«Мы справимся, — думает он. — Я справлюсь. Ещё пару дней, максимум.»
***
Прошло полторы недели, а он всё ещё не мог не прожить и дня без того, чтобы кто-нибудь (и в большинстве своём многие) да не узнал его личности. Как бы он ни старался остаться у себя квартире, всегда была какая-то причина выйти, что-то, что он не мог не сделать. Он пытался убедить себя, что преступления за один день сильного ущерба не нанесут, что ему просто нужно игнорировать их — всего один день, и тогда временная петля разорвётся, но каждый раз случалось что-то, что игнорировать он просто… не мог. Он не знал, останутся ли мёртвые здесь мёртвыми потом… а выяснять не хотелось. Поэтому он снова и снова патрулировал то самое место, где, как ему казалось, всё началось, в надежде, что вдруг что-то покажется ему достаточно знакомым и всё вспомнится. В течение двух недель он сидел на одной и той же крыше и наблюдал за приходящими и уходящими людьми, но ничего не менялось. Чтобы он ни делал, его личность из раза в раз раскрывалась, в полночь он падал в обморок, а на следующее утро просыпался ровно в 6:28 утра. Хуже всего, решает он, лёжа на крыше и вполуха прислушиваясь к людям внизу, то, что, казалось, теперь у него было всё время в мире на размышления. В последнее время он как раз таки и старался их избегать. Не то чтобы он старался отрицать то, что произошло с Таносом и всеми остальными… разлетающимися пылью. Он просто не знал, как справиться с этим, а игнорировать было легче. Но бесконечное повторение дней и безрезультативность своих действий так напоминали о Камне Души. Он начал нервничать, и его стали одолевать сомнения, а не вернулся ли он. В течение нескольких недель после возвращения из фактически неоткуда ему казалось, точно он спит, такой нереальной была жизнь. И эта чёртова петля времени была до жути похожей, хотя бы тем, что с дежавю перестала иметь хоть что-то общее. Сидеть на одной и той же крыше и ждать, когда появится кто-то, кого он даже не узнает, было ещё хуже. Ему нужно было ещё раз поговорить с Тони. Придумать план Б. На следующее утро, после того как его будит сообщение, Питер звонит Тони. — Ты рано встал, ребёнок, — приветствует его мистер Старк. Судя по голосу, он в хорошем настроении, а хорошее настроение Тони всегда заразительно. Питер слегка улыбается. — Здравствуйте, мистер Старк. Я, ээ… Вы сегодня заняты? — Для тебя никогда. Разве что у меня есть одна маленькая проблема, а так я весь твой. Как насчёт завтрака? Формально у него есть школа, но Тони о ней не спрашивал, а Питер решает не напоминать. — Конечно. В общем, примерно через час они идут по улице Гринвич Виллидж, что, по чистой случайности, проходит не так уж и далеко от дома Доктора Стрэнджа, в голову Питера лезут его проблемы и отвлечься стоит больших трудов. Питер переводит взгляд на мистера Старка. Тот совершенно спокойно, будто и нет никаких тревог, идёт рядом с ним, освещаемый ярким и тёплым утренним солнцем. Такой хороший день, момент, и ему правда не хочется его разрушать, но… ему нужна помощь. Он закусывает губу и собирается с духом. — Мистер Старк, я должен вам кое о чём рассказать. — Что? — Ну, дело в том… — он замолкает, когда о себе даёт знать его паучье чутьё и на затылке волосы встают дыбом. К обочине подъезжает большой чёрный фургон. Как только он с визгом останавливается, задние двери распахиваются, и три пары ног ударяются о тротуар. Тони, не теряя времени, хватает Питера за шиворот и тащит его за себя. Его поза напряжена, а рука практически дёргается от желания активировать нанотехнологический костюм. Питер выглядывает из-за плеча Тони и видит, как к ним подходит пожилой с военной стрижкой мужчина, а за ним, не отставая, — ещё двое парней в полном тактическом снаряжении и с автоматами в руках. — Госсекретарь. Какой сюрприз, — говорит Тони обманчиво сладким тоном. Питер слышит в нём напряжение с отвращением. — Старк. Паркер, — мужчина, в котором Питер теперь признаёт Таддеуса Росса, слащаво, точно слыша в этот миг его, Питера, остановку сердца, улыбается. Питер же действительно слышит, как сердце Тони пропускает пару ударов. Рука мужчины хватает его руку в защитном жесте, и Питер мгновенно успокаивается. — Что привело тебя в эту часть города, Росс? — спрашивает Тони, и стоявшие позади секретаря парни тянутся к спусковым крючкам. — Да вот, пришёл повидать тебя и нашего маленького паукообразного друга. Если сердце Тони пропустило удар, когда Росс назвал Питера по фамилии, это было ничто по сравнению с тем, когда Росс показал, что он знает о секретной личности Питера. Его сердце замирает, и замирает