после этого ты еще будешь жаловаться? – цедит он сквозь зубы. – Будешь рычать на нас и повторять, что все в порядке? Сколько раз мне тебе повторить, что нас спасать не надо? Что за нас не надо умирать!       – Я и… не собирался, – Джиму все еще тяжело дышать отбитыми легкими.       – А не похоже, – продолжает Маккой. – Оглянись и еще раз посмотри на свои действия. Что тебе стоило развернуть корабль и свалить обратно сразу же? Что стоило оповестить Адмиралтейство сначала, и идти в систему в сопровождении сторожевика? Нет же! Ты же бесстрашный капитан Кирк! Легенда! А я все равно вижу самоубийцу.       – Прекрати. Не надо… – просит Джим, и Боунс хоть и не успокаивается, но больше не кричит.       – Знаешь, как вижу это я, Джим? А вот так: ты убрал травмирующие эмоции, но сейчас поступаешь так сугубо из-за полученной травмы. Ты ее не вылечил, ты закрыл на нее глаза, а она никуда не делась. Ты не можешь оценивать свои действия объективно. Ты не понимаешь, что твоя смерть может нас не спасти. Умереть-то легко, а вот жить с этим сложно. Ты понимаешь, какой вариант ты выбрал?       Кирк молчит – он не знает, как еще переубеждать друга. Какими словами, и как заставить понять, что он не может иначе. Но Маккой, похоже, больше и не нуждается в этом.       – Это был последний раз, когда я читал тебе нотации. Если подобное повторится снова, я подам рапорт об отстранении тебя от должности. По психологическим показателям. И будь уверен, наплету там такого, что раньше, чем через полгода тебя в космос не выпустят.       – Ты преувеличиваешь… – пытается Кирк, но знает, что Боунс действительно так поступит.       – Нисколько, – Леонард складывает руки на груди, возвышаясь над койкой капитана, и смотрит с глухой тоской. – Потому что ты забыл об одной вещи, Джим. По мне – она хоть и сопливая, но самая главная – погибать, так всем. Жить – так всем. Спасать – друг друга. До этого чертового Януса мы были одной командой и стояли плечом к плечу. Сейчас же ты тащишь нас в могилу следом за собой. Подумай об этом.       Кирк поднимает на него взгляд и кусает губы, чтобы не сорваться. Леонард прав во всем, но Джим не знает, не знает, не знает, как с этим жить. Можно ли вообще с этим справиться. Лучше бы Спок стер ему память полностью!       Он всхлипывает, впивается ногтями в ладони, а Боунс спешит добить.       – Подумай об этом хотя бы потому, что Скотти пришлось посадить под арест твоего старпома. Он пытался удрать следом за тобой на шаттле, вырубил пятерых офицеров охраны, а одному даже руку сломал. И ты не знаешь, какими словами мне с Моном пришлось уговаривать Сулу и Чехова не покидать мостик, когда время подходило к концу… – Леонард знает, что бьет лежачего, знает, что так нельзя, но это – единственное, что сейчас важно. Джим должен понять. – Нам пришлось всех уговаривать верить тебе, Джим…       Кирк утыкается в ладони, его плечи дрожат, а рваное дыхание и писк медицинского терминала выдают резкий скачок давления и сердечного ритма. Леонард делает капитану укол успокоительного и спрашивает о том, что стоило бы сделать прямо сейчас.       – Можно выпустить Спока из-под стражи? – Джим утирает щеки, снова закрывается, но кивает, и Маккой уходит из палаты.       Вот теперь курить ему хочется просто невыносимо, и он идет к Скотти – вдруг у того и сигареты завалялись в заначке. Он надеется, что к тому моменту, как в палату придет Спок, Джим все-таки успеет принять правильное решение.       А Джима в это время накрывает так, что он готов кричать до кровавой рвоты. Так плохо ему не было даже тогда, когда он пришел к пожилому вулканцу за мелдингом. Так даже там не было… Все, от чего он пытался избавиться, что хотел переваривать и оставить в прошлом, постучалось к нему обратно. Нет, оно лупит ногами со всей силы с той стороны и напрочь отказывается и дальше сидеть в этой черной, непроглядной, выгребной бездне. И он не знает, как с этим справиться. Как перестать вспоминать и чувствовать нечто подобное. Ему… нужна помощь. Но Ленн, опять наверняка обидевшись, ушел, а у Джима сейчас голова разорвется на части. Он даже чувствует, как кости начинают трещать по швам, задыхается, как будто