shadows on the water

Прохладный, не согретый ещё поднимающимся солнцем воздух раннего утра приятно обдувает лицо, проходится волной по взъерошенным волосам и забирается за воротник свободной рубахи. Привыкший к постоянным порывам ветра Алек даже не ёжится от прокатившейся по позвоночнику дрожи, и чуть щурится на солнце, светящее прямо в глаза. Утро пахнет свежестью моря, оранжевые лучи освещают всё вокруг мягким тёплым светом, будто бы даже делающим этот мир немного уютнее. Лайтвуд вздыхает поглубже, слыша, как позади открывается и закрывается дверь, и спустя пару мгновений рядом с ним становится человек. Светлые золотистые волосы, зелёные глаза и довольная ухмылка, прочно поселившаяся на губах. От юноши волнами исходит самодовольство и искреннее веселье. Алек не может не улыбнуться в ответ на открытое выражение чужого лица. – Где отца потерял? – О, ты же знаешь этих стариков. – Майкл отвечает громко, специально чуть отклоняясь назад, в сторону дома. – С каждым годом они становятся всё ворчливее и медлительнее. Реакция не заставляет себя ждать – спустя секунду дверь открывается и старый поношенный сапог попадает по макушке Майкла, от чего тот громко чертыхается. Алек оборачивается, чтобы увидеть, как на пороге стоит ухмыляющийся Джейс. Брат протягивает руку, и Майкл, бормоча что-то о жестоком обращении с детьми, всё же несёт ему брошенный сапог. Обувшись, Джейс подходит ближе и доверительно проговаривает: – Никогда не заводи детей. Лайтвуд фыркает, уклоняясь от руки брата, норовящей погладить его по голове. Даже спустя двадцать лет Эрондейл своим привычкам не изменяет. – Не то, чтобы я сильно хотел или имел возможность. – И правильно, тебе наших должно хватать. Вон скоро у Макса, наконец, родится…кто-нибудь. Судя по животу Мелиссы, это может быть джек-пот. Близнецы там, или даже тройнецы. – Тройня. – Да какая разница, Алек, не занудствуй. Джейс тыкает ему пальцем под рёбра, и Лайтвуд отпихивает его, в результате чего они едва не валятся на землю. Майкл, старший сын Джейса, удивительно избирательно унаследовавший практически всё то, что делает Эрондейлов упрямыми заносчивыми засранцами, наблюдает за этим со стороны. Для него, повадившегося ходить на утренние прогулки отца и дяди ещё с детства, представшая картина довольно привычна. На пути к пристани они встречают парочку наяд, которые, ну конечно же, игриво обстреливают их тонкими струйками воды. Одетые лишь в полупрозрачные одежды, они растворяются в протекающем вглубь леса ручье. Алек взмахивает рукой в приветственном жесте пролетающей мимо Елене, и она выписывает в воздухе изящный пируэт, рисуясь перед Майклом своими насыщенно-алыми крыльями. Эрондейл провожает её мечтательным взглядом, и Джейс понимающе щурится, глядя на солнце. Морщинки, едва заметные несколько лет назад, теперь явно выделяются на его загорелой коже. Лайтвуд смотрит на них и чувствует, как тяжело стучит сердце в груди. Иззи с Робби ждут их, сидя на поваленном стволе дерева. Мальчишка, почти уже юноша, что-то втолковывает матери, смущённо краснея, и замолкает, только завидев их. Изабель улыбается и довольно подставляет щёку для приветственных поцелуев точно так же, как и много лет назад. Её волосы всё ещё густые, длиной доходят уже до талии, но в сплошной черноте то и дело проглядывают седые прядки. Алек смотрит на красивое плетение косы и тяжело сглатывает. Конечно же, Иззи это замечает, и отправляет детей прогуляться по побережью. Глаза сестры, окружённые тонкими морщинками-лучиками, смотрят с нежностью и пониманием. Она сейчас так похожа на Мариз, что у Лайтвуда дух захватывает. – Мы говорили об этом тысячу раз, Алек. – Да, я знаю. – Так в чём дело? – Ни в чём. Я просто… Он не договаривает, просто делает глубокий вдох и замолкает. Иззи обнимает в ответ, а на плече чувствуется тяжёлая рука Джейса. Алек старается думать о хорошем, утыкаясь носом в волосы сестры, пахнущие лошадьми, которых она разводит вместе с Саймоном на собственном ранчо, и сухим терпким сеном. Бриз порывами треплет одежду, руки чувствуют тепло стоящих рядом тел, и Лайтвуд закрывает глаза, запоминая этот момент, вплавляя его в свою память так глубоко, как только может. – Ты слишком много думаешь, братец. Мы будем отравлять тебе жизнь ещё очень долго, не говоря уже о наших детях. Джейс что-то согласно мычит сбоку и отходит в сторону, чтобы критично осмотреть Алека. – Но меня всё ещё бесит, что ты не стареешь. Чёрт, да если сравнивать с внутренним возрастом, то ты давно должен был стать дряхлым ворчливым старикашкой! – Всё ещё не можешь смириться с тем, что я красивее тебя? Алек ухмыляется в макушку смеющейся Изабель, увидев искренне возмущённого Джейса. Тот беззлобно ворчит: – Эта самодовольная рыбина плохо влияет на тебя. – Я ему передам. – Только попробуй! Он и так сорвал мне прошлую охоту, подговорив дриад издавать звуки этих ужасных птиц. Чертовы утки. Лайтвуд только закатывает глаза в ответ, продолжая обнимать Иззи. Она тёплая и родная, заряжает его хорошим настроением на неделю вперёд – до следующей их встречи. Макс тоже обещал прийти, но Алек не винит его – совсем скоро тот станет отцом, и это веский повод остаться дома рядом с беременной