настолько, что Питер начинает беспокоиться, как б не было сердечного приступа. Он вцепляется в рубашку Тони сзади, как в якорь, но тот, видно, принимает это за проявление страха, потому что в следующий миг его поза становится жёстче, а сердце, наконец-то снова забившись, ускоряется. — В таком случае, удачи тебе в поисках. Он увёртливый, этот Человек-паук. Фальшивая улыбка Росса становится ещё шире. — О, я думаю, что найти его не будет такой уж большой проблемой, — он делает пару шагов вперёд, но Тони не движется с места. — Мы уже говорили об этом, Старк. Ты должен был его сдать. У Питера сводит живот. Он не может дышать. Тони должен был его… сдать? — Мы уже говорили об этом, Таддеус. Ты велел мне продать моего союзника, а я велел тебе идти к чёрту. — И я предупреждал тебя… — голос Росса становится тише, — что за последствия будут, если ты ослушаешься. Его глаза устремляются к Питеру, и в них загорается огонь — у Питера зашкаливает паучье чутьё, а ладони начинают потеть. — Сдайся без боя, Человек-паук, и не будет никакого сопутствующего ущерба. Питер отводит взгляд и видит, как из грузовика вылезают ещё несколько вооруженных до зубов человек. Напрягается, когда выходит последний. Его светлые волосы и тёмные глаза ему знакомы. Это тот самый парень, который застрелил Питера в школе. Осознание того, что за всем этим стоял Росс, заставляет кровь Питера кипеть, и пусть сейчас никто ничего не помнил, факт остаётся фактом: дети могли умереть, его друзья могли умереть, и это была бы вина Росса. — Я так не думаю, — рычит Питер. Он слышит, как Тони вздыхает, — мужчины, вероятно, ждали, что он побежит в находящийся позади них переулок, — отдаляется и бежит прямо на заполненную утренним движением улицу. — Питер! — кричит Тони. Питер видит несущийся прямо на него грузовик, но вместо того, чтобы остановиться, отойти назад, подпрыгивает в воздух, а потом, приземлившись на крышу машины и используя её как трамплин, взмывает в воздух, выхватывает паутину, прикрепляя её к балкону здания на противоположной стороне улицы, и летит. Он уже скрылся за углом, когда Росс только начинает кричать своим людям поймать его. Питер слышит, как Тони старается задержать Росса. Он слышит, как хлопают дверцы фургона, хотя до него полтора квартала, однако вскоре звук мотора теряется среди шума уличного движения. К тому времени, как он отходит на два квартала, Тони уже не слышно. Бега он так и не прекращает. Через несколько минут слышится топот. — Здорово, — выдыхает он, — сцена погони на крыше. Просто здорово. Когда он перепрыгивает на следующую крышу, то делает сальто, и эта секундная задержка в воздухе позволяет ему посмотреть назад. Его преследователи — трое мужчин. Питер приземляется обратно, но с шага не сбивается. Сейчас он в районе Челси на 34-й улице, впереди должен быть довольно широкий разъём между зданиями. Разъём, через который Питер может и сможет перепрыгнуть, тогда как другие… он сомневается… Питер ускоряется, а потом, достигая края, изо всех сил отталкивается от него одной ногой и взмывает над оживлённой внизу улицей. Люди сигналят, кричат. Его нога едва зацепляется за выступ противоположного здания, и он, чтобы не упасть на тротуар снизу, уходит в кувырке вперёд. С другой стороны слышатся крики, и Питер, задыхаясь, поднимает голову, только чтобы увидеть, как его остановившиеся преследователи матерятся. Он улыбается им и дерзко машет рукой. Один что-то кричит ему, Питер смеётся сильнее, но оба они тут же заглушаются внезапным шумом автомобилей. Питер, смотря вниз на улицу, насчитывает не меньше восьми остановивших движение человек в одинаковых чёрных костюмах. — Вот дерьмо, — бормочет, а в следующий миг, бросая на бывших преследователей взгляд, видит их, бегущих к пожарной лестнице. — Блин, теперь далеко не здорово, — стонет Питер, разворачиваясь и снова начиная бег. Ему нужно затеряться. Да, он быстрее их, но рано или поздно кто-то да заметит погоню — ему же этого не нужно. Особенно теперь, когда он, перепрыгивая через очередной пролом в зданиях, встречает выстрелы. — Здесь же гражданские! — кричит Питер, приземляясь и пытаясь найти опору на наклонной крыше. Он снова прыгает, стреляет паутиной и изменяет курс в воздухе. Ещё немного… Внезапный треск лопастей вертолёта над его головой прерывает временный прилив уверенности. Он тут же прижимается к стене здания и смотрит вверх. Зря надеялся — не новостная станция. На заднем сидении он ясно может увидеть госсекретаря Росса с солдатом, чьё ружьё направлено прямо на Питера. — Да ладно тебе, — вздыхает Питер, — остынь хоть немного. В следующий миг ему