Полное погружение

Если смотреть объективно, жизнь, наверное, не могла быть еще счастливее и безмятежнее — любой нормальный человек чувствовал бы благодарность, выкинув из головы абсурдные мысли о том, чтобы испортить все то, что имел сейчас, и Манами, в принципе, был близок к такому состоянию «нормального человека». В последние недели он ощущал себя так же, как это было до его первой и пока что единственной попытки сбежать за стену. У него был Онода, была возможность проводить с ним время, а Тодо заметно ободрился, помирившись с Макишимой, и даже стал лучше есть. Было бы наглостью желать чего-то большего, и Манами с каждым днем чувствовал, что все сильнее привыкает к этой жизни. Он мог бы прожить счастливо и с любимым человеком до конца своих дней или Дня полета (что там ему обещали?), но новая трудность не заставила себя долго ждать. Сначала Манами не обращал на это внимания — ну, или пытался. У всех бывают дурные сны, некоторые из них забываются через минуту после пробуждения, и он тоже забывал о них, пока они не стали слишком яркими и реалистичными. Пока не стали повторяться все чаще. Не было ничего удивительного в том, что Манами отключился после обеда, когда пришел в комнату Оноды в очередную субботу. Он плохо спал ночью, часто просыпаясь с неприятным ощущением тревоги, и, естественно, совсем не выспался. Думая, что это не такая уж и потеря, он рассчитывал, что сможет бодрствовать весь день, а потом отдохнуть ночью, но все пошло не по плану. В момент, когда Онода ушел, чтобы принести фруктов для перекуса, Манами прилег на кровать и уснул даже раньше, чем прошло пять минут. И тогда-то это повторилось вновь. Странные расплывчатые образы, яркий, слепящий голубой, на котором медленно проступали очертания белых облаков. Манами казалось, что он летит с огромной высоты без возможности узнать, что ждет внизу, а потом вдруг резко разбивает воду своей спиной. Вода была соленой. Она обволакивала все тело, попадала в уши, в глаза, в нос и рот, начиная забивать легкие при каждой попытке вздохнуть. Раз за разом Манами тонул, в ужасе осознавая, как меркнет свет, как глухие звуки его бесполезной борьбы затихают. Он слышал пустоту. Чувствовал себя оторванным от тела, потому что не мог больше двигаться. И так сильно, сильно хотел проснуться, закончить все это. Но вместо просыпания мозг подкидывал продолжение сна. Новые звуки, отдающиеся почти оглушительным эхом. Тук, тук. Это был стук. Но совсем не такой, как во время пребывания в коконе, когда кто-то из старших своими костяшками пытался спровоцировать его вылупиться быстрее. Стук был совсем другим. Громким и очень пугающим, потому что рождал только одну невольную ассоциацию, — так забивали гвозди в крышку гроба. «Сангаку», — неразборчиво послышалось где-то между ритмичными ударами, и Манами почувствовал, что дернулся, постепенно пытаясь пробудиться. Голос Оноды стал отчетливее, реальнее — Манами наконец вырвался из сна и так резко двинулся назад, скользнув по одеялу и подушке, что стукнулся головой об изголовье кровати. — Ой, осторожнее, — испуганно пискнул Онода, и Манами только теперь смог нормально сфокусировать взгляд и увидеть его на краю постели. — Ты как? Сильно ушибся? — А… нет, — неуверенно проговорил Манами, едва узнавая свой подавленный голос. Он машинально потянулся рукой к затылку, чтобы ощупать пострадавшее место, — больно. — Снова кошмар приснился? — обеспокоенно спросил Онода. — Становится все хуже. Может, расскажешь свой сон? — Не хочу, — поморщился Манами, подтягивая к себе колени в беззащитном жесте. Сейчас как никогда сильным стало желание сжаться, спрятаться где-нибудь. Почему он не мог найти спасение от кошмаров даже здесь? Почему они вообще начали преследовать его? — Оу, — озадаченно произнес Онода, посмотрев на пол, а потом наклонился. Он собрал и поднял сразу пять длинных белых перьев и пару секунд осматривал их. — Это ты так ерзал просто или они от стресса выпадают? Манами только пожал плечами и отвернулся. Крылья здорово мешали ему, потому что по меркам серокрылых стали просто огромными. Только недавно они, кажется, замедлили рост, но сейчас, к концу августа, они запросто могли достигать уровня бедер или даже немного ниже, если Манами не пытался приподнять их. — Я волнуюсь за тебя, Сангаку, — добавил Онода, приблизившись и положив ладонь на колено. — Я… знаю, — запнувшись, ответил Манами, почувствовав себя не спокойнее, а еще хуже. Страх не исчезал, словно сон так и продолжался, и Манами не знал, что с этим делать, бессильно поддаваясь мыслям, которые пугали не хуже кошмара. А что, если это не сон? Что, если это произошло на самом деле или происходит с ним сейчас, только в другом месте? Другом месте… За стеной? Там, где для них всех настоящий дом и родной мир. — О Боже, — выдохнул Манами, цепляясь пальцами за волосы. — Я ничего не понимаю. — Что? Объясни, пожалуйста, что с тобой происходит, — почти обреченно попросил Онода, но Манами замотал головой. — Я не знаю, что происходит. Не мог же он, в самом деле, озвучить свои догадки, которые были бредом безумца. Может, он просто медленно сходил с ума? Может, он допустил ошибку, оставшись здесь, когда так сильно хотел уйти, и теперь этот странный город собирается замучить его через кошмары? — Сангаку, послушай, — снова попробовал Онода, но его слова были прерваны… стуком. Раз, два, три — ритмичные удары костяшек о дерево всего лишь, но и этого хватило, чтобы у Манами едва волосы дыбом не встали от ужаса. — Нет! — вскрикнул он, закрыв ладонями уши. — Не надо стучать! Вздрогнув, Онода подскочил на месте, а потом быстро рванул к двери. Открыв, он увидел на пороге Имаизуми, и тот, глядя на Манами, удивленно спросил: — В чем дело? Ты