По ту сторону реверса

Собрав последним кусочком мяса остатки густой ароматной подливки, я прожевал его с блаженным вздохом счастливого человека и отодвинул сковородку, в которой остался только массивный белесый мосол свиной рульки. Пришлось даже откинуться на спинку стула: желудок был более, чем полон, и я уже ощущал, как на меня накатывает сытая сонливость. Напротив, наполовину высунувшись из-под полосатого навеса, щурился на заходящее солнце довольным котом Стив, да еще и живот под майкой поглаживал. Глядя на его спокойное, расслабленное лицо, освещенное теплыми лучами июньского солнца, я вспомнил, сколько трудов мне стоило уговорить этого упертого сукина сына взять отпуск, да еще заставить пересечь Атлантику и углубиться в Европу, что он и сделал с каменно-недовольным выражением лица, которое без слов говорило мне: «я это делаю только ради тебя, олух, но вслух никогда не признаюсь». А если точнее, я привез его в Ротенбург над Таубером, исторический средневековый городок — одну из жемчужин Романтической Аллеи Германии. Я знал, что нужно было вырвать себя и Макгарретта, как сорняки из грядки привычного окружения, в обстановку, полностью нам нетипичную; а моему партнеру даже больше, чем мне, смириться с тем, что Чин и Коно, наши напарники, вот уже семь лет составлявшие с нами единый организм, один за другим покинули нас и отправились по своим жизненным колеям. Семья — охана — даже если ее члены не связаны узами крови, была для моего партнера священнее собственной жизни. В тот момент мы не могли совладать с уязвимостью, которую ощущали. Мы балансировали на той грани искусственно поддерживаемого условного психического комфорта, который в любой момент мог плавно уйти из-под ног и рухнуть в дискомфорт физический. Для несведущих стоит прояснить: это когда Стив из подконтрольно буйного становился буйно-неуправляемым. Можно вспомнить начало нашего партнерства и одного подозреваемого, которого он разговорил, с легкой улыбкой одержимого маньяка швырнув в океан, в туристическую клетку для плавания с акулами. Для меня же в данный момент потеря друзей ощущалась сродни ампутации пальца: не смертельно, но подспудно ощущаешь свою неполноценность. Конечно, время лечит, мы наберем новых членов команды, но это, наверняка, будет уже не то. А может, все к лучшему, жизнь не застывает на месте куском янтаря, появятся новые люди и придадут жизни еще большую яркость. Кто знает. Стив снова нырнул под полосатый навес, и тени немедля вернули его лицу привычную резкость и четкость, как у ожившей статуи эпохи Возрождения. Он неуловимо напоминал мне скульптуру Давида. Только коротко стриженную. Но когда Стив был не в духе, его нахмуренная физиономия могла дать фору навеки омраченному челу мраморного парня. Боже, о чем я только думаю. «Ты состоишь из углов и прямых линий», — как-то сказал я ему, не зная, как по-другому сделать комплимент своему мужчине, чтобы он не звучал слащавой похвалой, без ущерба своей собственной мужественности. Обычно я маскировал потоками сарказма чувства, которые выплескивались из меня, как вода из наклоненного стакана. Я вообще не знал, стоит ли это делать, но не смог промолчать. «Ну, это все же лучше, чем из мягких округлостей и покатостей, ты не согласен?», — хмыкнул он мне в ответ. И конечно же, был прав. Будь он мягкотел, не думаю, что ему удалось доказать свое право любить меня, а меня — убедить в том, что я могу быть с ним. Стив улыбнулся, но взгляд скользнул мимо меня. Через секунду около нас остановилась миниатюрная официантка, обслуживающая столики на улице, и начала ловко убирать пустую посуду. — Геррам понравилась еда? — улыбаясь, спросила она, взглянув на Стива, а потом посмотрела и на меня. — О, да, Каро, поблагодари повара, — отозвался Стив, — пальчики оближешь. — Он сложил щепотью пальцы у губ и причмокнул, показывая, насколько оценил местную кухню. — Кофе? — предложила Каро, уже собираясь уходить. — Да, и счет, пожалуйста, — отозвался я. Стив только коротко глянул на меня, но