приходится незамедлительно нырнуть в тёмный переулок. — Хорошо, что мне делать, что мне делать, что мне делать? — бормочет Питер, свешиваясь вниз головой с балкона. Ему… очень хочется, чтобы рядом был Тони. Что сейчас же, впрочем, не лучший вариант. Питер на секунду задумывается, а где он, собственно, находится. Недалеко, если верно помнит, от Таймс-Сквер… если он хочет затеряться, там будет проще всего. Питер глубоко вздыхает и считает до трёх. Десять кварталов. Ему нужно пройти всего десять кварталов. С двенадцатью вооруженными людьми, министром обороны и следующим за ним вертолётом. Нет проблем. Он на глаз определяет угол выброса паутины и начинает двигаться. С вертолёта его замечают сразу, потом люди на земле нацеливают на него свои ружья, и паучье чутьё Питера вспыхивает до сотни разом. Последующее путешествие через десять кварталов состоит из чистых инстинктов и ныряния. Он мечется между зданиями с чётко выраженной мыслью, что его преследуют. Тогда как вертолёт следил за каждым его движением; Питер практически чувствует направленное на него дуло. Не говоря уже о том, что теперь его наверняка покажут в новостях. К вертолёту Росса присоединяется ещё один, и Питер мельком видит символ местной новостной станции. Отлично. Всё больше людей смотрели на него. Именно этого он и хотел. Когда он добирается до Таймс-Сквер, на него тут же рушится стена шума, света и запахов. Питер обычно избегал таких мест, куда больше, чем обычный среднестатистический житель Нью-Йорка, из-за своих обострённых чувств. Его преследователи в полуквартале позади него, вертолет, для получения лучшего ракурса, разворачивается. И именно в этот момент Питер, пользуясь моментом, когда за ним никто не следит, теряется из виду. Он проскальзывает за ближайший рекламный щит и скрывается в тени. Цепляется за металлические прутья и тяжело дышит. Раньше он никогда столько не бегал, сейчас же, кроме того, добавляется ещё и чувство голода. Оставаться здесь тоже нельзя. Он не знает, что за навороченная техника у Росса на этом вертолёте, но если есть тепловизор, прикрытие Питера быстро раскроется. Стараясь держаться как можно дальше от посторонних глаз, Питер спускается на тротуар, в следующий миг окружая себя толпой. Он пробирается к продавцу сувениров и покупает шляпу с солнцезащитными очками. На последние деньги берёт хот-дог и обменивает свой мобильник на пальто бездомного. А потом позволяет толпе увлечь его. Он проходит ещё двенадцать кварталов, прежде чем вытащить линзы и надеть их. В перерыве между камерами безопасности Питер ныряет в тень здания и карабкается по кирпичам на крышу. На самую что ни на есть стандартную, с дверью на лестницу и большой выходящей из неё трубой. Он очень устал. Хот-дог едва ли перекрывает голод. Питер забирается под промышленную трубу и закрывает глаза. Сверху хоть и пригревало солнце, стоял поздний весенний бриз, а потому исходящее от металла тепло очень даже приятно. Он, вероятно, мог бы остаться здесь на час или около того, прежде чем снова двинуться в путь. Стараясь не обращать внимания на тупую боль в животе, Питер засыпает. И просыпается от звука открывающейся на крышу двери. Мгновенно приходя в чувство, Питер, цепляясь руками и ногами за нижнюю часть трубы, отрывается от места, где ещё недавно сидел. Шаги приближаются. Только его паучье чутьё на удивление спокойное. Наверное, это просто какой-то случайный человек, вышедший на перекур, рассуждает он. А потом глядит на пару хороших, кожаных туфель — вряд ли бы их носили его преследователи. — Питер? Питер высовывает из-под трубы голову. — Мистер Старк, — облегчённо вздыхает он, опускаясь на пол и выскальзывая на свет. Тони наблюдает за ним с лёгким удивлением. На нём тёмные очки, а через плечо перекинут рюкзак. Несмотря на брюки, он садится на пыльной крыше рядом с Питером. — Как держишься, малыш? — Вы же видели вертолёт, так? — спрашивает Питер. — Помимо него меня преследовали по всему Манхеттену ещё около… пятнадцати парней, — Тони открывает рот, его брови сходятся домиком, как если бы он собирался извиниться. — Это был бы самый классный день в моей жизни, если бы он не был таким отстойным. Тони издаёт удивлённый смешок. — Да, ну, ты напугал меня и состарил лет на тридцать. Просто чудо, что я сижу здесь прямо сейчас, — он потирает переносицу. Питер виновато опускает взгляд, но Тони толкает его плечом и начинает рыться в рюкзаке, вытаскивает бутылки с водой и завёрнутые бутерброды. — Вот, малыш. Я слышу, как урчит твой желудок. Питер берёт предложенную еду и благодарит, а потом принимается есть, тогда как Тони суёт очки в