Двойной узел

В общинный дом созывали после обеда. Явились люди из города, говорили, с ними Шепчущий да сам верховный комиссар. Донхёк держался Джено и всю дорогу до площади не отпускал его руки. Многие глазели на них, особенно омеги да малые дети. Альфы привычно избегали на Донхёка глядеть, а вот на Джено пялились так, что едва глаза из орбит не вылезали. Светловолосый юнец, который еще вчера бегал в волчьей шкуре и по слухам прогнал Мороков, привлекал всеобщее внимание, а Донхёку прилетало рикошетом, потому что не отступал от него ни на шаг. Олламов на этот раз собралась жалкая горсточка. Они скучились подальше от двери и боязливо глазели на Шепчущего. А посмотреть там было на что. Высоченный — поди, не меньше дюжины пядей от макушки до пяток, — суровый, что тот Морок и при этом красивый — глаз не отвести. Стоит, плечи расправил, голову держит высоко, сам Наместник позавидует, и смеряет каждого, кто в комнату входит, поистине драконьим взглядом. Донхёк при виде него пожелал оказаться на другом конце света, но Джено ободряюще пожал ему руку, и пришлось плестись за ним к циновкам, ибо там было их место. Шепчущий не удостоил Донхёка даже взглядом, а вот к Джено так и прикипел. Кай из Каменных Ножей, говоривший с ним в этот миг, потемнел. Видно было, что Шепчущий ему не по душе, да и надменно-презрительное его отношение к каттани задевало гордость вождя. Куну тоже пришлось несладко. Шепчущий едва ли не глаза закатил, его узрев, но сменил гнев на милость, когда приметил Чэнлэ. Брови его слегка приподнялись, но больше он ничем не выдал своего удивления. Высшие были не всякому олламу по зубам, так что Шепчущий проникся к Куну чем-то вроде уважения. Не меньше Джено его заинтересовали и ВинВин с Ютой, да те даже не взглянули на него. Когда все расселись, дозорные в сопровождении Юкхэя ввели извозчика. Юкхэй — недоразумение природы — приложился о вершняк многострадальным лбом, чем немало повеселил каттани и горожан. Помощник комиссара — тоненький золотоволосый омега, высокий, но славно сложенный — смеялся громче всех, но, поняв, что на него глазеют больше, чем на неуклюжего воина, покраснел и с головой зарылся в свои бумажки. Комиссар прочистил горло и приготовился выслушать заявления и допросить свидетелей. Сначала говорил Кун, затем — ВинВин. Кай из Каменных Ножей поведал о вестях из столицы, а после пришел черед извозчика. Он назвался и, запинаясь, рассказал все, что знал о людях, которым служил, об их планах, острове на озере, Порожняках и воинстве мертвяков, о Мороках и еще более страшных вещах, о которых он только слышал. Рассказал и о Порожняке, что порешил городничего. Клялся и божился, что не ведал, кого подбирал на сельской дороге. На ту пору он служил простым доносчиком, слушал, о чем говорят городничий да приказчики, и докладывал кому надо. Нежити в глаза не видал, только слыхал о ней от вербовщиков. Те предупредили, что скоро в повете начнут дела негожие твориться, и посоветовали ночью из дому не выходить. Извозчик на ус мотал и носу из избы не казал, покуда городничего не понесло в глушь лесную, разбираться с мальчонкой, которого обвинили в смертоубийстве. Там-то он впервые с Порожняком и столкнулся, а дальше был остров и всякие ужасы, его населявшие. — Я думал, они сектанты обычные, ну как те, что конец света каждый год предсказывают да людей против колдовства всякого да ворожбы настраивают. Не думал, что они замыслили Порожняками простой народ травить, мертвяков поднимать из могил да Мороков напускать. Осознал это, только когда на острове оказался, да поздно было. Надеялся, что меня отпустят, волчика им сдал. А толку-то? Для них я тупее воронья безмозглого буду, а я школу закончил, писать-считать умею. В былые времена на почте служил, конверты