"не жалей"

      Рождество приходит в Хогвартс вместе с пьяным Борисом.       Тео не понимает, где он успел накидаться, ведь в Хогсмиде за учениками установлен строгий контроль, но решает не уточнять. Это же Борис... Борис, у которого из кармана торчит горлышко бутылки. Что это, огневиски?       Боже, Борис.       Сознание прошивает четкая мысль: Павликовскому сейчас любые рамки не преграда. Он и раньше не сильно соблюдал школьный устав, но теперь... Тео кажется, если он срочно не придумает выход, уже через час они могут прыгать с башен или воровать мандрагор.       — Празднуешь? — уверенно и бодро спрашивает Борис.       А Тео чувствует, как подгибаются коленки. Он не знает достойного ответа: тут явно есть подвох, и важно хорошо продумать детали, нужны время и силы... Тео дергается, волнуется. Он не уверен в себе и не уверен в том, на что способен Борис, находящийся в состоянии нестояния.       Борис делает шаг, залихватски поправляет кудри. Он что, пытается произвести впечатление? Серьезно?       Если так, то он давно его произвел — еще тогда, когда впервые столкнулись в обеденном зале и не смогли поделить место. И когда потом, сучась, делили койки в комнатах для мальчиков. Кто же знал, что гостиная Хафлпаффа настолько неудобная? Сколько было крику и споров! Именно в те моменты маленькому Тео показалось, что его пришибут за считанные секунды — и если не эти яркие карие глаза, то сильно сжатые кулаки уж точно. Никакая палочка не спасет...       Но они как-то замяли. А уже через полгода их за уши друг от друга не получилось бы оттянуть. И это была чистая, искренняя, крепкая дружба.       А теперь Борис — пьяный, практически невменяемый, хитрющий (слишком хитрый для Хафлпаффа) — пытается его впечатлить?       Тео осторожно интересуется:       — Что ты делаешь?       Борис выпячивает грудь. Кажется, он спер чью-то рубашку?       — Я хорош? — У него натурально заплетается язык, но он все равно старается выглядеть круто. — Скажи, я krasavchik.       Тео с трудом сдерживает смех. Борис — красавчик, других слов и не найти. Хоть бы поделился, русская гадина, огневиски, а не вылакал все в одну морду. Сучья порода — как была, так и осталась.       Тео качает головой:       — Допустим. Что дальше?       Борис приподнимается на мысках и прокручивается на триста шестьдесят градусов, показывая себя со всех сторон. Потом довольно кивает — наверное, больше не Тео, а своим мыслям. Подпирает дверной косяк — наверное, думает, что это смотрится соблазнительно, но по факту его хочется пожалеть и уложить спать пораньше.       Еще бы это было возможно.       — Такой красавчик, как я, достоин лучшего.       Тео аккуратно кивает: мол, снова допустим. И?       Борис, удивляя, с разбегу прыгает на кровать. Обвивает его своими руками-ногами, прижимается теплом к боку, ластится к рукам. Тео, тщательно отгораживаясь от внезапного стыда, уточняет:       — Лучшего чего?       Борис безапелляционно заявляет:       — Всего. И тебя в придачу, недо-Поттер.       И, пока Тео старается разобраться и утихомирить бешено скачущее сердце, начинает храпеть.

***

      Тео находит в себе силы поговорить с ним только на следующей неделе. В Хогсмиде еще пахнет праздником, повсюду развешаны фонари, гуляют парочки, мелькают шляпы преподавателей. По случаю рождественской поры даже отодвинули время отбоя.       Словом, красота.       Тео осторожно трогает Бориса за руку, когда они выходят на мороз. Он укутан в шарф, пальто и перчатки, а Павликовский закусывает губу, лишь поплотнее запахивая осеннюю куртку. Интересно, он больной? Ну, в смысле... Тео путается и отметает эту мысль.       Нет, конечно же нет. Только если чуть-чуть.       — Послушай, — говорит он неуверенно, — ты помнишь вечер среды на прошлой неделе?       Борис смотрит с лукавством и мягкой усмешкой. Потом засовывает посиневшие ладони в карманы; губы его растягиваются шире, уголки поднимаются кверху. Тео думает, как логично и понятно, а еще ненавязчиво подтолкнуть его к объяснениям, но Борис огорошивает (снова, в который раз за эту чертову жизнь).       — Неужели дошло? — И улыбается невероятно.       Солнечно.       Догадливо.       Тео впивается пальцами в собственное запястье:       — То есть, ты не?..       — Не собирался прыгать с башен и воровать мандрагор? Не пил огневиски? Не знаю, Поттер, — глаза у Бориса горят страстным, опасным пламенем. — Но это неважно. Просто давай уже закроем эту тему.       Тео дергает щекой:       — И что мне для этого нужно сделать? Для того, чтобы закрыть тему?       Борис приподнимает подбородок и смотрит, не отводя взгляд. Он храбрый, взъерошенный; по темной шоколадной радужке плещется ласка. В такие моменты Тео отрицает любые сомнения в том, что Хафлпафф — не его факультет.       — Поцелуй меня, Поттер.