карман пиджака и, откидывая голову назад, смотрит на Питера. — Как Вы меня нашли? — спрашивает Питер между укусами. Тони вздыхает. — Не пугайся, — предупреждает он. — О’кей… — У тебя в ботинке есть сильно зашифрованный трекер. Он работает только в течение часа после активации, а затем самоуничтожается, так что это только для чрезвычайных ситуаций, — Тони смотрит на часы. — Осталась минута, и тебе стоит бежать. Росс следит за мной. Питер кивает и резко прекращает жевать. — Он самоуничтожится? Может, мне снять ботинок? — Он не взорвётся, малыш, господи. Я бы не стал ставить на тебя взрывчатку. И уж тем более не стал бы ставить на тебя взрывчатку и ничего тебе не говорить. За кого ты меня принимаешь? — Да, извините, — он доедает свой первый бутерброд и, не останавливаясь, переходит к следующему. Тони, зная о его аппетите, принёс несколько. — Послушай, приятель, — говорит Тони через минуту. — Я уверен, что ты, наверное, и сам это осознаёшь… но тебе нельзя возвращаться домой. Питер переводит на него взгляд. Возвращаться домой. Точно дом был с Тони. Тони, казалось, тоже замечает свой промах, а потому в следующий миг тут же опускает взгляд на свои руки, тогда как щёки его покрываются лёгким румянцем. — Другими словами в башню, — поспешно добавляет он. — Мэй в порядке, но в твоей квартире сейчас агенты, а Росс обустроился в башне. Я не могу заставить его уйти, не сделав ещё хуже. Тони беспомощно пожимает плечами. — А из-за разговора со мной у Вас будут неприятности? — тихо спрашивает Питер, и Тони, смотря на него сверху вниз, легонько толкает его в бок. — Нет. Росс, наверняка, заподозрит, где я был, но до тех пор, пока за нами нет слежки, нет и никаких веских доказательств, а лишь предположения, — он переводит дыхание. — Давай, малыш, доедай и иди. Питер смотрит на почти забытый сэндвич и откусывает ещё кусочек. — Итак, ты можешь сегодня где-нибудь до вечера залечь на дно? Мой сон был бы спокойнее, если бы ты не был на улице, — говорит Тони, явно стараясь звучать как можно более небрежно. Питер понимает, что сегодня он ни за что не уснёт, и тем не менее, чтобы снять напряжение, всё равно отвечает «Да». — Э… да. Да, есть кое-кто, кто должен мне услугу. — Тьфу, это звучит так неопределённо, — Тони потирает лоб. — Но всяко лучше, чем альтернатива, так что иди. Тони выглядит столь напряжённым, что Питер открывает было рот, чтобы сказать ему не волноваться, рассказать о временной петле и заверить, что ничего такого уж плохого не случится, не сегодня. Однако у них нет времени; Питер чувствует, как снова нарастает тревога. Он засовывает последний недоеденный бутерброд в один из карманов своего пальто. Тони какое-то время смотрит на него, а потом поднимает глаза и встречается взглядом с Питером. — Готов? — бормочет он. Питер кивает, хотя ему очень не хочется уходить. Ему хочется остаться здесь, с Тони, под тёплым солнцем. — Хорошо. Тогда я пойду первым… ты можешь выбраться отсюда, не попав на камеру? — Сюда же добрался, — Питер пожимает плечами. — Да, — Тони тяжело вздыхает. Он слабо улыбается Питеру, затем встаёт и уже разворачивается, чтобы уйти, когда, не дойдя до двери, внезапно застывает. — Питер? — Да? Тони поворачивается и смотрит на него с серьёзным выражением лица. — Я никогда не выдам тебя Россу. Никогда. Питер сглатывает. — Я знаю. Тони поправляет рюкзак на плече и снова надевает тёмные очки. — Пожалуйста, будь осторожен, малыш. А затем он исчезает; когда последним, что слышит Питер, это его удаляющиеся по лестнице шаги. Питер садится, прислонив голову к трубе, и прислушивается к отдающемуся в металле звуку. Он отсчитывает десять минут, а затем, держась в тени, начинает ползти вдоль задней стены здания. На улице всё ещё светло. У него всё ещё есть время, а потому он выбирает длинный обходной маршрут и проводит до получаса на крышах и в переулках. Это не так уж и плохо. Патрулируя, он провёл много времени, отдыхая время от времени на крышах, но в глубине его сознания сейчас таился страх, инстинкт постоянно оглядываться через плечо, на случай, если Росс сумеет к нему подкрасться. Не говоря уже о том, что ни на минуту его не покидали мысли. Как будто быть пойманным в ловушку временной петли, где его личность постоянно раскрывается, уже само по себе недостаточно плохо; осознание, что о его личность известна Россу, кажется… ужасающим. Каждый раз, когда он думает об этом, его дыхание становилось поверхностным, а сердце начинает биться столь громко, что он может слышать его. Мало того, что Росс знает, но он ещё и угрожает Тони. И дело не в том, что Питер ему не доверяет — он доверяет