да посылки принимал, счета вел, вот какой умный был. У меня ни одна бандеролька не затерялась. Мне даже грамоту вручили как лучшему служащему отдела. А потом совет нового директора поставил, и он меня быстренько сократил. Видать, не выгодно почте, чтобы письма до получателей доходили в целости и сохранности. — Извозчик утер скупую слезу манжетой грязного рукава и поглядел с мольбой на комиссара. — Я не вру. Не хотел я никого убивать. Даже волчика этого. Он ведь им живым нужен был. Говорили, Сила в нем большая. А мне деток кормить надобно, и брат никудышный, без меня ж пропадут. Я вам всех-всех лиходеев выдам, только не отправляйте меня в тюрьму. — Вашим делом займется Суд Девяти, — холодно ответил комиссар. — Но пособничество следствию может смягчить приговор. А теперь, пожалуй, послушаем мальчика. — Комиссар остановил взгляд на Джено. — На месте Большого озера зияет огромный котлован, ближайшие хутора затопило. Вода достигла пригорода. В Конклав беспрерывно поступают сообщения о странном небесном явлении, виденном прошлой ночью изо всех уголков повета, и спонтанных исцелениях тяжелобольных людей. Вчера из городского госпиталя выписались все пациенты, чего не случалось никогда. Мы имеем дело с очень мощным всплеском Силы, и у нас есть причины предполагать, что он каким-то образом связан с этим молодым человеком. — Я ведь уже сказал, господин комиссар, — проблеял извозчик, — мальчик — первозверь. Он обращался волком по собственному желанию. — Это так? — Комиссар прожигал Джено взглядом. — Обратись. Джено медленно поднялся на ноги и стянул через голову рубаху. Омеги зашушукались, рыженький помощник комиссара выронил перо и снова залился краской. Еще миг рядом с Донхёком стоял Джено, а затем место его занял белый волк. Комиссар кивнул и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как волк исчез, и вместо него появилась красивая черноперая рыба. Она махнула изящным плавником и обратилась белоснежным вороном. Ворон расправил широкие крылья и взлетел Донхёку на плечо. Клюнул его ласково за ухо и стал большой, аспидно-черной змеей. Змея обвилась вокруг Донхёка и уложила голову у него на груди. Прозрачные змеиные глаза неподвижно взирали на комиссара. Тот отшатнулся и рухнул бы, если бы не помощник. Шепчущий выступил вперед; в лице его читались ужас и благоговение. Миг — и он опустился на колено, преклонив горделивую голову. — Страж… не может быть, — прохрипел комиссар и схватился за горло. Змея смерила их равнодушным взглядом и забралась Донхёку за пазуху, свернулась там клубком и, судя по всему, преспокойно уснула. — Думаю, полученных сведений достаточно, чтобы Конклав зашевелился. — Юта не сводил глаз с Шепчущего. — Мороки захватили столицу, алтари Хозяев разрушены; мы не знаем, сколько мертвецов уже поднялось, какими силами Триединый еще обладает и кто у него в союзниках. Озеро — лишь один из его оплотов. Немедленно рассылайте гонцов по поветам, поднимайте все свои резервы, просите помощи у соседей. Я отправляюсь на Железные острова. Если где и остались Проклятые, то лишь там. Каттани соберут свое воинство. Мы отправим людей в Воронью Лощину и за Каттанийский хребет. Тьма расползается по нашим землям, Страж пробудился: нас ждет война. — Завтра же отправлюсь в Дхуон-Га. Книжники знают больше, чем Конклав. — Шепчущий в одночасье лишился всей своей драконьей спеси. Он выглядел по-настоящему испуганным, но страх придавал ему решимости. — Чону, езжай с Марком, — Шепчущий обернулся к одному из следователей, худощавому мальцу с острыми скулами и круглыми окулярами на кончике горбатого носа, — к Северному Валу. Я вышлю вслед за вами Исина. Разузнайте обо всем, что творится в столице и окрестностях и отправьте мне весть в Каменную крепость с… я могу