«Сто лет одиночества»
Дав не спал около двух суток, старательно затачивая ручку алюминиевой ложки об один из сотни камней, наполняющих яму. "Случайно" упавший столовый прибор стал отличной заточкой, именно этим руководствовался горец, когда его заново призвал Карим. Рядом стояла девочка, какая-то чересчур запуганная, побитая и не сдавшаяся. По сравнению с Каримом она казалась каменной стеной, не выражавшей ничего. Чёрные глазки-бусинки горели огнём, готовым сжечь всё на своем пути в нужное время, а пока она смирно стоит, полная напряжения, едва заметно теребя край чёрной кофты под бронежилетом. Гасания не понимал: неужели в Аталлахе нет ни капли сострадания к этой девочке, так покорно стоявшей и неотрывно наблюдавшей за происходящим. Конечно, в его действиях был определённый смысл: вырастить себе замену, привить чувство безжалостности. Самое страшное — когда в войне участвуют дети. Давид знал, во что ввязывается, знал об Алане, знал о привычках Карима таскать её везде с собой и всё же решился влезть в гнездо змеи. Сколько же мужества в этом сердечке. Каждый раз Алана старалась не слушать ничего из разговоров отчима, летала в своих облаках: в Питере, дома с бабушкой они играют в домино, гуляют с мамой в парке, мама ведёт её в школу... Карим. Это механизм психологической защиты, вполне допустимой реакции человека на сильные, травмирующие психику события. Для себя она чётко решила: если уж случится так, что она выйдет замуж, то ни в коем случае не позволит обращаться с собой, как Карим обращался с Ириной. Не позволит унижать себя, не позволит поднимать руку, не позволит себе терпеть это. Девочка была одновременно здесь и там, она видела, как допрашивают Гасанию, но и видела, как бабушка забирает её из школы, они идут по аллеям, она рассказывает, как на физкультуре бросила мяч лучше всех. Вздрагивает от сильного хлопка, мучительного рычания пленника и всё равно стоит. Дав харкает кровью и невольно вспоминается случай, произошедший пару дней назад, толкнувший её без доли страха сделать то, что сделала. Пленник сильно избит, лежит на холодном полу своей камеры, ловящий миражи от обезвоживания, и тут она, ангел, появившийся из ниоткуда. Она и вода. Она и Карим, пришедший в бешенство после того, как Ахмед притащил её за шиворот с места так называемого преступления. И снова побои, бессонная ночь, раскалывающаяся голова, засохшая кровь на разбитом лице, немного опухший глаз, всё это слилось в большое желание прикончить существо, даже не человека. Я сбросила ложку...***
Саша очнулась прикованная ржавой тяжелой цепью в сырой, дурно пахнущей камере. С потолка капала вода, образовывая лужу и разводя грязь из пыли и земли. Через решетку проникал далекий свет фонарей, запах свежеприготовленной еды, отозвавшейся голодным урчанием желудка. Колени сильно жгло, наверное после отключки ее просто волокли, как мешок, а может быть специально выбирали места поострее, в добавок к наказанию. Штаны на коленях испачканы и присохли к коже, где-то разодраны, догадка находила свое прямое подтверждение. Сколько времени прошло?! Что с ребятами?! Больше всего она злилась на Ису, хоть и понимала, что на её месте любой поступил также. Со всей силой подёргав цепь, понадеявшись на её ветхость, она только издавала ненужный шум, отражающийся от пустых стен. Как назло не было даже элементарной шпильки, проволоки или хотя бы минимально приближенного к тому. Во рту пересохло, на сотрясение мозга не похоже. Как это обычно бывает, в голове проносятся все признаки сотрясения сравнимые с самочувствием, знакомо? А мнительный человек обязательно выявит у себя то или иное отклонение, а может и не одно. Учащённое дыхание, рвота, нарушение памяти. Голова, конечно, побаливала, но это нормально, исходя из полученных недавно побоев. Пододвинувшись ближе к редким капелькам воды, насколько позволяли оковы, Саша подставила дрожащую руку. Вода стекала медленно, будто нарочно "работала" на нового владельца. На миниатюрной ладошке образовался так называемый глоток. Девушка незамедлительно отправила его в рот, словно боялась, что и эту маленькую радость могут отобрать. Слегка сладковатая жидкость мигом исчезла, оставив приятное послевкусие. А что дальше? Ждать у моря погоды? А если прямо сейчас происходит захват, а она сидит тут? В углу, среди камней, присыпанных песком, и остатков деревянных ящиков — судя по всему, здесь раньше хранили боеприпасы — блестело что-то кривое, наподобие вязальной или велосипедной спицы. Саша подползла ближе, но всё равно не хватало каких-то жалких сантиметров. Грязные пальцы тянулись к заветной вещице, готовясь выскользнуть из тела, если потребуется, загребали кучу мусора, но никак не отмычку. "С такими темпами можно отчаяться", — заключила Саша. "Другой бы отчаялся, но не я. Пусть я лучше палец вывихну, а всё-таки доберусь. Если бы я отчаялась, — подбадривала