ему всем своим существом. Но как далеко зайдут возможности Тони? Как долго он сможет сдерживать министра обороны? Тони как-то обмолвился с ним о подписании соглашений. Что, если Росс придёт за ним раньше, чем он успеет их подписать? Что, если его арестуют и запрут в Рафте? Конечно, это при условии, что он когда-нибудь выберется из этой временной петли. Питер вздыхает и встаёт со своего места за мусорным контейнером. Наконец начало темнеть, а потому и он начинает двигаться дальше на север. Тот, кого он ищет, находится быстро. Достаточно было следовать за доносившимся из жуткого переулка посреди Адской кухни ворчанием. Питер какое-то время наблюдает за происходящим с крыши, потом вспоминает, что, так-то, его лицо всё равно транслируется по всем новостным каналам и решает: нет смысла прятаться. Он спрыгивает вниз и легко вырубает двух мужчин, а затем ждёт, пока Сорвиголова разберётся со своим. — Человек-паук, — выдыхает он, когда, наконец, заканчивает. Питер слегка морщится — у него и Сорвиголовы насчёт причинения вреда преступникам разные взгляды. — Рад видеть, что тебя не арестовали. — Спасибо, мужик, — вздыхает Питер. — Может, ты и рад бы предложить мне место для ночлега? Сорвиголова тихо смеётся, а потом ведёт плечом и шипит от боли. — Да, рад. Я же могу доверять тебе, да? — Конечно. — Следуй за мной. Сорвиголова приводит его в его залитую неоновым светом от вывески напротив квартиру. — Ещё раз спасибо, Сорвиголова, — даже если это место не было знакомым, сам факт нахождения где-то, где за тобой не велась слежка, успокаивал. — Зови меня просто Мэтт, — мужчина стягивает маску. — В холодильнике остатки китайской еды, угощайся. И да, через несколько минут мне уже нужно будет вернуться. Мэтт обустраивает для Питера диван и хрипло, натягивая маску, говорит: — Я не знаю, когда вернусь. — Ага, — не то чтобы это имело значение, в полночь Питера всё равно здесь не будет, а время снова перемотается на 6:28 утра. Лёжа на диване с подушкой на лице, чтобы не видеть мерцающих неоновых огней, Питер снова вспоминает сегодняшнее утро и тот момент, когда подъехал Росс. Он думает о том, как Тони защищал его, как ради него лгал. Тебе нельзя возвращаться домой. Питер убирает с лица подушку и устремляет взгляд в потолок. Ему хотелось вернуться домой и быть рядом с Мэй и Тони; вернуться в их квартиру или в башню, не имело значения, пока они были там. В квартире Сорвиголовы нет часов, а потому Питер не знает, сколько сейчас. Он просто лежит, прислушиваясь к звукам Адской кухни, пока его зрение не темнеет.***
Питера будит телефонный звонок. Он вздыхает и роняет голову на подушку — как же он устал. Он не уверен из-за долгого ли предыдущего дня или чего-то ещё, но идея сейчас снова притвориться больным и проваляться весь день в постели, даже если это не разорвёт петлю, кажется прекрасной. До тех пор, пока до него не доносится визг тормозов. Питер стонет, но тут же вскакивает с кровати и бросается к окну: вот-вот должен произойти несчастный случай. Питер больше не медля выскакивает на улицу — боль в ногах отходит на задний план — и бросается вперёд, обхватывая руками на пешеходном переходе ребёнка. А потом готовится к удару. Больно. Боже, как больно. Он чувствует, как машина ломает ему рёбра, плечо. А потом он валится на дорогу, и бетон раздирает на виске ему кожу. Рот наполняется кровью, и он едва успевает повернуть голову на бок, чтобы выплюнуть её. Кто-то подходит и забирает из его рук ребёнка. Вокруг раздаются крики, слышится вой сирен. Ему хочется сказать, чтобы они замолчали — голова пульсирует, тогда как по всему телу медленно растекается боль. Он хнычет. Чертовски больно. Должно быть, на какое-то время теряет сознание, потому что следующее, что он помнит, чьи-то чужие руки на его лице. — Хэй, приятель, — доносится голос Тони. — Ты будешь в порядке, держись, хорошо? — Мистер Старк, — выдыхает он. — Я не люблю понедельники. Тони смеётся, и Питер решает, что ничего страшного, если он потеряет сознание. — Эй, Пит, тебе нельзя двигаться, — раздаётся у его уха голос, когда ему на лоб опускается рука, и он в попытке разглядеть, чья она, поворачивает голову. — Больно, — хнычет он. — Ребёнок? Ты со мной? Скулит. — Всё в порядке, Питер, я здесь. Тони. Питер снова поворачивает голову. Чья-то рука вытирает ему щеку, словно он плакал. — Я прямо здесь. Когда он снова просыпается, за окном темно. Насколько бы плохо ему сейчас не было, медицина довольно хорошо скрывала боль. Он сглатывает и собирается с силами, чтобы повернуть голову. В кресле сбоку спит Мэй. Она всегда засыпала, если долго сидела