одолжить у вас парочку волков? Думаю, птичья почта, пускай и запечатанная проклятьем, в нынешних обстоятельствах не так уж и надежна. — Волки слушаются Стража, но, думаю, мы договоримся. — Кун неуверенно глядел на Донхёка. — Мы можем сопроводить твоих людей до Вала, нам все равно по пути, — обратился к Шепчущему Кай. — Так надежней. Мы двинем через Атахейскую падь. Выйдет дольше, но безопасней. Может, удастся сговориться с местными ребятами. — Мародерами и убийцами? — Наемниками. За хорошую плату они готовы в задницу к Порожняку забраться, не то, что постеречь парочку мальцов под Валом. Там сейчас неспокойно, столица близко. Охрана твоим удальцам не помешает. Они, может, и мозговитые ребята, и во всякой нежити лучше моего разбираются, но в том, что меч в руках хоть один из них держал, — сомневаюсь. — Я держал. — Марк неловко поправил окуляры. — Когда нас в музей древних артефактов водили… — Об этом я и говорю. Наемники зачастую полукровки, таланты свои да способности направляют не на благое дело, как некоторые, но от этого меньше людьми не становятся. И жить хотят, как и все. В Союз подобное отребье брать не станут — те же за чистоту крови ратуют, — так что выбор у них невелик. — Хорошо, я тебя понял. Чону и Марк отправятся с вами. — Шепчущий обернулся к комиссару. Тот дрожащей рукой мял ворот камзола и так громко стучал зубами, что на него оглядывались медленно тянущиеся на выход олламы. — Идем. Нужно доставить заключенного в Круглый Дом и заняться отчетами. Он жестом распорядился увести извозчика. Комиссар, а за ним — и Марк с Чону — последовали за конвоем. — Мы выдвигаемся на рассвете. Подберем твоих ребятишек у переправы. Идти будем быстро, никаких повозок. Могут взять парочку хороших лошадей, не больше, — распорядился Кай. Шепчущий кивнул и ушел. Остальные, переглянувшись, побрели к Куну. Там держали совет. Джено, недовольный, что его вынули из-за пазухи и бесцеремонно уложили на холодный стол, вновь обратился человеком и добрых пять минут обиженно сопел, отвернув от Донхёка лицо. Донхёк тем временем поведал о явившемся ему волке. Он не стал говорить, что это — папа Джено, и про волчонка умолчал, но о прочем рассказал без утайки. — Мы идем на Север, — подытожил он. — Есть только два пути: вдоль побережья Ледяного моря и через хребты Безумия. Лишь там можно переправиться через Разлом, — сказал Кай. — Я дам проводника. И тот, и другой путь опасен. У берегов Ледяного моря уже бушуют зимние штормы, а хребты Безумия не преодолеть без опытного следопыта, но горцы — опасный народ, иметь с ними дело рискованно. — Для начала нужно добраться до Каттани, — сказал папа. — А там уж решим, какой путь надежней. — Мы с Чэнлэ отправимся на восток, в Воронью Лощину. Они пойдут за нами, если увидят Трехокого. — А вы у нас спросили, хотим ли мы туда идти? — угрюмо поинтересовался Джемин. — Вы, погляжу, все за нас уже порешали. — Джемин… — Мы не хотим, но пойдем. Но могли бы и спросить. Для приличия. — Я тоже иду! — Джисон вскочил на ноги. Старик застонал. — Ты-то куда собрался, глиста полуобморочная? Толку от тебя — ноль, зато проблем — хоть отбавляй. Сиди дома и не рыпайся. — Правильно, никуда ты не пойдешь, — согласился со стариком Джемин. — Ты мне не указ, понял? — Эй! Чего это вдруг? — Джемин и себе поднялся на ноги. — А того. Пока брачными обетами нас не свяжут, командовать мной ты не будешь. Да и после — вряд ли. У Джемина от возмущения аж челюсть отвисла. — Так его! — Старик потирал довольно руки. — Но нет, ты сидишь дома. Я все сказал. — Я уже взрослый, могу сам за себя решать. — Да ты сам за себя даже суп не сваришь. — Донхёк не хотел, но должен был это сказать. Джисон показал ему кулак. — Кун, возьмешь меня в ученики? — Он с надеждой обернулся к Куну. Кун