И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним, И он сказал: «Но ты ведь тоже стал собою самим!» А я сказал: «Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять. И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред! Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет. Твоя ответственность отныне безмерна — ты убил свою мать!» Оргия Праведников, «Убить свою мать»
Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: Руки прочь, прочь от меня! Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть. Что будет стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки? И вот ты стоишь на берегу и думаешь: «Плыть или не плыть?» Кино, «Мы все сошли с ума»
Барти посмотрел в зеркало, которые ему принесли проводники. Он уже привык к тому, что у него два облика — тот, что при жизни и изнанка — суть души. Барти научился не видеть своей изнанки, когда не хочет. Сейчас он вглядывался как раз в своё прижизненное лицо. Лицо, как лицо, только бледное и с тёмными кругами, что стали больше. Он посмотрел на руки и тело, которые выглядели нормальными, но всё равно внутри шевелился холод при мысли, как они выглядят с изнанки. В двери постучали. Может, это его мать или Совушка? Барти подошёл к двери и спросил: — Кто там? — Это я, нарик. — За дверью стояла Совушка, как и понял Барти, открывший ей двери. — Входи. — Сказал он и когда девочка зашла, тут же закрыл двери. Не любил он открытых дверей. — Любуешься своими обличиями? — Спросила она, бросив на зеркало. — И как? — Я бы сказал, но при детях и женщинах не надо выражаться. — Буркнул Барти и вдруг словно что-то вспомнил. Что-то очень важное, но это что-то затерялось в хаосе других мыслей. — Слушай, я вроде слышал кое-что… — Начал он говорить. — Изнанку можно изменить, я слышал. Совушка задумалась. Она опять изнаночным зрением посмотрела на Барти, а точней, на цепи. Мда, эти цепи её напильник не возьмёт, это душевные цепи. Надо ему помочь, но чем? — Да, но это сложно. — Сказала она. — Тут надо сделать несколько шагов, в раз она не изменится. — Я это сам понимаю, Совушка. — Барти уронил лицо в ладони, думая о том, во что он превратился и почувствовал, как тяжесть цепей усилилась. — Скажи, а одно дело изменяет одну деталь в изнанке? — Спросил он. — Странно. — Ответила Совушка. — Но я знаю, как снять цепи. Только вот… — Что «только вот»? — Спросил Барти, чувствуя, как мысли в нём зароились, пугая этим его самого. — Меня даже не проси. — Предупредила Совушка. — Напильником тут работать равно тому, что просто по воздуху палкой бить. Тут она поняла, что будет. Внутри неё зашевелился холод, что ей совсем не понравилось. В прочем, Таина ей намекала, что рано или поздно нарик должен узнать об этом. — Знаешь, я думаю, как тебе сказать это… — замялась она и поняла, что Барти смотрит на неё. И в его глазах что-то появилось. Смесь надежды и отчаяния, странная и парадоксальная смесь. — Я слушаю тебя. Расскажи мне всё. — Коротко сказал Барти, подперев рукой подбородок. — Я сама не знаю, как это происходит. — Ответила Совушка. — Даже как тебе сказать это, не знаю. Но у меня есть знакомая тень и если она не реинкарнировала, она тебе расскажет, как это делается лучше, чем я. Но я и сама что-то знаю. — Не томи меня, прошу. — Взмолился Барти. — Хорошо. — Вздохнула Совушка. — Так вот, я знаю, что для того, чтобы снять с души эти жуткие цепи, нужно нырнуть в какие-то воды и что-то там сделать. Я не совсем поняла принцип, но повторю, могу познакомить тебя с тенью, что прошла это. — Веди меня, Совушка. — Сказал Барти, а сам подумал, что опять ввязывается в авантюру. Мда, везёт ему. *** — Здравствуйте, господин