Твоё безумие

Тибальт, Тибальт, я твоя смерть Мне на тебя тошно смотреть. Голос, походка и прикид… Сегодня ты будешь убит! Меркуцио — Le Duel

      Меркуцио Скаллигер, безусловно, был настоящей звездой университета, чему способствовало несколько факторов. Во-первых, он был племянником ректора Эскала. Вообще, от рождения он носил другую фамилию, более приземлённую, однако сам Мерк использовал именно родовое имя ректора, что автоматически делало Меркуцио и его дружков чуть ли не неприкосновенными в глазах преподавателей. Стоит ли говорить, что это было едва ли не единственной причиной, по которой парня не отчислили ещё в начале первого курса (и много раз после этого). Кроме того, Парис, имевший репутацию «хорошего парня», приходился ему то ли троюродным, то ли четвероюродным братом, хотя Меркуцио при любом удобном случае рьяно отрицал какое-либо с ним родство. Причина оказалась более чем прозаичной: из «красивого-милого-и-просто-приятного-парня» Парис вдруг оказался под каблуком у Джульетты (хотя он предпочитал формулировку «Отвергнутый, который хочет вернуть расположение своей возлюбленной»), но суть от этого не менялась.       Был даже случай, когда оба родственника ректора устроили настоящее шоу для всей Вероны: тогда студенты могли с упоением наблюдать, как Мерк убегает от своего разъяренного во всех смыслах кузена, сшибая каждого, кто попадался на его пути. В тот день Парис преследовал Меркуцио по всему кампусу, осыпая такими проклятьями и оскорблениями, что бедного брата Лоренцо, заходившего к ректору по делам (Эскал слыл достаточно набожным человеком), едва не постиг сердечный приступ. Позже выяснилось, что причиной такого нетипичного для Париса поведения стала очередная шутка Скаллигера о том, что смокинг, который покупался для бракосочетания с Джульеттой, можно было б даже не выбрасывать, а выкрасить в фамильный синий цвет Монтекки и послать в качестве свадебного подарка Ромео.       Короче говоря, Меркуцо был безумцем, скандалистом и заядлым шутником.       В университете его знали как блистательного, яркого и остроумного молодого человека — разумеется, так считали все, за исключением Тибальта. Поскольку юный Капулетти не видел в нём ничего, кроме желания покрасоваться, нахальства и сумасшествия, граничащего с тёмным безумством, которое наверняка таилось в жалкой душонке ректорского племянничка. Расстраивало только, что всё это видел только Тибальт — остальные восхищались импульсивностью и готовностью (если не сказать рвением) Меркуцио рисковать при любых обстоятельствах.       Сейчас Меркуцио расположился на второй парте, вальяжно покачиваясь на стуле, развернувшись назад и с милой улыбкой слушая повседневную болтовню очередной девицы, которую (Тибальт знал это наверняка), Скаллигер вскоре затащит к себе в постель.       Проходя к своему месту на последней парте в углу аудитории, Тибальт бросил хмурый взгляд в их сторону, но ничего не сказал: иначе это грозило обернуться очередной словесной перепалкой. А зная свой характер (мать Джульетты частенько употребляла выражение «горячий нрав»), Тибальт мог не сдержаться и хорошенько проучить заносчивого мажора, коим Скаллигер и был.       Едва Капулетти сел за парту, он почувствовал, как кто-то дотронулся до его руки. Повернув голову, он увидел обращенную к нему сочувственную улыбку Мие*, близкой подруги Джульетты.       Мие, по мнению Тибальта, была достаточно симпатичной девушкой. Пожалуй, её можно было даже назвать красивой. Огненно-рыжие волосы в сочетании с ярко-голубыми глазами мало кого могли оставить равнодушными. Однако даже её природная красота для некоторых по-прежнему не восполняла врожденного дефекта: Мие была глухонемой. В прошлом Тибальту часто приходилось отваживать от неё на улицах идиотов (среди которых было немало Монтекки), которые глумились над ней из-за этого.       Однако немота Мие всегда была чем-то вроде изюминки девушки. Ему нравилось, когда они вместе шли по улице и перебрасывались фразами на языке жестов — и Тибальт, и Джульетта выучили его в подростковом возрасте. В такие моменты ему казалось, что они существуют в каком-то иллюзорном мире, где кроме них двоих никого нет.       