ничего не сказал. Я был готов взять на себя все расходы в этом отпуске, но, к полному моему изумлению, он настоял, что все делим пополам и за рестораны платим поочередно. Сейчас была моя очередь. — Каро? — я поднял бровь. Официантка легко вспорхнула по трем ступенькам, унося прочь поднос, полный грязной посуды. Каждый раз меня поражала такая выносливость обслуживающего персонала, ведь они целыми днями таскали взад и вперед громоздкую и тяжелую посуду. Вот уж действительно работа на износ. — Полностью ее зовут Каролина, — пояснил Стив. — Поболтал с ней немножко, когда ты вчера вечером поднимался в номер за камерой. Приятная женщина, у нее муж — итальянец. Я только угукнул в ответ. Не хватало еще, чтобы Стив подумал, что я ревную. Да ни за что на свете. На крыльцо вышел хозяин ресторана и гостиницы, где мы остановились, герр Галлус. Очень интересный человек; когда мы поняли, сколько он знает о внутренней жизни города, живущего исключительно туризмом, то забросали его вопросами. Надеюсь, он не понял, что попал в лапы профессиональных копов. Правда, несмотря на то, что почтенный немец прекрасно говорил по-английски, я понимал, наверное, лишь половину из всяких политических перипетий исторических и гостиничных гильдий, но это не мешало мне слушать его с неизменным интересом. — Мистер Уильямс, мистер Макгарретт, — подойдя к нам, герр Галлус склонил голову в церемонном приветствии. Этот невысокий пожилой мужчина, казалось, был преисполнен внутреннего спокойного достоинства, и ему это очень шло. Светло-жемчужный галстук прекрасно гармонировал с костюмом и цветом глаз. Галстуки. Я вздохнул. Когда-то я даже и помыслить не мог выйти из дома без этой детали мужского туалета. Понадобилось несколько лет насмешек моих коллег и друзей, чтобы я, с неохотой, но перестал носить галстуки. Герр Галлус и ярко одетые туристы, похожие на гавайских попугайчиков, представляли собой странный контраст, но повторюсь, ему это шло. — Как проходит ваш отпуск? — вежливо поинтересовался он и немного отодвинулся от нашего стола, давая Каролине возможность поставить кофе и положить передо мной счет в кожаной книжке. — Вы уже побывали в музее Средневековой криминалистики? — О, да! — воскликнул Стив, и глаза у него загорелись. Не, ну точно маньяк. — Никогда не видел настолько крутой выставки. — При таком, истинно американском употреблении слова «крутой» по отношению к музею, в небольших, умных глазах герра Галлуса мелькнуло веселье. — Что же, приятно слышать. А как вам понравился Meistertrunk… М-м-м… наверное это можно перевести на английский как «Мастерский глоток»? — Представление нам тоже очень понравилось, — подхватил беседу я, сходу выгораживая Стива, потому что тот вряд ли мог сказать хоть что-то о прекрасной любительской постановке-легенде, рассказывающей о периоде темных времен тридцатилетней войны, потрепавшей Европу в первой половине семнадцатого века и глубоко затронувшей сам город. Стив попросту заснул на пятой минуте представления. Хорошо хоть, не храпел. — Но я правильно понял, что эта история скорее легенда, сага, нежели реальность? — Так и есть, — кивнул герр Галлус. — Скорее всего, шведский генерал Тилли будучи в хорошем настроении пощадил город обыкновенно по собственной прихоти. Или потому, что бывший бургомистр Нуш свободно говорил по-французски, а не потому, что был выдающимся выпивохой. Но, опять же, на этот счет нет документальных подтверждений, поэтому, кто знает, кто знает… — На этой философской ноте он раскланялся, сверкнув лысеющей макушкой, и вернулся к работе, а мы продолжили наслаждаться отлично сваренным кофе и отдыхать, разглядывая улицу. — И что важное я пропустил? — склонив голову набок, словно любопытный грифон, поинтересовался Стив. — И не вздумай закатывать глаза, Дэнни. Я фыркнул. Зная Стива, нужно было постараться изложить полуторачасовое театральное представление в форме привычного ему краткого и сухого отчета по криминалистике. Я не был уверен, что у меня получится. Как можно вместить в