По ту сторону реверса

Словно кто-то невидимый неожиданно и сильно ткнул меня в бок узловатым пальцем, вырывая из сна, и я распахнул глаза, чтобы тут же зажмуриться. Я лежал в кромешной и полной темноте. И что это, черт побери, значит? В нашем номере окна, хоть и маленькие, лишь в нижней половине прикрытые ажуром деревенских ситцевых занавесок, пропускали более чем достаточно света, тем более, что и мои внутренние часы уверяли о разгаре утра, когда просто не может быть такой черной в своей абсолютности темноте. Может, я еще сплю? Я снова открыл глаза и старательно уставился во мрак, как будто он мог рассеяться от моего сурового взгляда. В висках застучало, лоб начал покрываться испариной, и ладони стали влажными от страха. Ненавижу признаваться в слабости, но от клаустрофобии так и не удалось вылечиться, и теперь она быстро накрывала удушливой волной паники. Я глубоко вдохнул, пытаясь определить свое положение в мироздании и успокоиться. В ноздри хлынули неожиданные запахи сена, пыли и затхлого воздуха, сильно пахло дымом. От этой обонятельной какофонии я закашлялся. Послышалось далекое громыхание, как будто в паре километров шел мощный грозовой фронт. Рядом что-то сухо зашуршало, и я инстинктивно ткнул в сторону звука сжатым кулаком. Послышалась сдавленная ругань на гавайском. Ну, то есть, гавайский язык я так и не выучил, поэтому не понял ни слова, но экспрессивность тона явно указывала на то, что Стив мне не комплимент сделал. — Ты что творишь, Дэниэл? — раздался раздраженный голос, и я почувствовал на плече крепкую хватку. — Что, черт возьми, происходит? — Да мне-то откуда знать! — зашипел я и поморщился. — Я ничего не вижу, я ослеп! — Так, Дэнни, не истери, — голос Стива моментально стал спокойным и собранным, словно нажатием кнопки в нем включился боец, морской котик, который в любых обстоятельствах держит себя в руках и может соображать и просчитывать варианты. — Я тоже не вижу ни зги, так что, как минимум, ты не ослеп. Давай-ка разберемся для начала, где мы. Я через силу сел, чувствуя ладонями и задницей грубую ткань простыни и комковатый матрас. Казалось, что в него напихали старые замшелые кукурузные початки. Наш матрас в отеле таким не был. Правее от меня послышался стук, и голос Стива произнес: — Не могу встать, с моей стороны кровати какая-то стена. Сирена уже завывала у меня в мозгах, и я обхватил голову мелко дрожащими руками в попытке глотнуть воздуха. Послышался звонкий удар, как будто кто-то хлопнул двумя деревяшками, сдавленное чертыхание, шорох, меня затошнило, а потом опять раздался голос: — Так, я не могу выпрямиться во весь рост, сверху вроде потолок. Дэнни? Моего лица что-то коснулось, и я чуть не заорал от ужаса, отпрянул в сторону, ударился плечом о деревянную стену и забился в угол кровати. Меня пронзила невозможная, но от того не менее реальная догадка, и я выдохнул, чувствуя, как разум, стремительно набирая скорость, катится в бездну: — Стив, нас похоронили заживо. У нас скоро кончится воздух, и мы умрем. — Голос предательски дрожал, я снова попытался вдохнуть и буквально увидел внутренним зрением, как с каждым моим вдохом уменьшается количество кислорода в этом гробу. Я с огромным усилием подавил рвотный позыв. — Дэнни, Дэнни, эй, приятель, успокойся. Подумай логично. — Единственным якорем в этом кромешном, затхлом кошмаре, пахнущим пыльным чердаком и еще черт знает чем, оставался голос Стива, и лишь он мог удержать меня от полного падения в безумие страха. — Для гроба тут слишком просторно, ну где ты видел домовину кинг-сайз? — Я слишком хорошо знал своего партнера и мог распознать мельчайшие оттенки палитры его голоса, в том числе и скрытую усмешку: своей болтовней он пытался меня отвлечь и успокоить. — Если это похищение, то нас связали бы, да и вряд ли стали заботиться, кладя для удобства матрас и подушки. И потом, мы в отпуске, ну, подумай сам, кому нас тут доставать? О том, что мы здесь, знают лишь Лу и Джерри. Мы отсюда выберемся и во всем разберемся. Дыши, Дэнни, дыши. Я молчал и дышал, как и приказал Стив, слушая шуршание и