Касаться

—Ричи? Тозиер застывает на месте и отчетливо чувствует, как всё внутри него падает и разбивается на миллионы осколков. Сердце пропускает удар, отдающийся в ушах громким стуком, а тело моментально холодеет и покрывается мурашками, словно его окатили ледяной водой. Дыхание замедляется и Ричи невероятным усилием воли заставляет себя продолжить стоять на месте, даже не поворачиваясь на окликнувший его голос. «Нет. Нет, нет, нет… он почувствовал». —Ричи, ты чего? Чувство испуга плавно перетекает в банальный стыд. Парень не знает наверняка, но ощущает, как собственные шея и уши покрываются предательскими красными пятнами, которые даже при плохой освещённости отлично видно. Дрожащие руки накрывают лицо, он пытается спрятаться от всего мира, исчезнуть, проклиная себя за собственную неосторожность. «Я же знал! Я же знал, что так будет!» — мысленно взвывает он и чувствует, как глаза начинают влажнеть. «Отлично, Ричи, ты только что опозорился на весь остаток своей никчёмной жизни». —Рич… Тихий голос друга, моментально ставший серьёзным и чётким, находится будто в другом измерении, отчего голова начинает кружиться ещё больше. Ему страшно смотреть на Эдса, страшно видеть его реакцию. —Ричи, посмотри на меня. Тозиера передёргивает от паники, и он дрожит-дрожит-дрожит, но глаза всё же поднимает. Может, потому что хочет найти в лице Каспбрака какую-то поддержку, знак того, что его простили и не держат зла. «Сейчас он скажет что-нибудь гадкое. Оскорбит, потом соберёт вещи и убежит из дома, чувствуя только отвращение ко мне», — так думает парень, пока вплотную не натыкается на обеспокоенный и… взволнованный взгляд друга, окончательно сбивающий с толку. При плохом свете в подробностях рассмотреть его эмоции не получается, да Ричи и не успевает — моментально зажмуривается и отворачивается в сторону. —П-прости меня, — тихо-тихо шепчет он, беспощадно закусывая нижнюю губу почти до крови. —За что? — всё также негромко откликается собеседник. —За что? Ты ещё спрашиваешь? — горько усмехается Рич. —Я был бы благодарен тебе, если бы ты смог сделать вид, что этого не было. Но это, наверное, слишком много. Он шумно сглатывает и переводит дыхание, не решаясь даже бросить взгляд на замеревшего Эдди. —Не хочу оправдываться. В воздухе на пару минут, кажущихся Ричи бесконечностью, воцаряется тишина, нарушаемая только звуками проезжающих машин за окном. За время, пока Эдди пытается сформулировать ответ, его друг успевает подумать о многом. Например, почему в Дерри так много машин ночью. Или почему часы на стене остановились. Или почему тетрадь по биологии лежит не на полу, как обычно, а на письменном столе. Обо всём на свете. Но только не об Эдди. Только не о нём. —А я не спал. Лёгкое движение со стороны астматика заставляет Ричи вновь взглянуть на него. Парень в зелёной пижаме в цветочек, с кудрявыми волосами, пахнущими фруктовым шампунем, подёргивая веснушчатым носом, присаживается рядом с отвернувшимся Балаболом. —Не спал, — зачем-то повторяет шатен, будто удостовериваясь, что его услышали. —Ни одного раза. —Ага. Тозиер утыкается взглядом в пятнышко на стене и отчаянно не сводит с него глаз, будто там написаны все ответы на возникающие в голове вопросы. —Рич… —П-прости меня, Эдс! — голос Ричарда срывается на крик, потому что он уже не может терпеть, не может держать всё в себе. —Я знаю, что это ненормально! Я знаю, что теперь кажусь тебе каким-то странным стрёмным извращенцем, но… да я не знаю, что сказать! Я просто не сдержался, окей? Тут даже нет моей вины — это всё ты и твой дурацкий фруктовый шампунь… Горячие слёзы тут же вытекают из уголков глаз и стекают по раскрасневшимся щекам, доказывая, что в душе у парня происходит какая-то невероятная борьба между чувством собственной вины и самозащитой, желанием обвинить кого угодно, но не себя. Тозиер и не помнит, как утыкается лицом в плечо Эдди, моментально смачивая зелёную пижаму солёными слезами, и как горячая ладонь неожиданно мягко прижимает его к себе ещё больше, а горячее дыхание в затылок обжигает сразу всё замёрзшее тело. —Могу я попросить тебя кое о чём? Тозиер кивает едва заметно, но астматик чувствует это, так как он практически полностью вжался в него. —Поцелуй меня ещё раз. Ричи вначале кажется, что он ослышался, и потому кидает недоверчивый взгляд на друга, отстраняясь. Но на лице того не видно ни тени усмешки, что только сильнее путает парня. —Ч-что? —Пожалуйста. Мне понравилось. «Он смеётся надо мной? Издевается? Хочет опозорить ещё больше?» — вопросов с каждой секундой становится всё больше и больше, пока лицо приближается к лицу Каспбрака и до очередного, на этот раз, правильного, поцелуя, остаётся каких-то пара сантиметров. —Можно я просто уйду и ты перестанешь смеяться надо мной? —дрожащим голосом выдавливает он, сглотнув ком в горле. —Нельзя, — шепчет Эдди и сам подаётся вперёд, впечатываясь в губы растерянного друга своими пухлыми губами. Тозиер отвечает робко, будто спрашивая, имеет ли он на это право. Тепло и сладость разливается по телу, расслабляя мышцы и распутывая комок мыслей в голове. Он мог бы сказать, что чувствовал совершенно тоже самое десять минут назад, но это было бы ложью. Потому что теперь это другое — теперь настоящий, неспящий (или не притворяющийся спящим) Эдди сидит совсем-совсем рядом, а его губы всё такие же мягкие, но теперь ещё нежнее и горячее, словно хрусталь, который легко разбить. Но Рич кидается в этот хрусталь с головой, сладость и запах фруктов накрывает его, сводя с ума и так не вполне адекватного Балабола. Слёзы не перестают течь по щекам, но теперь они — уже не слёзы горечи и стыда, а слёзы счастья и неверия в происходящее. Каспбрак чувствует их и отстраняется на миг, в течение которого Ричи вновь начинает думать: «Что я сделал не так?», но парень лишь наклоняет голову, берёт его лицо в обе руки и большим пальцем утирает слезинки, а затем ещё раз нежно целует Тозиера в губы. Вдох Балабол запускает пальцы в кудрявые волосы. Выдох Они мягкие и хочется раствориться в них навсегда. Ты справишься. И Ричи больше не надо справляться со своими чувствами. Назойливую боль, возникающую в груди каждый раз при виде Эдса, можно не пытаться подавить. Можно не плакать ночами, можно не жить одними лишь мечтами. Можно действовать. Можно касаться.