Штайн. — Окликнула Совушка какого-то мужчину. Барти сразу понял, что этот мужчина — обычный человек, коих много в разных мирах и здесь, в поезде. — О, Совушка! — Отозвался он. — Ты по делу или в гости? — Вот тут один человек… — Совушка указала на Барти, который стоял позади неё. — В общем, господин Штайн, я хочу, чтобы вы объяснили, как вам удалось сбить свои цепи. — Куда вы нырнули? — Вмешался Барти, решивший проявить самостоятельность. — Мне сказали, что я должен нырнуть в какую-то ёмкость с водой и что-то там сделать? Барти вспомнил о Турнире Трёх Волшебников, где в одном из испытаний нужно было нырнуть и спасти одного из близких людей. Интересно, это испытание похоже на это? Мелькнула мысль, нужны ли ему будут жаброросли или обойдётся? — Это очень тяжело будет. — Сказал Штайн и Барти увидел, как от него прошли импульсы лёгкого испуга. — Совушка, ты спросила его, очень ли это ему нужно? — Слушайте, маггл! — Зашипел Барти, схватив мужчину за ворот рубашки. — Мне надоело, что эти цепи мне натираю… Барти отпустил мужчину и медленно опустился на пол. Не вовремя накрыл его приступ слабости и боли, что была внутри, ох не вовремя. — Видите, господин Штайн, его иногда так kolbasit. — Снова гортанно сказала Совушка. — Можно не так гортанно, Совушка? — С мольбой прошептал Барти, когда эти двое помогли ему подняться. — Я вспоминаю дни своей слепоты. — Да, я вижу, что ему это нужно. — Задумчиво произнёс господин Штайн. — Теперь ясно, зачем ты его привела сюда. И где ты нашла его? — Сказав это, мужчина закрыл рот руками, спохватившись. — Ой, я приношу свои извинения… — Не надо извинений. — Сказал Барти, трогая себя там, где цепи натирали кожу. — Совушка, ты сказала, что он мне всё расскажет. — Я тоже так думала. — Буркнула Совушка, сдувая со лба чёлку. — Вы хотите, чтобы я рассказал, как убить свою мать? — Спросил господин Штайн. Но зря он это сказал: Барти вскочил с пола, зло посмотрев на человека и прижал к стене: — Моя мать — святая. — Сказал он, шипя. — Я не собираюсь ещё раз её обижать, даже не просите. — Барти отпустил удивившего мужчину и убежал, гремя цепями, оставив Совушку с ним. — А ещё она уже умерла! — Крикнул он напоследок и продолжил бег. Ему внезапно стало плохо. Нет, он не хотел такой цены своей свободы. Да, при жизни он допустил её смерть в застенках, но чтобы убить её своими руками — нет, такого он не допускал в мыслях даже когда был Пожирателем Смерти. Ну и народ. *** Совушка раздражённо пилила цепи. Мда, вот промашка. Не объяснили нарику, что к чему и как. Да и слово — убить свою мать, от такого любого человека, кроме совсем уж отмороженных, словно током бьёт. На минуту она прекратила свою работу, задумавшись о чём-то. Ведь, когда нарик ушёл, она расспросила про эту «мать» поподробней и узнала, что это такое. Оказывается, что душа должна была нырнуть в пресловутые воды и попасть в проекцию какого-либо дня своей жизни и разорвать с привязанностью, которая отразилась в цепях на изнанке души. Не обязательно там убивать кого-либо, просто разорвать с привязанностью. Господин Штайн в своей проекции просто ушёл от жены-мегеры, так как при жизни был подкаблучником, можно даже сказать, что если бы была премия Подкаблучник Года, он непременно получил бы её, оставив далеко позади многих соперников. Впрочем, на реальный мир такой поступок не отражается, увы. Но для души полезно. Правда, Совушка узнала, что душа чувствует те же эмоции, что и при жизни, причём в те дни, которые выдала эта иллюзия. Вот в чём фокус! Прежние страсти и привязанности могут заглушить разум, который помнит, что это иллюзия, матрица, не больше и не дают выйти из… Чего? Убить свою мать