Убрав тонкие бледные пальцы, Мие сделала несколько движений руками: «Он тебя провоцирует. Не обращай внимания»       Тибальт тут же ответил: «Не переживай. Я не настолько глуп»       Для её успокоения он улыбнулся, и перевел взгляд на первые парты.       Меркуцио мельком посмотрел на прошедшего однокурсника, и в тот же момент на его лице появилась хищная улыбка, которую Тибальт так ненавидел. — Надо же, вот это встреча! — слащаво проговорил Меркуцио и со свойственной ему грацией поправил свои кудрявые волосы (Тибальт часто гадал, это они от природы такие, или Скаллигер делает укладку), после чего положил голову на ладонь, опираясь на спинку стула. — Никак Принц Кошек изволил пожаловать к нам на занятие.       В аудитории послышался приглушенный смех. Ещё одно подтверждение того, как все обожали Меркуцио.       Однако помимо Тибальта в аудитории был ещё человек, который не присоединялся к всеобщему веселью. Она и сейчас сидела за последней партой у окна с непроницаемым лицом, не отрывая сосредоточенного взгляда от двух соперников.       Морт.       Это была типичная серая мышь, которая есть в любом учебном заведении. Светлые, даже белые сальные пряди волос обрамляли худое, бледное со впалыми щеками лицо, на котором залегли тёмные тени под угасшими глазами. Невидимая, безэмоциональная. Да даже одно её имя не сулило ничего хорошего, ведь означало то, чего многие люди боялись, независимо от возраста — Смерть. И оно ей даже подходило. В этой девушке было что-то зловещее.       Тибальту она всегда не нравилась. Точнее сказать, в её присутствии ему было не по себе. Пожалуй, он даже ни разу не слышал, как она с кем-то разговаривала. Морт будто была привидением или чем-то потусторонним, неосязаемым. Она никогда ни с кем не контактировала: ни с Монтекки, ни с Капулетти, ни с членами других фамилий. Она всё время держалась в стороне. Однако каждый раз, стоило двум семействам перейти черту и начать разборки, Морт непременно оказывалась в толпе. Тибальт назвал бы это совпадением — но уж очень увлеченно она любила наблюдать за его ссорами с Монтекки. Будто своим появлением она науськивала людей друг против друга.       Хлопнула дверь, прервав поток размышлений парня. В кабинет вошла женщина средних лет с учебниками в руках и по пути к рабочему месту наскоро оглядела студентов сквозь линзы модных очков. Женщина была довольно приятной наружности, которая редко совпадала с таким же приятным характером. Собственно, во многом благодаря этому она получила своё прозвище — Кормилица.       Забавным было то, что в универе настолько привыкли её так называть, что все давным-давно позабыли настоящее имя преподавательницы, а по тому даже на занятиях не стеснялись к ней так обращаться, хотя впрочем, она и не обижалась.       Крошка Джульетта у Кормилицы была любимицей. Конечно, к преподавательнице многие приходили за советом (вот ведь уровень доверия!), однако именно к Джули женщина привязалась больше всего. И для Тибальта это не было новостью. Когда-то давно Кормилица подрабатывала гувернанткой в их семье, а малышка Джу была её подопечной. И девочка просто боготворила Кормилицу — родная мать Джульетты не слишком-то много уделяла ей времени (хотя та до сих пор любит рассказывать всем сказки, как собственноручно меняла дочери пелёнки).       Вскоре Джули подросла и пошла в школу, поэтому надобность в гувернантке отпала — для обеих это был тяжелый удар. Но Кормилица не отчаивалась и, решив немного сменить род деятельности, стала преподавателем в университете. Одной из причин, почему Джульетта подала сразу документы сюда — она могла бы видеть свою названную маму почти каждый день. Тибальт часто ловил их шушукающимися в коридорах, и был рад за кузину, которой явно недоставало общества наставницы.       Ходили даже слухи, что именно Кормилица помогла спланировать тайную свадьбу Ромео и Джульетты, а когда жизнь обоих едва не оборвалась в результате попытки побега, женщина попала в реанимацию, поскольку накануне ей сообщили ложную весть о смерти обоих.       