чего орешь? — А… ему сон плохой приснился, — быстро пролепетал Онода, будто пытаясь спасти ситуацию. — Не стучи, пожалуйста, больше в дверь, ладно? — Да? — скучающе сказал Имаизуми, приподняв бровь. — И как тогда я, по-твоему, должен оповещать тебя о своем приходе? Сообщение тебе на телефон скидывать? Онода растерянно опустил голову, похоже понимая, что его просьба и правда странная. Манами стало неловко из-за этого — он опять доставлял другим неудобства. Ну что за проклятие? Почему он не мог просто быть как все остальные здесь? — Так… что ты хотел, Шунске? — неуверенно спросил Онода, и Имаизуми вздохнул. — Хотел спросить у вас, не пойдете ли вы со мной в магазин. Я хотел купить мороженого. Но похоже… — Сейчас не очень удачное время, — кивнул Онода. — Я уже понял. Вам купить, кстати? Манами отрицательно замотал головой, показывая, что ему ничего не нужно, и Онода, коротко взглянув на него, отвернулся обратно к Имаизуми. — Купи мне ванильное, если не сложно. Оставь в холодильнике. — Хорошо, Сакамичи, — ответил Имаизуми, и спустя несколько секунд его уже не было. Онода тихо, почти бесшумно закрыл дверь и подошел обратно к кровати, на которой Манами сидел, все так же сжавшись, как загнанный зверь. Его била мелкая дрожь, а в голове эхом отдавалось… Тук-тук-тук… Удар, удар, удар. Все громче… — Успокойся — никто больше не придет, — осторожно сказал Онода, снова присаживаясь на край постели. — Дело не в этом, — возразил Манами, пытаясь сдержать подступившие слезы. — Это стук… Я слышу в своих снах стук. — Стук? — непонимающе переспросил Онода. — О чем… — Я не знаю, что это! — резко ответил Манами, вскинув голову. — Правда не знаю! Там темно и ничего нет, а этот звук где-то совсем рядом. Словно… надо мной. — Задрожав еще сильнее, он обхватил колени и уставился в складки одеяла невидящим взглядом. До ужаса пугающие догадки снова захватывали мысли. — О Боже. Я действительно умер. Я умер, и меня похоронили, а все это… Ад или чистилище. — Что? — Голос Оноды дрогнул. Манами не заметил, как промялся рядом матрас, но почувствовал руки на своих плечах. — Ты с ума сошел? Что ты такое говоришь? — Может, ты тоже мертвый, Сакамичи? — Конечно нет! — возразил Онода, сильнее сжав пальцы. — И ты живой, как и я! Это просто дурацкий сон — он ничего не значит, поверь мне! — Я не могу, — всхлипнул Манами, размазывая по щекам слезы. — Я не… — Он запнулся, и что-то словно щелкнуло в его голове. Непринятие, протест. Нет, он не умер, он живой, живой. — Сделай мне больно. — Что? — снова вздрогнул Онода, убирая руки, но Манами быстро перехватил одну из них за запястье и прижал ладонь к своей мокрой щеке. — Сделай больно. Сделай что-нибудь. Укуси или лучше ударь меня. Сделай это сильно. — Нет! Я не буду, не проси меня о таком! — возразил Онода, пытаясь отдернуть руку, но Манами не отпустил. — Пожалуйста, Сакамичи, — почти взмолился он. — Никто больше здесь не может помочь мне. Я должен… Но Онода отрицательно замотал головой, съежившись и задрожав. Он ничего не будет делать, разочарованно понял Манами, но взгляд вдруг зацепился за тарелку с яблоками, оставленную на столе. Там, на ней, лежал и нож, и при виде него Манами двинулся даже раньше, чем полностью осознал это. — Куда ты собрался? — растерянно спросил Онода, но ответа не получил. Манами уже не думал — его вели… инстинкты, когда он неторопливо слезал с кровати, чтобы подойти к столу и сесть на стул. Нож звякнул, его металлическая рукоять почти обожгла ладонь холодом, пальцы крепко сжались. — Нет, стой! — вскрикнул Онода и, похоже, сорвался к нему, но Манами сделал задуманное быстрее, чем ему помешали. Всего за пару секунд, даже не чувствуя страха, он вогнал острие ножа чуть выше внешней стороны запястья правой руки, которую положил на столешницу рядом с тарелкой. Боль пронзила такой яркой вспышкой, что он и сам едва не закричал. Онода тут же схватил его, нож вылетел и с грохотом приземлился где-то на полу, а из оставшейся раны засочилась кровь, стекая вниз, попадая прямо на обложки разбросанных тонких журналов на столе. — Господи, не трогай ничего. Не трогай, — проговорил Онода охрипшим от ужаса голосом и снова куда-то сорвался. Его торопливые шаги стихли уже после трех, похоже, он открыл шкаф, а потом чем-то зашумел, но Манами было не интересно. Он смотрел на свою руку, не моргая, на кровь, такую красную и яркую. Вспышка боли прошла, оставив после себя только слабый отголосок и ноющее ощущение, но ее хватило, чтобы хоть немного отрезветь от своего наваждения. — Вот. Дай сюда. — Вернувшийся Онода осторожно взял его руку и принялся наматывать на нее бинт. — Ты сейчас пойдешь со мной, хорошо? Сможешь идти? — Куда? — слабым голосом спросил Манами и вытер свободной рукой неприятно подсыхающие на щеках слезы. — К Тодо, — сухо ответил Онода, плотно фиксируя повязку. Манами хотел спросить зачем, но промолчал, потому что говорить или спорить сейчас не хотелось. Все тело окутала какая-то неестественная легкость, и внезапно стало совершенно плевать на все — куда он пойдет, к кому и почему. Поэтому он не сопротивлялся, когда Онода, закончив с бинтом, поднял его со стула и повел за собой, крепко держа за руку. За весь путь никто из них так и не заговорил снова — Онода напряженно отмалчивался и почти торопился, пока они спускались по лестнице и проходили гостиную. Даже когда на крыльце им встретились другие ребята, старшие, Онода ничего им не сказал и просто прошел мимо, продолжая тянуть Манами за собой. Он словно точно знал, где должен оказаться в конце, шел уверенно и даже не замедлился при входе в другое здание. Только оказавшись на знакомой кухне, Манами смог немного прийти в себя, когда в нос ударил запах жареных овощей, которые