постукивание костяшек пальцев о дерево. — Дэнни, — снова раздался хрипловатый голос, отвлекающий меня от страшных мыслей. — Я тут что-то нащупал, похоже на щеколду. — Одновременно с его словами раздался слабый стук, скрип, и вдруг одна из стенок «гроба» распахнулась на две половинки, словно створки старого шкафа, и в нашу тюрьму хлынул тусклый, но мне в тот момент показавшийся необычайно ярким, дневной свет. В этот-то свет и выпал Стив, сверкнув на мгновение голыми ягодицами. Рефлекторно я подался вперед, за ним, глаза понемногу привыкали к скудному свету, с трудом проникающему сквозь грязные маленькие оконца в наклонном скате крыши, и я начал видеть и осознавать окружающее. Я сидел, как и подумал секунду назад, в шкафу, в нутре которого пряталась кровать. Некий нелепый симбиоз кровати и шкафа. Под ладонями ощущалась грубая ткань серой простыни, в глубине двумя комками темнели подушки. И тут я вспомнил: такое сооружение мы видели накануне, в доме-музее ремесленников. В брошюрке, выданной нам при входе, было написано, что такие кровати хозяева ставили на чердаках и предоставляли сезонным разнорабочим, поскольку членами семьи те не были и спальные места в жилых помещениях для них не предусматривались. А в виде шкафов их делали для защиты от холода, поскольку чердаки не отапливались, ну и от грызунов, конечно. На мгновение у меня мелькнула мысль, что нас со Стивом, не предупредив, втянули в одну из сценок жизни тех времен. Жители Ротенбурга разыгрывали такие повсюду каждый день игр. Мы вдоволь и с интересом на них насмотрелись. Вспомнить хоть ту, где «наказывали» булочника, которого поймали на выпекании булочек меньшего, чем положено, веса. Но я тут же отбросил ее как абсурдную. Похитить так, что мы ничего не почувствовали, отнести на какой-то чердак и уложить в шкаф. Для этого нас нужно было бы под завязку накачать снотворным или наркотиками. Но я чувствовал себя прекрасно, никаких признаков отравления, паника отступила и голова была ясной. Нет, такая шутка была бы слишком дурного тона. От того места, куда свалился Стив, послышался странный звук, как будто воробья придушили, пока он чирикал над крошками хлеба. Я решительно выполз из своего угла, вытянул шею и тоже чуть не чирикнул. В центре помещения, ну, по крайней мере, той его части, что была мне видна, стояла… Кэтрин Роллинз. У меня отвисла челюсть, театр абсурда продолжался, и мне досталось почетное место в первом ряду партера. Кэтрин, сколько я ее знал, носившая исключительно военную форму, а вне армейских будней обычно щеголявшая в черных шмотках, сейчас стояла перед нами в старинном бордовом платье в пол, в многочисленных разрезах которого виднелась белая ткань. Рукава были пышными и расшитыми узорами, а шею украшал полукруглый стоячий белый воротник. Волосы были забраны в вычурную прическу с россыпью жемчужин. Выглядела она очень богатой и респектабельной дамой прошлых веков. С одного бока, засунув большой палец в рот, пряталась в складках длинных юбок маленькая девочка, крепко держась за ее руку. Сурово сведенные черные бровки, яркий пухлый рот. Этот ребенок казался миниатюрной копией своей матери. По другую сторону стоял мальчик лет десяти в богатом черном костюмчике и широкополой шляпе с пером. На боку виднелась миниатюрная шпага. Для ребенка этого возраста вид у него тоже был достаточно серьезный. Сама же Кэтрин в этот момент напоминала мне Немезиду, только что без крыльев. Того и гляди, молнии из глаз посыпятся. Она, не отрываясь, смотрела на Стива, все еще сидящего на полу, мне были видны его макушка и широкие плечи. Складывалось ощущение, что Кэтрин даже не дышала; высоко поднятая корсажем грудь казалась неподвижной. В воздухе ощутимо запахло озоном. Опять послышался отдаленный гром. Наконец Стиву, видимо, надоела эта пантомима, и он встал. А потом его шея налилась багровым, и он молниеносно сел на кровать, скромно прикрыв чресла ладошкой. Я фыркнул: эдакий импровизированный фиговый листок да на его достоинства маловат будет — и удостоился презрительного взгляда Кэтрин. Ну да, ничего нового она не увидела бы, ведь