разреженным воздухом медотсека и давится обжигающими слезами, но вместо Боунса приходит Спок…       Он широко шагает прямо от порога, садится на койку непозволительно близко и крепко берет капитана за запястья, отнимая ладони от лица. Джим отворачивается, но Спок отпускает его руки, заглядывает в глаза, а потом решительно прикасается пальцами к щекам, разворачивая к себе. Джим видит в нем упорство, подавляемый гнев, а внутри – боль, но не успевает даже рта раскрыть, как пальцы находят контактные точки, а перед глазами разверзается та самая вонючая бездна…       Темнота под его веками высосана из зрачков Спока. Но она быстро проходит – очень скоро на первый план выходит воспоминание.       – Капитан, мы готовы, доносится из динамика голос Спока, и Кирк расплывается в довольной улыбке.       – Вот и чудненько. Удачи.       И Джим знает, что еще может повернуть назад, может попробовать оттолкнуть старпома и вернуться, но малейшее сопротивление отзывается болью в лицевых мышцах и настойчивостью вулканца. Она, вперемежку с гневом, стоит рядом с ним, и Кирк опять готов кричать, но уже не сможет ничего сделать – Спок увидит это.       Воспоминания идут одно за другим. Спок действительно упрям сверх всякой меры, но действует осторожно – с каждого образа он как будто снимает тонкую, хрупкую, полупрозрачную пленку, чтобы вместе с видением, капитан снова переживал все сопутствующие эмоции…       И Джим переживает их раз за разом: страх, гнев, шок, безнадега, скорбь, нежность, отчаяние, уныние, любовь… и боль. Везде боль. Кирка захлестывает этим цунами, и он мечется и воет в руках старпома, переживая все это заново. Снова и снова. И когда капитан достигает своего предела, когда его сердце разрывается почти не метафорически, он вдруг чувствует крепкую хватку не только на своем теле в реальности. Там, в его разуме, где Джим жмется в углу, стирает колени об пол и пытается скрыться от самого себя, руки Спока тоже его находят. Тоже сжимают, притягивают в крепкое объятие и закрывают собой ото всего. Кирк чувствует чужую непоколебимую уверенность и силу. Тепло и заботу. Страх за него самого и боль – за него же. И Джим дрожит в этих руках, не желая ни верить, ни понимать, и Спок ослабляет хватку. А потом разворачивает лицом ко всем этим воспоминаниям, сжимает его за плечи и заставляет смотреть и переживать происходящее вместе с собой. Не отвлекаясь, но ощущая чужое присутствие постоянно.       У Кирка слабеют ноги, его мутит и все тело как будто только что сняли с дыбы. Они не успевают просмотреть и половины, когда Джим уже готов впадать в кому. И Спок обрывает связь – они выныривают на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Но воздуха Кирку катастрофически не хватает – он все еще заливается слезами, кусает губы в кровь и собирается падать на пол без сил. А Спок продолжает держать его лицо в руках, смотрит по-прежнему в глаза – с жалостью, беспокойством и невыносимой печалью, а потом медленно, осторожно прикасается губами к чужим губам.       – Капитан… Все прошло… – он покрывает его лицо нежными, легкими поцелуями, гладит скулы, утирая слезы, и непрерывно шепчет одно и то же с одним единственным чувством. – Все наладилось… Мы живы… Я никогда вас не оставлю…       Кирк же вообще перестает понимать, что происходит. Он теряется в тактильных ощущениях и чувствах, распирающих изнутри. Он не понимает, где он – в сознании или в медотсеке. И не может определить, где заканчивается он, а где начинается Спок. Но во всей этой мешанине его держит только одно – вулканец, что стал якорем и не дает ему уйти в пучину. В безжалостные бушующие волны собственного разума. И как только Джим это понимает, как только бросает на старпома один единственный осознанный взгляд, тот снова соединяет их и погружает в воспоминания. Дальше, глубже, до самого конца. Медленно, методично и упорно.       «Мы обязаны это вытерпеть», – мысль пробивается откуда-то извне и становится единственным способом выжить. Спок тащит его за собой – просматривает все бесконечные витки, каждую эмоцию, каждое действие – от начала и до конца. А для Кирка пытка продолжается с удвоенной силой. Он пытается выбраться из железной хватки старпома, но Спок не позволяет, оставляя на нем синяки. Заставляя смотреть вместе с собой и чувствовать.       