Тодо, похоже, готовил к ужину. Увидев гостей, тот удивился, а потом удивился еще больше, когда заметил повязку на руке Манами, которая уже пропиталась кровью. — Что… — с трудом спросил Тодо, положив деревянную лопатку на столешницу, и Онода, отпустив Манами, сделал шаг в сторону. — Он воткнул нож себе в руку, — сухо сказал Онода, и Манами лишь сейчас начал осознавать, что натворил. Он воткнул нож себе в руку. Как самый последний псих, воткнул себе в руку нож, Господи. О чем он только думал? — Не знаю, повредил ли он связки, но кровь, как видишь, не останавливается, — договорил Онода в то время, как лицо Тодо искажалось почти ужасом. — Разберешься с этим? Тодо напряженно кивнул и подошел к Манами, чтобы посмотреть на окрасившийся темно-красным бинт. Он осторожно взял его руку и попросил пошевелить пальцами. — Это я сделал, — тихо сказал Манами на всякий случай, чтобы снять возможные подозрения с Оноды, которые могли появиться у Тодо, но Тодо, похоже, не нуждался в этом. Он только снова зачем-то кивнул, и после его жеста Онода ушел с кухни так быстро, словно за ним гнались. — Придется в больницу поехать и показать это врачу, — сказал Тодо, снимая через голову фартук. Манами наблюдал за ним, пока он шел к плите и выключал газ, а потом закрывал крышками две большие сковородки. К врачу не хотелось, но с другой стороны, перечить сейчас было даже страшно из-за того, как выглядел Тодо, — казалось, будто он был готов весь этот город с землей сровнять, поэтому Манами даже рта не осмелился открыть. Спросил только одно, когда понял, что Онода испарился не только из кухни, но и из корпуса вообще: — Почему Сакамичи ушел? — вырвалось жалко и удрученно. Факт того, что его отвезут в больницу, отдалился куда-то на второй план, а все беспокойство переметнулось на сторону мысли, что Онода бросил его, убежав и ничего не сказав напоследок. — А ты как думаешь? — спросил Тодо, набирая чей-то номер. Кинув на Манами еще один строгий взгляд, он отвернулся и подошел к окну, чтобы поговорить и вызвать такси. Это не отняло много времени — уже вскоре он закончил и вернулся. Прошел мимо, взяв поникшего Манами за локоть и потянув за собой к выходу. — Ты же его до смерти перепугал своей выходкой, — хмуро сказал Тодо, призывая поторапливаться. — У меня бы сердце остановилось, если бы ты при мне такое выкинул. Какая муха тебя вообще укусила? Манами не смог ответить — только закусил губу и сдержал слезы, стараясь не отставать. Тодо знал о том, что он плохо спит в последнее время, но не знал всех подробностей — Манами лишь сегодня смог рассказать Оноде хоть что-то, и повторять это сейчас оказалось бы самой настоящей пыткой. Но, к счастью, пока Тодо не настаивал на ответах. Его, наверное, больше беспокоила проблема с рукой, и он хотел решить ее в первую очередь, а потом, скорее всего, будет уже не отвертеться. Подозревая, что так и случится, Манами уже начал мысленно настраиваться на то, что ему придется пересилить себя и попробовать рассказать все позже, но даже эта неприятная перспектива не могла сравниться с тем опустошающим и болезненным чувством, которое после себя оставил Онода, когда ушел. Он был не виноват, конечно, — скорее всего, он проявил соответствующую ситуации реакцию, и Манами следовало сдержаться, если он не хотел оттолкнуть от себя. Но он не смог. Им двигало что-то совершенно не поддающееся контролю. Что-то новое и чужое. Пугающее, потому что то, что он сделал, было действительно той еще крайностью. Но теперь делать было нечего. Их с Тодо, когда они миновали арку и вышли с территории Гнезда, встретила машина, садиться в которую со знанием, что она привезет в больницу, тоже не хотелось, но Манами заставил себя сделать это, снова поймав на себе напряженный взгляд. Успокаивало лишь то, что Тодо сел с ним, а не выбрал место рядом с водительским, и Манами чувствовал себя не так ужасно, пока смотрел на свою перевязанную Онодой руку. Бинт и правда слишком сильно пропитался красным — на секунду даже показалось, что пальцы теряют чувствительность, но Манами мотнул головой, уставившись в окно и отогнав от себя глупые мысли. Ничего с ним не будет, и рана несерьезная. Так ведь? Одно из его ожиданий подтвердилось уже спустя полчаса, когда они добрались до больницы и врач принял их. Он сказал, что бояться действительно нечего, но, промыв рану, все же сделал местную анестезию и наложил четыре шва. Для Манами это оказалось ужасным опытом — он едва удерживал себя на месте, чтобы не сбежать из кабинета, и не понимал, почему все здесь и вид врача внушают ему такой неприятный страх. — Придете ко мне на следующей неделе — я посмотрю руку и, скорее всего, сниму швы, — сказал хирург, когда затянул свежую повязку. Манами бы удивился, что у него не спрашивают, где он умудрился получить такую рану, которую пришлось даже зашивать, но мысли о том, чтобы быстрее сбежать в коридор, затмевали собой все. Он ушел сразу, как только ему разрешили, и был готов уже направиться к лестнице, если бы Тодо снова не остановил его. — Подожди. Давай присядем ненадолго. Тебе надо успокоиться. Задерживаться здесь Манами не хотел, но решил снова послушаться хотя бы потому, что он должен быть благодарным за заботу, которую снова и снова проявлял Тодо, наверное уже устав от него. Мимо ходили люди и работники больницы, некоторые даже бросали взгляды в их сторону, потому что они были серокрылыми, — ну, по крайней мере один из них, и Манами пожалел, что его крылья теперь слишком большие, иначе бы он точно спрятал их под толстовкой, которую Тодо помог ему надеть, а потом усадил на свободное сиденье недалеко от окна, где кроме них никого больше не было. — Расскажешь, что стряслось? — осторожно спросил он, присев