Но как бы то ни было, всё закончилось благополучно. Теперь Джульетта и её горе-муж могли не скрывать своих чувств, что многим значительно упростило жизнь. Подумать только, сколько людей могло пострадать только из-за глупой подростковой влюблённости! Ах, простите, Джу называла это «глубоким возвышенным чувством, которое не дано постичь таким снобам, подобных Тибальту». И это точная цитата.       Кормилица положила учебники на стол, лишь на несколько секунд задержав взгляд на Меркуцио. — Скаллигер, будь добр, развернись. Я уверена, ты в нетерпении обсудить произведение, которое я задала на этот семинар, — сухо произнесла она, нервно поправив каштановые волосы, собранные в пучок.       Меркуцио, мгновенно позабыв о Тибальте, выполнил её просьбу. Однако сел он не как подобает студенту, а вытянувшись на стуле со сцепленными на затылке руками. — Ах, синьора, я и правда в нетерпении. Как насчет того, чтобы встретиться в этой аудитории после перерыва? Готов поспорить, вам понравиться моё объяснение. Возможно, я мог бы даже повторить, — он игриво подмигнул.       Послышалась новая волна хохота. Уже давно по Вероне гулял слух, что Скаллигер вовсю увлёкся преподавательницей. Да и кем — Кормилицей! Это было самое долгое его увлечение, которое продолжалось около трёх месяцев. Студенты горячо обсуждали пикантные подробности их отношений, а в последние дни многие говорили о том, что они расстались, несмотря на то, что расположения женщины Меркуцио добивался относительно долгое время. И хотя Тибальт думал, что всё это не более чем выдумки, разыгравшаяся перед ним сцена и слёзы, блеснувшие в глазах преподавательницы, подсказали ему, что это оказалось правдой, причём расставание прошло не самым лучшим образом.       Но Кормилица была сильной и стойкой женщиной, поэтому почти без малейших усилий ей удалось заставить замолчать присутствующих и начать занятие, демонстративно игнорируя Меркуцио, который явно желал задеть её побольнее.       Тем не менее, Тибальт решил, что ему тоже надо бы включиться в занятие. Кормилица действительно умела подобрать хороший для изучения материал и интересно рассказывать про книги — этого у неё не отнять. Сегодня она вынесла на обсуждение пьесу возрожденческого писателя — Тибальт позабыл его имя ещё на предыдущей лекции.       Краткая суть пьесы была таковой: юноша и девушка полюбили друг друга, хотя их любовь была невозможна. Несмотря на попытки обоих прийти к спокойной и счастливой жизни вдали от враждующих семей, всё это закончилось трагедией, затронувшей других персонажей.       Сейчас Кормилица обсуждала с ребятами значение эпизода дуэли между лучшим другом главного героя и кузеном его возлюбленной. — Как вы думаете, кто из них был прав? — задала Кормилица вопрос. Ответом ей послужила тишина. — Как по мне, — неожиданно для всех начал Меркуцио, — так кузен той девушки сам виноват в том, что его в конечном счёте убили. Он якобы вступался за её честь, хотя на тот момент она была замужем, хотя он и не знал. Так что вступаться было уже не за что. Будь я тем парнем, который защищал своего друга и его семью, я бы вызвал того идиота на разборки… — Дуэль, Скаллигер. В четырнадцатом веке** это называлось дуэлью, — поправила его Кормилица. — Хорошо, пусть будет дуэль, но смысл не меняется. Я бы его по стенке размазал, чтоб не воображал о себе невесть что.       Подобный ответ возмутил юного Капулетти. Меркуцио всегда умудрялся сказать что-нибудь такое, что вызывало бы только отвращение. — Тогда не удивительно, — вдруг сказал Тибальт, — что придурки, подобные ему, подыхают первыми. Потому что будь я кузеном той девушки, то вонзил бы тебе шпагу прямо в грудь — чтобы другие сто раз подумали, прежде чем хвалиться своим умением фехтовальщика, а позже погибать от удара из-под руки друга.       Послышался тихий шёпот, больше напоминающий змеиное шипение: — Тогда бы пала чума на оба ваши дома, и стали бы вы кормом для червей.       