несколько предложений реальное событие? История мира — бесконечное количество шкатулок, спрятанных одна в другую. — Ну, если кратко, в конце октября 1631 года шведские войска во главе с генералом… — я запнулся, имя этого исторического персонажа совершенно вылетело у меня из головы, несмотря на то, что герр Галлус его только что упомянул. — Вилли, вроде, — неуверенно произнес я. — Тилли, — с важным видом знатока европейской истории поправил меня Стив. Обычно в его голове моментально откладывалась любая информация, нужная или не очень. Не голова, а склад. — А, неважно, — отмахнулся я. — Короче, со своей шестидесятитысячной армией он занял город и хотел подвергнуть его грабежу, разбою и напоследок сжечь, как было принято в те времена. Главы города начали умолять не делать этого. И тут начинается предание. В этот момент он, раздумывая о судьбе города, наткнулся взглядом на огромную чарку с вином, стоящую на столе, которую ему поднесли в знак уважения. В ней было всего-то три с четвертью литра вина. У генерала с юмором было все в порядке, и он вдруг выдал, что если найдется смельчак, который выпьет эту бадью вина в один присест, то он пощадит город. Бывший бургомистр города… — дело с именем у меня опять застопорилось. — Короче, мужик вызвался и, к удивлению всех, выдул этот бокал, не отрываясь, и тем самым спас город. — А-а-а, — протянул Стив, заскучав, — история явно не произвела на него должного впечатления. — Не помер? — вежливо поинтересовался он, словно от моего ответа бравый бургомистр мог внезапно снова воскреснуть. — Нет, по легенде просто проспал три дня. — Вот что мне действительно интересно: как ты вообще нашел именно этот город? — вдруг спросил он, резко меняя тему, и перевел взгляд на пеструю толпу людей, гуляющих по улице причудливо извивающимися потоками, что сталкиваются, смешиваются и расходятся, как пенные морские волны, взрезаемые острым телом корабля. Стив не терпел находиться в неведении или не понимать смысла поступков. Даже моих. Я остановил взгляд на гиде — непривычно рослой миловидной японке, держащей в руке красный флажок на длинной палке. Она стояла, окруженная более низкорослыми собратьями, и что-то тихо вещала в микрофон наушника. Туристическая группа с такими же наушниками благоговейно внимала. Блага цивилизации, теперь гидам совершенно не обязательно орать, чтобы быть услышанными. — Помнишь, где-то полгода назад мы расследовали дело, связанное с кланом якудзы на Гавайях? — начал я. Стив кивнул. — Нам пришлось лететь в Японию по делу, связанному с Горо Шиомой, оябуном якудза, и нас занесло в аэропорт Кочи на острове Сикоку. — Стив продолжал следить за толпой, но снова кивнул, давая понять, что внимательно слушает. — Рейс задерживали, ты дремал, а я бродил по аэропорту в поисках кофе и увидел огромные постеры с видами средневекового города, развешанные в зале. Меня так изумил этот контраст, что я тогда записал его название, потому что никак не мог понять, какое отношение он может иметь к Японии. Ну а потом погуглил, что на Сикоку есть префектура, которая является городом-побратимом с Ротенбургом. Уже после почитал в википедии о самом городе, и мне просто ужасно захотелось его увидеть. Вместе с тобой, — тихо добавил я и замолчал. Стив опять кивнул. Информация принята, обдумана, уложена на полочку в мозг. Вопрос закрыт. Тень от небольшой церкви напротив ресторана медленно, но неумолимо росла, переползая по мощеной улочке в нашу сторону, стараясь поглотить окрашенное в цвет обожженного кирпича старое здание гостиницы за нашими спинами. Мы не спеша допили кофе, а потом, поскольку время было еще не позднее, отправились гулять. В первых числах июня в Германии отмечали Троицу, и именно в это время в городе в течение нескольких дней проходили игры, показывающие антураж времен той самой тридцатилетней войны. Было очень похоже на наши реконструкции великих битв гавайской истории, только намного масштабнее. Бродить меж лужаек за массивными крепостными стенами города, рассматривая