Запах шоколада

      Тихий скрип резиновых подошв наполняет узкий коридор, ритмично постукивая по каждой из дверей, словно сообщая о его присутствии. Обшарпанные стены, часть облицовки которых и вовсе продолжает рассыпаться, разбиваясь о прямоугольную плитку, исписаны самыми разнообразными определениями, обороты которых можно смаковать на языке, стесняясь произнести вслух. Однако сочная брань доносится из-за двери секунду спустя, сопровождаясь навязчивым стуком и переругивающимся между собой выкриками. Семейная идиллия, от которой даже приклеенные наспех цифры на двери накренились вбок, едва не срываясь с дешевого покрытия.       «Двести четырнадцать…»       Мигающий свет люминесцентной лампы, въедливым жужжанием растекающийся по стенкам черепной коробки, обволакивает уши, превосходно гармонируя с обстановкой старого дома, на протяжении последней половины века служившего пристанищем для эмигрантов. Расцветающее гетто во всей своей завораживающей красоте. Вряд ли, она могла рассчитывать на нечто большее, в спешке покидая насиженное место с ребенком на руках.       Нервно потирая пальцами, кисть тянется к воротнику малинового пиджака, отряхивая плечики скорее символически. Готэм умирает. Вязнет в махинациях чинуш, наплевавших на благое дело горожан с первого наваренного пени. Утопает в насилии обезумевшей толпы, жаждущей урвать кусок побольше от гниющей плоти города. И пусть на первый взгляд, теряясь в окутанных железнодорожной сетью небоскребах, застраивающих каждый пустующий акр, и не скажешь. Город умирает изнутри под стоны истлевающей надежды своих жителей.       Артур прикрывает веки, с блаженным выражением лица втягивая запах сырого цемента вперемешку с навеянной музыкой отчаяния, которой ему так не хватало в четырех стенах. После чего острый взгляд касается следующей двери.       «Двести пятнадцать…»       Шаркающие шаги Бонгу доносятся следом. Как и грузная тень, идущая за Артуром, вооружившись старой битой, лакированная рукоять которой скребет по осыпающейся штукатурке стен. Единственное оружие, которым в мастерстве овладел темнокожий увалень, не считая огромных, покрытых мозолями рук.       Остановившись ровно напротив следующей двери, Артур интуитивно приглаживает волосы назад, поблескивая кислотной зеленью прямо под ярким светом ламп. Влажные, частично слипшиеся пряди веют запахом весеннего дождя, настигнувшего их у самого порога. Словно он под пристальным взором прожекторов, готовый выйти на сцену с очередным неповторимым выступлением. Горящий взгляд фокусируется на цифрах, с жадностью пожирая каждую из них.       «Двести шестнадцать!»       Немного ниже дверного номера цепкий взор улавливает розовую бабочку, судя по всему, наклеенную маленькими ручками, достающими лишь до глазка. Уголки губ, выделенные четкими линиями помады, тянутся вверх, когда Артур едва слышно прочищает горло, попутно запуская руку во внутренний карман пиджака.       — Вот, — протягивает он пару смятых купюр Бонгу. — Постарайся съесть не два ведра за раз. Еще простудишься.       Неуклюже кивнув, тихо промычав что-то, Бонгу засовывает деньги в задний карман, не забывая потянуть за бретели штанов, спадающих без привычного ремня.       Уже думая повернуть ручку двери, Артур на мгновение замирает, после чего нервозно сбрасывает кисть, поочередно загибая пальцы. Немая пауза застывает под очередным миганием вытянутой лампы, пока залитые чистейшим безрассудством радужки с пристрастием упираются в лицо недоумевающего Бонгу.       — Помада не растеклась?       Клоунские ботинки перекатываются с носок на пятки и обратно, когда кисть жестикулирует у шевелящихся губ, указывая Бонгу, куда именно нужно смотреть. Выражение лица, впрочем как и голос, несут неповторимое спокойствие.       — Отлично выглядите, босс.       — А, погоди, — вытянув палец вверх, вспоминает Артур, рыская в широком кармане собственный брюк. В руке оказывается поролоновый шарик ярко-красного цвета. Театральное движение у физиономии Бонгу — и клоунский нос пристраивается немного ниже карих глаз, выделяясь ярким пятном на белом гриме, любезно поправленном самим Артуром. — Вот! Так гораздо лучше.       