Полное погружение

Сначала не было ничего, кроме тьмы. Теплой и такой уютной, что хотелось остаться в ней навсегда. Безопасность, покой, и тело казалось легким, словно перо, словно паришь в невесомости. Тишина, как будто в мире нет ничего, совсем ничего, обволакивала, заставляла дремать. Погружаться все глубже. Глубже. Потом был свет — нет, звук, ставший светом, — первый сигнал к пробуждению. Тук. Тук… Неуверенно. Словно… извиняясь? Темнота была такой густой, что, когда открываешь глаза, ничего не меняется. Темнота просила остаться. Задержаться подольше. Останься. Здесь хорошо. Здесь твой дом. Судорожный вздох — полузадушенный звук вырвался из горла, утонул в невесомости, как и все остальное здесь. Сердце застучало сильнее. Сердце попросило о действии. Освободи меня. Движение руки получилось слабым, попыталось найти что-то в невесомости. Пальцы коснулись странной мягкой поверхности. Непохожей ни на что, уступающей под ленивым давлением мышц. За первым слоем что-то твердое, и звук все громче. В нем различался… голос? Чей он? Кто ты? Это ты зовешь меня? Ладонь уперлась в стенку. Скользкую, но тоже податливую. Она будто хотела сломаться. Приглашала. Медленно проминалась, а потом — хруст. Что там? За этой стеной. Живое и упрямое. Вредное. Отстань. Еще пять минут. Во тьме слишком уютно и тепло. Рука опустилась — хруст прекратился, — обхватила плечо другой руки. Хорошо. Можно подремать еще немного. В тишине и спокойствии. Только голос за стеной совсем не хотел затихать. Кажется… их было даже несколько? Они взволнованно кричали друг на друга. Голоса. Такие чужие и шумные. Замолчите! Удар вышел почти возмущенным. Сильным. Стал ошибкой. Хрустом на этот раз не обошлось. Скорее уж взрывом. Стена сломалась за долю секунды. Глаза ослепил яркий свет, и выбросило наружу с такой силой и шумом в ушах, что почти сразу же тьма вернула свои права, а сознание снова отключилось. Еще пять минут… Но ощущение времени потерялось. Когда наступило следующее пробуждение — прошло, возможно, больше пяти минут, а может, и больше часа, — оно уже не было таким комфортным, как в первый раз. Голову почти сразу пронзила неприятная боль, все закружилось, и непонятная картинка перед глазами была мутной от застывших на ресницах слез. — Хэй, ты проснулся. — Тот самый голос. Один из голосов. Теперь его было слышно отчетливо. В нем были радостные и нетерпеливые нотки. Приятно. — Я уже устал гадать, когда же ты соизволишь явить себя миру! Настоящий соня! Еще одна попытка открыть глаза. Собственная рука сдвинулась с трудом — тело теперь было таким тяжелым, словно чужим, а координация нарушилась. Пришлось дать себе вторую попытку, чтобы попасть в цель и вытереть мокрые глаза. — Ита-а-ак. Сегодня двадцать девятое мая — твой день рождения! — Бодрый голос не унимался. Когда удалось повернуть голову в его сторону, обладатель нашелся быстро. Сидел рядом на фоне какой-то незнакомой комнаты, погруженной в полумрак. — Как ты себя чувствуешь? — спросил обладатель голоса, такой же, как и комната, незнакомый парень с черными волосами до плеч и приветливой улыбкой. Как я себя чувствую? Ощущения были неоднозначными. В невесомости точно было лучше — теперь в голове звенело, шея затекла от неудобного положения, а перевернуться с живота хотя бы на бок оказалось тем еще испытанием. В правой лопатке что-то неприятно заныло, отозвавшись тупой болью. — Не… очень… — Собственный голос прозвучал слабо и жалко. — Не удивительно! — с важным видом ответил парень, складывая руки на груди. — Ничего хорошего нет в таком долгом пребывании в коконе. Но вскоре станет лучше — обещаю! — Кто... ты? — Новая