- Я всегда рядом, радость моя

Опрятная женщина лет сорока пяти, если не старше, с налётом творческого безумия на немолодом лице, степенно пересекла площадь Трумэна, изредка сбиваясь с шага. Ей казалось, что каждый прохожий знает. Или догадывается. И каждый мимолётно коснувшийся неё взгляд воспринимался как узнавание. Это бесило, и, вопреки всему здравому смыслу, адреналин словно бы циркулировал по её организму вместо крови, нет, вместе с кровью, и подушечки пальцев начали потеть. Насыщенная карминовая помада была слишком яркой для дневного Готэма, и слишком неприличной для дамы, приближающейся к старости — взгляды женщин кричали об этом. Куранты пробили половину второго. Она остановилась у маленького филиала Центрального Банка, и, нахлобучив шляпу, повидавшую Великую Депрессию, пониже, смело открыла дверь. — Не запори дело, детка. Держись естественнее. Следовало сначала заглянуть во-о-он в ту посудную лавку, тц-тц-тц, — Джокер успокаивал Артура, как мог. Крупная капля пота скатилась из-под рыжего парика и остановилась за тонкой ушной раковиной. Флек не боялся ни полиции, ни тюрьмы. Но его наглый замысел будоражил нервы, заставлял мысленно прогонять сценарий ограбления по кругу. Дама зашла в здание, и, ни секунды не колеблясь, переступила порог. Банк, как и полагается храму главного человеческого бога — Доллара — выглядел роскошно: паркет был начищен до блеска, прямоугольный зал заставлен зеркалами, что отражали друг друга, визуально увеличивая помещение (всё это было похоже на Зазеркалье, и «Алису» начало немного подташнивать), от одного витражного окна до другого тянулась стойка, часть стены занимал ржаво-красный диван и рядом же был столик с мягкими пуфами. Джокер указал рукой на винтовую лестницу, ведущую, видимо, к абонентским счетам и особым сейфам. Прочитав по губам Артура категорическое «нет», клоун раздражённо скрестил руки на груди, засовывая ладони под лацканы потрёпанного фиолетового фрака. В зале был лишь один полноватый мужчина, складывавший документы в дипломат. Артур подошёл к конторке, и, достав из огромной дамской сумки ручку, начал заполнять бланк своим прыгающим бисерным почерком. И ждал. Сигнала Джея. Тульпа внимательно следил за уходящим клиентом, пока не дал отмашку: пора. Охранник переминался с ноги на ногу: его сын натворил дел, и он рисковал опоздать на встречу с директором. А тут ещё эта клиентка…странная в своей обычности. Тоненько, визгливо даже, закашлявшись, рыжая женщина вытащила засаленный платочек из своей монструозной сумки, и, вроде бы, начала сморкаться. Подошла к кассе. Начала копаться в бумажках. Не выдержав, охранник ушёл, надеясь, что Кингсли прикроет его перед начальством. Джокер, спровоцировавший сына охранника на безобразную порчу имущества школы с помощью жалкого тела Артура, возликовал: эта ступень плана прошла безукоризненно! Артур подошёл, кряхтя, к стойке, и выложил на столик бланки, заполненные каракулями. Поставил сумочку для рукоделия. Резко выхватил пистолет, навёл его на обомлевшую кассиршу, и, не отнимая от рта платка, пискляво проговорил: — Ог-раб-ле-ние. Пистолет действительно заряжен, рыпаться не советую, милочка. Положите наличные деньги, дорогая, в эту сумку. Широко раскрытые глаза кассирши выглядели тупо. И страх в них был тупой. Животный. Не отнимая взгляда от тёмной пустоты дула пистолета, она медленно положила сумку для рукоделия перед собой, и начала класть туда пачки банкнот. Сидящий рядом мужчина дёрнулся было, но Флек направил на него второй пистолет и прошипел: — Сидеть. И руки повыше, чтобы я их видела! Какая невоспитанная пошла молодёжь… Потом опять крикнул присмиревшей кассирше: — Быстрее! Мелочью клади! Баба хотела зареветь, это было видно по увлажнившейся косметике вокруг её глаз и отчаянному морганию. Артур чувствовал, что теряет над собой контроль, руки стали дрожать, а из горла рвался истеричный смех. Сделав над собой усилие, он подавил эту вспышку, но дрожь и нереализованная жажда насилия взяли вверх. Аниматор начал стрелять в камеры, держа этих двоих на прицеле вторым пистолетом. Кассирша стала сгребать всё ещё быстрее, засыпая еще банкнот номиналом поменьше. Артур застрелил обоих. Сначала мужчину, а затем и женщину. Безо всяких сомнений. И смеяться ему не хотелось. Схватив сумку и поправив лайковые перчатки, он выбежал из здания банка, не разбирая дороги. Выстрелы уже слышали, и, верно, у него немного времени. Он бежал, а в ушах звенел взведённый курок и грохот выстрела. Он рванул дверь знакомого подъезда и пробежал мимо лестницы во двор. Заставил себя умерить шаг и через подъезд флигеля прошёл на следующий, уже внутренний, двор. Спустился по стоптанной лестнице в подвал и сел на нижней ступеньке. Джокер раздражённо топал носком туфли и, наконец, отхлестав по щекам «хозяина», приказал ему снять бабские шмотки, вытереть лицо и успокоиться. Артур безразлично подчинился. Затем он достал эко-пакет для продуктов, куда и запихнул свою огромную сумку. Пройдя через несколько подворотен, он потихоньку избавлялся от элементов одежды, сбрасывая их в мусорные баки. Сердце бухало в груди набатом, а в голове был непонятный шум. Клоун с тщательно скрываемым беспокойством впился взглядом в бледное лицо Флека. Мужчину знобило, а руки начали трястись в треморе. И что ему делать с этим идиотом? Оглянувшись, и не увидев никого, Джокер ощутил свою беспомощность в полной мере. Скрипнув зубами, он напрягся, и, постаравшись стать максимально осязаемым для идиота, неловко приобнял его за плечи, и начал тереть его тонкие соломинки-руки, повторяя: — Ты не виноват, ты не виноват…успокойся, Арти…если нас сейчас поймают, твоя мамаша сляжет… Артур немного ожил при упоминании матери, и в кои-то веки Джокер был благодарен престарелой Пенни. Сделав заметку в уме о неприятных последствия выброса адреналина для Флека, клоун встал с нарочитым кряхтением, чтобы дать понять мужчине, что он вполне себе живой, и уговорил его перестать страдать, встать и скрыться из этого района. К счастью, эти минуты ничего не значили для исхода дела, и Артур смог собраться. Он зашёл в продовольственный магазин, взял пачку молока и булку хлеба, положил это всё поверх содержимого эко-пакета. Потом неторопливо пошёл домой, обдумывая произошедшее.