Послушное поведение являлось редкостью, которое он смог сыскать в пыльных стенах Аркхема. И в сочетании с дюжей силой и смирным нравом лишь добавляло исключительности столь полезной находке, как новоиспеченный подельник.       — После вас, — шагнув в сторону, с мастерством пантомима наклоняет голову Артур, обеими руками указывая на голубую дверь. В резких, вычурных движениях есть что-то демоническое, не свойственное простым людям. Нечто, поистине выходящее за рамки нормальности.       Один точный удар — и дверь вылетает из замка, грузно стуча по стене в миниатюрной прихожей. Слегка коснувшись выпирающего живота Бонгу малиновым локтем, Артур без каких-либо препятствий заходит внутрь. Скорее порхает бабочкой, скользя ступнями по паркету под звон игриво подхваченных ключей, лежавших на невысокой тумбочке у зеркала.       — Бонгу, не забудь закрыть за собой.       Коснувшись мягкой ткани шейного шарфа, висящего на вешалке, Артур пропускает шелк между пальцев, прощупывая нити до самого кончика. После чего продолжает гарцевать в сторону гостиной, машинально подводя к носу подушечки собственных пальцев. Веет ее парфюмом. Тонким, с щепоткой цветочного привкуса. Простота и гармоничность в одном флаконе. Жажда притронуться к нежной коже ее шеи становится сродни глотку воздуха при погружении под воду — жизненно необходимой.       — Я же тебе говорила, чтобы ты не появлялся…       Раздраженный голос Софи навевает запах жженого пороха, развеянный теплым бризом — настолько она горяча. Под пиджаком шевельнулись мурашки, остудив закипающую кровь на градус.       Решительно подорвавшись с дивана, она направляет грозный взгляд прямо перед собой и… растворяется в молочном халате, едва прикрывающем колени.       — …здесь, — беззвучно добавляет Софи, устремляя широкие блюдца угольных глаз на яркий облик в дверях собственной гостиной.       Потерянный взгляд бегает от Джокера к стоящему за спиной Бонгу, и обратно, по несколько раз, имитируя странную игру. Благородный кофейный цвет ее щек бледнеет до оливкового.       — Вы… —  на выдохе срывается с ее губ, когда Софи опасливо пятиться назад, одной рукой придерживая спинку дивана.       — Во плоти, — Артур делает решительный шаг, неспешно откидывая запах пиджака. — И… не с пустыми руками!       Артур даже не успевает выхватить кисть из-под пиджака, как на него сваливается книжная полка, стоящая у двери. Реакция Софи сработала незамедлительно. А кропотливое папье маше, имитирующее декоративный букет цветов, так и не раскрылось в своем бумажном объеме, смявшись под тяжеловесным томом.       Чудом увернувшись от массивной мебели, отделавшись болезненным ушибом скулы и отдавленным мизинцем, хруст которого резанул по ушам, Артур заваливается на дверной косяк. Софи прорывается вперед с решительностью футболиста, приметившего линию соперника. Глухой стук о широкую грудь Бонгу, которого, судя по всему, она не сразу замечает в полутени прихожей, сопровождает хриплый вздох. Задушенный в зачатке крик, мелькнувший огоньком отчаяния в глубоком взгляде, узревшем неизбежное.       Бонгу стоит сделать лишь один ход в своем молчаливом наступлении. И Софи оказывается вжатой в стену, инстинктивно отступая от угрозы. Ягодицы со стуком врезаются в тумбу, пока тонкие пальцы судорожно скребут по лакированной поверхности за ее спиной.       — Давай без глупостей, — оттолкнувшись от дверного косяка, Артур, слегка прихрамывая на отдавленную ногу, уже протягивает к ней руки, в последний момент замечая зловеще отливающие сталью ножницы.       — Убирайтесь!       Ее глаза пылают гневом, ловко укрывающим тень ужаса, влажным блеском. Ярость проскальзывает в рваном выпаде, когда Софи замахивается с лезвием в руках, сжимая кольца ножниц до бледнеющих костяшек.       — Софи, угомонись, — сквозь стиснутые зубы рычит Артур, успевший ухватить ее за кисть. Подпиленные ноготки впиваются в его ладонь, оставляя глубокие царапины. — Мне же больно!       