И теперь у Кирка нет ни единого шанса сбежать, спастись или пережить. Даже в руках любимого вулканца, даже притиснувшись сердцем к сердцу, даже разделив все это на двоих, он все равно медленно умирает. И Спок ни за что не отпустит его, пока не дойдет до конца, пока Джим не испустит свой последний вздох и пока не позволит увидеть и ощутить на себе тот ад, через который он прошел…       В этом бешенном круговороте он опускается на самое дно, и уже там обмякает в руках вулканца, окруженный его спокойствием, сочувствием и поддержкой. Джим теряется в этой фантомной, невыносимо желанной, сладкой неге и наконец отключается ото всего. Разум снова заволакивает мутной дымкой, но вместо забвения приходит спасительный сон…       Кирк не знает, сколько времени проходит в этой безмятежности, но даже не сомневается, что она не будет постоянной. Очень скоро в тишине и расслабленности появляется тень. Которая растет, становится плотнее и обретает формы хорошо знакомого кошмара. Джим действительно не надеялся. Поэтому он и не ожидал, что спасение придет так скоро. Стоит ему только тихо болезненно застонать, как его ладонь тут же накрывает чужая, а остатки сна выветриваются потоком заботы, идущим из чужого сознания.       – Спок… – хрипит Кирк, приоткрывая глаза.       – Капитан… – так же тихо отзывается старпом, все еще сидя рядом на больничной койке и держа его ладонь в своей. Уголки его губ приподнимаются, ободряя и суля надежду, и Джим позволяет себе самую малость расслабиться. – Как вы?       – Как будто через мясорубку пропустили… – честно отвечает он. – А ты?       – Так же, – кивает вулканец, но не меняет выражение лица и не отпускает руки.       – Ты… – ему нужно спросить, потому что самому возвращаться во все это не хочется. Не сейчас. Не вспоминать. – Ты убрал блок?       – Убрал, – Спок сосредотачивается на его лице и внимательно следит за реакцией, готовый к любым последствиям. – Потому что вы были обязаны пережить это снова вместе со мной. И мы будем повторять это до тех пор, пока вы не справитесь со своим страхом и не сможете отпустить эту ситуацию без последствий для себя.       – Нет… – стонет Кирк, на миг ужаснувшись перспективе, но старпом продолжает смотреть на него со строгостью.       – Да, капитан. И это не обсуждается, – заявляет он со всей серьезностью. – Ваш выбор… «терапии» был неверным. А этот способ – самый предпочтительный в пересчете на текущее положение дел. Если вы все еще хотите остаться на службе.       – Хочу… – обреченно бормочет Кирк, понимая, что ловушка захлопнулась – ему не сбежать – Спок теперь знает все ходы и лазейки. Надо будет, он его к себе намертво прикует. Вот как сейчас – слишком многообещающе держа за руку.       На этом моменте Кирк вдруг вспоминает про контактную телепатию и, если бы у него были силы, он бы покраснел, а пока только вопрошает.       – Спок… твоя рука, – он пытается пошевелить пальцами, но старпом держит по-прежнему крепко, только перехватывает удобнее.       – Кстати, об этом. Капитан, как часто вы целуетесь с докторами и вулканцами?       – Что, прости? – Кирк абсолютно искренне опешивает, даже не пытаясь понять логику, приведшую к этому умозаключению.       – Это, – Спок поднимает их руки и переплетается пальцами с пальцами капитана, – жест, который у вулканцев эквивалентен человеческому поцелую. И если в отношении доктора Маккоя я могу понять – он ваш лучший друг, то подобное проявление чувств к мистеру Споку не приносит мне никакого удовольствия.       – Еще раз? – вот теперь он и вовсе ошарашенно хлопает глазами, пытаясь уловить смысл сказанного, а старпом только тяжело вздыхает. Большей частью наигранно.       – Я понимаю, что в тот момент, со стороны мистера Спока это был скорее человеческий жест поддержки, а к доктору вы испытываете весьма глубокие и сильные, но только дружеские чувства. Но это не значит, что мне будет приятно и что я не начну… ревновать.       Теперь вулканец почти лукавит, а уголки губ ползут выше, заставляя Джима взмолиться о еще одном спасительном обмороке.       – Спок, остановись! – восклицает он, пытаясь осознать, но старпом не дает и шанса.       Он придвигается ближе к капитану, чуть склоняется и подносит их переплетенные руки к своему лицу. А потом целует тыльную сторону ладони Джима и смотрит исподлобья.       – Боюсь, уже не смогу, капитан… Вам стоит вспомнить наш мелдинг, чтобы получить ответ на интересующий вас вопрос.       А Джим помнит. Очень хорошо помнит эту незыблемую скалу в своем сознании. К которой его приковало, как Прометея – не вырваться, не сдаться. Только терпеть эти мучения, которые он переживал вместе с ним. Стоп. Вместе? И он тут же вспыхивает как спичка, как сверхновая, как лампочка, заливаясь краской румянца. Мимические судороги Спока превращаются в полноценную улыбку, а Кирка снова накрывает чужими нежностью и лаской. Джим не просто еще раз прошел весь этот ад – Спок спустился следом за ним и тоже все это пережил. При этом не только изобличив все мысли и чувства своего капитана, но и открывшись сам. А капитан не может ни осознать это, ни поверить. Вот так просто и так сразу!       Вулканец запечатлевает еще один целомудренный поцелуй на ладони, пока Джим заново учится думать, а потом медленно расплетает их пальцы.       – Мы поговорим об этом позже, капитан. А сейчас отдыхайте.       Он уходит, а Кирк даже и не думает его останавливать – ему и правда нужно выдохнуть и понять, что здесь только что произошло.       Старпом в его голове – это то, чего он собирался избегать любыми силами и всеми возможными способами. Насчет своих чувств он уже давно все решил – они должны остаться неразделенными, чтобы не мешать ни Джиму, ни Споку. Но Спок просто пришел и в наглую вывернул его сознание, и конечно же, все те гребанные чувства увидел и понял. Но разделил ли? Раз посмел заводить такие речи и целовать… руку. Джим ведь прекрасно знает, что вулканец легко может спутать теплое с мягким и принять его любовь равнозначной привязанности к Боунсу. Но это же не так! Ведь, по сути, что Кирк чувствовал в ответ? Поддержку, беспокойство, искренность – все самое светлое и доброе, что нельзя не испытать и к другу. Окажись Спок в той петле на месте Джима, и он был бы так же убит горем. Но «спонсировала» бы эти чувства явно не любовь плотская – сугубо платоническая. Другой Спок ведь рассказывал ему о многогранном значении слова «тхайла» – ну куда Джим лезет со своим Эросом? Или Антересом, раз уж он вспомнил про древнейших греков. Спок же еще ни сном, ни духом, а уже заставляет Кирка вступать на новый круг мучений. О чем тут вообще можно думать? Или им и правда нужно будет просто поговорить об этом? Джим объяснит свои реакции там привязанностью к другу, а конечности свои впредь будет держать подальше ото всех вулканцев.       Да, именно так он и поступит, задавив в корне любые надежды, убеждает он себя, когда в отсек возвращается Леонард. За его спиной маячит Скотти, и Боунс, обернувшись, предупреждает.       – Ненадолго, – инженер кивает и подходит к койке Кирка.       – Как ты, старик?       – Бывало и лучше, – Джим силится улыбнуться, но хмурый вид шотландца заставляет его бросить попытки на полпути.       – Тогда пообещай мне, что в следующий раз мы полезем в подобное пекло все вместе. Хоть во льды, хоть под воду, хоть в огонь, но заодно. А то, знаешь, брать под стражу вулканца – то еще удовольствие.       – Прости, Мон, больше не буду, – обещает Кирк, и Скотти вздыхает, легко сжимает его плечо, разворачивается и уходит.       А у Джима снова комок в горле и сердце подобно придавившей каменной глыбе.       – Я это тоже слышал, если что. Так что не отвертишься, – Маккой возвращается от процедурного стола с трикодером и парочкой гипошприцев.       – Ладно, но я все равно попробую, – бормочет Кирк себе под нос. Леонард фыркает, но не спорит – констатирует.       – Как будто я тебя не знаю, – он делает ему несколько уколов и прежде, чем Джим снова вырубится, предупреждает. – И перед всем этим ты у меня пройдешь все те тесты, что посчитали тебя вменяемым, еще раз, без фальшивого «козырного туза» в рукаве. Ради тебя я даже несколько новых придумаю. А начнем мы с теста на IQ…       Что угодно – думает Кирк, снова проваливаясь в ватное беспамятство, и на этот раз спит без кошмаров. Наверняка из-за лошадиной дозы снотворного и седативного – но он и так знает, что первое время Боунс будет пичкать его ими, как конфетами. Что ж, он и не думал возражать – ему понадобятся все его силы, чтобы снова побороть свой самый страшный кошмар.              ***       Подумать и сказать – все еще проще, чем сделать, но он и не сомневался, что сразу ничего не получится. Джим снова плохо спит даже под препаратами, снова без остановки нервничает в лифтах, а на Спока тяжело смотреть. Но тот смотрит сам, хотя и не подходит – они заняты исследованием планеты на границе системы и ее геологическими ресурсами, внимательно следя за периметром – как бы синоты и арамяне опять не подкинули проблем. А через неделю, когда исследование было закончено и они ушли в варп к ближайшей дружественной планете в увольнительную, старпом начинает медленно и методично вынимать из капитана душу. Джим самым некрасивым образом паникует, чураясь даже тени вулканца, и снова начинает бегать от него, заходясь болью, но Спок пока и не настаивает на чем-либо. А все равно желает доброго утра, выловив по пути на смену, подкарауливает в столовой, разделяя с ним трапезу и неловкую немногословную беседу, а на мостике, и вовсе, держится строго не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Джима поначалу и правда все это страшит до позорного обморока, а потом медленно, но верно начинает раздражать. Он понимает, что вулканец возьмет его измором, и дает себе время до прихода к месту увольнительной – а вот потом они поговорят.       Поговорят о том, что капитан – не маленький больной ребенок, у которого в любой момент может случиться рецидив страшной болезни. О том, что Джиму понадобится больше времени, чтобы заново адаптироваться, но он больше не будет закрываться и охотно удержится за подставленное плечо старпома. О том, что он, может быть, не самый умный капитан, но учится на своих ошибках и не собирается повторять ни одну из них – больше никогда. О том, что последствия той петли были ужасными и оставили Джима полностью в руинах, но он соберет себя заново – по кирпичику, а не будет строить соломенное бунгало, которое улетает в небо от легкого ветерка. О том, что…       На следующем пункте Кирк спотыкается, вывалив перед этим старпому все предыдущие, а тот внимательно слушает, не перебивая. Но когда молчание затягивается и Спок вопросительно поднимает бровь, капитан только тушуется и чешет затылок.       – Вы подумали над тем, что произошло в мелдинге, капитан?       – Подумал, сделал выводы и даже только что тебе их озвучил, – кивает Кирк, чувствует, как дрожат руки, и торопливо складывает их на груди, закрываясь и пряча тремор. Но опять выдает себя с головой, начав ходить из угла в угол собственной каюты.       Спок терпит с полминуты, а потом перехватывает его за локти и подтягивает к себе на расстояние десятка дюймов.       – Спок, я… – Джим тяжело сглатывает и решается, замерев как кролик перед удавом. – Я ценю твою поддержку. Правда. Спасибо. Ты… и Ленн меня очень выручили…       – Я подразумевал не это, – вулканец морщится и шагает вперед, оказываясь вплотную. – Я говорил о том, что могу сделать именно я. С учетом всех наших испытываемых друг к другу чувств.       – Так и я… о том же, – у Кирка слабеют колени и, если бы старпом его не держал, он бы с радостью сел прямо на пол. – Я не имел права обижать ни тебя, ни Ленна…       – Нет, я имел в виду другое, тхайла, – вулканец все еще хмурится и прожигает взглядом, а Джим делает последнюю попытку прикинуться дурачком. – Вам ведь известно, что значит это понятие, капитан?       – Д-да… И я правда вел себя как дурак. Прости и спасибо за помощь, – отнекивается Кирк и шагает назад, но Спок держит крепко, притискивает обратно и со вздохом закатывает глаза.       – Ты выбрал не то его значение, Джим, – тихо укоряет он, а потом склоняется к его губам.       