когда-то у них были отношения. Мне резко захотелось отползти обратно в спасительную глубь кровати, я даже оценил все преимущество этой конструкции, но удержался на месте. — Ущипни меня, — одними губами прошептал Стив, не сводя глаз с колоритной группки. — Не буду я тебя щипать, — возмущенно прошипел я. — Что за детство, ей-богу! — Я просто не верю своим глазам, — все так же шепотом произнес Стив, и на его лице появилась печать глубокой озабоченности. — У нас с тобой что, коллективный глюк? — Так, ладно, — в конце концов произнес я, измученный всеобщим молчанием, а ситуация, между тем, яснее не становилась. Прямо детский сад какой-то. — Кэтрин, приятная конечно встреча, и все такое, но как ты здесь оказалась? Тебе проболтался Лу или Джерри, и ты решила сделать нам сюрприз? Хотя, скорее, каждое твое появление в жизни Стива означает, что ты потащишь его в очередную жопу мира кого-нибудь спасать. — Пока я говорил, она внимательно рассматривала меня, будто обнаружила вдруг заговорившую перед ее носом навозную муху, и с каждым моим словом соболиная бровь заметно поднималась выше и выше. Очень хотелось подойти и придержать, а то прям боязно становилось, что она убежит с лица под волосы. Видимо, ей надоело разглядывать мою физиономию, и она обратила свой взор на Стива. — Георг, почему ваш конюх осмелился открыть рот и заговорить со мной, когда ему этого не было позволено? — надменно спросила она. Девочка рядом с ней выпустила влажный палец из плена губ и так и осталась стоять с открытым ртом, пустив слюну на подбородок. Стив повернулся с недоуменным видом, словно надеялся за своей широкой спиной отыскать рядом со мной того самого Георга. Но не нашел, поэтому снова повернулся к Кэтрин. — Кэт, у тебя все в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? И вообще, откуда ты тут взялась? — Ну, как всегда, Макгарретт короток и лаконичен. — Это и мой дом, муж мой, в котором я имею все права находиться на положении вашей благородной супруги, — чопорно ответила Кэтрин, а потом кивнула сначала на мальчика, а потом и на девочку, — так же, как и ваши отпрыски. И я бы попросила не называть меня странными именами. Меня зовут Магдалена Нуш, и вы прекрасно это знаете. Так же, как и знаете, что оскорбляете меня своими низменными, богопротивными кувырканиями с этим холопом, словно происходите не из благородной семьи патрициев, а низменных плебеев. Да еще в такое тяжкое для нашего города время. Поднимайтесь, ваша милость, да прикройте срам, вас ждет мой отец. — С этими словами она развернулась и поплыла в сторону темнеющего в углу провала лестницы, негодующе шурша юбками. И тут здравомыслие совершенно мне отказало, так же, как и попытки думать рационально, и я выпалил ей вслед: «Это какого черта я вдруг стал конюхом?»; одновременно мою фразу перекрыл голос опять обернувшегося ко мне Стива: «Дэнни, это не мои дети, я тебе не изменял!» В этот момент брови Стива были куда более выразительны, чем у Гровера. Лу просто зарыдал бы от зависти. Кэтрин, почему-то возомнившая себя Магдаленой, даже не повернулась на наши выкрики и вскоре скрылась на лестнице, пустив впереди себя детей. Стив молчал. Я сидел, надувшись, и злился. Все же приходилось признать, что, скорее всего, это какой-то розыгрыш, и я даже начал ждать, что вот-вот откуда-нибудь выскочат оператор и ведущий с микрофоном, и окажется, что нас снимали скрытой камерой для передачи «Голые и напуганные»*. Но никто не выскакивал, пилить было некого, хотя для этого мне всегда хватало Стива, поэтому я внимательно посмотрел на него. — Что, я слишком громко дышу? — тут же отреагировал он. Умничка. — Нет, мне достаточно слышать, как ворочаются мысли у тебя в голове, — отозвался я. — И вообще, это ты виноват. — Я? Да тут-то я в чем виноват? — Не знаю, но ты виноват всегда, смирись уже с этим, — припечатал я, довольно ухмыляясь. — И вообще, почему это я конюх, когда тебе отвели роль аж патриция. Чего-то я не улавливаю: мы в Германии, причем тут патриции? Стив пожал плечами. — Дэнни, ты задаешь неправильные вопросы. Важнее одеться, выяснить, что