женой. Они расходятся ближе к обеду, каждый в свой дом к семье. Лайтвуд же медленным шагом идёт вдоль берега, медленно вдыхая пропитанный солью воздух. Вспоминает первые месяцы после освобождения магии. Как непросто было магам, вновь обретшим силу. Как выходили из воды вспомнившие сами себя русалы и русалки, и как много было в их глазах сожаления и вины за всех тех, кого они убили. Как преобразилась освобождённая природа и как люди осознавали существование магии и духов леса. Было непросто разузнать все подробности произошедшего, ещё сложнее – пытаться доказать Магнусу, что он ни в чём не виноват. Откуда можно было догадаться о том, что стремление Бейна защитить свой народ амулет воспримет как призыв сделать из всех магов беспощадных убийц? Да никак. Удачей было то, что именно Бейн успел завладеть им, опередив Лизу. Возможно ли было понять, что камень все триста лет пролежал у Катарины на полке, затерянный среди похожих разноцветных побрякушек, непонятно как подложенный Бейном и незамеченный хозяйкой? Это вряд ли. Артефакт, обладающий собственной волей, оказался обделён логикой, по скромному мнению Алека. Он не замечает, как ноги несут его всё дальше, вверх по берегу, что становится обрывистее и круче. Останавливается лишь на самом верху, окидывая взглядом бесконечную гладь синего простора, и, вглядевшись, замечает что-то маленькое вдалеке, почти на горизонте. Улыбается, подходя к самому краю, и медленно снимает рубаху, разминая мышцы спины, повязывает её на поясе. Глубокий вдох и шаг вперёд, навстречу бездне. Ощущение перевоплощения – будто что-то неистово зудит под кожей – быстро сменяется знакомой тяжестью, и вот над водной гладью парит человеческий силуэт с огромными чёрными крыльями за спиной. Ветер бьёт в лицо, проходится холодом по всему телу, и Лайтвуд улыбается, взмывая вверх и резко вниз, чтобы шумно приземлиться на маленькую крепкую лодку, одиноко покачивающуюся на водной глади. Без вёсел она смотрится совсем уж бедно. Усевшись на деревянном дне, Алек для удобства убирает крылья. Накидывает рубашку на плечи, чуть ёжась от пронизывающего ветра. Здесь гораздо холоднее, чем у берега. Когда он вновь поднимает глаза, Магнус уже рядом, облокачивается левым локтем о борт лодки и недовольно смотрит на то, как Алек застёгивает рубашку. – Лишаешь меня удовольствия? – Заманиваешь меня подальше в море? Знаешь же, взлетать будет тяжело. Бейн что-то неразборчиво мурчит, подтягиваясь повыше, и тянется рукой к ближайшей части тела Алека. Ей оказывается колено. Лодка опасно наклоняется, и Лайтвуд прищуривается, смотря в бесстыдные золотистые глаза, сверкающие весельем. – Магнус, нет. – О чём это ты? – В воде холодно. – Я тебя согрею. – Магнус… Договорить он не успевает, потому что Бейн резко налегает на бортик всем телом, и лодка переворачивается. Вода смыкается над головой, но прежде, чем паника, над которой Лайтвуд всё ещё иногда не властен, завладевает им, горячие руки уверенно подхватывают и вздергивают на поверхность. Автоматически обхватив ногами чужую талию, Алек отплёвывается от воды и хочет уже послать Магнусу недовольный взгляд – засранец знает, что Лайтвуд терпеть не может летать, будучи мокрым, а значит, до берега придётся плыть – но на губах ощущаются знакомые губы, и всё недовольство как рукой снимает. Алек обнимает Бейна за плечи, одной рукой поглаживая шею, и едва слышно выдыхает, когда Магнус углубляет поцелуй. Тенденция к поцелуям в воде со всеми вытекающими последствиями у его личного русала со временем только усугубилась. Уверенные сильные руки забираются под рубашку, с нажимом проводя по мышцам спины. И это так привычно, правильно и приятно, что возбуждение не заставляет себя долго ждать даже в по-осеннему холодном море. – Как встреча с родными? Джейс рассказал тебе о моей шикарной идее? Дриады меня любят. Алек вымученно стонет, уткнувшись лбом в чужую гладкую щёку. – Вот ты серьёзно хочешь прямо сейчас об этом поговорить? – Ну а что? У тебя какие-то важные дела? Магнус тянет последнюю букву насмешливо и улыбается кончиками губ, выглядя при этом невинно и капельку самодовольно. Будто не он сейчас сжимает задницу Алека в своих руках, а кто-то другой. Почему все, кого Алек любит, так и норовят поиздеваться над ним? Это определённо какая-то шутка вселенной. – Никаких дел. – Отвечает Алек, отстранившись. Он задумчиво отводит вновь отросшие волосы Магнуса с его лица, заводит их за уши, будто невзначай касаясь чувствительной кожи. Ведёт прикосновения ниже, останавливается на уровне груди и вдруг внезапно сжимает правый сосок, чуть оттягивая его. Бейн непроизвольно дёргается и стонет, и Лайтвуд поднимает взгляд на его удивлённые глаза, выдавая одно из своих самых непонимающих выражений лица. – Что, больно? – Ах, ты ж засранец… Алек смеётся в ответ, радуясь, что Магнус держит его, иначе бы Лайтвуд свалился в воду, и Бейн мстительно кусает его в шею. Лайтвуд вновь обнимает его, чувствуя, как мелкие волны омывают плечи. Выдыхает в чуть заострённое ухо: – О, нет, меня собирается съесть коварный русал. Что же мне делать? Магнус фыркает, улыбаясь ему в шею, наверняка тоже погрузившись в воспоминания. – Боюсь, тебе уже ничто не поможет.