и выход из матрицы, так как. В голове пронеслись воспоминания, книжная полка, толстый словарик. «Матрица — от лат. «matrix» — «материнский». Вспомнилось и другое. Когда-то она слышала про некого китайского философа, который говорил про «убить свою мать»: «когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ней пустоту, когда нигде нет привязанностей…» — Это и называется — убить свою мать! — Совушка даже выронила напильник и тут же его подобрала. Вот оно, озарение. Выйти из матрицы — вот задача души, измученной цепями. — Вот я лох! — Чувства прежних лет — это тоже иллюзия. — Послышался знакомый голос за спиной. Таина! — Я пятую цепь перепилила, Таина. — Широко улыбнулась Совушка. — Ты не знаешь, как там нарик? — Он напуган. — Ответила Таина. — Хотя боятся нечего. — Ну да. — Согласилась Совушка. — И как ему объяснить, что никого не надо убивать, а просто уйти от чего-либо? — Мы не можем знать, что его ждёт там. — Сказала Таина. — Только нырнув, душа узнаёт, в какой день она попадёт, что она будет чувствовать и что ей надо сделать, чтобы выйти из этой матрицы. — Ты говоришь не «убить свою мать»? — Удивилась Совушка. — Тебе нравится говорить так, вот и я говорю. — Улыбнулась Таина. — Ты знаешь, что будет, если он не справится? — Он попадёт в Ад? — Спросила Совушка, ужаснувшись. Нет, нарик хоть и не праведник и в жизни много дров наломал, но Ада он точно не заслужил. Вспомнилась его мать (та, которая ему жизнь дала, а не то, что надо преодолеть), эта несчастная женщина, тот свет в его душе, который тогда в нём шевелился. Нет, он не заслужил Ада. — Не знаю, называть это Адом или нет. — Вздохнула Таина. — Но душе придётся худо. Всё в его руках. Совушка задумалась. Если прежние чувства заглушат разум, он может ведь вовсе забыть, что он мёртв и решить, что все события, произошедшие после тех дней, что покажут те странные воды (однако, надо поглядеть на них) — это просто сон, фантазия, особенно поезд. И тут мышеловка и захлопнется. — Надо поговорить с ним. — Твёрдо сказала Совушка и посмотрела на Таину, ожидая ответа. — Мне нравятся твои мысли. — Ответила ей Таина. — Пошли, раз хочешь. *** — Понимаешь, нарик. — Совушка дула на чёлку. — Ты всё не так понял. Тебе не обязательно кого-то убивать буквально. Тем более мать. Понятно? Если хочешь, то попей водички. — Хорошо. — Барти недоверчиво прикоснулся к стакану, полному воды. Сколько он не принюхивался, запаха не обнаружил. — Думаешь, вода с подвохом? — Спросила Совушка. — Пей, не бойся. Это хорошо помогает. — От чего? — Удивился Барти, глядя на стакан воды. — Интересно, а что дают здесь еда и питьё? — Те же ощущения, что дала бы и при жизни. — Совушка с этими словами отхлебнула из своего стакана. — В этом необходимости нет, но зато бодрит немного. Попей. Барти всё же сделал глоток и тут же удивился — вода была такой, как в мире живых: чистой и прохладной. Странно — тела не было, но ощущения, как будто оно было. Чудеса да и только! — Прекрасно. — Только и сказал Барти. — И неожиданно. — Лучше? — Спросила Совушка. — Не только же холод и боль ощущать вечно. Итак, что у нас насчёт так называемой матери? — Почему такое название? — Спросил Барти. — Оно не очень звучит. — Была какая-то китайская притча. — Сказала Совушка. — Там речь шла о неком философе, как же его там — Лао Цзы (1) или иначе. Про Цзы я помню твёрдо, но это без разницы. Так вот, он говорил, что убить свою мать — значит сосредоточенным сознанием вступить в чувственный мир страстей и вожделений, но в поиске всех этих страстей видеть лишь пустоту, когда нигде нет привязанностей. Понял? Нарик, чего хохотнул? — Я очень не вовремя вспомнил, что есть