попытка что-то сказать вышла чуть лучше. Незнакомый парень почти подскочил на месте. — Извини — я должен был представиться сразу! Меня зовут Тодо Джинпачи. Можешь называть меня просто Джинпачи, если хочешь. Я буду заботиться о тебе, пока ты не освоишься здесь. Здесь? Где? — Мм… Рад… знакомству… Я… Я… Мое… имя… — Голова взорвалась новой порцией боли. Мысли спутались, а вместо воспоминаний словно бездонная черная пропасть. Как мое имя? Как же… — Конечно, у тебя тоже должно быть имя. Как и у всех! — Тодо улыбнулся, убрал прядь волос из челки за ухо и потянулся рукой куда-то в сторону… Над головой у него было… что-то… Сияющее слабым золотистым цветом небольшое кольцо?.. Он взял блокнот и карандаш и с задумчивым видом приготовился что-то записывать. — Но для начала расскажи-ка мне, что тебе снилось? — Снилось? — Что ты помнишь? — Это… был не сон. — Хм? — Тодо с удивлением поднял голову, но его растерянный вид опять расплывался, потому что глаза сонно закрывались — снова хотелось спать. — Я знаю разницу между сном и реальностью… Это было на самом деле. По-настоящему. — Хорошо. Пусть будет так. Что ты видел? — Мм… Картину. Карандашный набросок. — Картину? Ты сам ее нарисовал? Последние воспоминания были яркими и ослепляли так, что снова становилось больно. В висках начинало пульсировать, и казалось, будто мягкий матрас и кровать вот-вот закружатся. — Ага… Это гора. Мне она… нравится, но я… не могу вспомнить ее название, хотя, кажется… я точно знал… Тодо вроде сосредоточенно кивнул, а потом послышался звук грифеля, царапающего бумагу. — Что-нибудь еще? — Да… Я… сидел на песке… Он был теплым, почти горячим, нагретым… солнцем. И шум… Шум волн был вдалеке. — Берег моря, — мечтательно произнес Тодо. — Прекрасный сон. — Шум становился… ближе. — Последнее слово далось с трудом. В горле встал ком, глаза защипало, и тревога… охватила с головой. — Что? — взволнованно спросил Тодо. — Что-то случилось там? — Я стал мокрым. — Смех получился сдавленным и, наверное, насквозь фальшивым, но собеседника, кажется, ничуть это не смутило. Он улыбнулся, кивнул и снова начал что-то записывать. — Сейчас подумаем. Минуточку… — Тодо так старался, что губы сжались в тонкую линию, а между тонких бровей залегла напряженная складка. Вскоре он закончил свои труды и развернул блокнот, протягивая вперед, чтобы лучше было видно. Белый листочек заполнили перечеркнутые разные слова, а в самом низу… Выведено ровными линиями… — Ма… нами… Сангаку? — Ага! — бодро кивнул Тодо. — Нравится? По-моему, здорово получилось! Теперь это твое имя. — Мое имя? — Вопрос утонул в новой растерянности. Но… Но у меня же уже есть… имя… — Прости, — виновато улыбнулся Тодо. — Я понимаю твое смятение. Но как бы раньше тебя ни звали, ты не сможешь вспомнить этого. Никто из нас не может. Поэтому мы все составляем себе имена на основе нашего сна, который мы видели, пока были в коконе. До того, как родились. — Мы?.. Кто «мы»? — Даже если он и надеялся успокоить своей улыбкой, тревога и растерянность только набирали обороты, а новые вопросы возникали в голове один за другим, отчего боль в висках усиливалась. В правой лопатке словно что-то дернулось, заставляя поморщиться. Тодо развернулся на стуле немного в сторону, и лишь сейчас бросилось в глаза… Крылья. Небольшие крылья с пепельного цвета перьями. Красивые. Нереальные. Сделанные слишком мастерски, словно были… Они шевельнулись — и сердце рухнуло в самый низ, чтобы потом подскочить к горлу. — Нас называют серокрылыми, — тихо сказал Тодо и добавил то, из-за чего все происходящее начало казаться не просто сном, а самым настоящим кошмаром: — Ты такой же.