рядом и пытаясь заглянуть в лицо Манами. — Я не настаиваю, но если это связано… — Нет, — поморщился Манами и недовольно отвернулся к окну. — К Сакамичи это не имеет отношения. Это из-за моих снов. — Из-за которых ты стал плохо спать? — Да. Это кошмар. Один и тот же. Похожий на мое последнее воспоминание перед коконом, о котором я тебе рассказывал вначале. Только заканчивается по-другому… Такие, как мы… умирают? — Нет, — ответил Тодо. — Только если потеряем крылья. Мы не умираем так, как люди, а уходим… другим образом. — День полета, да? — невесело усмехнулся Манами. — Ты видел это когда-нибудь? — Не видел. Серокрылые всегда уходят в одиночку, когда приходит время, — я знаю только это. — Значит, нас и не хоронят? В земле не закапывают. — Нет, — снова ответил Тодо, и его голос, кажется, стал напряженным. — Почему ты спрашиваешь меня о таких вещах? Это неприятно. — Еще бы, — согласился Манами. — Неприятно, когда тебе раз за разом снится, как тебя хоронят. А ты еще… жив. — Тебе нужно, — резко сказал Тодо, поежившись, — сходить в Храм серокрылых. Такие сны — весомый повод для беспокойства. — И что мне там скажут? Что я ненормальный? Это я и так понял. — Переговорщик найдет какое-нибудь решение — я уверен. — Мне стало легче, — ответил Манами, расслабляясь. — Когда я воткнул нож себе в руку. Мне было больно, Джинпачи. Очень больно. Это успокоило меня. Так же, как когда у меня только выросли крылья. Я чувствовал себя живым. — И что, ты собираешься делать это каждый раз, когда тебе приснится кошмар? — резко спросил Тодо, хватая за локоть, но Манами лишь пожал плечами. — Так, ладно. От тебя ничего не добиться — нам, похоже, придется пойти в еще один кабинет. — Чего? Какой? — недовольно возмутился Манами, но Тодо, не желая слушать возражения, поднял его с места и снова повел куда-то. Из-за этого спонтанного решения им пришлось просидеть в другой очереди еще целый час, и Манами едва не умер от скуки — даже дурацкая игра на телефоне Тодо не спасла его, но сам прием, к счастью, закончился быстро. Врач выслушал короткий рассказ о беспокойствах Манами, который озвучивал совсем не он, а Тодо, а потом с добродушной улыбкой выписал рецепт какого-то лекарства, что оказалось снотворным, когда они пришли за ним в аптеку на первом этаже.

* * *

Глотать дурацкие таблетки каждый вечер Манами не хотел, но Тодо снова настоял на своем и, в принципе, не прогадал, потому что уже в первый день курса Манами уснул крепким и спокойным сном без сновидений. Он никогда не думал, что лекарства могут открыть возможности для новой жизни, но, кажется, именно так и случилось, потому что кошмары действительно ушли и оставили его в покое. Их не было и на второй день, и на третий, и дальше. Манами извинился перед Онодой, обрадовал его хорошими новостями, и можно было, наверное, рассчитывать, что все снова наладится. Рана на руке тоже хорошо зажила, и на последней неделе августа врач снял швы, разрешив больше не носить мешающую повязку, что тоже подняло настроение. После приема Манами решил поехать сразу в библиотеку к Оноде, и он едва не забыл, что сегодня в этом нет необходимости. Причина, по которой Онода взял отгул, тоже забылась, но когда Манами снова вспомнил о ней, это заставило его нетерпеливо поспешить на автобусную остановку, а потом сразу в восточный корпус Гнезда. Сегодня это случится, вероятно, — Онода ждал этого с детским восторгом, а Имаизуми морщил нос, повторяя, что не собирается участвовать в ожидании вылупления. Тем не менее, как бы это было ни забавно, он находился в своей комнате, когда Манами добрался до места, и что-то подсказывало, что он должен был быть на работе в такой час. Онода сидел на отодвинутом в сторону столе, и в целом в спальне было довольно прибрано — видимо, хозяин комнаты заранее перенес в другое место все важные вещи, которые в противном случае окажутся… промокшими, ага. — Я устал его ждать, в самом деле, — недовольно сказал парень по имени Тадокоро, который стоял, подпирая стену и сложив массивные руки на груди. Коротко поздоровавшись, Манами проскользнул мимо него, когда заходил в комнату, прошел двухъярусную кровать, на которой сидел такой же недовольный Имаизуми, и занял место на столе рядом с Онодой. — А он точно сегодня появится? — с любопытством поинтересовался Манами, окинув взглядом кокон, который теперь был гораздо больше, чем в тот раз, когда удалось впервые его увидеть. — Должен, — с улыбкой кивнул Онода, указывая пальцем на верхушку кокона, от которой отходили толстые крепкие стебли, врастая в потолок и стены. — Видишь, там, сверху? Когда появляется такой характерный белый цвет, это означает, что кокон вот-вот откроется. — Ага, — чуть озадаченно кивнул Манами, обращая внимание на указанное Онодой, — это «белое» выглядело как малоприятный налет и плавно спускалось к середине. — А вы приготовили водолазные маски? Имаизуми на это только скорчил недовольную гримасу, а Тадокоро, потерев слипающиеся глаза, и вовсе махнул рукой. — Позовете, когда что-нибудь изменится, — тоска смертная стоять и смотреть на него. Он развернулся и вскоре вышел за дверь, из-за чего Имаизуми проводил его забавно-обреченным взглядом, будто сейчас на него просто скинули всю ответственность. И, похоже, он почему-то очень нервничал, чего нельзя было сказать об Оноде, который все еще довольно улыбался. Что за противоречащие друг другу реакции? Манами в удивлении снова посмотрел на кокон и попытался понять, как именно все начнется и какие могут быть причины для такого, как у Имаизуми, беспокойства. — Ты был у врача? — спросил Онода, отвлекая от мыслей. — С твоей рукой все в порядке? Манами на автомате взглянул вниз и приподнял руку, чтобы снова посмотреть на