латинское слово «матрикс», что в переводится как «материнский». — Пояснил Барти и вдруг его что-то смутило, вот что — понять не мог. — Ага! — Воскликнула Совушка. — Ты верно вспомнил про матрицу, кстати. Знаешь, что это такое? — Мы это не учили. — Ответил Барти. — Где-то встречал в какой-то книге, но не помню. — Не знаю, как в вашем мире, но в нашем мире магглы в этом что-то смыслят. — Сказала Совушка. — в общем, при жизни у тебя была привязанность, сильная. Ты был зависим от чего-то. Возможно, тот же Лорд, а вероятно что-то ещё. Что для тебя было важно? — Я был одним из лучших учеников своей школы. — Выдохнул Барти. — Я столько времени уделял учёбе… А чего это я тебе говорю? Барти испугался. В последнее время ему очень хотелось с кем-то поговорить о своей жизни, рассказать всё. Но он боялся, сам не зная чего. — Прекрасно. — Сказала Совушка, изнаночным зрением наблюдая за тем, как в собеседнике мелькнули странные искры. Страх чего-то, чего-то он ещё боялся. Чего только? — Значит, если эти цепи — твоя учёба, значит, та иллюзия перенесёт тебя в день твоего детства и ты пойдёшь и прогуляешь урок. — Как-то смешно выходит, Совушка. — Ответил Барти. — Значит, часть моих страданий — это потому, что я много времени уделял учёбе? — Что тебе это дало? — Спросила Совушка. — Ты добился своего? Барти задумался, вспоминая те дни, когда он сидел за книгами. Надо сказать, он от природы был любознательным и весьма умным, но отец этого не замечал. Мальчик вне учёбы часто сидел за книгами и отрабатывал навыки. Он блистал на уроках, но отец всё равно не замечал стараний сына. Барти Крауч-старший гордился лишь своими достижениями, а успехи сына отмечал лишь сухой похвалой вроде небрежного «молодец, а теперь не мешай мне». И только в одном месте знания Барти были встречены с той радостью, которую и заслужили — у Тёмного Лорда. — Дьявол! — Крикнул Барти, наблюдая за тем, как стакан упал на пол и вода разлилась. Хорошо, что стакан был пластиковый и не разбился. — Ой… — Нарик, ты в порядке? — Обеспокоилась Совушка. — Я не хотела… — Не надо извинений, дитя. — Отмахнулся Барти. — Ты права, зря я столько времени корчился над книгами, когда я мог немного прогуляться. Кстати, чем тут вытереть воду? — Возьми там, в углу. — Совушка указала на тряпку в углу и Барти принялся вытирать лужицу под столом. — Я не могу знать, в чём твоя беда, от чего конкретно цепи. — Продолжала девочка. — Но ты сам поймёшь. Короче, Таина мне сказала, что ты нырнёшь в какие-то воды и окажешься в каком-либо дне своей жизни. — И это как-то отразится на реальности? — Спросил Барти. — Нет. Это лишь иллюзия и на реальности не отразится. — Сказала Совушка. — Но это надо, если очень хочешь снять цепи. — Понял. — Ответил Барти, закончив работу. — Прекрасно, значит я нырну, окажусь в иллюзии прошлого и сделаю что-то не так, как обычно, а вернусь уже без цепей. Делов-то. — Учитывая, что твоя душа будет испытывать тоже самое, что и при жизни в те дни, что эта матрица тебе покажет — это будет нелегко. — Сказала Совушка. — Мне говорили многие, что эти чувства часто мешают душам вспомнить, что они находятся в иллюзии и поэтому они могут застрять. Так говорила Таина и не только она. — И они забывают про то, что они пришли из поезда? — Тут Барти снова испытал противный и холодный страх. — Помнят, но увы, могут решить, что всё, что с ними случилось — какой-то сон, тяжёлый, идиотский и страшный. — Совушка слегка поникла. — Нелёгкий шаг это, в общем. Тут Барти впервые обнаружил, что у Совушки шрам над правой бровью. Странно, что раньше он его не замечал, хотя часто он встречал её. — Слушай, у тебя над бровью шрам. — Сказал