задумался куда серьезней, чем следовало. — Думаю, я смогу слепить из тебя неплохого заклинателя, — наконец изрек он. — Так уж и быть, беру тебя в ученики. — Вот как ты со старым другом, значитцо, поступаешь? — Старик зло моргал на Куна зрячим глазом. Слепой глядел с не меньшей обидой, но недвижно и от этого еще более жутко. — Ты сам знаешь, что мальчика надо обучать, иначе Сила его пропадет зря. Сейчас каждый носитель бесценен. Да, я понимаю, что идет он ко мне в ученики из-за этого прохвоста, — Кун кивнул на пыхтящего оскорбленно Джемина, — но любовь может послужить отличным стимулом в обучении мастерству. Старик побурчал еще немного и притих. Понимал, что от его недовольства ничто не изменится, да и прав Кун: в Джисоне была Сила, и его давно стоило отдать в ученики знающему человеку. — Мы с Джэхёном идем в Каменную крепость, — сказал Юнцинь, когда все угомонились. — Джэхён — учитель, он может получить доступ к хранилищу книжников. Шепчущий пускай свое ищет, а мы будем искать свое. Хочу разузнать все о Стражах и Лучезарном мече. Если Уд-Джала существовал в самом деле, если Каменный Клык получил его от первого волка, то об этом должны остаться записи. Семилетняя зима описывалась летописцами того времени очень подробно, Конклав все пытался понять, откуда взялись Мороки, перерыли все от Каттанийского хребта до Янтарного моря. Явление Стража и меча Зари не прошло бы мимо них. — Если только записи об этом не уничтожили нарочно. Почему до нас дошло так мало сведений о Стражах? — Юта прошел от стола к окну, там остановился и устремил взгляд за пелену осеннего дождя. — Сказания о Стражах живы лишь на Севере, за Каттанийским хребтом и на Железных островах. Больше вы их нигде не услышите. Служащий Конклава средней паршивости ведать о них не ведает, а уж простой люд — и подавно. Да даже первые люди. Много в общине народу, кто понял, что позапрошлой ночью приключилось? Вот именно. — Но зачем книжникам уничтожать записи о Стражах? — Юнцинь встревоженно поглядел на Джэхёна. — Затем, что кто-то не хочет, чтобы Стражи пробудились, — пожал плечами Юта. — Но все равно отправляйтесь в Крепость. Разузнайте про Разлом. С вами пойдут волки. Шлите вестовых к каттани, как только что-то разыщите. Но если вдруг почувствуете, что в Крепости становится опасно — немедля отправляйтесь в Зеленые Холмы. Обсуждения заняли остаток дня, а к вечеру все разбрелись восвояси, готовиться к долгой дороге на Север. Отец ушел в селение, чтобы взять кое-что из дому и устроить живность. Джемин подался с ним, дабы проститься с отцом. Джэхён отправил с ними письмо для родителей, чтобы староста передал в город по возможности. Омеги собирали походные сумки и готовили нехитрую снедь. Юнцинь с Джэхёном ушли в общинный дом, потолковать со старшим олламом. Дождь прекратился, тучи развеяло западным ветром, и на умытом небе засверкали яркие, чистые звезды. Меж ними плавал новорожденный месяц. Вернулись Джемин с отцом, заглянул Юта. Донхёк помогал Чонину уложить его нехитрые пожитки в мешок — господин На весь вечер плакал, и толку от него было мало, — и краем глаза приметил, как Юта передал Джемину сверток. — Научи его обращаться с ними, — сказал Юта. — Воронёнку нужны крылья. Джемин откинул край свертка, заглянул внутрь, и Донхёк увидал колчан, полный стрел с вороньим опереньем. Он улыбнулся. Дед, должно быть, ругается как не в себе на том свете и клянет Юту до седьмого колена, но глубоко в душе радуется, что стрелы его не пропадут зря. Спать улеглись вповалку далеко за полночь, а на заре папа поднял всех бодрым голосом и отправил умываться. Когда Донхёк вышел из хаты, Джено с Ютой и ВинВином уже дожидались их у калитки. Ослик Джемина боязно цокал копытцами по мерзлой земле и косил круглый свой