Что заставляет гореть наши души? Почему мы вот так бегаем за женщинами? Но единственная, которую я люблю по-настоящему, Та, что знает все мои муки, Та, что взяла меня себе в любовники, Вы никогда ее не увидите, Но я знаю, кто она такая.
Меркуцио — «La folie»
Иногда Тибальт задумывался, был ли период в их общении с Меркуцио, когда они ещё не осыпали друг друга оскорблениями, стремясь начистить друг другу физиономии. Пожалуй, был. Где-то в младшей школе, когда Скаллигер ещё не тронулся умом окончательно, а сам Тибальт не настолько ненавидел окружающих. Тогда семейные распри для детей были пустым звуком, так что это не мешало им спокойно играть друг с другом, пока взрослые упиваются ненавистью и стоят коварные планы. Пускай смутные, но в памяти Тибальта сохранились времена, когда он играл на одной детской площадке с Бенволио Монтекки, который совсем недавно переехал в их маленький город и стеснялся подойти для знакомства с кем-то из местных ребятишек. Тогда ему не интересно было играть с Ромео: наследник клана только-только начал ходить, а так как его берегли как зеницу ока, дальше ворот поместья он не выходил, коротая время с няньками в небольшом садике. С Меркуцио они впервые встретились в школе: он был ровесником Бена и Тибальта, и соответственно, попал с ними в один класс. Ещё тогда ему была присуща его извечная самоуверенность (которая с годами никуда не делась и только возросла), однако эта черта не вызывала в Каппулетти раздражения — разве что только лёгкое изумление, но в открытые конфликты это никогда не выливалось. Так или иначе, будучи детьми, они ладили. Но мальчики росли, а с возрастом к ним всем пришли определенные обязательства перед семьёй, каждый из них выполнял определенные роли и должен был занять нужную позицию, а на некоторых возлагались надежды. Сейчас Тибальт часто ставил под сомнение те вещи, которые ещё год назад казались ему непреложной истиной: Все Монтекки должны быть мертвы Капулетти будут властвовать в этом городе Монтекки — жалкие отребья, не чета нам И ещё много всякого, чего Тибальт предпочёл бы не вспоминать, поскольку в подобные моменты испытывал неподдельное чувство стыда. А когда он вспоминал, в какое месиво превратил лицо Скаллигера в тот день, ему и вовсе становилось не по себе. На миг, на краткий миг, он и правда думал, что избил его до смерти. Он смотрел на запятнанные кровью, его кровью, руки, а в голове крутилось лишь одно слово: Убийца. А потом он услышал своё имя, и не успел повернуться в сторону зовущего, как внезапная вспышка боли в районе скулы буквально оглушила его. Дезориентированный, Тибальт не успел как следует отреагировать или хотя бы защититься, так что спустя всего несколько ударов его постигла долгожданная темнота. Всё это Каппулетти вспоминал, сидя в пустой аудитории, которая представляла собой музыкальный кабинет. Она была чуть больше остальных помещений вуза — настолько, чтобы здесь поместились несколько парт со стульями, скрипка, импровизированная сцена, представлявшая собой высокий помост, и пианино. Сцена располагалась в самом начале для выступлений всех желающих, а снизу на неё вёл ряд небольших ступенек, поскольку забираться каждый раз на помост было не очень удобно. В нескольких метрах от неё стояло огромное фортепиано и стульчик, а с боковой стороны на подставке расположилась скрипка. Ряды парт располагались чуть поодаль. После занятия литературы Тибальт и Мерк по очереди, всеми правдами и неправдами пытались уговорить Кормилицу не давать им этого задания, так как каждый из них понимал, что в противном случае грядёт настоящая катастрофа, которая грозила обернуться чем-то посерьёзнее, чем безобидные колкости на паре. Но судя по всему, Кормилица так не считала, а наоборот, назвала это «первым шагом к примирению». Хотя Тибальт был уверен, что она просто таким образом мстит Меркуцио за их недавний разрыв, а сам парень, как это бывает, просто попал под раздачу, став её орудием. М-да, женщины из клана Капулетти действительно отличаются особой злопамятностью. Так или иначе, но им с Меркуцио предстояло работать вместе. Если, конечно, они ещё планировали здесь учиться. Скрепя сердце, в конце дня Тибальт всё же подошёл к Мерку, чтобы уточнить их грядущие планы на проект. Он ожидал услышать в ответ очередную издёвку (хотя был готов проглотить её, лишь бы Скаллигер соизволил участвовать), однако всё хвалёное остроумие и самодовольство ректорского племянника куда-то делось, оставив только внешнее недовольство. — Встретимся