он. — Я раньше у тебя его не видел. — Это мой прижизненный. — Сказала Совушка. — Его не видно на изнанке, а это хороший знак. Могу сказать, откуда он. Я упала с дерева и ударилась. Ничего страшного не произошло, но кровищи было огого. — Рассказывая эту историю, она улыбалась. Когда Барти посмотрел на неё изнаночным взглядом, он не увидел импульсов боли. Значит, воспоминание было для неё пустяковым. — Ты лазала по деревьям? — Спросил Барти вновь. — Да. — Ответила она. — Обычно девочки так не делают, но я часто так делала. Предыдущий раз был за день до того, как оказалась здесь. Эх, выйду из комы, выздоровею и буду лазать вновь. — А родители не против были? — Удивился Барти. — Я сирота. — Сказала Совушка. — Мать умерла, когда мне было четыре года. Наверное, она где-то здесь, если не реинкарнировала. А отец жив, но меня у него забрали через полгода, как матери не стало. Меня растили бабушка и дедушка по материнской линии. Они, а также мои дяди и тётя, а также их семьи — моя семья. Большая и дружная семья. Когда она это говорила, от неё исходили светлые и тёплые импульсы. Значит, она правда была счастлива. Барти и не заметил, как у него по щеке вновь скатилась слеза, когда он вспомнил свою семью: строгого до невозможности и вечно занятого отца и несчастную бледную мать, которая так и не дождалась проявления каких-либо тёплых чувств от мужа и боявшаяся лишний раз проявить их к сыну, так как это раздражало главу семейства. — Твой отец был слишком строг? — Спросила Совушка. — Ой, прости. — Как ты узнала об отце? — Спросил Барти. — Твоя мать добрая, я это видела. — Пояснила Совушка. — А по косвенным признакам можно понять, что какой-то родитель был строгим. Но вряд ли справедливым. — Ты права. — Выдохнул Барти. — Мой отец был сухим человеком. Я не хотел кому-либо от этом говорить, но сейчас просто охота рассказать кому-то. Он думал о своей карьере, забывая о моей матери и мне. Чёрт, почему мне так больно? — Это, нарик, душа болит. — Совушка сделала ещё глоток из своего стакана. — Ощущается, как боль тела, знаешь. — Криво усмехнулся Барти. — Тела нет, больше болеть нечему. — Девочка задвинула занавески. — Я думала, ты привык. — Да, это я так. — Ответил Барти. — Но эти мысли… Мне нехорошо от них. Я надеялся, что я всё же дорог отцу, в глубине души. Но нет, я не нужен ему был. — И ты пошёл к Лорду, потому что тебе показалось, что Лорд тебя ценит? — Спросила Совушка и Барти вздрогнул, словно его ужалили. — Знаешь, ты не один такой. Твоя семья выглядела благополучной, так? Знаешь, дети таких карьеристов часто оказываются в плохих компаниях. Жена одного моего дяди работает инспектором по делам несовершеннолетних и где-то пять таких случаев у неё наберётся. Отец тиран, мать слабая, но добрая — я права? — Ты бьёшь в цель. — Сказал Барти, удивлённый такой догадливостью. — Ты догадываешься? — Значит, я права. — Совушка опять подула на чёлку. — Слушай, а этот мистер зануда, которого я видела — это твой отец? Просто мне показалось, что между вами не только взаимная ненависть, но и ещё какая-то связь. — Я ещё был слеп с изнанки, да? — Решил уточнить Барти. — Да, это мой папаша. Будь он проклят! Барти встал и цепи на нём загремели. Присмотревшись, он увидел, как из одной раны, которая была на теле, текла кровь и эта рана болела сейчас особенно. — Спокойно, нарик. — Совушка подставила плечо. — Выпей воды и успокойся. Подумай о хорошем. Тебе ещё в матрицу нырять, чтобы выйти из неё. — Хорошо. — Барти сел, однако ему очень сильно хотелось прилечь. Он всё же нашёл в себе силы глотнуть воды. Совушка встала и прошлась, задумавшись. Да, от мистера зануды она иного не ожидала. Она