Издержки профессии

На улице шёл снег и дул лёгкий прохладный ветерок. Если для России такая погода считалась тёплой и приятной, то Италия жалостливо шмыгал носом, надеясь, что его мольбы будут услышаны и они в скором времени укроются в каком-нибудь кафе. — Ваня, — тихо позвал его Феличиано, надеясь хоть за разговором немного согреться, — ты чего вчера целый час по телефону матерился? Ругался с кем-то? — Да не, — отмахнулся Брагинский, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз с кем-то ругался, да ещё и по телефону. — Друга с днём рождения поздравлял. — А разве в поздравлении не принято говорить приятные вещи? — удивлённо проговорил Италия. — Ты о чём? — Иван не менее удивлённо покосился на него. — Я целый час его нахваливал, говорю, люблю я тебя, сука тыловая, как брата. Вот как только вернусь от фашистов, так сразу, блядь, завалюсь к тебе. Ебанём по рюмочке, вспомним былое, только давай без твоих соплей, заебал уже, ей Богу. Италия поморщился, не понимая, что это только что было: наилучшие пожелания старому другу в честь дня рождения или убедительная просьба к бабе Клаве, чтобы та не выпускала по вечерам своих кошек на улицу, а то они, суки такие, орут под окнами и мешают спать. Поздравь Иван так Феличиано, он бы однозначно не был в восторге. Подойдя к дому Германии, где их уже ждал Гилберт, страны остановились, с волнением поглазев на дверь, затем обстучали обувь от налипшего снега и наконец-таки постучались. Дверь им открыли сразу, даже ждать не пришлось, отчего сложилось впечатление, будто Гилберт так и стоял с самого утра у окна, карауля гостей. Хоть это и была шутка, но гостям Гилберт и вправду был рад. Первым делом Гилберт проследил за тем, чтобы все разулись и надели мягкие тапочки, пускай и не по размеру, потом сняли верхнюю одежду, которая была сырой, как октябрьская погода, и уже после всего этого он пожал Ивану руку. Пока Италия мучился развязыванием шнурков, Гилберт в дружеской манере приобнял Ивана за плечи, прошептав тому на ухо: — Это что такое происходит? На пять минут отошёл, а ты, значит, шашни с другим крутишь. — Тебя полгода не было, — фыркнул Россия, успев за это время сильно соскучиться по этому надоедливому созданию. — И что? — буркнул Гилберт, помогая Ване распределить одежду по вешалке и полочкам. — Это не даёт тебе права вести себя как последняя скотина и совращать малолетних. Под малолетними Гилберт, похоже, имел в виду Италия, но это неточно, возможно, и Америку. А возможно, и всех сразу. — Это спорный вопрос. Что не запрещено, то можно, — оптимистично заявил Иван, уже попросту не обращая внимание на старческое ворчание Гилберта. К тому же по голосу было заметно, что Гилберт говорит это не всерьёз, но доля ревности имела место быть. Хоть Гилберт и старался говорить как можно тише, Феличиано всё же услышал его разговор, но почему-то не стал вмешивать. Не сказать, что ему было всё равно на нелепые приставания Гилберта, просто Италия доверял Ивану, и, судя по отсутствию всякого сопротивления, он слишком сильно доверял ему даже в такой ситуации. Как только этот белобрысый отошёл от Ивана, Италия по его примеру схлестнулись с Гилбертом в крепком рукопожатии и тихо, чтобы Ванька ничего не услышал, проговорил:  — Научись уже следить за словами, если не хочешь неприятностей. — Сучёныш мелкий, — усмехнулся Гилберт, стараясь говорить, как можно тише. Злобы в его словах не было, это просто игра слов, в которой каждый стоял на своём, не желая проигрывать. — Тебе разорванного очка мало? — Чья бы корова мычала, — улыбка Феличиано стала шире, а рукопожатие крепче. Эта игра его однозначно забавляла. — Напомнить тебе события сорок пятого года? Услышав характерный кашель, они мгновенно отшатнулись друг от друга, обратив всё своё внимание на Ивана, который в свою очередь смотрел на них как на маленьких детей, не поделивших лопатку в песочнице. Виновато улыбнувшись, как бы говоря, что всё в порядке и никакой драки не намечается, Феличиано прошёл в гостиную, никак не ожидая встретить там Америку. Гилберт задержал Ивана, чтобы высказать оставшиеся претензии касательно похождений последнего. Но тот не стал его слушать и, показав на прощание фак, прошёл за Италией в гостиную. Увидев развалившегося на диване Америку, Россия впал в ступор. Он не ожидал, что помимо них с Италией будут ещё гости. Однако промолчав об