жизнь военных лагерей тех времен, было очень интересно, но еще интереснее было исподтишка наблюдать за Стивом. И в который раз я понимал, что партнер мой по сути и природе своей воин, и всегда им останется. Он согласился на эту поездку только потому, что любил меня и понимал, что я, в отличие от него, всегда желал большего. Вспомнить, хотя бы, в какую истерику он впал, когда нашел мой список желаний и понял, что когда-то я захочу уйти на пенсию. По-моему, для себя он такой вариант не рассматривал, собираясь схватить на очередном задании шальную пулю и погибнуть на поле боя. Идя чуть позади, я смотрел на его широкие, по-военному развернутые плечи, как он старается придерживаться прогулочного шага и выглядеть обычным туристом на отдыхе. У него это плохо получалось. Наконец я отвел взгляд, плавно съехав со спины на его упругую задницу, и решил для разнообразия заинтересоваться очередной сценкой. Площадки ограждали низенькие заборчики из тонких деревянных жердей, и посетителям за них хода не было. Но меня настолько заинтересовал огромный вырытый в земле очаг, над которым жарился на вертеле целый поросенок, и стоящая рядом пушка, что я чуть было не полез за ограждение. Хотя, если быть честным, больше всего меня интересовал поросенок, чей насыщенный, сочный и дымный запах оседал на слизистой носа и манил к себе, точно стружка магнитом. Черт, а я ведь недавно плотно поел. — Ну-у Дэнно, — раздался протяжный голос Стива, в котором был слышен едва сдерживаемый смех, и на запястье легли теплые пальцы. — Ты же не хочешь лезть туда, куда нельзя. Вспомни о хейо, и чем для тебя все это закончилось. Я почувствовал, как шею заливает краска. Как будто я мог забыть о древнем гавайском храме, кладбище шагающих в ночи и своем упорном нежелании подождать, когда каху, местный священник, благословит членов отряда, и духи позволят нам ступить на неприкосновенную землю, чтобы собрать улики. Я — атеист и не верю во всю эту чушь с богами, но тогда Стив правильно поставил меня на место, указав, что чужую религию надо уважать. А я этим пренебрег, за что и поплатился. — Валуны на машину сбросили не боги, — упрямо пробурчал я и сердито посмотрел на Стива снизу вверх. Этот засранец был выше меня на добрую голову. Тот даже и не думал спрятать акулий оскал, который он, явно ошибочно, именовал улыбкой. Из уголков глаз разбежались лучики морщин. Умный человек, а такта как у носорога. Впрочем, и чего я удивляюсь, он всегда был таким. Я не смог удержаться и огрызнулся: — Ты явно растряс свои манеры между люлькой и детским садом. На этот раз Стив милостиво оставил последнее слово за мной. Мы ходили по парку, разглядывая сценки из времен, давно покрывшихся неуловимой паутиной прошедших столетий, пока совсем не стемнело. Время близилось к десяти, заходящее солнце подсвечивало оранжевым брюха редких туч, и окружающее пространство, казалось, понемногу погружалось в лиловые сумерки. Из толп гуляющих исчезали пожилые люди, семьи с отпрысками, затихало звонкое эхо детских голосов, на смену им появилось больше стаек подростков и веселящихся компаний, тут и там взрывался дробью смех, звуки голосов становились звонче и громче в свежем вечернем воздухе. Я зевнул в кулак. — Устал? — спросил Стив. — Да, немного, — кивнул я. — Наверное, еще не пришел в себя от разницы во времени. Давай вернемся в гостиницу и выпьем на сон грядущий по пиву. Ты платишь. — Опять забыл бумажник? — нарочито серьезно поднял бровь Стив. — Нет, это твоя фишка, — фыркнул я. — Да, ты прав, — Стив засмеялся и на мгновение сжал мое плечо. Ни он, ни я не позволяли себе большего телесного контакта на людях. Но для меня и в этих коротких невинных прикосновениях было не в пример больше интимности, чем в прилюдных проявлениях чувств, которые любит демонстрировать на улицах молодежь. Все-таки в сдержанности есть свой скрытый шарм. Когда мы вернулись в «Красный петух», нашу гостиницу, ресторан был уже закрыт и Каролина подготавливала стойку для завтрака. Она не отказалась нацедить