завтра после пар в музыкальной аудитории, — сухо бросил ему Меркуцио, уже направляясь к университетской парковке. Наверное, угрозы Кормилицы действительно сработали, не оставив ему выбора. — Давай покончим с этим побыстрее. Однако занятия уже давным-давно закончились, а Мерка всё не было. Хоть они и учились на разных факультетах (с привычкой Скаллигера трепаться по поводу и без, он хорошо освоился на юриспруденции), Тибальт знал наверняка, что сам закончит максимум минут на тридцать раньше, в то время как его партнёр отсутствовал уже добрых два часа. И, кажется, даже не думал приходить на назначенную встречу — естественно, раздражение начинало мало-помалу охватывать юного Капулетти. И вот, когда Тибальт послал своего напарника ко всем чертям и ударил кулаком по стенке (перед этим представив, будто перед ним стоит Скаллигер), дверь эффектно распахнулась, и на пороге, придерживаясь за косяк, стоил изрядно подвыпивший, но пока в сознании однокурсник. — Так, так, так, — проговорил он, расплываясь в усмешке, — Тибальт, — он сделал картинную паузу, — среди нас! Позади него замаячила черная макушка, и Капулетти быстро догадывался, с кем Меркуцио успел надраться. Ромео с явным беспокойством поддерживал друга за плечо, и было очевидно, что ему очень стыдно за то состояние, в котором пребывал его приятель на данный момент. — А, Меркуцио, — равнодушно произнёс Тибальт, переведя взгляд на Ромео, — если собака здесь, то хозяин должен находиться неподалёку. И, должно быть, ему стало несколько лучше, раз он сам способен держаться на ногах, — в глазах наследника рода Монтекки мелькнуло недовольство, но парень пропустил колкость в свой адрес мимо ушей. Как-никак, именно кузен его невесты вчера отвозил парня домой, после чего ещё и дотащил полуживого Ромео до дивана, поскольку Джульетта напрочь отказалась терпеть источник сильного перегара в своей постели. — Я искал тебя, — заметил Тибальт, опуская сумку рядом с собой. — Ты искал меня, — повторил Меркуцио, словно стараясь понять смысл его слов. Затем он повернулся к Ромео и, радостно вскинув руку, объявил: — Он искал меня! — после чего зашелся безостановочным смехом. — Мерк, ты бы потише, — попытался успокоить друга Ромео с таким видом, будто отчаянно желал слиться с окружающей обстановкой. — Тебя могут услышать. Ромео недоуменно переводил взгляд с Тибальта на Меркуцио, наверное, пытаясь решить, что делать дальше. Кивком головы Капулетти подал знак, что тот может идти, поскольку, если повезёт, то как минимум ближайший час уже ему предстоит нянчиться со Скаллигером. На лице Ромео отразилось явное облегчение, которое затмило собой даже чувство тревоги (все знали, что оставлять Мерка наедине с Тибальтом идея не самая удачная), но очевидно, Монтекки понадеялся на благоразумность обоих (хотя вряд ли Меркуцио был наделён подобным качеством), и, наскоро попрощавшись, удалился восвояси. Тибальт предполагал, что Джу вряд ли оставит вчерашний случай без внимания, так что её жениху требовалось время на реабилитацию своей репутации. Между тем Меркуцио, наконец, отсмеялся и снова обратился к Тибальту; в его глазах плясали огоньки веселья. — О, Тибальт, — продолжил он, входя в аудиторию; дверь со стуком закрылась за ним. — Я видел, как ты искал многого: удачи, любви, ссор, — продолжал он, будто рассуждая вслух, а затем резко обернулся и посмотрел на своего собеседника. — Но зачем тебе я? — Ты и сам прекрасно знаешь почему. — О Тибальт, мой Тибальт, ты безумен… ты безумен, — бормотал Скаллигер, развалившись на ближайшей парте. В ответ на такое заявление юный Капулетти скептически приподнял брови, всем своим видом словно бы говоря: «Ты это сейчас серьёзно?». — Хотя нет… нет-нет-нет, — Меркуцио резко вскочил и быстрым шагом направился к сцене. — Ты думаешь, что ты безумен! Может быть, ты обезумел от ревности? От тоски? От злости? — словно загнанный в клетку зверь, Мерк ходил взад-вперед, что-то бессвязно бормоча. Тибальт же просто наблюдал за ним, прикидывая, каким образом можно без вреда для репутации затащить Меркуцио в машину и увезти прочь. О работе над проектом речи уже не шло. Вдруг Скаллигер остановился как вкопанный и замер. — Но, Тибальт, скажи, между нами, между друзьями, — он специально выделил это слово, ибо только умалишенный мог назвать их отношения «дружескими», — какие безумства ты совершил в жизни? — Капулетти обреченно покачал головой, ничего не подразумевая, однако воспалённый мозг Меркуцио успел сделать свои