Поцелуй снова легкий, но до невозможности чувственный и весьма однозначный – спрятаться за дружбой не получится. Ни одного, даже самого близкого друга, так не поцелуют, и вот теперь Кирк снова в полнейшей растерянности. Старпом медленно мнет его губы, касается кончиком языка, приоткрывает рот и ловит чужой заполошный вздох, отвечая своим – горячим и длинным.       – Ты – часть меня, Джим. С того самого мелдинга и теперь навсегда. Если бы мы провели его раньше, то избавили друг друга от лишней боли, но теперь любая она – будет поделена между нами поровну. Ты больше никогда не останешься один, Джим. Хоть в петле, хоть на краю Вселенной. И какую бы ношу ты ни взваливал на свои плечи, я всегда встану рядом и помогу. Просто потому, что нет и никогда у меня не будет существа роднее и ближе, чем ты. Тот, кто пережил столько боли из-за меня, – он проводит ладонями по его плечам и смыкает их на чужой спине.       – Ты чувствуешь себя обязанным? – понимает Кирк, мысленно содрогаясь, а старпом снова горестно вздыхает над «логическими» умозаключениями капитана.       – Я чувствую себя предателем, не поняв твоих чувств раньше. А еще – горячо любимым самым неординарным капитаном во Вселенной, – отвечает тот. – Как думаешь, я бы смог оставить все это без ответа?       – Я не собираюсь тебя принуждать, так что не думай… – начинает Джим, а Спок тут же обхватывает его лицо руками и почти сердится.       – Тогда смотри, – и на этот раз капитана утягивает в водоворот чужого сознания. Молниеносно, безболезненно и настолько же глубоко, как это было и в его голове.       Он оказывается в больничной палате в Сан-Франциско. За Боунсом только что закрылась дверь, и у койки с телом Джима остается один Спок. Один. Над еле дышащим телом самого невероятного человека, которого когда-либо мог встретить вулканец. Темпераментного, отважного, сильного, умного и абсолютно парадоксального. Без раздумий пожертвовавшего собой ради всех них. Спока накрывает осознанием ситуации, и Джим переживает его вместе с ним. Только что… Только что этот человек был мертв. Только что они его спасли. Только что Спок мог никогда не взглянуть в его глаза и не заговорить с ним. Только что этот невозможный человек мог оставить их навсегда. И прямо сейчас вулканец осознает, что не знает, как в таком случае смог бы жить сам. Все просчеты ситуаций, планы на будущее, логические цепочки и предположения смешиваются в огромный клубок, который тут же стремительно распутывается – без Джеймса Тиберия Кирка все это теряет какой-либо смысл. Все это становится совершенно неважно, незначительно и не вероятно. Потому что все оно было построено на одной несущей опоре – Кирке – и рушится без него как карточный домик.       Вот что осознает Спок. Неожиданно понимает, что капитан давно уже стал неотъемлемой частью их жизни. Его, старпома, жизни. Он не видит ее без него. Он не желает просчитывать свое будущее без основного звена. Без него нет никакого смысла… Ведь только этот человек, абсолютно нелогичный, импульсивный и, порой, даже неадекватный смог добиться потрясающих успехов. Смог спасти столько жизней, смог руководить целым крейсером словно детским симулятором, смог найти подход к любому необычному существу, что встречались на его пути. Сын героя, и сам ставший героем. И Спок отказывается принимать его смерть. Ее время еще не пришло. И никто, никто не посмеет посягнуть на жизнь этого человека – Спок не оставит это безнаказанным.       И вот тогда снова приходит ярость. Все те чувства, что он подавлял большую часть своей жизни, затапливают лавиной его разум, и Спок не может не пойти за Ханом. За человеком, который решил, что чья-то жизнь может быть ценнее еще чьей-то… Вулканец снова чувствует обжигающее пламя в своих венах и снова тяжело дышит. Но теперь он знает, что не один здесь – чужая душа рядом – теплая, податливая, все еще испуганная и удивленная. Спок протягивает ей руку и чувствует ответный всплеск – боль, сопереживание, уверенность в чужих силах. Джим становится рядом и так же до боли сжимает зубы – это было самое тяжкое испытание гневом на его памяти. Но и дальше вулканцу было не лучше: томительные часы ожидания, пытка надеждой на чудо, бесконечное волнение и не проходящая боль в животе. Мучительное осознание того, что всего один человек может быть настолько важен.       