Холодных лилий аромат

За створчатой ширмой с цветущим на лазурном шёлке миндалём я с удивлением обнаружила твидовые бриджи и белую рубашку — одежду, которая подошла бы молодому мужчине, — девушке носить такой наряд, по меньшей мере, неприлично. — Смелее, мисс, это для вас! Привыкайте! — будто услышал мои мысли художник. — Вы справитесь, или нужна помощь? Никогда не предполагала, что возникнут трудности подобного рода. Я сниму платье, но как быть, если не смогу разобраться в пуговицах и крючках? Неужели звать на помощь сэра Гарри? — Передумала? Я так и знал. Выходите, мисс, незачем тратить моё время на ваши прихоти. Ступайте к себе. — Сэр, я не знаю, что с этим делать! — С чем именно, Гориана? Не дожидаясь ответа, Гарри зашёл за перегородку. Увидев, как я растерянно кручу в руках брюки, он вдруг от души рассмеялся: — Вы очаровательны, мисс! Раздевайтесь, я позову Марго. Базилия иногда надевала под платье широкие турецкие штаны до колен, которые она называла блумы. Шальвары кокетливо выглядывали из-под короткой юбки, привлекая любопытные взгляды мужчин и вызывая пересуды соседок. За спиной перешёптывались, но открыто не осуждали — все уже привыкли к странностям миссис Хеллуорд. Интересно, что бы она подумала, узнав, что я собираюсь переодеться в мужчину, и, главное, как смена одежды вернёт Энни? — Мисс Гориана, сэр Уолтон велел вам помочь, — звонкий голос Марго заставил меня вздрогнуть от неожиданности; обернулась, и снова вчерашнее наваждение: поразительное сходство служанки с умершей Энн. Я уже надела рубашку, оставалось только надеть штаны. Маргарет быстро поняла, в чем дело: — Мисс, да не крутите вы их, натягивайте, как панталоны! Нет, не так, разрез должен быть спереди! — Она, поддёрнув юбку, встала на колени, отобрала брюки и подставила их, как мешок, в который сейчас посыплется картофель. — Обопритесь на меня! Я не сразу попала ногой в штанину и чуть не упала. Но не только неловкость была тому виной: рыжая макушка, худенькие плечи — словно видение из моего ночного кошмара. Наверное, я сжала пальцы крепче, чем было нужно. Марго, запрокинув голову, пристально на меня посмотрела, но промолчала. Она быстро управилась с застёжкой и довольная своей работой провела руками по бриджам, свободно обхватившим бёдра. — Вот, мисс, всё хорошо. Повернитесь, пожалуйста, — Марго развернула меня к себе спиной и поправила складки на рубашке. — Только великоваты они для вас, придётся пуговицы для подтяжек пришить. — Как? Вы думаете, мне придётся носить мужской костюм? Горничная прыснула, прикрыв рот ладонью: — Из вас, мисс, очень привлекательный молодой человек получился! Только прическу другую надо. Ну-ка, распустите пучок! Пока она поднималась, я вытащила шпильки и тряхнула головой, рассыпав по плечам волосы.. Марго, словно примеряя нужную длину, отвела лишние пряди волос за спину и обняла меня. От близкого дыхания и тепла тела бросило в дрожь и пересохло во рту. Она вдруг прильнула к губам, и я послушно приоткрыла их, впуская настойчивый язык, который проник вглубь и начал свою страстную игру. Тонкие руки обвились вокруг шеи, небольшая упругая грудь касалась моей, до головокружения распаляя воображение. Я словно вернулась в прошлое. Однажды миссис Дорсет наказала моей подруге подготовить сливы для джема и настрого запретила уходить со двора, пока не опустеют оба ведра. Энн сидела под увитым плющом навесом и, отмахиваясь от ос, выбирала косточки из розово-сизых шаров. Я окликнула её через забор, но она только отрицательно покачала головой и поманила к себе. Пришлось, рискуя порвать платье, лезть через дыру в заборе, и через минуту мы уже весело болтали о каких-то пустяках. Сливы с глухим стуком падали в медный таз; вёдра пустели; Энни, смеясь, слизывала сладкий сок, стекающий по тонким пальцам, и я, переполненная нежностью, едва сдерживалась, чтобы не поцеловать липкие губы. Неуверенно отвечая Марго, я всё больше увлекалась, представляя, что скоро буду целовать Энн. Это непременно произойдёт, иначе к чему мой визит в столь странный дом. И снова будут наши долгие дни и вечера, только теперь я уже не буду смущаться; Энн, моя