выводы. — Никаких? Никаких! Хотя погоди, — на мгновенье он закрыл глаза, а затем снова распахнул их. — А как же любовь к той, кто никогда не ответит взаимностью? Тибальт уже не знал, разозлиться или сразу придушить Скаллигера, однако его осведомленность о псевдочувствах Капулетти к своей кузине уже порядком настораживала. Самое интересное, что сам Тибальт был уверен, что тщательно скрывал свою привязанность к Джульетте, но, как видно, недостаточно, раз Меркуцио обо всём прознал. — Наглая ложь, — заявил Тибальт, делая шаг навстречу Меркуцио, чтобы попытаться того хоть как-то урезонить. — Иди, проспись для начала… Но Скаллигер и не думал останавливаться; он ловко вывернулся из рук однокурсника, которые грозили его вот-вот схватить, и зашагал в другом направлении, будто в горячке продолжив свой бессвязный монолог. Слушая эту околесицу, Капулетти присел на край пианино. — О да, это безумие. Скажи, а ты когда-нибудь заигрывал со смертью? Или думал убить кого-то? — Меркуцио снова сменил траекторию, и вскоре сам встал напротив Тибальта, заглядывая ему в глаза сверху вниз, а не наоборот. Тибальт был выше Меркуцио где-то на голову, и обычно знание, что Скаллигера данный факт дико раздражал, приносил Капулетти некоторое удовлетворение. В нос ударил запах алкоголя. Вблизи Тибальт заметил лихорадочный блеск во взгляде, на лбу Меркуцио выступила испарина — со стороны можно было подумать, что парень болен. — А может, — тихо прошептал Меркуцио, маниакально улыбаясь, — ты занимался любовью с кровным врагом? Повисло молчание: оба парня смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Затем Меркуцио ухмыльнулся. — Хотя нет. Нет-нет-нет, ничего подобного, но… — на секунду он замолчал, — я могу тебя научить. Этот поцелуй был не похож на нежные, трепетные прикосновения губ. Наоборот, он был требовательным и жадным, со вкусом, как показалось Тибальту, хорошего бренди. Вот тебе и кровные враги. Первым порывом Капулетти было оттолкнуть придурка — однако ему удалось лишь немного отодвинуться от однокурсника: Меркуцио умело перехватил руки Тибальта, видимо предвидя, что после такой выходки Капулетти захочет пустить в ход кулаки. — Быть безумным или родиться, — проговорил Меркуцио, и его тон стал каким-то хриплым, ласкающим слух. Наверняка многие красавицы Вероны были бы готовы расстаться с девственностью, чтобы услышать такой горячий шёпот; что уж говорить, даже Тибальт замер, покраснев до кончиков ушей. — Давай же, Кошачий царь. И к своему величайшему ужасу, он вдруг понял, что он хочет, чтобы это безумие продолжалось. Парень не спешил. Лениво, и несмело, он провёл языком сначала по губам Меркуцио, проникая в чужой рот. Скаллигер улыбался, отвечая на внезапные действия Тибальта. Действительно, кто бы мог подумать, что они оба закончат здесь, в музыкальном классе, когда Меркуцио припечатал своего врага (уже наверное бывшего), к пианино, прикасаясь влажным языком к его шее, в то время как сам Тибальт зажмурился, пытаясь не охнуть от тянущей боли в паху и не ахнуть от этих прикосновений. А ведь многие думали, что их вражда закончится по-другому… в луже собственной крови на какой-нибудь улице, например. Свободной рукой Меркуцио потянулся к верхним пуговицами алой рубашки Тибальта. В то же время от влажных поцелуев на шее он начал плавно переходить к ключице, намеренно прикусывая нежную кожу. Тибальт уже едва не стонал от удовольствия — Скаллигер вовремя успел заткнуть ему рот поцелуем, чтобы не дай бог кто-то услышал, если бы вздумал проходить мимо. Холодной рукой он провёл по груди, прессу, а затем подцепил ремень брюк, на что Тибальт слегка вздрогнул, нахмурившись. Руки Скаллигера всегда оставались ледяными от природы, будь то июльская жара или январский холод. Меркуцио теперь уперся коленом в крышку многострадального инструмента между ног однокурсника. — Будь хорошим мальчиком, — прошептал он на ухо, отпуская запястья Капулетти и снимая с него мешающий верх, оглаживая бока. Тибальт тихо зарычал, но на удивление послушно положил руки на чужие плечи, так ничего и не ответив, когда почувствовал, как ледяная ладонь Скаллигера оттянула резинку боксеров под брюками и обхватила вставший член. Чёрт. Тибаль закусил нижнюю губу до тупой боли, прижавшись к Меркуцио, слегка запрокинув голову и утирая дрожащей рукой слюну с уголка рта. Капулетти вцепился в его фиолетовую рубашку на спине, когда чужие пальцы коснулись головки, так приятно проводя по стволу с явным желанием довести до оргазма. Тибальт изо