Сильнее сжав ее кисть, на что возле уха раздается тонкий выкрик, он умудряется вырвать ножницы из хрупких рук. После чего грубо толкает на спинку дивана, вырываясь из ее острых коготков. На тыле ладони словно сквозь пергаментную бумагу начинают проступать свежие капельки крови.       Тяжелое дыхание сопровождает грозный взгляд, прожигающий Артура снизу вверх, когда он ловко цепляется за кудряшки на загривке, без намека на прелюдию запрокидывая ее голову назад. Их глаза сталкиваются напрямую, позволяя увидеть нечто большее, чем простые человеческие эмоции. Скрип стиснутых зубов, ослепляющих жемчужным блеском на темном фоне, напоминает рык. Что быстро трансформируется в скромное кошачье фырканье, стоит уловить характерный звук спущенного бочка унитаза. Ранее пылающие огоньком зрачки расплываются в бесформенные чернильные пятна. Напряженные пухлые губы с элементом глянца от пенистой слюны, едва размыкаются.       — Мамочка…       В раскрытой двери ванной комнаты Артур сразу же замечает девочку. Цветастая пижама, состоящая из кофты и штанов, сидит на худеньком тельце свободно, в то время как непослушные кудряшки матери, пусть и куда более пушистые и мягкие на вид, забраны в пару хвостов на макушке.       — Кажется, мы шумели слишком громко,— театрально тянет Джокер. Пальцы медленно выскальзывают из куда более жестких прядей Софи, попутно приглаживая ямочку на тонкой шее. «Гусиная кожа», создающая дополнительный рельеф под пальцами, кричит почти что в голос.       Густые бровки собираются у переносицы, выражая богатство детской мимики. Немного пухлые пальчики с частично потрескавшимся лаком ярко-розового цвета сильнее вжимаются в потертый плюш зверька, покоящегося в ее руках.       — Джиджи! Убегай, быстро!       Вжавшись в собственные плечики, девочка ошарашено смотрит на мать, не имея возможности сдвинуться. Ступор проходит лишь тогда, когда сзади ее обхватывает Бонгу, осторожно прикрывая рот. Бурый мишка тотчас падает у ног.       — Не смей!..        Софи рычит сродни волчице, на глазах которой вяжут скулящих щенков. Что, судя по мычанию испуганной Джиджи, оказывается куда ближе к истине.       — Софи! — выплывает перед ней Артур, медленно переводя руку на Бонгу. — Софи, тихо.       — Отпусти ее!       Она на взводе, и любой перепад тона, лишь одно суетное движение может стать триггером к действию, необратимо запуская механизм.       — Сядь на диван.       Голос Артура спокоен до парадоксальности, и намёка нет на суету. Палец прижимается к пестрым губам с таким мастерством, словно ему довелось проработать не менее десятка лет в городской библиотеке. Влага на глазах Софи становится все более заметной.       — Пожалуйста… — тихо шепчет она под содрогание собственной груди. Плечико молочного халата соблазнительно скользит чуть ниже, приоткрывая выраженную ключицу. Артур на грани, рискуя потерять последние зачатки здравомыслия. Громкий хруст собственных пальцев ненадолго отвлекает, навязчиво напоминая о нехватке никотина, плещущегося в набухших на висках сосудах.       Присев на одно колено, он медленно приподнимает массивную книгу. Тот самый злосчастный том, испортивший сюрприз, от которого осталась лишь бесформенная груда резаной бумаги. Рычащий выдох позволяет его худощавой фигуре вновь возвысится над Софи, зловеще поиграв обтянутой кожей лица, приобретающей куда больше морщин, чем при сардонической улыбке. Острый взгляд смотрит узко, прямо на нее.       — Я же сказал, — въедливо протягивает Артур, четко выговаривая каждое слово. — Сядь на диван!       Софи невольно вздрагивает, стоит книге рухнуть прямо на столик у дивана, слегка царапнув по ее бедру. Клоунский грим навевает нечто поистине жуткое, сошедшее со страниц романов таких гениев мрака и ужаса, как Стивен Кинг. И в тот момент Артур казался куда ближе к известному образу. Перед ней на мгновение предстал не человек. Джокер, тот самый, о котором трубили все новостные СМИ. Хладнокровный убийца, застреливший известного телеведущего в прямом эфире, предварительно просмаковав монолог о собственной «морали».       