Я его экзорцист и Он мой демон..

В последнее время Осаму совершенно ушёл в себя: он постоянно слушал музыку и читал, общался только с Чио, даже своих братьев юноша не подпускал близко, отмахиваясь от общения. Рыжий видел это и бесился. Он не мог так просто простить Дазаю его ложь, но и дальше наблюдать грусть и тоску на лице брюнета не хотел. Слишком сильно Накахара привык к задорному блеску коньячных глаз и всегда счастливой улыбке. Вот и сейчас Осаму без интереса, потухшим взглядом смотрел в окно, вполуха слушая слова Асами и Сасаки, а рядом — никого. Он никому не позволял быть близко, никого не хотел видеть, а между тем Кёка смотрела на него с печалью, Акико — с гневом, Ацуши — с виной, Акутогава — с сожалением, а учителя не знали, как достучаться до старшего брата. Чуя, эта рыжая истеричка, тоже не знал, но он и не пытался, просто наблюдая со стороны и скрипя зубами. — Поговори с ним, — тихо произнёс Акутогава, толкнув его локтем в бок. Рюноскэ видел, как его друг разрывается между собственной гордостью и желанием привести Дазая в чувство. Будущий Ария сам пытался поговорить с Осаму, но тот только сказал, что всему конец, и ушёл. Акутагава волновался за него, но ещё больше парень переживал за своего старого друга, которого раздирали сомнения и противоречия. — С чего вдруг я буду с ним разговаривать? — почти зло спросил Накахара. Он, правда, сам не знал, на кого он злится: на Рюноске, на Осаму или всё-таки на себя самого. Его клинило на Дазае ещё до того, как выяснилось, что тот — сын Сатаны, демон в человеческом обличье, но теперь его раздирало от яростной злости и бессилия. Рыжик хотел, но не мог простить эту ложь. — Может, потому, что именно ты сказал ему, что он не один, а после приказал держаться ото всех подальше, потому что он, по-твоему, опасен для окружающих. Поверь мне, друг, твои слова сделали это с ним, — объяснил Аку. Он-то знал, что Накахара ничего не смыслит в человеческих отношениях, а ещё он знал, что Осаму, который не доверял никому, кроме своего названного отца, смог довериться только Рыжику, и его слова больно ударили по Дазаю. В итоге юноша закрылся от всего мира, не желая снова испытать эту боль разочарования и предательства. Накахара не знал, что ответить. С одной стороны, он понимал, что, вполне возможно, Аку прав, а с другой — элементарно не знал, как поговорить с Осаму и стоит ли вообще это делать. Голубоглазый всю жизнь ходил с клеймом ребёнка проклятого монастыря и знал, как это гадко, когда все смотрят на тебя сквозь призму стереотипа, а теперь выходило, что он сам навесил такое клеймо на другого. Это было сказано со злости, на эмоциях, но правду говорят: слова, порою, ранят сильнее оружия. Теперь он не был уверен, что Дазай захочет с ним говорить и снова, хотя бы мимолётно, улыбнётся. Витая глубоко в своих мыслях, Чуя благополучно прослушал всю лекцию и даже не заметил, как, надев наушники, Осаму выскочил из класса, не обратив внимания на оклик братьев, да и не услышав его, как видно. — Чуя, задержись, пожалуйста, — попросил Асами. — Да, Дазай-сенсей, — сказал Рыжик, когда остальные ученики покинули классную комнату. У него был только один вариант того, о чём с ним хотят поговорить учителя: наверняка они заметили, что во время урока ученик витал где-то в своих мыслях и ничего не слушал. Об этом говорило и несколько мрачные лица обоих Дазаев со сведёнными к переносице бровями и сжатыми в тонкую полоску губами. — Это может показаться странным, но нам нужен твой совет, — аккуратно начал Асами, отмечая удивление на лице ученика. — Мы не знаем, что делать с Осаму. Не можем понять, что с ним происходит. Видишь ли, у него никогда не было друзей, даже меня и Асами он бы не назвал друзьями. Вслед ему говорили «демон», не подозревая о его происхождении, поэтому он постоянно дрался, отстаивая себя или своё