то, что осталось от раны. Выглядело непривычно. — Ага. Шрам может небольшой остаться, но это ничего. — Ничего, если ты больше так не сделаешь, — добавил Онода, и Манами улыбнулся ему. — Я ведь пообещал тебе, что не сделаю. Мне правда больше не снятся кошмары, и я чувствую себя гораздо лучше теперь. Онода кивнул и, кажется, собрался сказать что-то еще, но прервался, когда со стороны кокона прозвучал странный глухой треск. Имаизуми молниеносно вскочил на ноги, словно собираясь обороняться от чего-то. — О, зря Тадокоро ушел. Как раз вовремя, — моргнув, сказал Онода и осторожно спрыгнул со стола. — Тихо, Шунске. Он не должен открыться так сразу — я успею сходить за… Но раньше, чем Онода смог договорить, раздался еще один треск — на этот раз гораздо громче предыдущего. Что он там хотел успеть? — только подумал Манами, как в одну секунду кокон ну… взорвался? Нет, правда — от него отлетели крупные куски расколовшейся оболочки, причем вместе с этим изнутри выстрелила вода — или чем была эта жидкость. На какие-то секунды шум от этого действия был таким, что практически заглушил короткий взвизг Оноды, а потом вся комната оказалась затопленной, наверное, по колено, пока вода не хлынула за ее пределы. Механически закрывшись руками, Манами тоже промок, но его урон все же был не сравним с тем, который получили Онода и Имаизуми. Они были почти насквозь мокрыми, когда Манами рискнул взглянуть, что происходит, и буквально сразу оторопел. Это было на самом деле? Кокон правда раскрылся, наконец явив то, что было внутри, и этим оказался… Мальчик. Настоящий мальчик со слипшимися от воды волосами, в которых даже так явно прослеживался красный оттенок, и, глядя на него, Манами потерял дар речи — настолько поразительным казалось ему то, что он видит. Онода, даже если и выглядел более осведомленным и подготовленным, так же стоял без движения и в полном шоке, и только Имаизуми из них троих оказался способным предпринять хоть какие-то меры. То, что он сделал, было быстрым. Быстрее, чем Манами хоть немного смог прийти в себя. Резко стащив с верхнего яруса кровати залатанное несколько раз одеяло, Имаизуми бросился к мальчику, который лежал на полу явно без сознания, и, приподнимая, завернул его в это одеяло, можно было даже сказать, с заботливостью, скрывая обнаженную мокрую кожу. Манами только теперь смог увидеть лицо с закрытыми глазами — когда голова откинулась назад, — и в нем, кажется, не было ничего знакомого, что тут же заставило почувствовать укол разочарования. Тогда в чем был смысл игры его интуиции? Почему он ощущал, что точно знает того, кто сидел в коконе, дожидаясь своего часа? — И долго ты собираешься стоять? — заговорил Имаизуми, продолжая прижимать к себе закутанное тело мальчика. — Иди и зови Тадокоро. Скажи, пусть идет сразу в гостевую, — я отнесу это морское чудовище туда. — Д-да, конечно! — растерянно пискнул Онода и быстро протопал (или прохлюпал) к выходу, вскоре скрываясь за дверным косяком. — Ну, на морское чудовище это вряд ли похоже, — нервно усмехнувшись, сказал Манами, наблюдая за тем, как Имаизуми перехватывает мальчика на своих руках поудобнее и выпрямляется. — Судя по тому, во что превратилась моя комната, очень даже, — мрачно ответил тот и развернулся к двери. Манами только пожал плечами и тоже спрыгнул на ставший сплошной лужей пол — да уж, затопление до самого подвала здесь, кажется, гарантировано. Он вышел следом за Имаизуми, ведомый своим любопытством, — когда мальчик очнется, ему тоже придется рассказывать свой сон, чтобы ему могли дать имя? Кажется, так это было у него самого? — задумался Манами, пока шел позади Имаизуми и вспоминал время, когда появился в этом мире. Все казалось таким странным и непривычным тогда. Он был в смятении, был растерян и напуган, потому что ничего не помнил и ничего не понимал. Этого мальчика ждала та же участь на первые дни и недели? Как быстро он адаптируется и каким он вообще будет? Таким же, как большинство, принимающим происходящее как обязательство? Ответы на эти вопросы еще предстояло узнать, и Манами был готов подождать, даже если ему и в какой-то степени не терпелось. Гостевая комната, кстати говоря, оказалась на этом же этаже, только в другом конце длинного коридора, — Имаизуми открыл дверь, практически брутально оттолкнув ее ногой, и Манами снова проронил смешок, потому что Имаизуми сейчас напоминал ему гордого рыцаря, спасшего принцессу от ужасного дракона. Только вот принцесса все еще была мальчиком, а еще у этого мальчика в ближайшие сутки должны были вырасти крылья. Уф, будет нелегко. Уложив его на кровать в светлой просторной спальне, где было, похоже, все подготовлено к непростым первым часам серокрылого, Имаизуми укрыл его еще одним одеялом, а потом глянул в сторону светлой пижамы, лежавшей на комоде рядом. Похоже, на секунду в его голове проскользнула мысль одеть мальчика, но он отмел ее и повернулся чуть смущенным. — Ну почему так долго? Где их черти носят? Я не подписывался делать все сам, — недовольно сказал он, глядя на полуоткрытую дверь. Манами пожал плечами, а потом с ехидством спросил: — Он хорошенький, да? — Ч-что ты несешь? — напрягся Имаизуми, на этот раз точно покрываясь румянцем. — Он парень — ничего страшного, если ты увидишь то, что у него ниже пояса, — посмеялся Манами. — Но если для тебя это страшно — значит, он, вероятно, нравится тебе. — Ничего подобного! Я просто не умею обращаться с людьми, которые находятся в обмороке! — с возмущением ответил Имаизуми, и Манами снова хихикнул. — А минуту назад обращался еще как умело. Продолжить этот нелепый, но веселый спор не получилось. Прежде, чем Имаизуми открыл рот, чтобы сказать что-то на слова Манами, в комнату наконец