происходит, где мы находимся, поблагодарить за веселую шутку и вернуться в отель. Я не собираюсь и дальше участвовать в этом балагане. — С этими словами Стив встал с кровати. Ну, он прав, конечно, но все равно обидно. Я полез вслед за ним и тут же почувствовал, как покрываюсь гусиной кожей. — Холодно, — поежился я и огляделся в поисках нашей одежды. Вместо нее у кровати обнаружились одна серо-белая кучка и другая, побольше, преимущественно черно-коричневых цветов, видно было, что и ткань побогаче. Стив тут же цапнул себе ту, что побольше. — Ну, раз я патриций, то и одежда эта мне по статусу больше подходит, — сказал он, встряхивая длинный плащ с широкими рукавами, отороченный бежевым мехом. Я кисло разглядывал темно-серые бесформенные штаны из грубой холстины. Одевать это на голое тело не хотелось, одежка явно попахивала грязью, чужим потом и конюшней. С чистым реквизитом у местных костюмеров что-то не сложилось. Я уже стоял одетый, а Стив все еще возился с пуговицами на камзоле. На полу, под штанами, оказалась тяжелая ажурная цепь из желтого металла, увенчанная крупным круглым медальоном. — Ну, я готов, — Стив нацепил на себя цепь и выпятил грудь. — Ты забыл еще вот это, модник, — кивнул я на последнюю часть его туалета. Эту вещь сложно было назвать жабо, скорее, похожим на вафлю двойным круглым воротником белого цвета. — Не буду я напяливать на себя эту удавку, она мне не пойдет, — скривился Стив. Я так и не понял: он серьезно или придуривается, и не стал реагировать. Наконец мы покинули холодный, продуваемый чердак и, спустившись по узкой деревянной лестнице, попали, видимо, на жилой этаж. Он был пуст и тих. Быстро заглянув в каждую комнату, мы убедились, что в небольших спальнях, одна из которых явно служила детской, хотя, кроме миниатюрных кроваток, почти ничто не указывало, что в ней жили и спали дети, никого нет. Этажом ниже обнаружились еще три спальни. Тут мы наконец наткнулись на человека, девушку, вышедшую из комнаты со стопкой белья. По ее внешнему виду было ясно, что она играет роль служанки. Простое, круглое деревенское личико с россыпью веснушек вокруг чуть приплюснутого носа обрамлял смешной чепчик на макушке. При виде нас глаза ее расширились от страха, она тут же опустила взгляд в пол и присела, после чего чуть ли не бегом припустила дальше, огибая нас по дуге. — Эй, девушка, подождите, пожалуйста, минутку, нам надо задать вам пару вопросов. Это не займет много вашего времени, — остановил ее Стив. Та замерла, словно маленький кабанчик, ослепленный светом фар, и покорно повернулась в нашу сторону. — Да, ваша милость, — пролепетала она, не поднимая глаз. Мне казалось, что бедняжка мечтала оказаться где угодно, только не рядом со Стивом. Странно, тот был, без ложной скромности, красивым мужчиной и обычно вызывал у женщин любого возраста другую реакцию. — Скажите, где мы находимся? — спокойно спросил Стив, заметив, что наша собеседница его попросту боится. — В вашем доме, герр Нуш, — ее глаза под опущенными к полу веками странно забегали, что вызвало у меня еще большее недоумение. — Ага, ясно, — пробормотал он. — А где Кэтрин? У девушки от удивления аж лицо вытянулось, и она на мгновение вскинула оказавшиеся карими глаза. — Кэтрин? Простите, ваша милость, я не знаю никого с таким именем. — А, ну, моя жена… — изменил формулировку вопроса Стив. — Ваша супруга внизу, в парадной комнате вместе с бургомистром Бецольдом, ваша милость. Я могу идти? — скороговоркой выпалила она. В этот момент она была похожа на сжатую между пальцев пружину, отпустишь — и та с огромной скоростью звонко скакнет в сторону. — Да, идите, — взмахом руки разрешил Стив, поняв, что ничего от девушки не добьется. Той моментально и след простыл, лишь мелькнул за дверью край темной юбки. Стив покачал головой и повернулся ко мне. — Ты что-нибудь понимаешь? По мне, так, вся ситуация перестает быть томной. Я нутром чую какую-то неприятность, но не могу понять, куда мы вляпались. Кстати, ты заметил, что тут нигде нет электричества? Не знаю, его отсутствие можно было предположить в какой-нибудь