неподвижно, — работа слишком изматывала. По другую сторону, уставившись в пространство, стоит Тони. — Мистер Старк, — шепчет Питер, и взгляд Тони тут же фокусируется на нём. — Хэй, Пит, — говорит он, подавшись вперёд. — Ты проснулся. — Сколько сейчас времени? — Около десяти тридцати. Питер вздыхает и откидывается на подушку. — Хочешь, могу отложить лекцию до завтра? — тихо спрашивает Тони с лёгкой улыбкой на лице. — Нет, нет смысла. — Потому что ничто никогда не закрепится в твоей глупой голове и никогда не пройдёт через ненормально доброе и любящее сердце? — рука Тони снова ложится на лоб Питера и откидывает его волосы назад. Питер хоть и краснеет — слава тебе Господи, значит крови достаточно — тем не менее качает головой. — Вы когда-нибудь видели старый такой фильм «День сурка»? — бормочет Питер. — Конечно. Билл Мюррей — любимый мужчина Америки, — Тони подмигивает. Питер смеётся над ссылкой к «Бруклин-99», морщится, а затем, прежде чем заговорить снова, переводит дыхание. — Я живу этим, мистер Старк. Лицо Тони мгновенно становится серьёзным. — Что ты имеешь в виду? — Я живу одним и тем же днём уже пять недель. Тони ругается себе под нос. — И тебя каждый день сбивает эта машина? — Нет, — сказал Питер, немного задумавшись. — Я так и не всё понял. День… всегда меняется. Конечно, есть небольшие детали, которые остаются неизменными, но ничего большего. Разве что… — он замолкает. — Что? — Моя личность. Каждый день она раскрывается, мистер Старк, — к концу фразы голос ломается, но Питер ничего не может с этим поделать. — О, Питер, — рука Тони перемещается со лба на щёку и вытирает упавшую слезу. — Это ужасно. Каждый божий день ужасен. — Мы разберёмся, — обещает Тони. — Тебе придётся напоминать мне об этом каждый день, но мы что-нибудь придумаем. — Да, хорошо, — он очень, очень старается сделать вид, что верит ему. Тони на мгновение задумывается. — Ты храбрый парень, Паркер. И при том умный. Если кто и может справиться с этим, так это ты. — Эй, я тоже так подумал. В основном потому, что я тот ещё ботаник. Тони облегчённо смеётся — Шутишь, значит ты в порядке, верно? — Да, да, я в порядке, — Питер шмыгает носом. — Отлично, — говорит Тони. — Во сколько петля сбрасывается? — Хм, в полночь. — Время ещё есть, хочешь посмотреть «Бруклин-99»? — спрашивает Тони, уже возясь с настройками планшета. — Ага.***
Ему действительно следовало прислушаться к словам мистера Старка, когда он велел ему не выходить из машины. Они возвращались после разговора с доктором Стрэнджем, который, опять же, ни к чему не привёл, Тони беспокоился о нём и беспрестанно теребил телефон. Но Питер не мог не вмешаться, когда от Неда пришло известие, что в нескольких кварталах от них, на Манхеттене, бушует Доктор Осьминог. Поэтому он выскакивает из остановившейся на красный свет машины и мчится от неё прочь, не обращая внимания на крики Тони, чтобы он возвращался. До поля боя он добирается быстро, в своём костюме Человека-паука, и на этот раз — это просто типичный бой между Питером и одним из его заклятых врагов. Это не должно быть проблемой, но… он не знает, откуда пошло всё не так. В какой-то момент Доктор Осьминог пытается ударить его, и Питеру просто не хватает, чтобы увернуться, времени… Утром всё заживёт, думает он. Сейчас бы ему сохранить силы и направить их на победу в битве. Но потом он не уворачивается ни от следующего, ни от последующего ударов, и внезапно больше не контролирует ситуацию, слишком занятой, смаргивая кровь с глаз, чтобы увидеть механические направляющиеся к нему руки; он загнан в угол у здания, его маска сорвана, у него сломаны рёбра — он не знает, как всё случилось так быстро. Толпа вокруг них притихла, затаив дыхание и наблюдая, как Человек-паук проигрывает. Он слышит, как Доктор готовится нанести смертельный удар. Питер проглатывает подступившую кровь и пытается открыть глаза, чтобы взглянуть смерти в лицо. Если он умрёт, ведь всё равно проснётся в понедельник утром? Сможет ли он снова избежать смерти? Будет ли он снова чувствовать, что часть его потерялась между смертью и жизнью? Или он просто умрёт? Он никогда не узнает ответа, потому что в следующий миг слышит голос. — С дороги! С дороги! «Тони, — думает Питер, и на глазах внезапно выступают слёзы. — Тони.» — Это мой, мой ребёнок! — голос Тони на этот раз громче, а сам он пробирается сквозь толпу; Питер слышит чужое ворчание. Металлическая рука Доктора мечется прямо к Питеру, уже готовая его убить. Вспышка света, и конечность падает на цемент. Ещё одна вспышка, и Доктор Осьминог накреняется набок, ещё одна — и исчезает его рука. Тони стоит