нам еще по кружке пива, и, пожелав ей доброго вечера, мы устроились за столом у окна. Сидели в уютном молчании и наблюдали за вечерним факельным шествием участников этого, если можно так выразиться, карнавала. Более правильного слова, я, как ни пытался, подобрать не мог. В темноте отблики факельных огней яркими вспышками высвечивали то стайку маркитанток, одетых ярко, словно цыганки, приветственно машущих руками стоящим по бокам улицы туристам, то шел «раненый» солдатик и с удовольствием рвал глотку, распевая какую-то воинственную песенку. Его с двух сторон обнимали друзья, по бедрам били палаши или сабли (я в холодном оружии не разбираюсь), и вся эта мизансцена пьяненько, но весело покачивалась. Промаршировали барабанщики, палочек в их руках в темноте видно не было и казалось, что сухая задорная дробь сама рождается в воздухе, отталкиваясь от белой, туго натянутой мембраны барабанов. Важно ступая стайкой черных воронов, напыщенно прошествовали отцы города — члены совета, за ними шли элегантно одетые жены, ведя за руки детей. Шли ремесленники и простые крестьяне. Наконец, волна шествия схлынула, превратившись в тонкий ручеек после дождя. Последней несколько солдат тащили пушку, задорно подпрыгивающую на булыжной мостовой, зрители расходились, и улица скоро опустела и притихла, успокоенная тьмой. Я отвернулся от окна и посмотрел на глиняную кружку, стоящую на столе перед Стивом. — Почти допил, — сказал он. Серые глаза казались почти черными в тусклом освещении спящего ресторана. Я кивнул и в пару глотков расправился со своим пивом. Мы часто удивляли окружающих, общаясь, казалось, на каком-то глубинном, ментальном уровне, когда слова были не нужны. Стив чувствовал меня, как никто другой. Даже с Рейчел, моей бывшей женой, на самом пике наших отношений не возникало такой щемящей глубины и понимания. Дойдя до середины коридора, соединяющего ресторан с гостиницей, Стив остановился у темнеющего справа провала деревянной лестницы, оглянулся на меня и приподнял бровь. Брови у него, в отличие от меня, росли не так густо и напоминали перевернутые галочки, поднимающиеся домиками над нахмуренным лбом, когда он был удивлен. Я пожал плечами, словно говоря: «Если детке любопытно, то почему бы и нет», и Стив тут же поставил ногу на первую ступеньку. Лестница на второй этаж изгибалась спиралью и нещадно скрипела, словно старушка, жалующаяся на ревматизм. Страшно подумать: когда Колумб лишь открыл Америку, этому зданию было уже более сотни лет, и ступеньки лестницы, по которой я поднимался, казались мне путем в бесконечную бездну прошлого. Оказавшись на площадке, я огляделся. Этаж купался в сумраке, сквозь маленькие окошки скупо лился лунный свет, и в его блеклых пятнах проявлялись, как на бежево-черном негативе, массивная форма кресла с изогнутыми подлокотниками и очертания овального столика. В другом углу я заметил какую-то странную конструкцию с колесом. Я обернулся на Стива: тот стоял в зеве проема, ведущего в следующее помещение, и лунный свет, льющийся ему в спину, четко очерчивал силуэт, делая его плоским, словно вырезанную из бумаги фигурку. — Иди сюда, — негромко позвал он, и я не стал заставлять себя ждать. Помещение, в котором мы оказались, явно служило банкетным залом. Зал, конечно, громко сказано: метров, самое большее, пятьдесят в квадрате; но из-за старых перекрестий открытых черных балок, делящих его надвое, и столов под белыми скатертями он казался много меньше. Стив покрутил головой, видимо, в поисках выключателя, но потом, не найдя, громко выдохнул и пожал плечами. — Помнишь, — раздался в темноте его голос, — герр Галлус говорил нам, что когда проводили реставрацию гостиницы, то нашли кусок первой крепостной стены и не стали ее снова заделывать, а оставили так? Вон она. Черный силуэт головы качнулся, а потом он пропал в густой тени, сделав два шага влево. Я шагнул за ним и понял, что глаза немного привыкли к сумраку, и я вижу Стива, стоящего у стены. Я подошел и встал рядом, а потом поднял руку