«Отвратная вонь»
Первая мысль, посещающая голову, стоит пересечь ворота Аркхема, втянув смрад пустынного ночного города. Прошло уже полгода с забастовки мусорщиков, но правительство так и не придумало, как урезонить взбунтовавшихся жителей. Куда не плюнь, каждый возомнил себя бизнесменом. Работаешь в «УэйнКорп»? Ты избранный счастливчик, нежащийся в лучах славы. На остальных насекомых можно и глазом не вести. Мелкие людишки, замарать ботинки о которых — куда ниже достоинства «добропорядочного» бизнесмена…
В кармане все еще есть полупустая картонная пачка, отдающая головокружительным табаком. Кончик языка неспешно смачивает фильтр, после чего сигарета скользит в рот. Поправив воротник рубашки, не забыв пригладить назад уже выцветшие волосы зеленоватого оттенка, Артур вальяжно шагает вперед, касаясь носком огромных клоунских ботинок середины проезжей части. Мокрый асфальт отражает блики города, укрывая упавшие остатки звездного неба в растекшихся лужах. Машин не видно, что не удивительно, учитывая время после полуночи. Да и застывшая Луна, выглянувшая из-за серых облаков выхлопов, окутавших весь город, указывает на самое таинственное время суток. В воздухе застыло нечто необыкновенное. Захватывает дух, искрясь блеском в горящих глазах.
На ум приходит танец из киноленты «Поющие под дождем», отчего массивные каблуки начинают отстукивать ритм. У Джима Келли вышло покрутиться у фонарного столба, а чем хуже Артур? Огонек на конце сигареты на миг загорается еще ярче, освещая подтекший клоунский грим. Сейчас ему больше подходит роль вечно унылого Пьеро. Чертовы доктора с их чертовыми запретами. Благо, предсказуемость психиатра сыграла на руку, позволив отыскать заветную палитру с красками в нижней полке рабочего стола. По крайней мере, сигарета оставалась его верной спутницей даже в четырех стенах маленькой комнаты. Иначе Артур свихнулся бы по-настоящему.
Никотин всегда был подобен глотку свежего воздуха, смягчающему горло. И в сравнении с амбре пропитанного промышленной индустрией города эта разница ощущается еще больше. Золотой век? Прогресс человечества… Скорее, гнилой мирок, в котором Артур Флек наконец-то не просто выживает. Он
живет, скользя по темным улочкам, как пресловутая рыба в воде. Сети треснули, не выдержав его давления. И он готов выйти в свободное плавание. В очередной раз.
Мрачный город истосковался по краскам. Пора это исправить.
— Улыбнись, Готэм, — сделав очередную затяжку, тихо выговаривает он. После чего в горле застревает тягучий смех, увлекая Артура за собой минут на пять. Оскал зависает в насильственной гримасе, принося куда больше удовольствия здесь, на свежем воздухе, нежели в маленькой камере психбольницы. — Папочка снова в деле.
— Мистер Джокер, нам пора.
Скользнув взглядом через плечо, Артур всматривается в темноту, едва различая белый лик, застывший в метрах двух от земли. Если бы не грим, которым он любезно припудрил своего компаньона еще в стенах Аркхема — мистер Бонгу с его кофейной кожей растворился в серости города безвозвратно.
— Ты прав, — неспешно выпустив сигаретный дым изо рта, шепчет Артур с зажатой папиросой у виска. — Отпуск подошел к концу.
Бонгу провел в Аркхеме десять лет. Сраный мир, несмотря на яркий цвет кожи и завидные габариты, не хотел замечать неразговорчивого мальчика, подрабатывающего каменщиком на стройке. Нова ли история, когда сверстники находят в тебе козла отпущения, в очередной раз доказывая жестокость гребаного мира в деле? Да и пресловутая кличка «баклажан» не добавляла популярности в семидесятые. И все же Бонгу относился к своей работе серьезно. За что и поплатился.
Прокравшись в кабинет психиатра, Артур мазнул краем глаза по его карточке. Аутизм, умственная отсталость… вроде бы, и антисоциальную психопатию ему приплели, скомкав диагноз посочнее. Что за бред? Все из-за грозного внешнего вида. Удосужился ли психиатр поговорить с Бонгу по душам хотя бы раз за эти десять лет? У Артура вышло с первой попытки…
— Бездари, — кидает Джокер в пустоту под шипение зажатой в зубах сигареты. После чего причмокивает. — Кругом одни бездарности.
— Ловите его!
Белесые формы охранников мелькают за забором, оповещая о приближении угрозы куда быстрее, нежели доносящиеся крики и лай собак.
— Пора делать ноги, — швырнув бычок на дорогу, шипит Артур. Огромный клоунский ботинок втирает фильтр в асфальт, когда мистер Бонгу подхватывает резиновую дубинку, не забыв обтереть замаравшуюся часть о брюки. После чего безмолвно следует за своим покровителем, скрываясь за изгородью местного парка.