вошел Тадокоро, а следом за ним и Онода. — Вы еще дольше не могли там провозиться? — недовольно сказал Имаизуми, отходя в сторону. — Да угомонитесь уже — на толкан не дадут спокойно сходить, — проворчал в ответ Тадокоро, проходя к кровати. — Ну и чего панику было устраивать? Малец жив и здоров. Сейчас очухается — и имя придумаем. — Зачем? Назовем его рыжей занозой, — раздраженно сказал Имаизуми и с таким же раздражением вышел из комнаты. — И что, не останешься про сон послушать? — спросил вслед Манами. — Я обязательно расскажу тебе потом! — Что случилось? — удивленно спросил Онода, но Манами, усмехаясь, только махнул ладонью, глядя на удаляющуюся фигуру Имаизуми. — Да так, ерунда, не забивай голову. Онода посмотрел на него с недоверием, забавно нахмурив брови, но не успел спросить что-то еще, потому что Тадокоро вдруг снова заговорил, отвлекая их обоих: — А ты времени зря не любишь терять, да, пацан? — хохотнул он, присев на стул, поставленный рядом с кроватью. — Разбил кокон за полминуты и очнулся за пять! Чувствуя что-то очень похожее на детский восторг, Манами придержал Оноду, который уже хотел рвануться к кровати, — смущать мальчика сразу несколькими незнакомыми лицами лучше не следовало, наверное. — Он правда пришел в себя? — шепотом спросил Онода, нетерпеливо поднимаясь на носочках и выглядывая из-за руки Манами, но Манами оттеснил его к самой двери. — Давай не будем мешать. Для него сейчас начнется полный шок. — Ну что, как себя чувствуешь? Порядок? — бодро спросил Тадокоро, и очнувшийся мальчик неловко выпутал руку из одеяла, чтобы кулаком потереть глаза. — Ты еще что за горилла? — спросил он, и Манами прижал ладонь ко рту из-за нового приступа смеха. А вот это уже было что-то. Голос показался смутно знакомым, да и эта манера говорить… — Повежливее, пацан, если хочешь, чтобы я позаботился о тебе как следует, — ухмыльнулся Тадокоро, похоже, на самом деле, совсем не обидевшись, но мальчик выдал еще одну удивительную вещь, которая, пожалуй, подтверждала, что чувствует он себя вполне неплохо. — Позаботься о том, чтобы не загородить своей тушей солнце, иначе планета останется без долбаного дневного света. Какого хрена происходит? Где я вообще? — В хорошем месте, где у тебя начнется новая жизнь, — ответил Тадокоро. — Я все тебе объясню по ходу дела, но сначала расскажи-ка мне, что тебе снилось, прежде чем ты проснулся. — Ха? Какое тебе дело до моих снов? Погадать, что ли, хочешь? — возмущенно спросил мальчик, и Манами почувствовал, как у него скрутило живот от почти вырвавшегося наружу смеха. — Хочу придумать тебе имя, — все еще стоически держась, сказал Тадокоро. — Ты ведь его не знаешь, верно? — Имя? — переспросил мальчик и на этот раз растерялся. Он задумался, снова потирая глаза, и уставился в потолок. — Я не помню. Ни хрена не помню. Единственное что… это звук. Похожий на щебет птиц вроде. А еще помню мелкого парня, который стоит передо мной и протягивает мне что-то… Подожди. Кажется, я знаю его. Или нет? Что за херня с моей башкой? Я ударялся? И, вашу мать, почему я голый?! — Ладно, пойдем, — шепнул Манами Оноде и потянул его вперед по коридору. — Пойдем, иначе я точно от смеха умру. — Да, Шунске следовало остаться и послушать это, — с улыбкой ответил Онода, пока они шли мимо закрытых дверей. — Не думал, что новенький окажется таким забавным. — Похоже, с ним будет сложно, как и со мной, — согласился Манами и остановился с Онодой возле лестницы. — Тебе надо переодеться. И накрыльники твои промокли — сможешь поменять? — А, да, конечно, — нервно ответил Онода, осматривая свою промокшую футболку и шорты. — Черт, кроссовкам хана, кажется. — Я хотел сегодня на художественную выставку сходить. Пойдешь со мной? Я могу подождать, пока ты не приведешь себя в порядок, — предложил Манами, на что Онода сначала оживился, но потом замялся. — А, я, наверное… — Останешься, чтобы попробовать познакомиться с Наруко? — подсказал Манами, улыбнувшись, и Онода посмотрел на него с удивлением. — Наруко? — Возможно, так его назовут, судя по рассказу о сне, — пожал плечами Манами. — Я бы так назвал. Давай завтра сходим вместе? А сегодня я схожу с Тодо — ему тоже полезно выбраться куда-нибудь, а то он скоро кровать себе на кухне поставит и будет там постоянно обитать. — Да, хорошо, — посмеявшись, согласился Онода, и Манами шагнул на ступеньку. — Не провожай меня. Я завтра к тебе в библиотеку приеду, — сказал он, махнув на прощание. — Ладно, — отозвался Онода, тоже приподняв ладонь. Сбежав вниз по лестнице, Манами оказался на первом этаже, прошел через пустую гостиную и вышел на улицу. Погода к концу лета стала заметно прохладнее, а в промокшей футболке и джинсах об этом пришлось вспомнить при первом же дуновении северного ветра. Манами поднялся в свою комнату, чтобы для начала сменить одежду и взять дополнительно толстовку, а после уже решил отправиться поискать Тодо, который, скорее всего, снова был на кухне, и, возможно, занимался ужином. Только вот до кухни Манами не успел дойти. Спустившись вниз, он как раз услышал нужный голос, но исходил он из совсем противоположной стороны. Тодо нашелся в гостиной. С ним был Аракита, еще Курода, а сам Тодо выглядел не очень и, похоже, держал под мышкой градусник. — Что случилось? — спросил Манами, невольно забеспокоившись, и подошел ближе. — Этот кухонный герой болеет уже два дня, а до сих пор работает, — фыркнул Аракита, сидя на подлокотнике кресла и заснув руки в карманы камуфляжных брюк. — Я посоветовал ему все же измерить температуру, когда ему стало плохо во время готовки, — добавил Курода, который стоял за диваном и держал в руках небольшую аптечку. — Да нормально со мной все — вы преувеличиваете! — недовольно