видела его изнанку, основу которой составлял камень, некрасивый камень. Вряд ли этот человек был способен на любовь, семья ему скорей была нужна для статуса, ибо семейному человеку доверяют больше. Так ему говорил её дядя, муж той самой испекторши по делам несовершеннолетних. Сам, к слову, был хорошим мужем и отцом, не чета этому мистеру зануде, как его там, Бартемиусу Краучу-старшему. И вот результат его тщеславия — слабый человек, который пошёл за первым, кто протянул ему руку и в погоне за тем, чтобы угодить ему, сошёл с ума и стал фанатиком. «Мышеловка захлопнулась» — мелькнула в голове у неё строчка из песни, которую она когда-то слышала. — Это прошлое, нарик. — Сказала Совушка. — Ты должен собраться с силами, иначе пропадёшь. — Я должен нырнуть. — Сказал Барти. — Но сейчас немного боюсь. — Справишься. — Совушка положила ладонь на его плечо, чем заставила его дёрнуться. — Знаешь, тот господин Штайн был подкаблучником, каких мало. И знаешь, он сказал, что с трудом расстался с женой в той иллюзии. А ты лучше его. — Я? — Барти очень удивился, услышав, что он лучше кого-то. С тех пор, как он прозрел, он был не лучшего мнения о себе. — Ты правда так считаешь? — Да. — Твёрдо ответила Совушка. — Просто готовься. Хорошо? Как ни крути, а Барти был рад, что рядом есть хоть кто-то, кто к нему хорошо относится, кроме матери. — Хорошо. — Выдохнул он. — Я постараюсь. Когда Барти вернулся в своё купе, он лёг на полку и укрылся одеялом. Сколько же он узнал здесь, в этом поезде. Это и удивляло и пугало его одновременно, а в чём-то даже восхищало. Как будто он малыш, впервые увидевший фейерверки. Он подумал о цепях, что натирали его изнанку и мешали свободно двигаться своей тяжестью и о том нырке. Совушка говорила о чувствах, что вернуться к нему, а какие чувства испытывал он при жизни? Глупый, безумный и слепой Барти Крауч-младший сейчас пугал нового Барти Крауча-младшего, прозревшего. — Нет, так продолжаться не может. — Сказал Барти и подошёл к дверям. Постояв, он ещё подумал о своей жизни до и после, а затем вышел в коридор. В голове роились мысли, которые он пытался угомонить, язвы и раны болели, дыхание было тяжёлым, идти было тяжёло, в том числе и из-за цепей, которые тянули своей тяжестью к полу. — Где эти воды? — Спросил он. — Куда я должен нырнуть? — Ты скор на такие решения. — Послышался сзади голос Таины и Барти обернулся. — Это вы, Таина? — Сказал он. — Вы знаете, куда я должен нырнуть? — Ты уверен, что готов убить свою мать? — Спросила Таина, глядя на Барти. — Лучше выйти из матрицы. — Сказал Барти. — Я должен это сделать. — Это сложно. — Сказала Таина и на её лице отразилось беспокойство. — Я сама не могу сказать, что тебя ждёт. — Я должен, Таина. — Барти решил быть настойчивым. — Ну хорошо. — Сказала Таина и поманила рукой Барти. — Но держись, ведь всё в твоих руках. Только твоё решение тебя спасёт, никто тебе не подскажет. Хотя кто-то тебе и подскажет, но поймёшь ли ты? — Не думаю, что надо тянуть с этим. — Ответил Барти. Он очень боялся на самом деле, что дальше духу у него не хватит, чтобы совершить этот шаг в неизвестность. — Ступай за мной. — Ответила Таина. *** — Ты серьёзно вздумал прямо сейчас? — Удивилась Совушка, глядя на своего знакомого. — Да, Совушка. — Кровь из-под цепей Барти уже капала крохотными каплями на пол. — Я больше не могу. — Сынок! — Голос матери заставил Барти обернуться. — Куда ты собрался? — Мама, я всего лишь хочу выйти из матрицы. — Ответил он ей. — Если я этого не сделаю, будет хуже. — Барти, ты же не подготовился. — Напуганная женщина прижала сына к себе. — Подождал бы лучше. Это опасно. — Мама, ты же знаешь, что