этом неприятном казусе, Россия нагло уселся на диван, предварительно отодвинув на противоположный край американского бегемота. Италии ничего не оставалось, как сесть посередине, став неким забором, через который, определенно, будут перекрикиваться эти двое. — Ну что же, раз все в сборе, давайте начнём! — с этими словами Гилберт занял своё почетное место в кресле, расположенном как раз напротив дивана. — Америка, что для тебя есть Россия? Хоть этот вопрос и был адресован конкретному человеку, но задумались над ним все здесь присутствующие, даже Гилберт терпеливо застыл в ожидании ответа. Страны пока ещё не особо понимали, зачем их здесь собрали и что за допрос с пристрастиями собирается устроить им Гилберт, поэтому не спешили возмущаться и жаловаться. — Соперник, — не долго думая, ляпнул Альфред, уже после понимая, что это не совсем правда, но уточнять ничего не стал. Обойдутся и без подробностей. — Хорошо, — Гилберт кивнул и перевёл взгляд на взволнованного Феличиано. — Италия? — Ну… Россия мне друг, деловой партнёр и просто хороший человек, — растерянно мямлил Италия, не понимая, к чему клонит Гилберт. Об их особых отношениях с Россией уже, наверное, весь мир гудит, один Байльшмидт не в курсе событий. — Хорошо, — Гилберт снова кивнул, заставив Феличиано напрячься, всем телом ощущая царящее в воздухе напряжение. Поднявшись с кресла, Гилберт с важным видом прошёлся к дивану, точно прапорщик вдоль шеренги выстроенных солдат и вернувшись на родину, наконец-то решил озвучить причину, по которой они все здесь собрались: — Упустим все формальности и перейдём сразу к делу. На вас, хлопцы, — Гилберт указал пальцем в небольшой промежуток между Америкой и Италией, — поступают жалобы. — И что? — опять же не подумав, ляпнул Америка, не имея даже самого малейшего желания выслушивать какие-то там анонимные кляузы. — Да нихуя! Благодаря тебе и вашей ебучей Санта-Барбаре Запад с ума сходит, и я вместе с ним. О да, Гилберт был зол, но не из-за слов Америки, а потому что его перебили. Он терпеть не мог, когда его перебивали, особенно какие-то там сопливые мальчишки, которым лишь бы впихнуть куда-нибудь своё никому не нужное мнение. — Тебя ебёт, что ли, кто с кем тра… — Альфред не успел договорить, его перебили. — Представь себе! До всей этой хуйни я был единственной Ванькиной шлюхой, а тут на тебе! Всего на пару дней решил съездить к брату в гости, а как вернулся, то моё место оказалось занято. Если раньше страны смотрели на Гилберта скучающим взглядом, размышляя над тем, как бы побыстрее отсюда свалить, то сейчас же оба напряглись и внимательно посмотрели на него, боясь отвести взгляд. Даже России стало интересно, что же такое задумал Байльшмидт. Конечно, Гилберт сильно преувеличивал, заявляя такое, особенно по части интимных отношений с Иваном. Да, у них были чувства, возможно, даже любовь, будь она неладна! Но уже давно всё выгорело, точно как с Италией. Сейчас они разве что, скрипя зубами, могут назвать себя друзьями. Но это будет скорее ложь, чем правда. После двухминутного затишья, необходимого для того, чтобы успокоиться, страны немного расслабились, снизив таким образом напряжение, позволяя Гилберту продолжить: — Вам хули надо? — Гилберт тыкнул пальцем в Америку с Италией, а после указал на Россию. — Носитесь тут как кобели за сучкой. Конечно, сравнение с псовыми было слегка грубовато, но Гилберт сумел весьма тонко подметить сходство с реальностью. Кто в этой истории кобель, а кто сучка, было итак ясно, однако в нашем случае всё как раз-таки наоборот, тут, скорее, две стервозные суки бегают за породистым кобелем, обзывая сей необъяснимый порыв чувств любовью, в то время как их взгляд устремлён в сторону нефтяных скважин, лесопилок, угольных шахт и прочих предприятий, добывающих природные ресурсы. От подобного сравнения страны синхронно нахмурились. В зоне личного пространства России адским пламенем заплясали языки негативной ауры. Заметив это, Италия накрыл ладонь Ивана своей в попытке успокоить и не принимать подобные метафоры на свой счёт. — Лично мне ничего от него не надо, — пробурчал Альфред, уловив суть претензии. Вот кому неймётся. — Серьёзно? — Гилберт прыснул от смеха. — Ну и шутник же ты, Ади, — на немецкий манер сократил он имя Джонса. — Я не шучу, — пристыженно пробормотал Америка, раскрасневшись от смущения. Всё же обсуждать