Шанс

Проснулся Брюс уже один. Шум воды в ванной не дал повода обеспокоиться, разве что заставил прислушаться к происходящему, но тихое мурлыкание успокоило окончательно. Брюс придал кровати нетронутый вид (уж к этому Альфред приучил его ещё в детстве), но убирать вторую подушку в шкаф не стал — напротив, вынул ещё одно одеяло, за которым вчера было слишком лень вставать. После того, как вода стихла, стукнула дверь в комнате Джея, и Брюс не рискнул бы давать твёрдую оценку, устроило его это или нет. — Оу… — прозвучало от входа ровно через секунду после того, как Брюс стянул футболку с себя и полез в шкаф за свежей. Словно подгадывал. Прятаться было бы глупо, шутить — неуместно, и Брюс только повернул голову в сторону Джокера, чтобы увидеть, с каким интересом тот разглядывает спину. Отвернувшись к шкафу, Брюс продолжил поиски футболки и едва не вздрогнул, когда почувствовал прикосновение тёплых пальцев к спине. — Шрамы неправильные? — вспомнилась фраза, случайно оброненная ещё в Бэтпещере. — Ага, — тихо выдохнул Джей. — Вот этого у тебя вообще никогда не было. А этот зашивал Альфред вместо меня, и он у тебя всегда выглядел грубее. Пальцы касались кожи то здесь, то там, и тело отзывалось волнами мурашек и лёгкими судорогами. Словно Джокер касался спины горячими иглами, к которым ещё и напряжение подвели. Прямо пыточный аппарат, вот только неприятной пытка не была. Скорее, странной. Джей будто бы знал что-то об этом теле, но скрывал это знание, сдерживал его. — Этот у тебя от Пингвиньего зонтика, ни с чем не спутаешь. А этот, кажется, Двуликий оставил. Ох, — тонкие пальцы прошлись по грубому шраму вдоль лопатки, опасно уходящему к шее, — это мой… Брюс почувствовал, как бережно и осторожно Джей огладил шрам, а потом… Да, ошибиться было непросто — тёплые тонкие губы прижались к самому началу шрама, ровно туда, куда несколько лет назад, в трещину брони, вошёл нож Джокера. Кожу словно ошпарило, спина окаменела, все мышцы словно скрутились в тугой узел. Джей, конечно, заметил. — Я… — Нет, — поспешно выдохнул Брюс, — ничего. Извини, — он выхватил первое, что попалось под руку и скрылся в ванной. «Сбежал. Позорно и глупо сбежал. Самому не смешно?» — голос в голове прямо-таки издевался. И был в какой-то мере прав. Но всё-таки Брюс не был готов к подобному. Вряд ли Джей об этом догадывался тогда, но теперь-то точно должен был понять. Вот только озлобленный взгляд, на который Брюс наткнулся, едва открыв дверь ванной, о понимании даже не заикался. — Переборщил, да? — сочувствие было настолько фальшивым, что брови нахмурились сами собой. Но Джей продолжал. — Я перешёл рамки? Нарушил твою территорию? — Джей, подожди… — Нет уж, я требую ответа на свой вопрос! — он словно рассвирепел. Брюс не нашёл ничего лучше, чем выполнить требование. — Да, ты зашёл чуть дальше, чем я был готов. Это не… — Бедняжечка, — ядовито выплюнул Джей. — До него неправильно дотронулись, ай-яй-яй, как не стыдно. Плохой Джокер, плохой. — Джей, — твёрдо начал Брюс, чувствуя, как напряглась челюсть. — Я не собираюсь тебя обвинять. И прекрати, пожалуйста, паясничать. — Да что ты говоришь, — осклабились в ответ. — А я не паясничаю, Брюси, я такой и есть. И если ты об этом не знал и теперь хочешь переиграть всё заново и таки вышвырнуть меня из своей жизни, то я пошёл сгребать вещи и мотать на все четыре стороны, провожать не надо. — Джей, — снова одёрнул его Брюс, чувствуя, как закипает, и пытаясь это сдержать, — если тебя так задело, что я ушёл — я прошу прощения, не подумал, позволил эмоциям взять верх над головой. — «Ушёл»? Ты хотел сказать, «сбежал» или «спрятался»? — от злости