Капулетти посмотрел на человека, произнёсшего эти слова. А затем он оглянулся на присутствующих, однако никто из них будто не услышал этой фразы, которая была словно пророчеством. Но Тибальт мог поклясться, что слышал их: Морт пристально наблюдала за ним, ожидая реакции. — Вот как? — расхохотался Меркуцио, отчего Тибальт вздрогнул и быстро перевел взгляд обратно на своего собеседника. — Интересно. — Ну, если подумать, вы действительно похожи. Сначала делаете, а потом думаете, если вообще думаете, — продолжал Тибальт, взяв себя в руки. — Он, как и ты, первый нарывается на неприятности. Видимо, разумности что тогда, что сейчас учат далеко не всех. — Правильно ли я поняла, Тибальт, что ты на стороне брата той девушки? — спросила Кормилица. — Определённо. А что касается дуэли в целом: не знаю, как вас, но меня бы порядком раздосадовал тот факт, что некоторые сначала сами лезут под руку, пытаясь предотвратить дуэль, а потом обвиняют в бесчестном ударе.       Кормилица и вся аудитория вместе с ней с интересом наблюдали за происходящим. Многие были удивлены, что Тибальт рискнул прямо на занятии практически бросить вызов Меркуцио. Скаллигер наконец медленно развернулся; изогнутые губы напоминали скорее оскал, нежели улыбку; в глазах блеснул азарт.       А потом он засмеялся. Тем самым безудержным и раскатистым смехом безумца, от которого мороз шёл по коже. — Тибальт, Тибальт, — вздохнул он. — Мне тошно смотреть на тебя, — Меркуцио картинно развел руками. — Ты всего лишь пижон без извилин с душонкой калеки.       Тибальт усмехнулся: всё это попахивало очередным фарсом. Но в этот раз он не прочь подыграть и потешить жадную до зрелищ публику. — Меркуцио, посмотри на себя. Пусть я — пижон, но ты просто глуп. Может, я тебя удивлю, но из тебя вышел бы бездарный поэт и пустой рифмоплет! — от возбуждения Тибальт даже привстал, сверля взглядом Меркуцио.       Парень чувствовал, как адреналин начинает бурлить в его крови — подобная эйфория захватывала его каждый раз во время очередной перепалки с Меркуицо. В голове тут же мелькнули воспоминания полугодовой давности, когда Скаллигер валялся на асфальте, запачканной собственной кровью.       В глазах однокурсника Тибальт заметил тот самый лихорадочный блеск и что-то ещё, благодаря чему он понял: ректорский племянник тоже прокручивает этот эпизод в своей памяти.       В этот момент Тибальт поймал себя на мысли, что их словесная перепалка, возможно, ничуть не уступала дуэли из пьесы. Не хватало только человека, который мог бы им воспрепятствовать. С горькой усмешкой он подумал, что подобную роль должен бы исполнить Ромео. Хвала небесам, что он занимался в другой группе. — Впечатляюще, — заметила Кормилица, однако, несмотря на похвалу, на её лице читалось нечто вроде: «Ну вы только посмотрите на этих двух идиотов!». Послышались даже редкие хлопки. — Я приятно удивлена, что вы оба так тонко чувствуете героев. Это правда очень здорово. И по такому случаю, — она перелистнула несколько страниц в папке, лежащей на столе. — Я думаю, будет хорошо, если вы подготовите совместный проект.       При этих словах сердце Тибальта словно оборвалось и упало куда-то вниз, откуда достать его невозможно. Он даже сел обратно на стул, чтобы ни в коем случае не показать, в какое шоковое состояние ввели его слова Кормилицы. Даже силы спорить почему-то испарились. — Я не согласен, — заявил Мерк, хлопнув ладонью по столу. — Моя благородная особа не желает иметь никакого отношения к Царю Кошек. Разве только, если речь идёт о том, чтобы задать ему хорошую трёпку. — Прикуси язык, Гуерцио***, — выразительно сказала Кормилица, намеренно используя настоящую фамилию Меркуцио. Судя по всему, она недвусмысленно намекала, что в этот раз даже дядюшка Эскал не спасет своего дражайшего племянника. — Это не обсуждается. На совместный проект у вас полторы недели. В противном случае, я позабочусь о том, чтобы ректор внезапно озаботился твоей успеваемостью, — теперь настала её очередь игриво подмигивать.       Глядя на взбесившегося Меркуцио, Тибальт подумал, что вчерашняя стипендия была последней в этом году.