Последние две недели в Аркхеме были довольно меланхоличны. Беседы с доктором становились все более монотонными, тягучими, как масляный мазут, в котором Артур увязал по горло, рискуя захлебнуться. На душе скребла тоска, вгрызаясь ногтями где-то под легкими. А невинные шутки над психиатром, корчащимся от не смертельного разряда электрошокера, перестали доставлять былое удовольствие.
— Бонгу, ты любишь шоколад?
От одного упоминания вслух горьковатый привкус расцветает где-то на кончике языка, навевая воспоминания былой жизни. Пенни крутилась на кухне, заваривая крепкий чай, пока он удерживал салфетку у носа, пытаясь остановить кровотечение. Порванный ранец так и остался в коридоре, когда мать укрыла его в своих объятиях. После чего вытащила с верхней полки небольшую плитку в крафтовой бумаге с пометкой «УэйнКорп». На душе и вправду становилось легче. А мерзкие нападки одноклассников уходили на второй план. Стоило только отломать плитку, втянув терпкий аромат.
Теперь же запах шоколада вырисовывает куда более пикантные образы, в очередной раз напоминая, что Артур уже не ребенок…
Куда стоит податься, когда на уши подняты все службы, жаждущие в который раз завязать на тебе тугой узел смирительной рубашки? Особенно, когда прогуливаешься в компании двухметрового чернокожего мужчины, винтики в голове которого частенько заедают с тугим скрипом. Разумеется, туда, где будут искать рядового преступника, никак не психопата, к которому Артура причислили не так давно.
Местная забегаловка Готэма жаловала бандитов всех сортов. Клоунский наряд ничуть не смутил официантку, когда он развалился в кресле в самом углу камерного зала. Запачканный высохшей кровью пиджак с порванным плечом затерялся в темени, отчего за настольной лампой можно было различить лишь устрашающий белый грим со стертой губной помадой. Если, конечно, приглядываться. Однако до Джокера никому из присутствующих и дела нет, и Артур на мгновение ощущает себя «невидимкой» из прежней жизни. Сейчас это, пожалуй, только на руку.
Кабак оказался далеко не первым местом, куда он наведался, одурманенный свободой. Щелчок кнопки лифта, выстрелившей сигналом таймера — и он сделал шаг вперед, минуя собственную дверь. Однако визит обернулся неудачей. Она съехала, даже не оставив координат. Быть может, сменила только улицу. Или же подалась прочь, уехав на первом рейсовом автобусе. Тоска в груди зашевелилась пуще прежнего, не стесняясь точить о его легкие когти. Артур расстегнул пиджак, едва не оторвав пуговицу. Нужно лишь
забыться, навернув стопку-другую. Выкинуть из головы навязчивые черные кудряшки, забранные наверх яркой головной повязкой, что вырисовывались в подтекших кляксах на врачебных карточках. Они отражались на белых стенах маленького кабинета психиатра под его монотонную речь. Смертная казнь была бы гуманней заунывных разговоров мозгоправа.
И все же, всякий раз, стоило прикрыть глаза, Артур видел белоснежную улыбку, окаймленную игривыми ямочками на щеках… Осталось только утопиться на дне граненого стакана, тыкнув пальцем на первое название в меню, попавшееся под руку.
— А теперь, дамы и господа, долгожданная звездочка нашего вечера…
На слова ведущего, Артур с неохотой поднимает взгляд.
Судьба все же особа женского пола, и назвать ее следует подобающе. Со своими причудами, шармом и странным чувством юмора. Иначе как объяснить бронзовое платье, переливающееся золотом, что мелькает софитами на сцене, окруженное джазовым оркестром. И те самые черные кудряшки, заколотые гребнем на одну сторону. Глубокие ямочки щек, до которых едва не дотягивается алая помада ее пухлых губ, приманивают взгляды не меньше декольте, подстегивающего видеть сквозь одежду. Белые перчатки облегают тонкие руки до середины плеч, когда она элегантно придерживает стойку микрофона, оказываясь в свете прожекторов.
—
Птицы в вышине, вы знаете, что я чувствую… — пробирает глубокий мелодичный голос из недр ее грудной клетки под плавное аккомпанирование клавиш. —
…Солнце в небесах, ты знаешь, что я чувствую…
Артур замирает, забывая выпустить табачный дым, переполняющий легкие. Сигаретный выхлоп скручивается в клубни, готовый загустеть в смолу.
—
…Тростники, колышущиеся на ветру, вы знаете, что я чувствую…
Она двигает плечом плавно, неспешно поднимая руку. Теперь Артур точно знает, как поют ангелы.