Джей почти срывался на фальцет, и это могло насмешить, не ощущай Брюс собственной взвинченности. — Называй как хочешь. Я не должен был этого делать. — Ты много чего не должен был делать, и вчера, и сегодня, раз уж так печёшься о своих границах. — Да не пекусь я… — Брюс почти зарычал, но это «вчера» словно зазвенело в голове, отвлекая, давая зацепку. Сделав два коротких выдоха, тихо спросил: — Что я сделал вчера? — Распустил руки? — Джей был оскорблён так, словно Брюс обязан был сам догадаться. Однако всё, что сейчас получилось понять, — это необходимость дальнейшей расшифровки. В ответ на недоумённый взгляд Джей зашипел: — Кто тебе позволял вот так прикасаться ко мне? Притягивать под бок, как плюшевую игрушку? Это для тебя хоть что-то значило? Для меня, например, это значило слишком много, чтобы я мог позволить такое… тебе! — последнее слово Джей просто выплюнул, и Брюс даже умудрился догадаться — это было специально. Ужалить побольнее, снова напомнить, что до выдуманного идеала кое-кому никогда не допрыгнуть. Заметив поджатые губы, Джей вздрогнул — видимо, тоже понял, что использовал запрещённый приём. Потерянно опустив взгляд, он дробно вздохнул. — Я не… Это не то… — Не надо, — коротко выдохнул Брюс. — Я понял. Ты не хотел. Это не то, что ты имел в виду. Так что же имел? — Так… Ночью… Мы пару месяцев друг от друга шарахались, если просыпались ближе, чем засыпали. А ты… легко… Меня воспоминаниями накрыло, я не спал почти. Я, — Джей задохнулся, ткнулся взглядом куда-то в грудь Брюса и выдавил, — я скучаю по тебе, Брюс. Сильно качнувшись назад, он скрылся в своей комнате, по пути, как слепой, наткнувшись на все углы и косяки. Брюс медленно опустился на пол, прямо на пороге ванной, вытянул ноги и обессиленно сложил руки на колени. Бразильские страсти, честное слово. После пяти минут бессмысленного созерцания кафеля ванной в голову пришла сумасшедше-гениальная идея. Пока её сумасшествие не затмило гениальность, Брюс резко поднялся на ноги, умылся холодной водой и отправился в комнату к Джею. То ли по счастливой случайности, то ли по доброму умыслу, дверь в комнату была не заперта. Джей свернулся комочком в самом дальнем углу кровати, обхватив подушку, слегка жалея раненый бок. Решимости резко поубавилось, но всё-таки Брюс заставил себя сесть на краешек постели и твёрдо произнести: — Расскажи мне о нас. Джей вздрогнул и повернул покрасневшее, припухшее лицо. На хриплое «Чего?» Брюс упрямо повторил: — Расскажи мне о нас. Как мы проводили вечера, как засыпали, как просыпались. Чем занимались днями. Как вообще, чёрт возьми, я согласился жить с тобой в одной квартире? Я же ничего не знаю, Джей. Всё, что мне известно, похоже на реплики одного актёра из громадной пьесы. Общую картину ещё можно попытаться представить, но деталей не угадаешь ни за что. Я не хочу гадать, — Брюс упёрся локтями в разведённые колени и сцепил пальцы под подбородком, отвернувшись от Джея. — Каждый раз, когда я промахиваюсь, я причиняю тебе боль. Я этого не хочу. Но притворяться им я тоже не хочу, да и не получится. Мне просто нужно знать, каких ошибок допускать не стоит. Джей не отзывался. Брюс боялся повернуться к нему, не хотел видеть разочарование, страх или ненависть. Наконец, он услышал скрип кровати. — Почему ты думаешь, что это может помочь? Брюс честно пожал плечами. — Не знаю. Но может, если я буду знать хоть что-то, у меня получится избежать некоторых неприятностей? Он повернулся к Джею и увидел скептически поджатые губы. Однако уже через секунду тот хмуро кивнул. — Хорошо. Будь готов узнать о себе больше нового, чем тебе того хотелось бы. *** Джей был