общине, отвергающей блага цивилизации и живущей в глуши леса так, как жили предки. Но в центре исторического города, где полно туристов? Я кивнул, соглашаясь. Стоило осмотреться вокруг и становилось понятно, что того места, где мы сейчас находились, не касалась тень цивилизации двадцать первого века. Как и заметил наблюдательный Стив, здесь не было признаков электричества: с потолка не свисали люстры, на прикроватных столиках вместо ночников красовались подсвечники с оплывшими свечами, я не увидел до сих пор ни одного телевизора, никакой техники. Невысокие потолки, неровная мазанка между ребрами массивных черных балок. Казалось, мы бродим по музею, но и одновременно словно являемся мешающей соринкой в нежном нутре этого дома. Впервые с того момента, как я раскрыл глаза во мраке, мне в голову закралась безумная мысль, что это все не розыгрыш и не театральная постановка реалити-шоу, а невозможная, страшная, но от этого не менее реальная действительность: мы оказались в другом времени. По лицу будто скользнуло холодное крыло летучей мыши, я вздрогнул и оглянулся на Стива. — Стив… — Мы ведь реалисты, Дэнни, — продолжил за меня он, — и не верим, как Джерри, в инопланетян и путешествия во времени. Но у меня возникла та же мысль, хотя, я думаю, что разумнее всего было бы еще подождать и выяснить больше подробностей. Я кивнул в сторону лестницы и, прежде чем повернуться к ней, Стив поднял руку и погладил меня по щеке тыльной стороной ладони. Я еле удержался, чтобы не податься вперед, не прижаться ближе и не потереться о нее. — Кот, — одними губами прошептал Стив, и из уголков его глаз разбежались лучики морщин. На сей раз пролет вниз, огражденный ажурными деревянными балясинами привел нас, похоже, на общий этаж с двумя помещениями. Из небольшого холла через правую дверь виднелся кусок стола темного дерева и несколько стульев, дверь же в левую комнату была плотно закрыта. Сквозь нее глухо доносились невнятные обрывки слов, разбивающиеся о стену, как волна прибоя о скалу: они то поднимались вверх, то опадали, словно в бессилии. Один голос, более высокий, явно принадлежал женщине, обладатель же второго, густого и немного рыкающего, был несомненно мужчиной. Стив, сопровождаемый мной по пятам, с решительным видом направился к двери и распахнул ее. Мы оказались в небольшой комнате, в которой можно было угадать гостиную. Центральным украшением являлась, несомненно, большая угловая печь, выложенная изразцовой зеленой плиткой, напротив нее стояла пара узких кресел с высокими спинками. Стены на три четверти были закрыты темными деревянными панелями. В пролете между окнами с полупрозрачными узорчатыми стеклами стоял большой сундук, накрытый ажурной салфеткой. Примостившись на его краешке, сидела Кэтрин, ну, то есть, Магдалена. Рядом с ней, заложив руки за спину, стоял дородный мужчина в летах, о чем свидетельствовал венчик седых волос, опоясывающих лысую макушку. Услышав наши шаги, мужчина повернулся, и, перед тем как взглянуть в его лицо, я успел заметить, что он одет так же, как и Стив, а потом язык прилип у меня к нёбу. Перед нами стоял герр Галлус, и я на мгновение уже было обрадовался, что все-таки ошибся в своих предположениях, что все в порядке, и мы там, где и должны быть, в своем времени, и что нас-таки разыграли. Но уже в следующую секунду я понял, что заблуждаюсь. Этот человек был похож на герра Галлуса лишь внешне, но в лице его и осанке присутствовала печать такой силы и властности, какую с подобной естественностью могли и могут носить лишь сильные мира сего. — Георг, — начал он, глядя на Стива, и тот лишь согласно кивнул, смирившись с именем, которым его здесь наградили, и не имея желания спорить, не зная правил игры. На меня внимания никто не обращал, но пока такой расклад был более чем удобен, поскольку я ничего не понимал. — Я закончил свои дела и отправил жену и детей прочь из города, заплатив мешком серебряной утвари двум наемникам из армии Тилли. Они обещали вывести их на дорогу в сторону Вюрцбурга, хотя один Господь знает, дойдут ли они и будут ли там в безопасности. Все