Кирк сжимает его пальцы, поддерживая, и Спок ведет его за собой: к его принятию этого осознания, к необходимости чувствовать невиданный доселе водоворот эмоций, к развитию этих ощущений и новому болезненному пониманию – вулканец не вправе разделить эти чувства. Он приходит к тому же выводу, что и Джим – не с их работой, не с их характерами, не с их видами… Кирк, конечно же, был не настолько методичен, а старпом понимает с кристальной четкостью и сразу, что не сможет проверить, является ли капитан его тхайла. Не заставит себя, не позволит сомневаться и никогда не прибегнет к мелдингу, чтобы выяснить наверняка. И все просто потому, что Спок уверен – еще одной подобной ситуации он не вынесет. Он в этой жизни и так уже слишком много потерял – он больше не должен привязываться, если хочет существовать.       Он не должен обнадеживать себя, когда отношения со старшим офицером медленно прогрессируют до дружеских – приятельских подначек, бесед за шахматами и совместного приема пищи. И уж точно он не должен обольщаться – вулканцы и люди, хоть и совместимы, но являются настолько разными существами одновременно, что подобный союз – один на миллион. Спок ради «спортивного» интереса даже проверил статистику – единицы случаев, и уж точно ни одного – однополого. Создавать такой союз, когда раса вулканцев на грани вымирания, более чем… неразумно. И все это составляет из себя такую совокупность, что Спок моментально теряется во всех этих доводах, примерах, оговорках и заблуждениях, не в силах принять другое решение – он должен оставить эти чувства ради блага обоих. И прямо сейчас Джим понимает его как никогда раньше – он тоже прошел через все эти стадии отрицания, принятия и смирения. И точно так же остро чувствовал, что сколько бы ни сомневался и ни отказывался, а хотел всегда только одного. Горячо, страстно, рядом, навсегда.       Вулканец тоже это чувствовал – он оборачивается и смотрит прямо в глаза, позволяя разделить свое сожаление. А потом опять перематывает на медотсек в последнем витке петли… На заполошного доктора, который выбился из сил, спасая капитана и его офицеров, на главного инженера, доведенного до яростной паники состоянием их корабля и двигателей, на рулевого и навигатора, которые несут какую-то чушь про скачок во времени, про сторожевик Федерации, неизвестно откуда взявшийся, и про пожилого вулканца, который настоятельно рекомендует запросить связь с главнокомандующим…       И после всего Спок просто не в силах остаться на ногах – садится, где стоял, весьма живо представляя себе картину произошедшего. И возможную реакцию капитана… Джим в этот момент горько усмехается, зная, что вулканец никогда бы не смог угадать, но тот все уже видел в его голове и имеет представление. Спок же одергивает Джима и позволяет увидеть свою боль. Всю, сразу, целиком – он прекрасно знает, что для Кирка значит его экипаж, и он никогда бы не хотел, чтобы подобное происходило с капитаном. Терять все и всех раз за разом без единого шанса избавиться от настоящего… Да уж, Джим не зря не хотел об этом говорить ни с Ленном, ни со Споком, а последний лишь качает головой – они знают, они проходили через это, и оттого больнее упорство и замкнутость их близкого человека. Оттого страшно, тревожно, мучительно и необычно видеть волевого капитана сломленным до основания. И от этого же невыносимо видеть, как он справляется с этой травмой…       Присутствие пожилого вулканца с самого начала выглядело подозрительным. Но потом, уже после того, как Спок изучил материалы из Центра и отчеты капитана, он понял, что это была единственная поддержка, которую мог получить Кирк. Он очень хорошо это понял, но подозрение не исчезло, и тогда – капитан сблизился с другим ним слишком быстро, глубоко и плотно. Пришел к доверию, о котором Спок и по прошествии всей совместной службы все еще не мог мечтать. И вот тогда подозрения стали обоснованными: доверие – это близость, близость – залог доверия. Доверие к вулканцу, обладающему экстрасенсорными способностями в понимании людей. Эта догадка становится сродни удару под дых – Спок снова задыхается от боли и волнения за капитана. Это – не выход. Если бы только Джим доверился