всех сил, честно, старался не застонать в голос и даже не заметил, как его прижали спиной к гладкому пюпитру, а он сам так постыдно обхватил ногами бёдра Меркуцио. Скаллигер вздрогнул, стоило Тибальту осмелиться провести влажной рукой между ягодиц. Наверное, по мере отрезвления и для него вся эта ситуация начала становиться как минимум странной. Хотя по его лицу было невозможно ничего прочитать: он будто находился в полубессознательном состоянии, но, тем не менее, его руки точно знали, что делать. Через несколько мгновений он оторвался от Тибальта, вдруг решив полезть в свою сумку, до этого брошенную на пол. С хищной улыбкой он достал оттуда презервативы и тюбик лубриканта, запутавшейся в зарядке от мобильника. — Как знал, что сегодня возьму тебя. — Замолкни. Смазка прохладная, и Тибальт понял, что расслабляться никак не получится. Меркуцио массажными движениями провёл вокруг сжавшегося ануса, протолкнулся одним пальцем и тут же зажал рот Капулетти, отчего тот стукнулся затылком о стену. На мгновенье в глазах замельтешили чёрные точки в проблесках света аудитории; Меркуцио так нежно проводил губами по дрожащим векам, аккуратно растягивая узкие и сухие стенки, раздвигая пальцы внутри. Тибальт весьма тугой, но оно и понятно — лишь Меркуцио хватило безумия, что бы трахнуть красавца-однокурсника в университетской аудитории. Член в презервативе проскользнул внутрь с весьма большим усилием. Капулетти искусал губы в кровь, когда понял, что не стонать — просто какая-то пытка. В этой аудитории пахло свежим воздухом, смешанным с запахом хлорки после очередной уборки, и одеколоном Скаллигера. В голове все мысли перемешивались, когда он двигал бёдрами. Тибальт не выдержал и вскрикнул в первый и последний раз, после чего его рот зажали влажной ладонью. Пианино издало глухой стон. Тибальт умел играть на пианино, а Джульетта иногда аккомпанировала ему на скрипке. Им нравилось играть вдвоем, поэтому он считал их неплохим дуэтом. Сейчас же сторонний наблюдатель (если бы ненароком заглянул в аудиторию), мог бы увидеть, как Тибальт играет уже с Меркуцио. Пианино тоже участвовало и кое-что похуже. Вряд ли теперь Тибальт притронулся бы к этому инструменту в присутствии посторонних. Капулетти уже сам закрыл свой рот, надавливая на губы и кусая палец, ведь буквально в паре метров от них, за стеной, за дверью, одногруппники, друзья, преподаватели. Он остервенело вцепился ногтями сквозь рубашку в спину Меркуцио, глухо рыкнув, выдыхая — прозвучало так, будто его душили всё это время, а не трахали, — и кончил. Меркуцио почти вгрызся в его плечо, кончая следом.~***~
После этого происшествия прошло несколько дней; жизнь в Вероне медленно текла своим чередом. Правда, многие уже не творили тех злодейств, на кои были способны при открытой вражде, но студенческих приколов и разводов никто не отменял. Однако в душе Тибальта творилось чёрт знает что — он до сих пор не мог адекватно принять тот порыв безумия, что овладел ими со Скаллигером в музыкальном зале — пожалуй, судьба действительно порою шутит зло. И даже очень. Меркуцио всё это время не появлялся в универе. Вполне обычное явление, но не сейчас и не для Тибальта. Если подумать, то раньше его бы это порадовало — он и сейчас упрямо уверял самого себя в безразличии. Правда, тонкий внутренний голос твердил, что это не так — ему было далеко не всё равно. Однако сегодня засранец наконец появился — в перерыве Тибальт заметил ту самую фиолетовую рубашку и кудрявую шевелюру, мелькнувшие в одном из коридоров. Через несколько минут в холле образовалась небольшая толпа — своими байками Мерк снова приковал внимание всей Вероны к собственной персоне. Тибальт наблюдал за ним со стороны, и было видно, как Меркуцию упивается, купаясь в лучах славы. И тут его взгляд встретился с взглядом Капулетти. — Объявление, — заявил Скаллигер, зашагав в сторону Тибальта. Толпа послушно расступилась. Капулетти с явным недопониманием следил за действиями Меркуцио. Когда однокурсник приблизился, то торжественно объявил: — Вас всех интересовала моя личная жизнь. Так вот что я вам скажу: вот этот угрюмый и вечно недовольный человек отныне мой парень. Тибальт даже не понял, когда Меркуцио приподнялся и поцеловал его. Зрители дружно ахнули (а судя по глухому звуку, кто-то упал в обморок), однако Меркуцио было наплевать. Впрочем, как и Тибальту. — Ты безумен, — тихо прошептал он, разорвав на мгновенье опьяняющий поцелуй. — В таком случае, я не против быть твоим личным безумием.