мнение, но прежде он никогда не замыкался в себе. Осаму не хочет со мной разговаривать, как и с Асами, даже в другую комнату переехал. Как нам с ним поговорить? — спросил Сасаки. Рыжик нахмурился и прикрыл глаза. Нужно было что-то решать, потому что его уже некоторое время тревожит мысль о других братьях Осаму, которые живут в Геенне. Сейчас парень уязвим, он обижен и разочарован. В таком состоянии его можно было уговорить на многое, а Накахара меньше всего хотел, чтобы Дазай стал полноправным обитателем Геенны. — Никак, — всё так же хмурясь, жёстко произнёс Чуя, чем поверг Сасаки в шок. — Я сам с ним поговорю, — закончил свою мысль юноша и вышел из класса, не дожидаясь какой-либо реакции. Оба из семьи Дазай проводили его удивлённым взглядом и расслабились. Если уж Накахара взялся за дело, значит, скоро они увидят улыбку своего брата. Они с Осаму не были особо близки, но они всегда знали, что старший заступится, поможет, прикроет и никому не позволит обидеть их. Это была чёткая железобетонная уверенность, которая сохранялась и сейчас. Асами и Сасаки полагались и рассчитывали на брата, несмотря на то, что старались этого не показывать, а вот Осаму был сам по себе, не оглядываясь ни на кого. Рыжий знал, где найти Дазая. Да все знали, но мало кто решался тревожить его. Нужно было со всем разобраться, но как именно это сделать, он пока не знал. Не знал, как правильно начать разговор, чтобы Осаму выслушал его, не послал благим матом, не отмахнулся и не сбежал, как донести до парня, что был не прав, что погорячился. Осаму нашёлся там, где Чуя и планировал его найти: на крыше общежития. Он лежал на нагретом на солнце бетоне, читая очередную книгу, слушал музыку и одной рукой гладил свернувшуюся рядом Чио. На лице юноши блуждало спокойно-сосредоточенное выражение. Казалось, сейчас его не трогают никакие проблемы мира. Неожиданно Дазай напрягся всем телом и поднял голову от книги, а Чио поднялася и, пройдя мимо Накахары, покинула крышу. — Накахара Чуя, — не то спросил, не то констатировал брюнет, снимая наушники и оборачиваясь. Из всех, кого он знал, парень просто не ожидал увидеть сейчас именно Накахару. Человека, которому он готов был доверять безгранично и доверял, человека, который сказал ему, что он больше не один, а после сам же оттолкнул, больно ударив. Осаму старался отгородиться ото всех, никого к себе не подпускал, чтобы снова не удариться. Дазай понимал, что сейчас он сломался. Надломился после смерти отца, а теперь, после предательства Рыжика, сломался окончательно и плевать на всё с высокой колокольни. Чуя смотрел на потухшие коньячные глаза и опущенные уголки губ и не знал, что сказать. Он не умел подбирать правильные слова, не умел успокаивать и поддерживать, но чувствовал за собой определённую вину, однако и извиняться он не умел. Придётся учиться — это он понял в тот момент, когда Дазай взял книгу, поднялся и направился к выходу. Когда парень, опустив глаза, проходил мимо него, Накахара поймал его за локоть, сильно сжав руку. Пусть парень и не вышел ростом, но силы хоть отбавляй. — Нужно поговорить, — прозвучало грубо, совсем не так, как нужно было. Осаму знал, что ему скажут: «Проваливай из Академии, таким, как ты, тут не место!» — поэтому и не хотел слушать, не хотел с ним разговаривать. Подсознательно он понимал, что пережил бы эти слова от кого угодно, но только не от Рыжика. — Я уеду в конце месяца, — бесцветно произнёс Дазай, стараясь вырваться из кольца сильных пальцев. Накахару эти слова задели и резанули. Он даже не подозревал, что дела обстоят так плохо, что сам же довёл Осаму до такого отчаянья, что сделал ему так больно. Дазай был сильным и мог терпеть физическую боль, но, видимо, боль душевная терзала его слишком сильно. — Куда? — Чуя сам не понимал, зачем спросил. — Не знаю. Куда-то далеко, очень далеко, — всё