в руках его. И, хотя я не могу понять, почему ты тянешь, и моя дочь, твоя супруга, и внуки мои до сих пор еще здесь, верю, что у тебя, должно, веские на то причины. Но ты бы поторопился. Когда часы на старой ратуше пробьют пять раз к вечерне, мы должны вернуться в мэрию, как и остальные члены совета. — А какой сегодня день? — следуя своим мыслям, невпопад спросил Стив, пока игнорируя обвинения в невнимательности к судьбе собственной «супруги с детьми» и к своим «делам». — Понедельник, — с некоей растерянностью, явно ему несвойственной, ответил мужчина и обменялся с Магдаленой быстрыми взглядами. Та пожала плечами, мол, «я говорила», и снова отвернулась, уставившись в белесое оконное стекло. Только руки, сложенные на коленях и терзающие изрядно помятый кружевной платок, выдавали ее волнение. За окном шел дождь, в комнате было сумеречно и оттого еще более тревожно, будто надо всеми, находящимися в ней, довлела страшная безысходность. — Нет, бургомистр, меня интересуют дата и год, — уточнил Стив, сложив руки на груди. — И, если не затруднит, опишите в двух словах, что происходит. Бургомистр Бецольд, а это мог быть только он (служанка и не упоминала больше никаких имен), посерел лицом и что-то неразборчиво пробормотал, но быстро взял себя в руки. — Сегодня тридцать первое октября года тысяча шестьсот тридцать первого от рождества Христова, — проговорил он хриплым от волнения голосом и умолк, с жалостью глядя на Стива. Потом нагнулся, выхватил из рук Магдалены скомканный носовой платок и промокнул вспотевший лоб. Очень хотелось вырвать у него эту тряпицу, поскольку, услышав дату, я тоже покрылся холодным потом. Если это все правда, мы вляпались, ни много ни мало, в ту самую тридцатилетнюю войну, что раздирала Европу на части почти всю первую половину семнадцатого века. Поверить в это было сложно, как и принять то, что все происходит на самом деле. — Нуш, в других обстоятельствах лекаря бы вам, но теперь... — бургомистр развел руками и снова взглянул на Магдалену. Где-то в доме глухо пробили часы. — Так, а что теперь изменилось, раз лекарь мне не поможет? — все так же спокойно поинтересовался Стив. — Ну, наверное то, что город не выдержал осады и пал, генерал фон Тилли занял ратушу, и что весь городской совет, включая меня и вас, он приговорил к смертной казни. Нас отпустили из тюрьмы сегодня поутру, чтобы все закончили свои земные дела и позаботились о близких. Теперь мы должны вернуться под стражу, утром нас повесят, а город отдадут на разграбление. — Голос Бецольда звучал так обыденно, словно он говорил о приглашении на рутинную вечеринку. Я почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы. Вот уж занесло, так занесло. — Да с какой это стати! Не имею ни малейшего желания подставлять шею под петлю. Нам надо выбраться за укрепления, собрать людей и попытаться отбить город! — воскликнул Стив. — Стивен! — зашипел я. — Выключи сейчас же морского котика, тебе тут не двадцать первый век! Нельзя менять ход истории, а то устроишь тут эффект бабочки, и мы вернемся в какой-нибудь зомби-апокалипсис. — А ты что же, мечтаешь, чтобы меня повесили? — подняв бровь, повернулся ко мне Стив. — Нет, не мечтаю, — замахал я руками. — Нам надо думать о том, как вернуться, черт подери, в свое время, и как можно скорее! — А ты знаешь, как это сделать? Может, просто спросить у них? — Стив кивнул на наших собеседников и широко улыбнулся. — Не знают ли они случайно, где тут находится временной портал? Во время перепалки бургомистр и Магдалена смотрели на нас с вытянувшимися лицами. Они явно жалели о недоступности лекаря, причем для нас обоих. — Представьте себе, бургомистр, конюхи тоже разговаривают, — огрызнулся я. Надоело, что на меня смотрят, как на неведомую зверушку. Бургомистр пожал плечами и перевел взгляд на Стива. — Простите, Георг, мне сложно уследить за ходом ваших мыслей, — сказал он, — в городе много разных архитектурных порталов. Но как вы собираетесь противостоять шестидесятитысячной армии «Магдебургского палача», даже если предположить, что вам удастся выбраться из города и