—
Это новый рассвет. Это новый день…— тянет она, ритмично дернув бедрами. Внизу живота неприятно дернуло. —
Это новая жизнь…для меня-я… .
Похотливые взгляды мужчин прожигают ее грациозный силуэт столь явно, что он по наитию осматривается по сторонам в поисках огнетушителя. Пена была бы неплохим дополнением к ее коже. Смешением контрастов. Однако Артура больше прельщает мысль огреть страждущих по голове, отвадив всякое желание продолжать бесстыдно раздевать ее глазами.
—
…И я чувствую себя хорошо!
Щелчок женских пальцев прямо у микрофона — и палочки стучат по барабанам под зажигательное вступление саксофона, ускоряя темп всей композиции. Настает черед притягательного блюза. Артур выпивает залпом не глядя, не в силах оторвать от нее глаз. Рот приоткрывается в идеальной букве «о», позволяя выпустить жгучий алкогольный выхлоп. Язык машинально скользит по губе, отзываясь привкусом помады.
Fish in the sea you know how I feel…
Рыба в море, ты знаешь, что я чувствую!
Ее пухлые губы, непростительно близкие к микрофону, одной плавностью линий зарождают всякие непристойности, хаотично наводнившие разум. Колени под столом сами собой бросаются в пляс, пока ступня отбивает ритм не хуже барабанщика. Сигарета застывает у рта.
River running free you know how I feel
Свободное течение реки, ты знаешь, что я чувствую!
Рука в некой трясучке тянется к заднему карману, вытаскивая потертую тетрадь. Все мысли, события, сама жизнь Артура зафиксированы именно здесь. Карандаш суетно чиркает по пожелтевшей бумаге, сопровождаясь дерганными взглядами на сцену. После чего, обильно смочив палец, он судорожно листает записи в поисках той самой, собранной из журнальных вырезок и собственных пометок.
Blossom in the trees you know how I feel
Деревья в цвете, вы знаете, что я чувствую!
Он все же ограбил чертов банк, услышав ее кокетливое предложение в голове. Взял заложников, гулко выстрелив несколько раз в воздух. Артур предупредил охранника не высовываться, но… разве эти самоубийцы когда-нибудь слушают? Вроде бы, тот бугай даже выжил после ранения в живот. Оклемался, даже вернулся к семье, с распростертыми объятия принявшей своего кормильца. И бодро дал показания под истерический смех подсудимого, единогласно признанного невменяемым. Доля правды в этом все же есть. Артуру конкретно снесло крышу, когда он увидел в клерковском окошке банка Софи, побледневшие губы которой едва приоткрылись в немом оцепенении.
It's a new dawn it's a new day it's a new life for me…
Это новый рассвет, это новый день, это новая жизнь для меня,
Он смотрел на нее в упор, не замечая никого более. Белоснежная офисная рубашка с бейджиком была особенно хороша, лаская выглаженным атласным воротничком ее шею. И Артуру показалось в тот миг, что его жизнь засияла лучезарным светом самих звезд, пустившихся в пляс.
And I'm feeling good!
Софи не узнала его. Глаза растерянно мельтешили вокруг, когда он попросил ее поднять руки так, чтобы их было видно. Неуклюже наклонился к ней, едва не перевалившись через стойку, чтобы только втянуть аромат ее соблазнительной кожи, как репетировал сотни раз. Пусть лишь в своей голове.
Деньги его не особо интересовали. Однако помахать ей набитым мешком у самого выхода было одним из обязательных пунктов, как бы звонко не верещали сирены, заливая окна сине-красными огнями. Досадно, что полиция приехала вовремя. Артуру оставалось лишь сдаться, швырнув пистолет к их ногам, предварительно рухнув на колени.
—
Гребаные клоуны. Когда они уже угомонятся?! — фыркнул начальник полиции, сплюнув прямо под ноги. Металлические браслеты царапнули по коже, когда Артура подхватили под руки. —
В машину его!
Грубо вцепившись в загривок, его быстро затолкали в кузов, без особой церемонии и праздничных фанфар. Подскочив к стеклу, Артур с обезумевшим рвением водил взглядом по лицам в толпе, пока вновь не натолкнулся на кофейные глаза, учуявшие его внимание. Его рука машинально потянулась к разбитому виску — память о сотрудниках полиции. Один резкий рывок, символизирующий выстрел — и ее взгляд становится куда более бездонным.
О да, она узнала. Почувствовала собственной кожей, кто перед ней.
Всего лишь приветливый сосед, заглянувший поздним вечером. Проживающий последние полгода лишь мыслями о ней. Будь в руке реальная пушка, Артур не исключает, что спустил бы курок, вышибив мозги к чертовой матери. В конце концов, они ему больше не подвластны.
— Сегодня твое выступление было ошеломительным, — доносится из приоткрытой гримерной, когда он перешагивает через коробки в узком подсобном коридоре, едва не заваливаясь на вешалку с различными костюмами. — Тебе стоило бы задуматься о постоянной карьере певицы.