я был одним из лучших… — Начал было Барти, но… — А стал одним из худших. — О, только не это. Папаша пришёл, очень вовремя. — Барти, не надо. — Бедная Мелани обратилась к мужу. — Наш сын изменился, разве ты не видишь, как в душе начинает пробуждаться свет? — Я вижу тьму, а также язвы и цепи. — Возразил Крауч-старший, не обращая внимания на то, что на бинтах жены проступили пятна крови. — Это ничтожество. Если с ним там случится беда, это будет его карой, которую он заслужил. Говоря это, он сохранял своё суровое выражение лица, а от него исходили импульсы гнева и презрения. Никакого сочувствия хотя бы к жене, которая не могла произнести ни слова. Барти-младший обернулся и увидел эту картину. Он разозлился, но его сковали холод и боль. Проклятье! — Эй, парень! — Послышался чей-то голос. — Это тебе нырять? — Да. — Ответил голос Таины тому человеку. Или не человеку? — Ему пора идти, раз он должен. — Отозвался тот же голос. — Нарик. — Тихо сказала подошедшая Совушка, дёрнув Барти за руках. — Поезд остановился, идём уже, в морду дать успеешь. — Как? Уже? — Вздрогнул Барти и в его душе закралось волнение. Как перед экзаменом. — Ты сам захотел как можно скорей. — Напомнила Совушка. — Если захотел идти — иди. — Куда мне идти? — Барти чувствовал себя глупо, как ученик, который опаздывает на экзамен, но не знает, в каком он кабинете. Впрочем, чем эта затея отличалась от экзамена? — Да вот сюда! — Послышался хор теней и Барти увидел, что в вагон набежали тени. Они смотрели на обычные вагонные двери, которые были распахнуты. Барти удивился, но подошёл к ним ближе. Возможно, настанет день, когда он перестанет удивляться, но это будет не скоро. А может и никогда. К чему эти мысли? Да потому что он увидел, что там, за дверями не было ничего, кроме тумана и воды, что плескалась внизу, как ему казалось, возле самых рельс. — А где насыпь? — Чисто автоматически спросил Барти, но тут же сообразил, что это просто очередная странность этого мира. — Сынок! — Мелани окликнула сына, протянув к нему руки. Ей было страшно, так как она слышала от теней, что затея, на которую решился её сын, довольно рисковая. — Мама, я справлюсь. — Ответил Барти, обернувшись и чуть улыбнувшись. — Папаша прав в одном, что за меня не стоит беспокоится. А, кстати, папаша. — С этими словами улыбка Барти стала напоминать оскал. — Я вернусь и мы поговорим. Совушка, возьми кое-что. — Маг зачем-то снял с себя кожаный плащ и протянул подошедшей девчонке. — Если что, пригляди за матерью, хорошо? — Сказал он еле слышно. — Это я так, просто. — Только запомни — это иллюзия, матрица твоей жизни. — Напомнила Совушка. — Кстати, на тебя ставят пари. Я ставлю на твою победу. Барти удивился, однако в нём зашевелилась смутная радость. — Иди, парень, если хочешь. — Сказала Таина, улыбаясь. — Если захочешь, у тебя выйдет. Барти Крауч-младший глянул в воду. Его руки сжались в кулаки от осознания, что он сможет спасти себя. На радость себе, матери и даже той доброй девочке. И ещё кому-то, кого Барти знал крайне смутно. И на зло тем, кто считал его ничтожеством: отцу, Лорду, сказавшему когда-то «зачем мне этот выпитый мальчишка, когда у меня есть верные и живые слуги, он сам виноват, в том, что его казнили, он был слишком самонадеян» и вновь самому себе. «Вперёд, беги!» — Подумал он и шагнул вперёд, упав прямо в прохладную влагу. Он довольно быстро оказался в толще воды, которая быстро стала тёплой. Самое хорошее, он не задыхался. Вскоре он почувствовал, как на него находит покой, словно он засыпал. «Что дальше?» — Подумал Барти и услышал чей-то голос в голове, который сказал ему только три слова: «Ты сможешь, Барти».