глаз на Джено. Чуял в нем, даже в людском облике, зверя и опасался. Чонина усадили ему на спину, укутали в два шерстяных платка и папину меховую накидку и приказали смотреть в три глаза. Каттани с Куном и Чэнлэ встретили их у межевого столба. Волки присоединились чуть погодя. У Старой дороги, держа под узды славную белогривую лошадку, их подстерегал Донён. Староста составил ему компанию. — Не знаю, что на него нашло, — виновато сказал он, крепко расцеловав сонного Чонина. — Говорит, пойду на север с остальными. Там от меня больше проку будет. А какой от него, скажите, прок? Ты Порожняков стряпней своей собрался отгонять? Донён воздел очи горе и пробормотал под нос нечто, очень уж смахивавшее на пожелание всякого нехорошего на детородные органы старосты. — А что мне, — сказал он уже громче, — тут сидеть и ждать, когда с юга нагрянет нечисть? Еще одна пара рук да мозговитая голова в походе лишними не будут. Я отлично разбираюсь во всяких съестных кореньях и ягодах, всегда найду, чем утолить голод и не отдать при этом праотцам душу. На севере от меня корысти больше будет. — Правильно говоришь, — похвалил его Кун. — Мы рады любой помощи. — А я говорю — дурень, — гнул свое староста. — И я впервые с тобой согласен. — Старик Пак бросил все еще обиженный взгляд на Джисона, но когда пришло время прощаться, обнял его крепко и сунул что-то в руку. Лишь выйдя на тракт, Джисон разжал кулак. На ладони его покоился красивый плетеный оберег. В плетенке будто кусочки стекла поблескивали, но, приглядевшись, Донхёк понял, что это — осколки алтарного камня. — Хорошая вещица, — сказал ВинВин, разглядев оберег. — Гляди, не потеряй. — Не потеряю. — Джисон шмыгнул носом и скоренько нацепил новый оберег поверх старого. У переправы их ждали Шепчущий, растрепанный и помятый следователь в круглых окулярах и рыженький омега, который смущался, казалось, всего на свете. У каждого было по вороному жеребцу. На седлах и подпруге виднелись серебряные плашки с символами Конклава: три звезды, пронзающие лучами сцепленные в замок руки. За переправой пути их расходились. Куну и всем, кто шел с ним в Воронью Лощину, предстояло выйти на восточный тракт и следовать торговыми путями вплоть до Желтоводной, за которой простирались Вороньи земли. Остальные поворачивали на север и Соколиным шляхом двигали до Гулаба, где Шепчущий, Юнцинь и Джэхён сходили на Каменную дорогу, что вела прямиком в Дхуон-Га, а отряд Кая ступал опасными охотничьими тропами, которыми частенько хаживали наемники из Атахейской пади. Донхёк долго обнимал расплакавшегося Джисона, шептал на ухо Джемину, чтобы берег всех, и каким-то образом умудрился поругаться с Чэнлэ. Кун подошел к нему последним и, пока все успокаивали ревущего Джисона, надел на него амулет из потемневшей меди. В помятый каст была вставлена половинка похожего на сердце камня. — Так мы сможем всегда оставаться на связи, — сказал Кун. Донхёк поглядел на злого, словно десятеро Мороков, Чэнлэ, плюнул на последствия и обнял его так крепко, что у змееныша затрещали косточки. — Спасибо. — Поцеловал его за ухом и, пока сам не распустил нюни, убежал догонять своих. После он еще долго оглядывался назад, на удаляющиеся фигуры друзей, а затем взял Джено за руку и медленно перевел дух. Солнце поднялось из-за городских стен, тени легли под ноги. Посеребренная изморозью трава цеплялась за подолы накидок, встречный ветер трепал густую волчью шерсть. Вороные жеребцы звонко ржали, выстукивая мерную дробь по ледяной земле, Донён пререкался с Шепчущим, Чону смеялся над очередной нелепой выходкой Юкхэя, а Донхёк дышал полной грудью и крепче сжимал ладонь Джено. Он знал: многие из них погибнут, но кто-то непременно будет жить, ибо таков нерушимый закон этого мира. Октябрь, 2019