Энни — она не сможет не полюбить меня, она обещала... — Гориана, где же вы? — недовольный голос Уолтона прервал мой первый в жизни поцелуй. — Энни, — почти со стоном я освободилась от объятий и погладила пушистую головку. — Я Маргарет, мисс. — Простите… Конечно, Маргарет. *** Уолтон стоял перед кипой карандашных набросков, в беспорядке лежащих на столе. Он доставал то один лист, то другой, выбирая, по всей видимости, лучший. Услышав шаги, Гарри обернулся. — Ну-ка, ну-ка, покажитесь! Мне захотелось вновь спрятаться за ширмой; под придирчивым взглядом стоять было неловко, будто он застал меня неодетой. Я чувствовала, как краска заливает лицо и шею, как колотится сердце и сжимается солнечное сплетение. Уолтон подошел вплотную, взял меня за подбородок и повернул голову вправо, затем налево и удовлетворенно хмыкнул. — Да, именно такой я и видел вас, мисс, — и, немного помолчав, добавил. — С волосами, пожалуй, разберёмся позже, вдруг вы измените решение. — Сэр Уолтон, я могу задать вопрос? — Спрашивайте, Гориана, спрашивайте! — К чему это переодевание? Гарри удивленно посмотрел на меня. — Как, разве не вы просили вернуть вашу подругу Дорсет? — Я, конечно! Я люблю её, сэр Уолтон… Тот недовольно поморщился. — Не заводите снова свою шарманку! Любите на здоровье, кого хотите. Но она уже познала мужское тело и, по секрету скажу, не ответит взаимностью девушке, мисс. Обе будете мучиться: вы — от неразделённой любви, она — от неудовлетворённой похоти; вас ждёт вечное покаяние в монастыре, её — портовый бордель и суицид. Вдруг он насторожился, прислушиваясь, и быстрым шагом направился к ширме. — Марго, ты ещё здесь?! Немедленно собери вещи мисс Дрей и убирайся отсюда! — Да, сэр! — Марго схватила платье и туфли и выскочила из комнаты. Дверь за горничной закрылась, и я снова почувствовала себя в западне, как тогда, когда переступила порог дома Уолтона. — Сэр, в чём же я вернусь в свою комнату? Неужели придётся идти в мужской одежде? — Не только к себе в ней пойдёте, Гориана, вы теперь будете носить её постоянно, — он был раздосадован моим непониманием. — Странно, если молодой человек будет одет как женщина, не находите? — Погодите, сэр Гарри, — до меня медленно стало доходить происходящее, — не хотите ли вы сказать, что я стану мужчиной? — Станете вы им, мисс, или нет — зависит от вас, я только даю возможность. Процесс не быстрый, и это хорошо: будет время привыкнуть к новому телу, новым привычкам, перестанете, наконец, по всякому пустячному поводу лишаться чувств, — Уолтон вернулся к мольберту и указал на козетку. — Устраивайтесь удобнее, — сеанс долгий. Мой путь на подиум был сродни восхождению на эшафот: высокие сапоги непривычно сжимали икры; бриджи мешались между ног; рубаха-апаш оголяла шею и часть груди — и впереди полная неизвестность. Я неловко присела на край дивана, стараясь не смотреть на сэра Гарри. — Свободнее, Гориана! Представьте, что вы только вернулись с конной прогулки. Кстати, знакомы с этим занятием? — К сожалению, нет, сэр. — Чёрт! Сколько сложностей с вами, мисс, — Уолтон задумчиво погрыз кончик карандаша. — Ну хорошо, давайте попробуем сделать иначе. Сегодня мне нужно только ваше лицо, поэтому возьмите лучше стул и сядьте на него верхом. Предложение Уолтона окончательно привело меня в замешательство. Не понимая, что у него на уме, я спустилась с подиума и остановилась. Тело в мужской одежде казалось чужим; ноги внезапно стали ватными; руки дрожали. Я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. — В чём дело? — Гарри терял терпение. — Я больше не стану вас уговаривать: или вы делаете, что я велю, или завтра же едете домой! Только не смейте больше говорить о любви, отправляйтесь вслед за Энн Дорсет, если не можете без неё жить. Обещаю, вы встретитесь! Он в раздражении отбросил карандаш. На смену вальяжному аристократу, балующемуся на досуге живописью, пришёл разъярённый творец, которому мешают воплотить желаемое. Я не успела ничего сказать, как Уолтон уже схватил меня за руку и потащил к стене. — Гориана, смотри! Узнаёшь? С портрета в изящной резной раме на меня ободряюще смотрела Базилия Хеллуорд.