ему… Спок согласен разделить с ним любую муку. И плевать уже на все собственные предосторожности, отрицания и предубеждения – если он не сможет быть рядом и помочь хотя бы один единственный раз, то грош цена всем его чувствам. И как же хорошо, что он смог его заставить…       У Джима слезы наворачиваются на глаза, когда его окутывает наполненным любовью теплом. Как огромным пледом – в несколько слоев с непередаваемым терапевтическим эффектом. Он здесь. Он рядом. Он жаждал точно так же. Сомневался, грустил, мучился. И все же смог, смог узнать, каково же это – ответное чувство – абсолютно аналогичное его собственному. И Джим тихо всхлипывает, когда Спок разрывает слияние. Они соприкасаются лбами, стискивают плечи друг друга и дышат одним воздухом, теперь уже понимая и принимая абсолютно все, что испытывают. Больше нет никаких сомнений, страх стал осязаемым и приемлемым, а надежда… Все надежды воскрешены и даже более – прямо сейчас все они воплотятся в реальность.       – Я люблю вас, капитан… – Спок шепчет на грани слышимости, но Джиму и не нужно слышать, он это ощущает – сразу в своем сердце. – И с огромной долей вероятности заявляю, что вы будете единственным, кто услышит от меня эти слова…       Джим вспыхивает, сверкает глазами, не находя ответных слов, и крепче обнимает старпома за шею, склоняя к себе. На этот раз поцелуй – жадный, требующий, страстный. Кирк сминает губы, сталкивается зубами и судорожно ласкает языком – хоть как-то передать бурю, что терзает его изнутри. Хоть как-то дать понять, что это – предел его самых невозможных мечтаний. Только Спок – всем своим телом, душой и сердцем. Рядом, жив и навсегда. Больше капитану мечтать не о чем. Но Спок знает – ласкает в ответ, перехватывает инициативу, подавляет и навязывает свой темп – медленнее, острее, приятнее.       – Нам некуда торопиться, капитан… – тихо просит он, едва оторвавшись от чужого рта, но по-прежнему прижимая Кирка к себе за спину – и он чертовски прав, даже если Джим не может удержаться и не потереться о горячее тело напротив.       – Капитан… – вулканец задыхается и почти умоляет, отстраняя его от себя. – В конце концов, я знаю из ваших воспоминаний, что в одном из витков у меня был пон фарр… и я был груб…       – Спок, ты или романтик, или ханжа – никак не могу понять, – фыркает Джим и улыбается – да уж, нашел что вспомнить. Он бы, может, и не торопился, если бы не хотел его так сильно. И не знал, что иногда второго шанса может и не представиться. Но он, наверное, согласится с отсрочкой – просто чтобы дать и себе, и Споку время привыкнуть ко взаимной страсти. Совсем немного времени.       А пока он снова прижимается к своему вулканцу, глубоко вздыхает и оставляет легкий поцелуй на чужом подбородке.       – Матерь Божья! Дайте мне это развидеть! – Боунс прерывает их самым наглым образом, заявившись в капитанскую каюту без приглашения.       – Тебе стереть память? Он может, – Кирк смеется, разворачиваясь к другу, но не отпускает вулканца.       – Не юродствуй. Кто-то обещал мне проставиться, и надо предупреждать, что ваши отношения изменились, – Леонард ехидничает по привычке, но это все напускное – и Джим, и Спок видят лукавство и одобрение в глазах язвительного доктора.       – Не завидуй, – усмехается капитан, и его поддерживает старпом.       – Полагаю, предварительного стука в дверь вполне бы хватило.       – Полагаю, что скоро и пушечного выстрела не хватит, чтобы оторвать вас друг от друга, – ворчит Маккой. – И вот на этом наши проблемы еще только-только начинаются.       – Может быть, – легко кивает Кирк предсказаниям друга. – Но мы справимся.       Он уже знает, что во Вселенной возможно все, что только можно представить. И что – представить невозможно. Что можно вытерпеть самую страшную боль или обрести небывалое счастье, можно потерять абсолютно все – не раз и даже не два, а можно умирать и воскресать снова. Но только пока они живы, у них будет столько возможностей, сколько они смогут использовать. Главное – …       

«...Keep close these memories… Please, keep close these feelings… Stay alive another day…»

Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.