найти хоть какое-то оружие? А люди? Когда два дня назад врагам удалось взорвать башни с запасами пороха, те восемьсот шведов, что были расквартированы в городе, сбежали милостью Тилли. Смиритесь, Нуш, ибо смирение — вот удел, что достался нам, мученикам божьим, что не колеблясь восходят на костер за веру и народ свой. Я видел, как Стив скривился, будто ему очищенный лимон целиком в рот засунули и разжевать заставили. За семь лет совместной работы мы попадали в разные передряги, но вот средневековые религиозные войны, к тому же с обещанием близкой казни за эту самую религию — это было что-то новенькое. Такой расклад нас явно не устраивал, но лично у меня мысли разбегались в разные стороны, как муравьи из потревоженного муравейника. — Сколько идти до ратуши? — хмуро спросил Стив. Я буквально видел, как у него в мозгу вертятся колесики, проигрывающие ситуацию в поисках оптимального решения. — Вы что, и этого не помните? — отвернувшись от окна, наконец подала голос Магдалена. В ее глубоком приятном контральто можно было расслышать оттенки презрения, как будто «амнезия» ее супруга и явное нежелание добровольно лишиться жизни принижало его в глазах благородной дамы. — Сожалею, мадам, — ограничился Стив коротким ответом. — Вам нужно лишь перейти дорогу, если повезет, — кивнула на окно Магдалена. — Хорошо. У меня здесь есть своя комната, кабинет, что-то в этом роде? — Конечно, ваша милость. Ваш кабинет напротив этой комнаты, — мы удостоились кивка, указывающего за наши спины. — Вот и отлично, — подытожил Стив. — Я сейчас пойду в свой кабинет и попрошу меня не беспокоить, пока не подойдет время идти к этому самому Тилли. Мой конюх пойдет со мной. Бургомистр, Магдалена. — Вживаясь в роль, Стив попытался отвесить поклон, но у него это получилось откровенно неуклюже. Я бы посмеялся, если бы не ситуация. Мы пересекли холл и, оказавшись в тиши кабинета за закрытой тяжелой дверью, вздохнули в унисон. Я рухнул на ближайший стул, Стив обошел массивный письменный стол и упал в кресло. В кабинете хозяина мебель была добротной и даже, я бы сказал, более элегантной, нежели во всем остальном доме. Громко тикали высокие напольные часы, в нише одной из стен стоял книжный шкаф, за стеклом виднелись толстые переплеты книг, на многих названия были вытеснены золотом, но у меня не было ни желания, ни времени их разглядывать. На столе перед Стивом лежали бумаги, заполненные мелким витиеватым почерком. По левую руку стояла большая чернильница с крышкой, рядом лежало перо с почерневшим кончиком, небольшой перочинный ножик, по другую сторону — резной подсвечник с незаженными свечами. Стив осмотрел стол с таким видом, будто решал, как бы половчее снять отпечатки пальцев, но потом вздохнул и откинулся в кресле, попытавшись покачаться. Маневр ему не удался, и он снова выпрямился. — Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил он. — Твоя версия. Стив всегда умел быстро и точно анализировать информацию, собранную нашей командой во время расследования. «Моя школа», не без гордости подумал я, и ведь никто и никогда даже не подумал бы, что Макгарретт не учился на детектива. — А какие тут могут быть версии, она одна, — развел я руками. — Мы с тобой непонятно как попали в прошлое, теперь я уже в этом уверен. Так мало этого, не просто в качестве сторонних наблюдателей, а вполне себе реальными историческими персонажами. Ну, ты, во всяком случае, — поправился я. — Насколько я помню из той постановки, Георг Нуш был бургомистром Ротенбурга. — Так, и что, меня действительно казнили вместе со всем советом? — Будь я на месте Стива, меня бы тоже этот вопрос интересовал в первую очередь. — Слушай, а ведь нет! — воскликнул я. — Как же мы забыли: ведь по преданию ты выпил на спор с Тилли три с четвертью литра вина и тем самым спас людей и город. — А ведь и правда, — хлопнул себя по лбу Стив. — Мы же даже с герром Галлусом об этом говорили. Вот видишь, как все просто. Значит, делаем следующее: идем в ратушу, договариваемся с генералом, я выпиваю вино, а потом мы с тобой откланиваемся и возвращаемся в наше время, — выдал