и дотронулся до камней. Стив повторил мой жест. Поверхность под пальцами была прохладной и гладкой, словно отполированной. Только в стыках между камнями ощущалась шершавость скрепляющего материала. Я замер, чувствуя, как меня неумолимо охватывает трепет, которому я затруднялся дать название. Глубокое уважение, невозможность постичь, что смотрю на нечто, виденное теми, кто уже давно истлел в могилах, а может, гнет веков. Не знаю. — О, а это что? — вдруг воскликнул Стив, возвращая меня в настоящее, и почти уткнулся носом в стену. — Что? — спросил я и потянулся к нему. — Там что-то ребристое и, кажется, округлое, — пробурчал Стив себе под нос, и я услышал скребущий звук. — Эй, Стивен, ты что там делаешь? — заволновался я. Вы бы тоже начали нервничать, знай Стива так же хорошо, как и я. — Что бы тебе сейчас ни взбрело в голову, я считаю, что это плохая идея. — Мне кажется, это что-то металлическое и круглое, и я хочу это вытащить, — не обращая внимания на мои слова, упрямо пропыхтел Стив, продолжая царапать ногтем. Потом выудил из кармана купленный в сувенирной лавке настоящий швейцарский нож и решительно открыл лезвие. — Слушай, тебя мама что, не учила, что памятники исторической культуры трогать нельзя?! — зашипел я, стараясь придать своему голосу как можно больше суровости и осуждения. — Может, тебе еще гвоздь найти, и ты нацарапаешь «тут был Стив»? — под аккомпанемент моей ругани он вдруг прекратил свой акт вандализма и торжествующе протянул мне открытую ладонь. На ней лежал крупный щербатый кругляш. Я тут же перестал ругаться и с любопытством вытянул шею. — Тут плохо видно, — с сожалением заметил Стив. — Давай уже доберемся до номера и там рассмотрим, но мне кажется, что это монета. — Я открыл рот, но Стив меня опередил. — Естественно, ты же не подумал, что я ее прикарманю? Утром отдадим Галлусу, вдруг это музейная ценность. — Я успокоенно захлопнул рот и повернулся к выходу. Оказавшись в номере, Стив, сделав всего лишь шаг, плюхнулся на кровать и кинул свою находку на белоснежный пододеяльник. Я зашел следом, закрыл за собой дверь и тут же споткнулся о вытянутые ноги Стива; в зеркале на стене у входа мелькнула моя раздраженная физиономия. Я фыркнул. Наша комнатка размерами скорее напоминала скворечник, но тем не менее была чистой, уютной и вмещала решительно всю мебель, что полагается в нормальном номере. Два маленьких окошка выходили в тихий переулок. Я скинул ботинки, пошевелил уставшими пальцами, осторожно добрался до своей стороны кровати и сел в изголовье, подоткнув подушку под спину. — Дай сюда, — протянул я повелительным тоном. Стив кинул кругляш мне под бок и поднялся одним слитным движением. — Рассматривай, а я пока душ приму, — сказал он и скрылся за дверью ванной комнаты. Вскоре оттуда послышался звук льющейся воды. Я пошарил по простыне у бедра, и вскоре в моей ладони действительно оказалась монета. Довольно крупная, с отколотым кусочком, неровная, ребристая и потертая. Потемневшая от времени, лишь в немногих глубоких выемках между латинскими буквами она еще поблескивала серебряными проплешинами. На аверсе был хорошо виден портрет мужчины с бородкой колышком. Он показался мне нелепым, словно шаржевым. Отчеканенные по кругу слова разобрать не удалось, но логика подсказывала, что это могла быть латынь. Я задумчиво перевернул монету и так увлекся разглядыванием полустертого герба на реверсе, что не заметил, как Стив вышел из ванной, и вздрогнул от неожиданности, когда он вдруг низко навис, склонив лицо к моему. Обнаженный, лишь в полотенце, обернутом вокруг бедер. С мокрых волос мне на нос упала капля воды. Я легонько толкнул его в лоб. Он не сдвинулся, спрашивая безмолвно, но красноречиво. И зачем, детка, я все равно никогда и ни в чем не мог тебе отказать. Я пошевелил бедрами, немного раздвигая ноги, чтобы ему было удобнее. Тело Стива всегда было горячим, почти обжигающим, как песок на пляже в полуденный зной, щедро отдающий свое тепло. Я потянул на себя весь этот жар, обхватив