прав. Некоторых вещей Брюс не хотел бы знать. Например, того, что во время их первого секса честно признался Джею в своей относительной девственности, и им пришлось потратить двадцать минут на лекцию об однополом коитусе. На ворчание «Да я бы всю литературу проштудировал, прежде чем…» Джей рассмеялся: «А ты и проштудировал. Я двадцать минут тебя успокаивал и клятвенно заверял, что не рассыплюсь и не развалюсь на куски от того, что мне в задницу член засунут». Всё началось, когда простывший до полусмерти Джокер приходил в себя в этой самой квартире, а Бэтмен, настороженный и закрытый, неожиданно для всех и даже для самого себя, заботился и даже опекал. Да, кормил с ложки и поил из стакана, пока больной был не в состоянии даже руку поднять. Делал уколы и успокаивал объятиями во время бредовых галлюцинаций. Читал сказки и укутывал в одеяло. И Джей, подкупленный этим теплом, остался. — Не знаю, чем ты руководствовался тогда, желанием спасти город от меня даже ценой собственной свободы и шанса на личную жизнь или чувством, что это всё по-настоящему и именно то, чего ты искал. Но ты принял моё решение и все мои условия. Одним из них было лечение. Они прошли через ад. Джей почти не помнил этого куска их жизни, рассказывал со слов того Брюса (тут Брюс молча усмехнулся — он сам не рассказал бы кому-то близкому и четверти того, что ему пришлось бы пережить, так что придётся домножать). Бывали дни, когда Джей не мог держаться на ногах, и Брюс выполнял все обязанности санитара. Бывали светлые дни — Джей, хоть и вяло, реагировал на внешний мир, давал Брюсу понять, что слышит и видит его, что рядом, что борется. Бывали и мрачные — дважды сердце психопата не выдерживало, и только Брюсовы навыки реанимирования уберегли их от развязки. Случалось, что Джей болтал целый день: то о своём — настоящем — детстве, то обо всех ужасах и кошмарах, которые он устроит Готэму, когда выберется из-под контроля Бэтмена, то о странах, которые объездит, когда поймёт, что наконец может держать под контролем собственную голову. И как велико было разочарование, когда он узнал, что всё равно не может. Лечение сильно смягчило припадки, вывело их в более узнаваемую и оттого более контролируемую форму, ярче отделило от обычного состояния, но совсем не уничтожило. Они и здесь не сдались — цеплялись за соломинки, за слова, которые помогали Джею бороться, идти к Брюсу, преодолевать приступы агрессии или апатии. Они собрали ту самую «мантру», которая каким-то чудом приснилась Брюсу, и спасались ею. Их первый поцелуй выглядел ровно так же, как здесь, в реальности — Джею «просто надоело слушать чушь, которую ты нёс, и я решил тебя заткнуть. Своим способом». Это было обсуждение условий, на которых Джей оставался рядом с Брюсом, ещё до лечения. После этого Джей много раз заговаривал о любви, Брюс отмалчивался. Второй же, абсолютно осознанный, обоюдный и добровольный для обеих сторон, случился много позже, после терапии, которая настолько перевернула всё с ног на голову, что теперь уже Джокер запросил пощады и немного личного пространства. Совсем чуть-чуть — одни сутки в городе. После этого они уже не разлучались. — Где-то через пару месяцев после моей простуды ты стал таять всякий раз, когда я звал тебя «Брюсом» вместо привычного «Бэтс». И я перестал придумывать тебе клички. Обычно, — ухмыльнулся Джей. Брюс, где-то к середине рассказа перебравшийся на пол, к концу заметил, что уже в четвёртый раз говорит себе одну и ту же фразу: «Зря я попросил». Потому что любое совпадение теперь будет для Джея выглядеть как осознанное копирование, как попытка догнать того Брюса, как повод их