он и завершающим жестом хлопнул ладонями по столешнице, собираясь встать. — Так, ну-ка, погоди секунду, верблюд ты мой, — осадил я Стива. — И как ты собрался вернуться в наше время, если мы не знаем, как сюда попали? — Думаю, оно само случится. Видимо, провидение послало нас сюда для этой миссии. А потом попросту ляжем спать в ту шкаф-кровать и, будем надеяться, утром проснемся в своей постели. У тебя есть другие варианты? Я молчал, поскольку других идей у меня не было, хотя что-то и скребло мозг, как навязчивая щекотка; в этот момент раздался стук, и в щель двери просунулась седая голова Бецольда. На фоне темного коридора его бледное лицо показалось мне печальной маской, залитой белилами близкой смерти, и я вздрогнул: а ведь он действительно мертв вот уже несколько веков. Затем в кабинет вплыл и он сам, за его спиной маячила смутная фигура Магдалены. В очередной раз меня поразило, сколько эмоций лично у меня вызывала эта ситуация. С одной стороны, я понимал, что вот это все с нами происходящее, — не наигранная реальность. Не знаю, что за искривленные законы физики закинули нас в давно минувшее время, но прагматичный мозг все равно отказывался принимать окружающее как данность. Так и хотелось поковырять стену ногтем, а вдруг она окажется из обычной прессованной фанеры. Ну, или подойти к бургомистру, дернуть его за такую удобную бородку колышком и с совершенно невинным выражением лица спросить: «Йоу, чо как, брателло?» и проследить за его реакцией. Когда я в юности взахлеб зачитывался Брэдбери, Азимовым или тем же Кингом, их романы заставляли мое сердце трепетать и желать, и жалеть, что в действительности ни одному человеку не удастся вот так, играючи, приподнять занавес прошлого и заглянуть в ушедшую эпоху. Ну вот, нам это, видимо, удалось, хотя и против нашей воли. И что? Единственное, чего я страстно желаю, — поскорее оказаться пусть в суетном, нервирующем, непростом, загаженном, но своем времени. Ну ее к черту, такую романтику. — Боюсь, что время вышло, — развел руками бургомистр Бецольд, словно извиняясь за то, что мы не успели правильно ответить на вопрос в викторине и продули миллион долларов. Стив поднялся. На лице его застыло то самое выражение, с каким он заряд из грязной бомбы вынимал, а потом он улыбнулся одними губами и похлопал Бецольда по плечу. — Ну, раз вышло, значит, нам пора идти, — спокойно сказал он и кивнул мне. Я тоже поднялся и одернул рубаху. — Я пойду с вами, — не терпящим возражения тоном сказала Магдалена из-за спины отца. По его лицу промелькнула тень недовольства, но оно тут же разгладилось и стало надменно-отрешенным. Он вопросительно взглянул на Стива, будто предлагая самому разобраться с собственной супругой. Стив кашлянул, я хмыкнул про себя: когда это Кэтрин слушалась Стива. И если эта женщина по воле случая является в некотором роде реинкарнацией Роллинз, ее можно даже не уговаривать, все равно поступит по своему, мужской логике недоступному, разумению. — А как же дети, миссис Нуш? Не будет ли лучше вам позаботиться об их безопасности? — спросил Стив, пытаясь воззвать к материнским чувствам. Бровь Магдалены ожидаемо взлетела вверх, чистый гладкий лоб прочертили мимические морщины. «Видимо, она на "миссис" так отреагировала», — подумал я. — Дети с нянькой в задней части дома, ничего с ними не случится, — сказала она. — Но ваш отец думает по-другому, раз отправил свою семью отсюда подальше, — возразил Стив. — В любом случае уже слишком поздно, — пожала плечами Магдалена. — Все в руках Божьих… И наденьте, в конце концов, вашу фрезу**, у вас шея голая, — раздраженно добавила она. Бецольд на слова дочери нахмурился, но промолчал. Стив вопросительно посмотрел на него. Тот ткнул пальцем в свой белый воротник. Потом Стив перевел взгляд на меня. А что я мог посоветовать в такой ситуации? Я ничего не знал ни о воротниках, ни о принятых нормах поведения того времени, ни о внутрисемейных законах и отношениях. Так же, как и не знал этого Стив. Видимо, поэтому он решил позволить этой женщине поступать по-своему и приглашающе указал на дверь.