По контуру тоненькой шеи, удлиненной за счет небольшого декольте, виден шумный глоток. И все из-за острых скул, наравне с поджатыми губами, медленно приоткрывающими стиснутые в тризме зубы, добивающихся ее повиновения. Жуткий смех по восходящей увеличивает громкость, разливаясь по комнате ранее непостижимым первобытным страхом. За себя, и за маленькую дочь, судьба которой полностью в руках безумца. Грязный прием, не оставляющий ей никакого выбора. Аккуратно подмяв под бёдрами халат, Софи, не лишенная грации в своей исполнительности, присаживается на диван, опасливо поднимая взгляд перед собой.       Едва дернув уголками губ, Артур глушит надрывный кашель в кулаке, наконец-то придушив накативший приступ смеха. После чего с шумным выдохом закидывает выбившуюся прядь волос назад, попутно поправляя ворот пиджака.       — Ну, и что ты наделала? — его голос по щелчку пальцев приобретает былое спокойствие. В какой-то момент Софи и вовсе различает в нем оттенок… ласки? — Вывела меня из себя. А я не люблю выходить из себя, — также размеренно и умиротворенно продолжает он, осторожно присаживаясь на подлокотник рядом с ней. — Иначе тем, кто меня окружает, может быть больно.       — Вы ведь Джокер… правильно?       Ее осведомленность колит под ребром, затуманивая разум подобно третьему бокалу терпкого вина. Перед глазами пляшут блики, вызывая ребяческий смешок проглоченной наивности. И пусть она знакома лишь с частью его внутреннего мира — с громким именем, наводнившим улицы и груды полицейских отчетов. Софи слышала о нем. И этого достаточно.       — Зачем нам такой официоз? — отстегнув пуговицу пиджака, с ухмылкой выдает он, проглатывая первые эмоции. Предплечье с былой вальяжностью падает на спинку дивана, практически дотрагиваясь до хрупких плеч, содрогнувшихся от ледяной дрожи. — Артур будет куда уместнее.       — Пожалуйста… А-артур, — она едва выдавливает из себя имя, словно только научилась говорить, — моя дочь…       — Джиджи, верно? Смышленая малышка. Явно пошла в мать…       Скрипучие шаги по половице приковывают напряженный взгляд Софи, не выпускающий из виду черно-белые ботинки. Пугающе худые пальцы прикасаются к одному из густых хвостиков на голове девочки. Джиджи тотчас прикрывает веки, как могут только дети при виде воскрешенных монстров из самых темных кошмаров.       — Ну, улыбнись, — присаживается перед ней Артур. Огромная ладонь Бонгу медленно отстает от пухлых губ, опаленная судорожным детским выдохом. Черные округлые глаза всецело устремляются прямо на пугающего клоуна. — Ведь даже самую темную и страшную ночь можно исправить одной искренней улыбкой.       Большие пальцы синхронно ныряют под пухлые щеки, насильно натягивая уголки ее губ. В ответ Артур видит лишь оголенные резцы и хлопающие веки с пушистой щеточкой ресниц, время от времени приоткрывающие стеклянный взгляд.       — Опасно.       Глухая реплика Бонгу, сопровождаемая вытянутым пальцем, подстегивает обернуться.       Девять…       Удерживая трубку собственным плечом, Софи судорожно крутит ролик с цифрами, ожидая, когда диск сделает обратный поворот против часовой стрелки.       Один…       Одно движение — и все его старания, тот гений, что он применил ради ее поисков — все покатится к чертям! Не желая допускать подобного, Артур, за пару метровых шагов оказавшись перед Софи, успевает вдавить кнопку сброса. Тонкий палец, застрявший на пресловутой единице, рискует выйти из собственного сустава, когда он вырывает телефон из ее дрожащих рук. Массивная чёрная трубка снова и снова ударяет по корпусу аппарата, разламывая его в щепки.       — Нет, нет, нет! — ритмично повторяет Артур, после чего выдирает телефонный шнур. — Не нужно. Никому. Звонить. Все уже дома, — практически на ухо шипит он, откидывая аппарат к стене. Жалобный визг телефона режет по ушам сродни живому, провоцируя очередной всплеск адреналина.       Словно провинившаяся сука, пошедшая против воли хозяина, Софи интуитивно прикрывает лицо руками. Условный рефлекс, вероятно, выработанный ею за время богатого общения с людьми. Или же нашёптанная на ухо подсказка здравомыслия. Тем не менее ожидаемой агрессии не следует, что вызывает еще большее недоумение в расширенных зрачках, выступивших из-за соскользнувших к ее шее рук.       — Прошу, — тихо нашептывает она, настойчиво следя за передвижением Артура. — … я сделаю все, что вы скажете…       — Ты…       — Ты скажешь, — суетно повторяет она. — Только… отпусти мою дочь. Не нужно ничего делать на ее глазах. Она ведь еще совсем маленькая.       — Софи… — словно смакуя ее имя на языке, с горечью произносит Артур, быстро сменяя интонацию. — Софи. Софи, Софи, Софи, — быстро, быстро тараторит он, после чего подходит ближе, выдерживая паузу. — Я же не монстр.       Его дыхание прокатывается по ее лицу, когда щеки касаются холодные кончики пальцев, аккуратно выводящие влажную соленую линию на скуле. Ее ногти напряженно погружаются в оборку халата, позволяя взять себя в руки.       — На самом деле я… очень люблю детей.       Пальцы поочередно аккуратно стучат по щеке, пока перед глазами стоят десятки улыбчивых лиц в тусклых стенах больницы, содрогавшихся от детского смеха. В конце концов, Артур всего лишь хотел, чтобы они улыбались. Назло и вопреки козням гребаного мира. И с каждым разом, помогая преодолеть страх безысходности и одиночества, он чувствовал умиротворение, замечая в каждом маленьком зрителе собственную тень.       — Мистер Бонгу присмотрит за Джиджи, — коротко оповещает он, вновь устремляя взгляд на девочку. — Ты ведь любишь мороженое? Мистер Бонгу его обожает. Только не давай ему съесть много, иногда он увлекается.       — Вы ведь не будете обижать мою маму?       — О, нет, — неспешно качает головой Артур, делая широкий шаг в ее сторону. — Я не хочу обижать твою маму. Хочешь знать правду? — наигранно заговорческим шепотом спрашивает он, направляя прищуренный взгляд прямо на Джиджи. — Я ее давний поклонник.       Тихий шепот служит ответом на неуклюжий детский кивок, отражаясь оттенком понимания.       — Предыдущий мамин поклонник обижал ее, — без утайки выдает Джиджи, захватывая в плен собственных глаз. — И меня.       Артур слышал крики за стеной. Грубые, частенько сопровождаемые звуками шлепков и стуком, с высокой долей вероятности приходившимся по костям пылкой Софи, не брезгавшей давать отпор. Пусть лишь словесный, на высоких тонах, едва успевая в охапку с Джиджи закрываться в ванной комнате, пока мужской «праведный» гнев не утихнет.       — Больше тебя никто не обидит, — сильнее наклонившись к ней, негромко величает Артур, неся в своей монотонной реплике всю серьезность чокнутого мира. — Я тебе обещаю.       Поднятый с пола медведь вкладывается в детскую руку, пока проникновенный взгляд светлых глаз из-под грима заглядывает прямо в душу, порождая доверие.       — Он… — буркает под нос Джиджи, не решаясь бросить взгляд за собственную спину.       — Страшный? — договаривает Артур, на мгновение поднимая глаза на молчаливого Бонгу.       Джиджи неловко кивает, застенчиво считая красные полосы на собственных шерстяных носках.       — Не суди о людях только внешне, — с талантом непревзойденного оратора, продолжает Артур. — Посмотри, какой он грустный.       Сильнее сжав в руках плюшевого мишку, Джиджи упирается глазами в лицо Джокера с минуту, после чего медленно оборачивается. Взгляд тут же фокусируется на красном шарике, под которым на белесом фоне выступают опущенные уголки поджатых губ. Скудная мимика Бонгу все же не лишена природного очарования. А большие добрые глаза с оттенком грусти спустя пару мгновений виднеются невооруженным взглядом. Под стокилограммовой тушей скрыто нечто совершенно противоположное. Чудеса воображения, определяющие простое правило: ребенка может прочитать лишь другой ребенок.       — Но… ему будет очень весело, если ты составишь ему компанию.       — Нет! — не выдерживая абсурдности происходящего, воет в голос Софи.       Даже не думая оборачиваться на неё, Артур ловко откидывает со спины малиновый пиджак, позволяя узреть заправленный прямо в брюки ствол. Бледная рука тотчас ложится на оружие, большим пальцев откидывая курок. Кричащий намек, который Софи следует распознать с полуслова.       — Мама говорит, что ночью опасно гулять. Что… на улице много плохих людей, которые… могут причинить нам вред.       — Твоя мама действительно заботится о тебе. Моя обо мне тоже заботилась. Ты ведь любишь свою маму?       Не меняя тембра голоса, Артур приглаживает указательным пальцем спусковой крючок, сильнее обхватывая рукоять небольшого пистолета. Софи нервно прижимает дрожащую ладонь ко рту, едва сдерживая всхлип. Благо, Джокер закрывает ее от взора Джиджи, уверенно кивнувшей на заданный вопрос.       — Именно поэтому ты будешь не одна во время прогулки, — добавляя голоса, восторженно произносит Артур. — Мистер Бонгу тебя защитит. Смотри, какой он большой. Ни один злодей не осмелится подойти к вам.       На хрупкие плечики тотчас ложится куртка. После чего Бонгу неуклюже накидывает на голову девочки теплый шарф. Джиджи послушно просовывает руки в рукава.       — Джиджи… — выдавливает из себя Софи, судорожно глотая воздух ртом. — Пожалуйста…       — Софи, не вынуждай меня… — глухое рычание наводит ужас, сопровождаясь щелчком прокрученного барабана. — Малышка просто прогуляется. Почему бы ей не полакомиться мороженым перед сном? — поднимаясь на ноги, более спокойно обращается к ней Артур.       — Мама…       На испуганный голос Джиджи, заметившей перемену в лице матери, Софи на мгновение прикрывает веки. После чего несколько раз кивает, насильно натягивая собственные уголки губ. Чудовищное зрелище, укрытое от детского сознания.       — Погуляй немного, солнышко. В… веди себя хорошо, ладно?       — Так-то лучше! — отпуская револьвер, на повышенных тонах заключает Артур.       Осторожно обхватив руку Бонгу, Джиджи послушно выходит следом, напоследок помахав рукой матери. Хлопок двери, частично призванный вывести Софи из плена собственного разума, сопровождается внимательным взглядом, окидывающим скованную параличом фигуру. Артур не упускает возможности полюбоваться женским телом, предвкушая финальный акт своего выступления.       — У тебя найдется выпивка? Я… — он усмехнулся. — …немного волнуюсь.       Его тощая задница утопает в скрипучем кресле прямо напротив нее. Отдающий табаком фильтр тотчас пачкается помадой, стоит зажать долгожданную сигарету в зубах.       — Я представлял это. Как… мы будем сидеть в одной комнате. Распивать что-нибудь. Быть может, смотреть фильм или… играть в настольные игры.       Софи лишь шевелит глазами, скользнувшими к вспыхнувшему у его лица огоньку. Густой дым спустя мгновение дотягивается до нее, сильнее подталкивая тошнотворный ком к горлу. Вместе с навязчивым взглядом, застывшим на уровне ее ног.       — Расстегни халат, — его глаза без предупреждения сталкиваются с ее, окончательно выбивая почву из-под ног. — Медленно, — словно в наркотическом угаре тихо протягивает он, ненадолго прикрывая веки. — Аккуратно.       — Артур… ты болен.       Софи говорит тихо, стараясь выдержать заданную волну. И все же отдающий влагой взгляд несет вырывающуюся наружу истину.       Его черты становится заметно угловатей. Не мешкая, Артур ныряет за собственную спину, вытаскивая ранее продемонстрированный пистолет. Дуло ложится чуть ниже его рёбер, смотря четко в сторону Софи.       — Джиджи…       — Я же сказал. Если ты будешь послушной — ее не тронут, — поперхнувшись терпким дымом, подмечает Артур. Поле чего вновь делает затяжку. — Бонгу так напугал тебя? — сверкнув немного игривым оскалом, роняет он, удобнее устраиваясь в кресле. — Я познакомился с ним в Аркхеме. Лет десять назад он работал на стройке. Спал прямо в бараках, которые сооружают для работников. И как-то ночью за ограду пробрались подростки. Местная шваль не нашла лучше места, чтобы напиться и уколоть вену. В пьяном угаре им казалось недостаточным разрисовать еще недостроенный фасад. Поэтому они начали применять найденные инструменты на свежих стенах. Выбивать кирпичи, уродовать облицовку. Какие еще забавы могут быть у молодежи?       На протяжении своего рассказа, Артур гипнотически не сводит с нее глаз, вынуждая в мельчайших деталях представить происходящее в его голове. Софи вязнет в свежезалитом бетоне, становясь немым свидетелем происходящего.       — Услышав шум, Бонгу вышел к ним и попросил уйти. И что ты думаешь они сделали?  — в очередной раз выдохнув табачный дым, продолжает он, потянувшись к стакану, чтобы скинуть скопившуюся горстку пепла. —  Не оставили на нем живого места. Били ногами, опустошенными бутылками, разбивали о его голову плитку. Потому что… он не мог связать и двух слов внятно, не вызвав истерического смеха у свидетелей. Заикание — забавная вещь, — Артур широко разводит руками, в очередной раз демонстрируя живые жестикуляции. — Он не был таким, как они, — пугающе холодным тоном добавляет он, пожимая плечами. — И потому что от удара молотком по затылку не потерял сознание, рухнув на землю. Веселая находка для жестоких малолетних мерзавцев.       На ее красивой коже вновь заметны выступившие мурашки, поднимающиеся от тонких щиколоток прямиком к коленям и выше. Грудная клетка с выделяющимся бюстом, намечаемым под тонкой тканью, становится немного шире.       — Спустя еще несколько ударов Бонгу все же встал. А они упали. По одному. В криках и мольбах о помощи.       Несмотря на все обстоятельства, Бонгу чудом не придали смертной казни, в последний момент признав невменяемым. И все же, учитывая десятилетние условия, в которых был вынужден пребывать бедолага, первый вариант кажется куда более гуманным.       — Поступил ли он правильно? Или нужно было, лежа на земле с ошметками земли на зубах, давиться кровью в ожидании своего несправедливого конца?       Огонек сигареты шипит у его рта, знаменуя энную по счету дозу, проглоченную ненасытными легкими. Атмосфера неминуемого насилия преображается в нечто совершенно неожиданное. Учащенное дыхание Софи заметно успокаивается.       — Люди жестоки к тем, кто от них отличается. Тебе ведь это знакомо?       Насыщенный цвет кожи, завороживший Артура с первых минут, или мерзкие выходки ее мужчин, не раз считавших нужным поднять на нее руку — пожалуй, он говорил обо всем. Покрытый ржавчиной портсигар протягивается через стол, предлагая сделать выбор. Софи аккуратно подхватывает одну, не забывая зажать ее между пухлых губ. Сколько бы Артур не рыскал в воспоминаниях — найдется ли способное затмить эту картину?       — Столько лет я скрывал себя от людей. Был невидимкой и медленно гнил внутри собственного тела. Но теперь мир меня видит, — провернутое колесо зажигалки скрипит в паре сантиметров от ее лица, позволяя прикурить.       Софи безмолвно втягивает разгорающийся дым, опуская ресницы к собственным щекам. Артур забывает, как дышать, опрометчиво не вспоминая и о заряженном оружии в другой руке. Распирающее чувство между ног усиливается.       — Я понял одну простую вещь. В безумии нет ничего постыдного. Мы слишком долго убегали от самих себя.       В воздухе застывает запах ее кожи с щепоткой понимания. Оно мелькает в карих глазах, не решающихся встретиться с его. В осторожном скольжении ее руки по собственной шее в попытке унять ноющую боль. В немного тягостном молчании, которое она совершенно не спешит прервать.       — Я не убью тебя Софи, — отрицательно качая головой, оповещает Артур, осторожно двигая курок вперед-назад. — Но отпустить не могу.       Она делает глубокую затяжку, нежно касаясь пальцами собственных губ. После чего смело поднимает потемневший взгляд.       — И что ты со мной сделаешь?       Теперь настал черед Артура нервно сглатывать слюну. Докуренный бычок тонет в недопитом спиртном, найденном под столиком. Язык машинально скользит по уголкам рта, слизывая помаду.       — Сними халат. Для начала я хочу увидеть тебя настоящую, — вновь погружая руку под собственный пиджак, выдает Артур, вырисовывая едва заметную улыбку. Не ту, что обычно искажает его лицо. А нечто новое, незнакомое ранее. Веящее восхищением. — У меня макет. Любопытно сравнить.       В его ладони оказывается потертая клетчатая тетрадь, где Артур привык помечать разного рода идеи, посещающие его в моменты творческого озарения. Судорожно пролистав до необходимого разворота, не забыв несколько раз нервно лизнуть подушечку пальца, он размашистыми движениями раскладывает тетрадь на столе, медленно разворачивая к Софи. На бумаге с журнальными вырезками, склеенными в образ темнокожей женщины, среди различных дописок и похабных словосочетаний можно уловить знакомые черты лица. Те самые, что пребывают в статике, рассматривая хаотичные линии грифеля.       — Очень красиво…       На сдержанную реплику Артур реагирует излишне суетливо, тотчас приглаживая волосы к затылку.       — Ты правда так думаешь? Я хотел отразить те чувства, которые испытывал, когда видел тебя. Знаешь, они… появляются в голове вспышками, яркими образами. Но… каждая моя попытка выразить это на бумаге…— Артур жестикулирует у собственного виска с пистолетом в руках, вызывая тихий ужас в глазах Софи. — Я не художник, тем более не поэт, но… я набросал пару строк о тебе, и… кхм-кхм, в общем, — подстать тараторящему монологу, тощие колени ходят ходуном, пока в руках вновь оказывается потертая тетрадь, небрежно согнутая по шву. — Если ты не против, я зачту.       Ее глаза, некоторое время завороженно следившие за худощавыми ногами, живущими своей жизнью от хозяина, устремляются прямо на Артура. Губы неспешно раскрываются под гнетом дымчатых колец, выплывающих из ее рта. Ширинка малиновых брюк проступает из-за пиджака куда заметнее.       — Не против, Артур.       Молочный халат слегка приспускается на поясе, расширяя декольте, в котором можно заплутать, при всем желании. Напряженные ранее бедра раздвигаются, позволяя атласной ткани утонуть между стройных ног. Тетрадь выскальзывает из его рук, падая между черно-белыми ботинками.       Хватает шага, чтобы, преодолев низкий столик, оказаться рядом с ней. Холодное дуло скользит ниже ключиц, аккуратно ныряя под запах халата, отчего его концы соскальзывают еще ниже. Темные соски едва виднеются из-под одежды, приманивая руку, неуверенно коснувшуюся бедра. Пальцы беспрепятственно гуляют по внутренней стороне, дотягиваясь до тонкого белья. Ее плечи вздрагивают под судорожный вздох. Теплое дыхание щекочет его шею, отзываясь выраженным спазмом под молнией брюк.       Несильное давление на пистолет — и поясок халата окончательно развязывается, позволяя опустить дуло к животу. Рельеф ее груди играет в полутени, когда металл едва задевает резинку белья, порываясь заглянуть гораздо глубже. Наклонившись к ней, с жадностью втягивая запах кожи, Артур замечает следы собственного грима на ее щеке. Белое пятно на темном фоне пестрит ярким контрастом, подстегивая растереть его подушечкой большого пальца. Ее тело содрогается, когда он быстрым движением обхватывает ее щеки, настойчиво водя пальцами по губам.       Софи великолепна каждой частичкой своего тела. И Артур не исключает мысли, что молился бы на нее до конца жизни, причислив к своему личному списку святых. Туда же, куда угодила его распутная мать, не раскаявшаяся даже перед смертью.       Кончик языка ведет четко по рельефу скул, погружаясь в ямочку, пока Софи по-прежнему зажата в его страстных объятиях притихшей мышью. Следом за дулом пистолета, отпрянувшего от кожи цвета какао-зерна, его холодная рука скользит к шее, наконец-то готовая прикоснуться к груди. Еще мгновение — и он окончательно насладится…       Грохот и треск застигают врасплох, отзываясь въедливым звоном в ушах. На виске неприятно колет, однако навязчивое ощущение перебивает резкая боль в паху, вынуждая свалиться прямо на столик, раскалывая его в щепки. На сей раз Софи воспользовалась настольной лампой, хорошенько приложив ей Артура, едва ли остужая пыл.       — Джиджи! — за секунду вскочив на ноги, она на ходу запахивает халат, бесшумно пробегая мимо. — Кто-нибудь!       Сквозь сомкнутые веки и покалывающую боль в руках, вероятно, из-за впившихся осколков разломанного столика, Артур слышит характерный скрежет подхваченных с полки ключей. После чего душераздирающий голос Софи эхом разливается по коридору.       Продолжая удерживать руку у травмированного паха, Артур с усилием опирается свободной рукой на пол, не замечая осколков стекла, прогрызающих кожу ладоней.       — Что за женщина? — с упоением шепчет он, инстинктивно поднимаясь на хромающую ногу. — Пришло время поиграть по-крупному…