возмутился Тодо, посмотрев на Аракиту, но тот лишь демонстративно отвернулся. Манами плюхнулся рядом с Тодо на диван и внимательно посмотрел на него. — Нет, ты точно болеешь. От тебя прямо, э… жар идет, — усмехнулся он, на что Тодо раздраженно закатил глаза и, сунув руку под кофту, вытащил запищавший градусник. — Я же вам говорю — нет никаких причин… — уже было начал Тодо и растерянно притих, когда маленький экран показал температуру тридцать восемь и три. — Да, ты прав, — состроив серьезный вид, покивал Манами. — Нет никаких причин, чтобы тебе сейчас же не отправиться в постель. — Пацан дело говорит, — сказал Аракита, и Курода, выудив из аптечки какую-то белую коробочку, протянул ее Тодо. — Если у тебя ничего не болит, просто выпей это — собьет температуру, и почувствуешь себя лучше. — Сделай, как он говорит, и отдохни хотя бы пару дней, — поддакнул Манами. — Ты слишком много работаешь и правда — не удивительно, что ты заболел. — Ладно, — раздраженно согласился Тодо, резко выхватив протянутое лекарство и встав на ноги. — Только заканчивайте играть в дотошных нянек — это бесит. — Боишься, что у нас лучше получится и твой ребенок будет зависать все время с нами? — ухмыльнувшись, спросил вслед Аракита, но Тодо, к удивлению, проигнорировал его и просто ушел — видимо, и правда плохо себя чувствовал, раз даже не нашел сил съязвить что-нибудь в ответ. Манами немного расстроился, подумав об этом, а потом, обернувшись к Араките, спросил: — Какой ребенок? — Ты конечно, балда. — Но я не… — попытался возразить Манами, но Аракита только махнул ладонью, призывая его помолчать, и хмуро посмотрел на Куроду: — Не делай такое лицо, Юки, я тебя умоляю. Я не забыл про твою ебучую выставку и помню, что ты хочешь туда пойти. — Выставку? Вы про художественную выставку, которая открывается сегодня? — оживился Манами. — Я тоже хотел сходить. Хотел позвать Джинпачи, но теперь облом. — Можешь пойти с нами, если тебе надо, — пожал плечами Аракита. — Тебе нравится такое? — спросил Курода, впервые за долгое время взглянув на Манами с интересом. — Ага. Я тоже рисую. Точнее рисовал, когда был… э, там? — Оу, а будешь еще? Покажешь? — Возможно, — неловко усмехнулся Манами. — Шевелитесь, птенчики. Я не буду ждать вас до вечера, — крикнул им обоим Аракита, уже стоя в дверях, и Манами с Куродой суетливо поспешили к нему. Им пришлось пойти на остановку и воспользоваться автобусом, чтобы добраться до места, — Аракита оплатил проезд Манами своим проездным, но довольно прозрачно намекнул, чтобы «эта херня» заканчивалась уже. Манами, на самом деле, был согласен, но он пока действительно не знал, какая работа подойдет ему. Может быть, просто не загружаться уже и устроиться в библиотеку к Оноде? Манами на такой работе будет засыпать от скуки, конечно, но вдвоем все же будет повеселее, так? К тому же будет возможность схватить Оноду где-нибудь между книжными стеллажами и целоваться… Мысли уплыли куда-то совсем не в то русло, и Манами, сидя на жестком сиденье, прижался лбом к оконному стеклу, невольно вспомнив о том, кого он уже самолично окрестил Наруко. — А в восточном корпусе сегодня кокон открылся, — скучающе сказал он, мысленно признавая, что хотел бы еще увидеть, что нового выдаст этот острый на язык парень. — Что? — удивился севший рядом Курода. — Опять у них? Когда он успел вырасти? — Кого ебет чужое горе. Пусть разбираются со своей удачей сами, — недовольно отозвался Аракита, оставшийся просто стоять рядом. — С новенькими так сложно? — спросил Манами, думая, что это вроде весело, но если честно, возможно, все-таки не очень для старших. — Себя вспомни, истеричку, — ухмыльнулся Аракита, из-за чего Манами почти покраснел от стыда, а Курода сдержанно улыбнулся в кулак. — А ты не хихикай там, ты тоже психовал. Фраза заставила Куроду попытаться сделать серьезный вид, что вышло до того неестественно, что все трое засмеялись почти одновременно, начиная с Манами. В таком веселом настроении прошла вся дорога, которая оказалась не такой уж и долгой. Они доехали до большого торгового центра, где и проходила выставка, и там-то снова началось это. Из-за того, что людей было много, Манами все чаще замечал, что на него смотрят, а некоторые и откровенно пялятся. Все было из-за его больших крыльев, скорее всего, и это побуждало невольно чувствовать себя цирковым зверьком или уродцем, на которого прохожие хотели ткнуть пальцем. Перестать об этом думать получилось далеко не сразу, но после того, как они прошлись по магазину до эскалатора и поднялись выше, стало немного легче. Сама выставка проводилась на третьем, последнем этаже, и, к счастью, чтобы попасть на нее, не нужно было покупать билет, иначе Манами снова бы пришлось испытывать неловкость перед Аракитой, которому и самому, скорее всего, нужны были деньги. Третий этаж на магазин уже не был похож. Как только они поднялись туда, Манами почти сразу почувствовал изменившуюся атмосферу. Людей здесь было еще меньше, чем на предыдущем этаже, но это было только в плюс, потому что можно было наконец не думать о том, смотрят на него или нет, и просто утолить свой интерес. Поэтому, двинувшись по широкому свободному проходу, Манами поспешил к самой первой картине слева и, остановившись, внимательно рассмотрел ее. Знакомая река на фоне леса и утреннего неба — красивый пейзаж в нежных тонах, нарисованный маслом. Манами сразу подумал, что художник женщина, но учел и то, что мужчинам тоже могут быть по душе подобные цвета. Аракита и Курода почему-то задержались. Когда Манами обернулся, они все еще стояли возле эскалатора и… в довольно странном положении. Аракита, закинув руку на плечи Куроды, практически прижал его к себе, говоря что-то на ухо, а когда