среди обломков, одна его рука покрыта наноботовой перчаткой. Он встречается взглядом с Питером, и Питеру, чтобы понять его, не нужно слов. В этой битве нет «я смогу и сам». Не сейчас. Сейчас Питеру нужно выбраться. Питер поднимает руку. Тони делает также. Тогда как Доктор проклинает неисправность своего костюма. Питер целится, а потом, скорее чувствуя, чем видя, как Тони вздыхает и делает шаг, движется и сам. Питер выстреливает паутиной в припаркованную на другой стороне улицы машину, тянет ту на себя и изо всех сил замахивается. Тони включает репульсор и выстреливает, а в следующий миг в обжигающем огне раздаётся взрыв. Питер не ждёт, когда вспыхнет пламя, вместо этого он бросается к Тони, хватает его и поднимает обоих на крышу. Но даже тогда не останавливается и не сбавляет бега ещё три квартала, прежде чем на одном из приземлений его колени не подогнутся. Тони тихо ругается, Питер стонет, и они оба падают на гравий. У Питера кружилась голова, болят рёбра, а в животе урчит. — Пошли, ребёнок, — наконец вздыхает Тони и поднимается на ноги. Он хватает Питера за руку и помогает ему подняться. Вместе они медленно, время от времени прячась от прохожих в переулках, пробираются к башне. Питер уже готов сказать Тони, чтобы тот его оставил — он потеряет сознание от полученных травм, а утром проснётся в своей постели как ни в чём не бывало, — когда среди небоскрёбов наконец появляется башня. Тони, еле стоящий на ногах от тяжести Питера последние шесть кварталов, тихо бормочет «Наконец-то». Стоит им войти в лифт, и его покидают силы. Он бросает Питера на пол, вероятно, сильнее, чем хотел того, а затем приседает рядом с ним на корточки. Питер стонет, прислоняется к стене, откидывает голову назад и закрывает глаза. Его дыхание тяжёлое, а сам он кашляет. На фоне бледной кожи кровь проступает как никогда отчётливо. — Чёрт, парень, — Тони, наконец-то разглядев раны Питера, вздыхает. Питер поднимает голову, косится на Тони и одаривает его слабой улыбкой. — Эй, мистер Старк? — Да? — Я проиграл? — Тони стискивает челюсть. — Да, Пит, — и говорит уже сквозь стиснутые зубы, — ты проиграл. По большому счёту проиграл. — Ой, — бормочет Питер и снова, точно собираясь уснуть, закрывает глаза. Лифт останавливается. Тони хватает Питера за запястье и рывком, не проявляя особой нежности, ставит его на ноги. — Мистер Старк… — Не мистерстаркай мне тут. Ты повёл себя как идиот и сейчас весь в крови, так разве у меня нет всех оснований злиться? — огрызается Тони, увлекая Питера в гостиную. — Я не идиот, и я дрался с суперзлодеем, — шипит Питер, когда Тони опускает его на стул. — И это было по-идиотски. Головорезы в переулках каждую ночь наносят тебе удары, и ни один из них не попадал, а сегодня всё наоборот, — Тони нажимает на символ паука, позволяя ткани повиснуть на Питере. Его грудь выкрашена в синий и фиолетовый цвета, а на животе зияет длинная рана. Тони секунду смотрит на раны и отправляется за аптечкой первой помощи. — Всё в порядке, мистер Старк, на утро они всё равно исчезнут, — кричит ему вслед Питер. Он измотан, его рёбра болят, и тем не менее, когда следующим утром он проснётся, их действительно не будет. Тони возвращается в комнату с аптечкой в руке и пижамой под мышкой. Он бросает вещи на стол и поворачивается к Питеру с грозным выражением лица. — Хорошо, прежде чем мы перейдём к части «Тони снова лечит Питера», я собираюсь дать тебе разговор, а ты будешь слушать, — говорит Тони, наклоняясь на уровне чужих глаз. Питер ничуть ему не уступает. — Меня не волнует, что утром раны исчезнут, меня не волнует, сможешь ли ты выдержать удар лучше, чем этот долбанный Халк. Я беспокоюсь потому, что ты пошёл в бой, хотя я сказал тебе не идти и ждать подкрепления. Я беспокоюсь потому, что ты совершенно безрассуден и поэтому сейчас весь в крови. Питер угрюмо отворачивается, но Тони, хватая его за подбородок, заставляет посмотреть на него снова. Его касание на удивление нежно. — Питер, ты всегда был безрассудным. Ты подросток со сверхспособностями, так что в этом нет ничего удивительного. Но это? Это уже слишком. Может быть, из-за этой петли ты чувствуешь себя непобедимым, но это не так, ясно? Мы не знаем, что будет, если ты умрёшь. И мы не будем это проверять. Ты понял? — Да, — бормочет Питер. Тони на мгновение задумывается, а потом опускает руку. Он открывает аптечку и принимается рыться в ней, пока Питер тупо смотрит в пол. — Вот, — Тони протягивает руку. На его ладони лежат две белые таблетки, и Питер узнаёт в них специальное, изготовленное Тони лично для него, обезболивающее. — Не надо, меня от них