Сквозь дверную щель над небольшой ширмой в углу комнаты можно уловить очертание вытянутых женских рук, стягивающих бронзовое платье.
— Певицы в запыленном кабаке, где каждый второй стремится залезть мне под платье? — звонко подхватывает Софи, не скрывая толики издевки. — Как и раньше, мой ответ «нет».
По тени, отражающейся на ширме, Артур может определить, что на ней надето. Белый свитер, который ей нравится сочетать с клетчатыми брюками? Пожалуй, он поставил на него. Или все же жакет, под который она натягивает пудровую блузку?
— Софи, сдалась тебе работа клерка? В Готэме с заработком сейчас довольно напряжно. Разве что ты не ждешь счастливого письма из «УэйнКорп», — усмехнулся мужчина, подняв с пола ее сценический наряд.
Ее молчание скребет под ребрами, подтверждая догадку. Ногти впиваются в кожу ладоней под хруст мелких суставов, когда Артур в сотый раз проклинает бизнесмена, скоропостижно скончавшегося полгода назад. Туда ему и дорога.
— Не знаю, от чего ты бежала, в спешке бросив прежнюю работу, но попав ко мне — ты вытащила свой счастливый билет. Нужно лишь протянуть руку… — более плавно добавил хозяин бара, сделав к ширме несколько бесшумных шагов. — … чтобы взять его.
Уже потянувшись к краю ширмы в попытке заглянуть, мужчина сталкивает лицом к лицу с Софи, успевшей подхватить небольшую сумочку у зеркала.
— Мне пора, — осторожно обойдя его, бросает она, метровыми шагами направившись к выходу.
Осознавая, что торопиться со встречей не к месту, Артур поддается назад, утопая прямо среди сценических костюмов всех сортов, представленных на длинной вешалке.
— Опоздаешь еще хоть раз — уволю к чертовой матери, — куда более грубым гонором бросает ей в след владелец бара, когда Софи уже поднимается по лестнице к служебному выходу. Из-под тонкой кожанки Артур краем глаза уловил белую шерсть горловины. На ней плетеный свитер — как он и предсказал минутой ранее.
Dragonfly out in the sun you know what I mean, don't you know
Стрекозы на солнце, вы знаете, что я имею в виду, разве нет?
Вечерний Готэм не жалует одиноких женщин, прогуливающихся по его темным улицам. Благо, Софи быстро запрыгнула в автобус, вынудив его тормознуть такси, дабы не упустить ее из виду. Умная девочка.
Butterflies all havin' fun you know what I mean
Веселые бабочки, вы знаете, что я имею в виду.
Он представлял,
как это будет. Как ее кожа с горьким привкусом какао-бобов будет сминаться под его пальцами, а табачный дым с примесью пота и спермы витать над смятой постелью, дурманя их разгоряченные тела.
Sleep in peace when day is done — that's what I mean
Сон в тишине по окончании дня — вот что я имею в виду
Запираясь в ванной, чтобы его не застукала Пенни, иной раз Артур мастурбировал до получаса, представляя все возможные позы, увиденные им когда-то во взрослом кино. Несмотря на жестокие выходки этого мира, там, во влажных грезах, он был нежен с ней, взамен получая ласковое прикосновение ее щеки, прильнувшей к его груди, что позволяло погрузить пальцы в непослушные кудряшки. Тихая просьба повторить частенько раздавалась на ухо, эхом раздирая тишину. Интенсивные скольжения пульсирующего органа навевали все новые образы ее исступленного лица.
Ладонь сжималась довольно туго, измазываясь вязкой субстанцией. Идеальная имитация, подкрепленная его реалистичной фантазией. После подобного сигарета была особенно хороша. И когда в последний раз мысли о женщине приносили ему подобное удовольствие?
And this old world is a new world
А этот старый мир теперь новый мир
And a bold world for me
И храбрый мир для меня.
Скрип колес, рванувших по асфальту, утих спустя короткое время. Артур просто сидел в машине, докуривая очередную сигарету, после которой будет еще и еще одна. Свет загорается на седьмом этаже, отражаясь на сиреневых занавесках кружащимися звездами. Вероятнее всего, она первым делом направилась в детскую.
— Я нашел, — пробурчал Бонгу, медленно проковыляв к машине. — Комната «216».
Уголки рта тянутся к щекам, словно насильно оттянутые вверх. Из грудной клетки срывается глухой смех, быстро задушенный затяжкой.
I'm feeling…
— Отличная работа, — бубнит Артур с сигаретой в зубах. Кивок головы в сторону соседнего сидения — и мотор ревет зверем, когда он вновь вытягивает зажатую в руке папиросой в окно, навстречу попутному ветру.
…go-od …