подобные темы в компании даже не друзей, а коллег ему ещё не доводилось. — Я заметил, у тебя хер стоит при слове «Россия» и слюни текут, как только речь заходит о Якутии да и о Сибири в целом. Америка аж подавился от такого заявления, чувствуя, как пылают щёки. Италия же лишь крепче сжал ладонь России, боясь, что тот может сорваться, и тогда кое-кто получит по белобрысому затылку. — Д-да не бегаю я за ним! — соскочив с места, Альфред одарил гневным взглядом сначала Гилберта, потом Ивана, видимо, ожидая, когда же он уже подаст голос и вступит в беседу. Но нет, Ваня молча наблюдал за развитием событий, не принимая в этом никакого участия. — Не нужен он мне, у меня Бел… — снова запутавшись с правильностью названия данной республики, Америка рискнул озвучить имя: — Коля есть! Все трое с открытыми ртами уставились на Америку. Имя своего предполагаемого бойфренда он произнес с жутким акцентом, поэтому никто из присутствующих не сумел разобрать, что или кто у него там есть, но одно было ясно точно: Россия ему не нужен. У него ведь какой-то там Белкьоя появился. В то время как другие переваривали полученную информацию, а Гилберт готовился задать следующий вопрос, Америка, не попрощавшись, пулей умчался прочь. Это выглядело, мягко говоря, странно, поскольку обычно его пинками хрен выгонишь, но бежать вдогонку никто даже и не думал. — Италия, — позвал его Гилберт. Ну что же, настала пора Феличиано волноваться, так как он не отстанет, пока не докопается до истины. — Расскажи дяде Гилберту, что за хуйня творится между вами? Феличиано вздрогнул, понимая, что теперь пришла его очередь оправдываться. — Я и сам хотел поговорить с Иваном насчёт этого, только наедине и при совсем других обстоятельствах, — неуверенно забормотал Италия, чувствуя исходящее от Гилберта давление. Но куда деваться, сам виноват, что клюнул на его удочку. — В общем, Ваня, нам следует расстаться. Отношения сошли на нет, чувства остыли. Давай, пока не поздно, останемся друзьями? Взяв тонкую, но явно мужественную ладонь Италии в свою, Россия задумался. Впервые за это недолгое время их отношений он увидел перед собой не мальчишку, а уверенного взрослого мужчину. Италия повзрослел, и как он только раньше не замечал этого? — Да, — Россия кивнул, стараясь сдержать дрожь в голосе, — так будет лучше. — Ну вот и разобрались! — Гилберт радостно хлопнул в ладоши. — А теперь чай, кофе… что хотите! Вы же в гости пришли в конце-то концов. Страны с кислыми минами посмотрели на развеселого Гилберта, который светился радостью, как начищенная монета, а вот им ещё долго кусок в горло не пойдёт. Но куда деваться, это жизнь, и в ней будет бесчисленное множество таких вот поворотов, разворотов и, конечно же, переворотов. Пора уже давно привыкнуть к этому.

***

Вернувшись домой, Иван скинул с себя промокший плащ, затем шарф, сапоги и, оставив это добро общей кучей в прихожей, он пошёл на кухню делать чай и отогреваться у потухшего, но ещё тёплого камина. Россия снова остался один, но он нисколько не жалел о своём выборе. Судьба у него, видно, такая, не спеша в гордом одиночестве идти по бескрайней дороге жизни. Чайник быстро вскипел, и пяти минут ждать не пришлось, что было большим плюсом. Опустив в кружку пакетик чая, Ваня стал ждать, пока тот заварится. Шторы в доме теперь всегда были задёрнуты, звонкий смех теперь доносился лишь из экрана телевизора, а звенящая пустота в сердце по сей день отдавала тягучей болью. Иван уже приготовился было пить чай, когда услышал едва уловимую вибрацию телефона. Звонил Гилберт. Что такого срочного ему могло понадобиться в столь поздний час, остается только догадываться. Россия не хотел отвечать, но убедив себя, что это может оказаться что-то очень-очень важное, он всё же взял трубку, из которой уже сочился звонкий хрипловатый голос Гилберта: — Вань, тут такое дело… Ну, я как бы застрял в твоей стране. Из-за праздника многие рейсы отменили и… Можно я перебомжую у тебя хотя бы до пятого января? Россия взглянул на настенные часы. Начало одиннадцатого. Потом он медленно перевёл взгляд на остывающий чай. Ваня не ждал гостей, ему даже угостить Гилберта нечем. Ну, кроме чая… Но оставаться одному в новогоднюю ночь Ване как-то не хотелось, совсем не хотелось. Громко вздохнув в трубку, чувствуя, как Гилберт напрягся, Иван безрадостно пробормотал: — Приезжай, если хочешь.