рукой за шею, и мне было все равно, что я могу обжечься. — Дикарь, — в тишине ночи мой голос прозвучал сипло, но громко, и я облизнул вмиг пересохшие губы. Он шумно выдохнул мне в шею, а потом я почувствовал легкий укус и вздрогнул от скручивающего предвкушения — самец сегодня он. Поцелуи Стива ложились на кожу так легко, словно по лицу кто-то водил невесомым пером. Скрипнула кровать, когда он приподнялся и начал одной рукой расстегивать непослушные пуговицы на моей рубашке; сдвинув ткань, он сжал мой сосок. От влажных волос слабо пахло хвойным шампунем. Я выгнулся навстречу ласке, усиливая нажим. Стив сгреб в горсть полы рубашки и потянул вверх, вытаскивая из брюк. В ночной тишине особенно громко звякнула пряжка пояса, за ней вжикнула молния, а потом как со стороны я услышал свой стон, когда член вырвался на свободу из плена мучившей ткани. Стив оторвался от моих горевших и припухших губ и двинулся вниз, чтобы помочь снять нижнюю часть одежды. Я по-детски хихикнул и инстинктивно брыкнул пяткой от щекотки, когда он, стаскивая с меня носки, задел чувствительное место. Вообще, мне кажется, что в раздевании мужчины, без разницы, стоит он или лежит, нет ничего эротичного, одна неловкая возня. Но, видимо, Стив так не считал, да и мне сразу стало не до смеха, когда он наклонился, и в одно плавное движение мой член оказался в узкой глубине влажного рта, и чувствительная головка ткнулась в нёбо. По телу прокатилась теплая волна, рука сама легла на колкую макушку, а потом остатки мыслей смыло чистое возбуждение. Я чувствовал пятками прохладную мягкость простыней, беззащитную открытость широко раздвинутых коленей, смутно ощущал ласки внутренней стороной бедер, пальцы, разминающие и осторожно растягивающие стенки ануса. Словно издалека я слышал стоны, мои ли, Стива — нервные окончания сбоили, посылая в мозг обрывки сигналов. А потом он оказался на мне, горячий, пахнущий терпким мускусом возбуждения, и я расслабился, облегчая путь его крепко стоящему члену в мое тело. Как и всегда, слабая тянущая боль первого проникновения заставила сосредоточиться на неприятном в первые мгновения, распирающем ощущении в заднице. Стив ненадолго замер, давая мне передышку, переключившись на мои губы, его пальцы зарылись в моих волосах, массируя кожу, и я окончательно расслабился и поплыл. Бедра шевельнулись, словно приглашая, и Стив, чутко слушая сигналы моего тела, тут же откликнулся сильным выпадом, выпуская страсть в свободный полет, и лишь сплетенные воедино тени на стене повторяли наш путь. Я снова начинал воспринимать мир, медленно и неуверенно всплывающий перед глазами. Почувствовал влажным от пота телом свежее дуновение ночи из открытого окна, смутно видел окружающие предметы; рядом на спине лежал тяжело дышащий Стив, прикрыв глаза предплечьем. Я покосился на него, взгляд скользнул на блестящий от смазки, опустошенный член в гнезде темных волос, в голове пронеслись отзвуки его хриплых стонов, и меня тряхнуло отголоском спадающего возбуждения. Стив отнял руку от лица и повернулся на бок, опершись на локоть. — Все хорошо? — спросил он, внимательно глядя мне в глаза. — Просто отлично, — тихо отозвался я и потянулся. — Еще только быстренько ополоснуться и спать. — Давай, — согласился Стив, и наклонившись, крепко поцеловал меня в губы, царапнув небритой щекой по коже. Когда я вышел из душа, он уже крепко спал, не удосужившись накрыться, и его загорелое расслабленное тело казалось темно-бронзовым, почти черным на белом пятне кровати. Я лег на свою сторону, но тут же подскочил, почувствовав спиной какой-то предмет, вытащил из-под себя забытую в пылу страсти монету и чуть тут же не швырнул на пол. Невозможно, но факт: она была обжигающе горячей и будто светилась в темноте. Я моргнул и свечение исчезло, но не неестественное тепло. Наверное, показалось. Мне стало не по себе, словно безмолвный кусок металла о чем-то предупреждал. Пообещав себе завтра первым же делом избавиться от этой штуки, я провалился в черную дыру сна.