сравнить. И, разумеется, этот будет проигрывать раз за разом. С силой проведя ладонями по лицу, Брюс криво усмехнулся. — План работ намечен, да? — Нет, — тускло отозвался Джей. — Не надо. Я не хочу так. — Хорошо, — в чужом голосе Брюс услышал слёзы и не смог усидеть на полу. Пересев обратно на кровать, он нерешительно положил ладонь на плечо Джея. — Давай не будем так. Мы не должны идти по проторённому пути, Джей. То, что ты видел — волшебный, чудесный сон, может, какая-то параллельная реальность, в которую ты провалился. Но сейчас ты здесь. А я рядом. Слышишь? Он слышал, но вряд ли понимал. Слепо уставившись куда-то в одеяло, он не шевелился, даже не дышал почти. Брюс качнул его к себе, и Джей легко поддался. Ткнулся в грудь и тяжело выдохнул. Коснувшись губами спутанных волос, Брюс потянул худое тело на себя, укладывая удобнее. Тот не сопротивлялся, и уже через десяток секунд лохматая макушка уютно устроилась на плече, а сам Джей, фактически, сидел на коленях Брюса. Дыхание чуть ускорилось и слегка щекотало шею. Опёршись спиной на стену, Брюс расслабился и коротко улыбнулся. — Если ты сейчас думаешь, что эта поза для тебя значит больше, чем для меня, то ни черта подобного. Только одного человека я держал точно так же на руках… — Сына, — выдохнул Джей. — Ричарда. Ему кошмар приснился, и ты усыплял его, двенадцатилетнего лося, так же, как меня сейчас. — Всё-то ты знаешь, — с лёгкой укоризной выдохнул Брюс, всё ещё улыбаясь, но уже чуточку менее искренне. — Только ему тогда было десять. — Двенадцать, ты точно это говорил, — Джей заупрямился, и это заставило его ожить. — Это был не я, — Брюса даже позабавило то, как продвигался этот разговор, и он осторожно коснулся пальцем кончика носа Джея. — Это был другой я, и у другого меня на коленях спал двенадцатилетний Дик. А у этого — десятилетка. От прикосновения Джей смешно сморщился. А от пальцев, забравшихся за ухо, тихо заурчал. На вопросительный взгляд Брюса фыркнул: — Мурлычу я так. Проблемы? Не нравится? — Никаких проблем, — пожал свободным плечом Брюс. — Я всем доволен. Бросив вверх прищуренный взгляд, Джей закрыл глаза. Брюс начал медленно покачиваться, усыплять, не прекращая осторожно шевелить пальцами в волосах. То, что Джей всё ещё любит того Брюса, сомнений совершенно не вызывало. Вопросы были в другом — на кой чёрт Брюс сам в это ввязался? Зачем решил продолжать то, что было так нелепо, странно и слабо начато ещё в пещере? Неужто и сам влюбился? Если и так, то получается совсем беда — Джей влюблён в воображаемого Брюса, а настоящий тем временем тихо страдает по выдуманному Джею. Причём самим же Джеем и выдуманному. Джокер представил, каким он станет после правильного и серьёзного лечения, показал это Брюсу, и тот поплыл. А потом они оба получили совсем не то, чего ожидали, недоделки какие-то. И теперь, обессиленные разбитыми надеждами, пытаются друг к другу примериться — а может, из этой недоделки получится что-нибудь путное выкроить? Брюс прикрыл глаза, пытаясь отвлечься. «Такие мысли до добра не доведут. Живи сейчас. Смотри, вот он спит на твоём плече. Нелеченый, конечно, неконтролируемый, можно сказать, припадочный. Зато честный. Яркий. Когда мирный, чудо же. И в тебе он увидел что-то, за что захотел зацепиться. Может, всё-таки эти сны были не зря? Волшебный пендель, заставивший вас наконец шагнуть навстречу друг другу. Почему нет?» Брюс не заметил, когда мысли начали слипаться в неадекватный ком и перестали быть похожими на привычный поток сознания. Последней осознанной мыслью была: «Я же вроде выспался!..» Видимо, тихое сопение Джея неслабо усыпляло, и Брюс, прямо так, сидя, задремал.