себя девушка, — то давно бы лежала где-нибудь в лесочке под ёлочкой". — Давай же! — Саша тихо и раздражённо шипела на железяку, которая оставалась безучастно лежать на месте, ещё больше зарываясь в песке. Ноготь зацепился за край. Какая удача! Теперь главное — не сделать резких движений и не отшвырнуть её от себя. Было бы неплохо, если бы спица взяла сама и подобралась, как в сказках. Собравшись с оставшимися силами, Саша занесла ладонь над штуковиной и аккуратно накрыла. Немного терпения — и спица лежит прямо перед заключённой, так и приговаривая с издевочкой: "Я освобожу тебя, если поторопишься". В коридоре раздались тяжёлые шаги. Так ходил только один человек, которого знала девушка, и было бы лучше ошибаться в своих догадках. Быстрыми небрежными движениями Байсарова упрятала спицу в штанину и на скорую руку одёрнула и отряхнула себя от въевшейся в джинсы грязи. За решёткой стоял ненавистный всеми фибрами души Амир. Сколько жестокости и в то же время трусости находилось в этом с виду мужественном, даже нельзя назвать, мужчине. Он глумился, наблюдая за беспомощностью Саши, и стоило ему только захотеть — сделает с ней, что гнилой душе угодно. Амир ничего не объясняя, без особых усилий отстегнув её, вывел наружу. — Куда мы идём? — ответа не последовало. Он специально?! Ей обязательно нужно держать ситуацию под контролем и желательно сохранять невозмутимость. — Я и так уже не жилец, — сменила тактику Саша, придав голосу большей безнадёги и скорби. — Не убегу же я, тем более одна, среди столь хороших солдат, сам посуди. — Ты нужна учёному, — неохотно пробубнил себе под нос Амир, не удостоив вниманием девчонку, и с гордо поднятой головой следовал по пятам. Учёный? Валерий... как его там... Осликов! Да, ну и досталось парню в школьные годы. Впрочем, если она попадёт к нему, шансов выбраться станет как минимум больше, чем в нынешнем положении. И всё же, зачем она ему понадобилась? Виделись всего раз, да и то учёный не особо блистал счастьем. Они остановились возле лаборатории, где дежурила охрана. Дверь открылась, и девушку силой втолкнули в небольшую комнату, сплошь уставленную столами и громоздкими приборами. Помимо Осликова никого не было, странно. Саша настороженно стояла в дверях, не решаясь войти. Она осматривалась в поисках подвоха, впрочем обстановка оставалась спокойной, за исключением камер, висевших на самом верху в углу лаборатории. — Входи, не бойся, — ласково пригласил Валерий, предлагая присесть в удобное кресло рядом со стеллажом, где покоились колбочки с разноцветными жидкостями. — К... как же тут не бояться? — запинаясь ответила Байсарова, нерешительно пройдя к креслу, усевшись на самый краешек. — Твои бугаи мигом мне шею свернут... как моим друзьям. — Делай, что я скажу, и никто пальцем не тронет такую красивую мордашку, — учёный не сводил глаз с запачканного кровью и пылью личика. Он чему-то улыбался, видимо радовался окружению столь опасной и красивой девушки, которым не был в общем и целом удостоен в обычной жизни. Смочив кусок ваты спиртом с резким запахом, который сразу ударил в нос и заставил зажмуриться, чуть фыркая, как кошка после цитрусового запаха, Осликов позволил себе бережно обработать раны. — Так-то лучше, надеюсь, тебе не сильно досталось. — Зачем ты меня звал? — Саша старалась не смотреть на него, отвлекаться на посторонние предметы, будто правда сжималась в страхе от любой мелочи. — И... можно мне поесть? Очень хочу чего-нибудь, три дня без еды. — Мои идиоты запороли несколько месяцев работы, не знаю, где их набрали, только они не могут отличить альфа-частицы от простейшего аморфного состояния, — пожаловался тот. — С кем приходится работать... А ведь я лауреат, понимаешь? Хотел написать диссертацию и передать свои знания, — непонятные жесты обращены к камере слежения, похожие на "Я хочу есть". — Если бы ты помогла мне разобраться в «Леднике», то это было бы поистине великим прорывом в науке. — Если твоя собственная жизнь не удалась — это не повод портить её ещё сотне невинных людей, — отозвалась девушка, уже увереннее расположившись в кресле. В лабораторию внесли поднос с тарелкой чего-то клейкого, похожего на больничную кашу без вкуса и кружку воды. — Мне нравится твоя отвага и доля дерзости перед лицом смерти, но больше всего меня поражает, что ты и... второй, — похоже он имел ввиду Дава. — Вернулись за своими, не смотря на превосходство армии. — Друзей не бросаем, — кинула Саша, придирчиво рассматривая предложенное. Отравили? Тогда зачем так заморачиваться, переводить из места к месту? — Я предлагаю тебе сотрудничество, — заключил Осликов, присев напротив с деловым видом, словно заключал сделку на миллион. — Подумай, со мной ты будешь в безопасности. Вот они, современные подкаты юного кобеля. Как-то смешно становилось при одной мысли о таком союзе, но раз это выгодно — ничего против она не имеет.