в сон клонит, — какие-то несколько часов он может справиться с болью и сам. Не стоило ему этого говорить. — Вот и супер, тебе не помешает поспать, а мне несколько часов спокойствия, — он трясёт рукой в жесте «возьми их, пока я сам не засунул тебе их в глотку». Питер хмурится, но принимает таблетки и глотает их насухо, прежде чем Тони начнёт возмущаться и пойдёт за стаканом воды. Наступает взаимное молчание, во время которого он пододвигает поближе к Питеру его одежду и разворачивается спиной, чтобы тот мог одеться. Знакомые свободные тренировочные штаны, те, что он надевал и раньше, когда был ранен. Однако, когда дело доходит до рубашки и он поднимает руки, протестующие отдают болью рёбра, и он не может сдержать шипения. Тони резко разворачивается, бросается вперёд и хватает Питера за руки, а потом медленно и осторожно помогает ему натянуть на забинтованный живот рубашку. — Спасибо, — шепчет Питер. Тони оценивающе скользит по нему взглядом, а затем взъерошивает, без сомнения, ужасно растрёпанные кудри Питера. Он выглядит усталым — Питер знает: из-за него. — Иди спать, Паучок, — говорит Тони, отворачиваясь. Питер наблюдает, как он опускается на диван и в следующий миг тянется за планшетом, чтобы, без сомнения, сделать какую-то свою работу. Питер бросает взгляд в коридор, в сторону отведённой ему комнаты, и, прикусывая губу, на мгновение задумывается, прежде чем прошаркать к дивану и рухнуть, чуть более осторожно, чем Тони, рядом с ним. — Я сказал, иди спать, ребёнок. Иди. Питер утыкается в бок Тони. Рёбра снова отдают болью, но он притворяется, что это не так, и утыкается носом в чужое плечо. Они и раньше прикасались друг к другу — Тони часто проводил рукой по его волосам, прикасался к лицу, они даже пару раз обнимались, — но сейчас, когда они оба устали, едва ли в сознании, это ощущается как-то по-новому. — Что ты делаешь? — Мэй говорит, что, когда мне больно, я начинаю цепляться, — голос Питера звучит приглушённо. — Значит, теперь это я должен страдать? — спрашивает Тони, и тем не менее планшет он в сторону всё-таки откладывает. Питер бессвязно бормочет. Лекарство уже начинает оказывать на него эффект, проявляется сонливость, но он старается не обращать на неё внимания. — Ты делаешь это только потому, что утром я ничего не вспомню, да? Питер вздрагивает, в груди растекаются стыд и смущение. Он пытается отстраниться, но рука Тони удерживает его. — Да, наверное, — соглашается он. Он не говорит, что думал об этом и раньше, что раньше не хватало храбрости. Питер так и не замечает, что голос Тони звучит почти разочарованно. — Мистер Старк? — спрашивает он после долгой минуты молчания. — Да, Пит? — Я не пытаюсь убить себя. Правда. Тони вздыхает, и это едва заметное движение вызывает в рёбрах Питера боль. — Я знаю, но жизнь не застрахована от смерти, стараешься ты или нет, — он поднимает руку и запускает её в волосы Питера. — Ты хороший парень, Питер. И будешь великим человеком, но для этого ты должен прожить долгую жизнь. Питер сглатывает, в глазах неожиданно жжёт, набегают слёзы. Он вспоминает, как надевал костюм, как ему тогда казалось, что на шее сам себе затягивал петлю. О том, как Нед на днях говорил о колледже, и первой мыслью Питера было «я никогда не пойду в колледж». О том, что с той самой минуты, как он впервые надел этот самый костюм, он знал, что рано или поздно умрёт. Он думал о том, что от правды не лучше, что вместо этого он чувствовал себя, точно был в непрерывном беге: он обманул смерть, а теперь она возвращается, чтобы отомстить. Он подумывает, не рассказать ли об этом мистеру Старку. Но слова кажутся чем-то далёким и непостижимым, а мысли плывут. Тони, казалось, и сам всё понимает, когда снова начинает гладить Питера по волосам. — Перестань сопротивляться, малыш. Спи. Питер хмурится, но глаза закрываются сами. Когда он просыпается, всё ещё темно. Сонливость и растерянность замедляют мышление, однако уже через мгновение он понимает, что он всё ещё в башне Тони, на диване со спящим мистером Старком. Питер в отчаянии тянется к запястью Тони, на котором, как он знает, есть часы. Щурится. 11:37. О. Питер отпускает запястье Тони. Он чувствует, как на глазах выступают унизительные слёзы, жгут горло, а осознание того, что он всё ещё застрял в петле, более чем разрушительно. Глупо было даже на секунду надеяться, что ему позволят продолжать жить своей обычной жизнью. Питер смаргивает слёзы и утыкается лицом в живот мистера Старка. Он наслаждается утешительной тяжестью руки Тони на своей груди и в волосах, только чтобы завтра проснуться в очередное утро понедельника.