так же глядя в пол, ответил Осаму. Обладателя аквамариновых глаз это бесило. Бесил опущенный взгляд, бесцветный голос и холод, отчуждённый холод по отношению ко всем и ко всему. Но больше всего бесило то, что он решил уехать. Уехать от него. — Ты не уедешь! — рявкнул Накахара, сжимая пальцы сильнее. Пусть останутся синяки, пусть будет видно, но Чуя не позволит ему исчезнуть. Самого же Дазая эти слова шокировали. Он поднял удивлённый взгляд на Рыжика, который хмурился. Демон не мог понять значения этих слов. Не то вызов, мол, духу у тебя не хватит, или что-то другое… — Почему? — тихо и неуверенно спросил Осаму. Накахара вздохнул. Он не привык к такому Дазаю и не знал, как с ним разговаривать, но одно он знал наверняка: чёрта с два Чуйка позволит ему и дальше оставаться в таком подавленном состоянии. — Потому что тебя никто не отпустит, — уже более спокойно ответил Чу. Но эти слова произвели прямо противоположный эффект от того, на который рассчитывал Накахара: Осаму разозлился. Его глаза полыхнули гневом, а злая ухмылка обнажила клыки. Теперь он понимал, что Чуя тут ради того, чтобы сделать ему ещё больнее, поиздеваться, уколоть словами. — А я не собираюсь спрашивать у кого-то разрешения! — крикнул Дазай и, вырвавшись, отпрыгнул назад. Накахара оскалился и недовольно хмыкнул. Он наглядно представлял, как белые хвосты Дазая лупят из стороны в сторону, уши встали торчком, а синее пламя вьётся вокруг своего хозяина. В глазах Чуи это был хороший знак — проявление хоть каких-то эмоций, ярких эмоций. — Так же, как не спросил, когда решил солгать о своём происхождении? — саркастично спросил Рыжик, чем разозлил Осаму ещё больше. Дазай не хотел оправдываться и откровенно не видел в этом смысла. В конце концов, не тому, кто носил на себе клеймо ребёнка проклятого монастыря, обвинять его в том, что он захотел оставить прошлое позади и не упоминать о таком родстве. Не тому его упрекать, кто судит о детях по родителям. — А кому я — сын Сатаны — мог сказать, что являюсь демоном, тут — в Академии экзорцистов?! — отчаянно крикнул Осаму. Накахара резко скрипнул зубами на эти слова. Да, определённо, он тогда сильно задел Дазая своими словами, самое время это изменить, исправить. — Ты мог и должен был сказать мне! — рявкнул Чуя. Осаму замер, приоткрыв рот и хлопая глазами. Он хотел смеяться как неуравновешенный, но был шокирован этими словами и, откровенно говоря, не верил им. Не верил, что, скажи он об этом Рыжику, который с ранних лет мечтал стать экзорцистом и теперь делал всё, чтобы стать лучшим среди них, и тот не попытался бы уничтожить его. — Тебе? Ты, считая, что я — человек, меня ненавидел, а если бы ты знал, что я — демон, что сын Сатаны, что бы ты сделал? Попытался меня убить? Облил бы святой водой? — с ехидной иронией и отчаяньем в голосе произнёс Дазай, снова потухнув и опустив глаза. Чуя тоже опустил глаза. Он понимал, что в чём-то парень, конечно, прав, что первая реакция была бы именно такой, но о детях не судят по родителям, и он бы не стал, не смог бы. Кивнув своим мыслям, Рыжик подошёл к Осаму и обнял его, прижимая к себе. — Дурак, я никогда не испытывал к тебе ненависти, я не понимал тебя. Не понимал, почему ты, находясь в окружении людей, ярко улыбаясь и обладая хорошими способностями, всегда всё делаешь один, не позволяя никому тебе помочь. Меня бесило то, что ты не показываешь особых успехов в теоретических моментах, но при этом твоя сила растёт. Теперь понимаю, — тихо рассказал Накахара. Теперь Осаму не знал, как реагировать. От шляпника пахло приятной туалетной водой, а его руки держали в сильном кольце, из которого не хотелось выбираться. Почему? Дазай и знал, и не знал одновременно. С Чуей всё было странно и сложно, но сейчас ему было тепло и спокойно. Из мыслей его выдернуло неприятное режущее и жгущее чувство где-то в спине.