отпустил, у Куроды было такое лицо, словно ему сказали самую смущающую в мире вещь. Или это просто выражение настоящего счастья — Манами не понял, но не стал сдерживать себя от ехидной улыбки, когда Аракита остался там, а Курода подошел, чтобы взглянуть на первую картину. — Вы спите друг с другом? — прямо спросил Манами, отчего Курода едва воздухом не подавился, а потом и вовсе покраснел. — Что? Ты охренел? — До меня дошел кое-какой слушок, — лукаво ухмыльнулся Манами, приблизившись к Куроде, и добавил почти шепотом: — У Аракиты с кем-то секс, и если это не ты, то мне тебя жаль. — Жаль меня? Почему это? — спросил Курода, надев маску непроницаемости, — но она явно трещала по швам. — Может, потому, что ты влюблен в него? Я бы не заметил, если бы не присмотрелся, но твои чувства очевидны, — сказал Манами, снова повернувшись к картине. — Так ты знаток чужих чувств? — слабо усмехнулся Курода. — Да ладно тебе, — расхохотался Манами, шутливо толкнув его в плечо. — Мне просто интересно, как это, но у Аракиты я ни за что не решусь спросить. — О, ты уже не сомневаешься в том, что это именно я? — нервно улыбнувшись, сказал Курода, и Манами закатил глаза. — Ну и как это? Стоит того? — Тебе решать, идиот, — фыркнул Курода. — Это может быть по-разному. — Ага! Ты сам себя сдал! — сказал Манами, ткнув на Куроду указательным пальцем. — Ты просто проверял меня? — Прости, мне весело и я увлекся, — снова засмеялся Манами и шагнул дальше по проходу, чтобы посмотреть другую картину. — А чего Аракита так плохо настроен к отношениям Тодо и Макишимы, когда он и сам в отношениях? — Потому что им придется уйти, обоим, — не сразу ответил Курода, и Манами вместо картины уставился на него. — Они не пропустят свой День полета. Ни один из них. И для кого-то он настанет раньше, чем для другого. А для обоих он настанет раньше, чем их любовь успокоится. Они будут страдать. — Ну тогда это и его касается, — задумчиво сказал Манами. — Или он забыл, что у него тоже есть крылья? — Нет, не забыл, — тихо ответил Курода. — Он собирается пропустить День полета. — И стать человеком? Потерять крылья и нимб? — удивился Манами. — Почему? — Чтобы не платить другую, слишком большую цену. Большую чем крылья и нимб. Услышав ответ, Манами нахмурился, но ничего не сказал. Он не стал спрашивать у Куроды, собирается ли он последовать примеру Аракиты, — об этом, если честно, даже думать было тревожно, и Манами не знал почему. Может, он тоже начинал втягиваться и ощущать те потребности, которые испытывали все серокрылые? Когда-нибудь уйти за стену в тот самый день. Освободиться. Вернуться? Все эти мысли захватили его, мешая просто рассматривать картины. Они по своей задумке, похоже, должны были заставить любого расслабиться и забыть обо всех переживаниях, но у Манами сейчас все срабатывало в точности наоборот, даже если ему действительно нравились эти приятные пейзажи. Как он заметил, на картинах совсем не было людей, только один раз на одной с изображением улицы появилась мужская фигура с черными вьющимися волосами, а дальше Манами достиг угла, где висели одни абстракции, состоящие в основном из фиолетовых и черных цветов. Курода прямо так и застыл перед ними, словно ему открылось какое-то особенное видение, а Манами заскучал, вспоминая другую картину, где была изображена гора. Знакомая. Только вот названия он не знал, но рисовал такую же в своем последнем воспоминании перед тем, как оказаться здесь. — Как думаешь, художник женщина или все-таки мужчина? — решил спросил Манами, и Курода посмеялся в ответ. — Ты что, не знаешь? — Не знаю чего? — обиженно нахмурился Манами, но отвлекся движением с другой стороны. Это к одной из картин подошел светловолосый юноша, и не просто юноша — серокрылый. — Думаю, мужчина, — сказал он задумчивым тоном, серьезно глядя на волнистую абстракцию, и вдруг усмехнулся. — Но может, и женщина. Ты кого предпочитаешь? Манами растерянно раскрыл рот, не зная, что сказать, а потом заметил бейджик, приколотый к нагрудному карману белой рубашки незнакомца, и прочитал надпись. Ох черт, неловко вышло. — Ты… автор всех этих работ? — понял Манами, неловко опуская взгляд. — Ага. Аояги Хаджиме — это я. Понравилось что-нибудь? — слабо улыбнулся юноша. — Ну… да. Картина с горой. Ты знаешь ее? — Нет. Я ее придумал, — ответил Аояги, и Манами снова нервно усмехнулся. Придумал? Это вряд ли. — Красиво вышло. Я люблю горы. — А у тебя красивые крылья. Я бы тебя нарисовал, — сказал Аояги, отчего Манами растерянно моргнул, не зная, как реагировать на подобное признание. — Осторожнее, Хаджиме, — присоединился еще один голос, когда со спины Аояги подошел и другой парень. Черноволосый и тоже с серыми крыльями за спиной. Да откуда они взялись? — Ты ведь рисуешь только меня — я могу начать ревновать. — Где вы оба живете? — спросил Манами, слишком поздно понимая, что его вопрос, вообще-то, нетактичен. — В восточном корпусе, — ответил улыбчивый парень с черными волосами, и Манами подумал, что это довольно странно. Он точно их не помнил. — Я вас не видел. — Вероятно, ты плохо смотрел, — сказал Аояги. — Но я рад, что тебе понравилась моя гора. Она моя, вообще-то, я ее лучше помню, — хотел сказать Манами, но сдержался, в который раз получая доказательство, что они и правда все из-за той чертовой стены. — И что, на этом действительно можно заработать? — полюбопытствовал он, и Аояги снова улыбнулся. — Если тебе есть что показать. У тебя есть это? — Возможно, — с ответной улыбкой сказал Манами, невольно начиная представлять, как снова берет в руки вещи, которые должны быть ему знакомы, но к которым он ни разу не прикасался в этом мире. — Тогда можешь прийти ко мне в любое время. Я объясню тебе, что делать.