Это магия, детка!

      — А когда вы учились в Хогвартсе, директор Фьюри уже был в должности? Я слышал, что он тут недавно — если судить по тому, сколько лет работали его предшественники… И вообще, многие говорят всякое, что он вообще не сам сюда пришёл, и не просто так, но зачем — никто не знает… Но я этому не верю, он очень классный, хоть и строгий, и вообще, он выдающийся волшебник, многим бы у него поучиться!       Романова поплотнее закуталась в чёрную шаль, края которой почти касались пыльной дорожки, извивающейся вдоль опушки Запретного Леса. Ноябрьская сырость уже пробралась в Хогвартс и его окрестности, но в целом на улице было на удивление тепло для этого времени года и для Британии в целом. Можно было спокойно гулять до темноты без утеплённых мантий и курток — для тех, кто, как и Наташа, больше привык к магловской одежде.       Мальчишка, кажется, тоже совсем не мёрз: он был одет лишь в тонкую, тоже абсолютно магловскую — надо полагать, однокурсник подарил — водолазку, на чёрном цвете которой контрастно выделялся красно-золотой гриффиндорский шарф, и брюки. Они очень смешили Наташу: и где только Паркер откопал этот тёмно-коричневый вельветовый ужас, который в магловском мире уже лет пятьдесят как вышел из моды? Впрочем, брюки были хотя бы мужскими — Тор, например, как-то порывался надеть на вылазку в «неволшебный» Нью-Йорк женское розовое пончо, уверяя, что следит за немагическими трендами в одежде. Что ж, следить-то он и правда следил (правда, тренды были для женщин), но от пончо Наташа его тогда всё же отговорила. Не то чтобы нью-йоркцев мог сильно удивить мускулистый мужчина с длинными волосами, ростом больше 6,2 футов* в женском пончо, но привлекать хоть какое-то лишнее внимание им тогда точно не было нужно.       Девушка незаметно усмехнулась забавному воспоминанию и посмотрела на Паркера, который только что замолчал, теперь ожидая от неё ответа.       — Я не училась в Хогвартсе, Питер, — она нарочито небрежно пожала плечами. Теперь стоило быть начеку: Романова чувствовала, что удачный момент близко.       Паркер округлил глаза.       — Правда? Но я думал… Нет, конечно, я знаю, есть другие волшебные школы, я даже как-то переписывался со студенткой Шармбатона, но я не думал, что вы… В смысле, вы же точно британка! А согласно статистике — я в «Истории Хогвартса» читал — 98% волшебников-британцев отдают детей сюда, это же лучшая — то есть, я хочу сказать, она официально считается одной из лучших — школа волшебства! Где же вы тогда учились, профессор?       Наташа снова усмехнулась, на этот раз более явно. Знал бы Паркер, как упорно она в своё время оттачивала владение акцентами — британским, американским, ирландским, австралийским… И знал бы он, сколько людей за последние 15 лет считали её «точно американкой», «точно немкой», «точно француженкой»… Она и сама порой не знала, кем себя считать. И при этом оставалась русской.       Кстати: вот он, удачный момент.       — Питер, скажи мне только одно, — помедлив, небрежным тоном спросила Романова, останавливаясь, — Что ещё Тони Старк попросил тебя узнать обо мне?       Едва закончив фразу, она посмотрела на мальчишку в упор. Он тоже по инерции затормозил и, услышав вопрос, раскрыл рот, тут же захлопывая его. И снова. И ещё раз… Будто рыба, выброшенная на берег. С одним лишь отличием: рыбы точно не умели так стремительно краснеть. Паркер же меньше чем за десять секунд залился краской, почти сливаясь по цвету со своим гриффиндорским шарфом. Романова терпеливо и с долей насмешки во взгляде ждала, когда он оправится от первичного шока и заговорит.       Догадаться, что ко всем этим якобы невинным вопросам любопытного шестикурсника причастен Старк, было не сложно. Ни для кого в школе не был секретом тот факт, что у профессора трансфигурации есть любимчики, их личности (Паркер, конечно же, в том числе) тоже были вполне известны. На это закрывали глаза лишь потому, что Старк никогда не принижал других учеников и объективно оценивал каждого: если было за что похвалить — хвалил, если был повод отчитать — отчитывал. По сути, «любимчиками» были те, кто проявлял повышенный интерес к трансфигурации и в ком Старк видел задатки действительно выдающихся в определённой области магов. С ними профессор занимался дополнительно, делился идеями и научными наработками, давал им задания выше школьного уровня… Словом, «натаскивал» ребят, помогая им идти к блестящему будущему и заодно пополняя коллекцию обожателей собственной неповторимой персоны (а самолюбия Старку, кавалеру Ордена Мерлина первой степени, знаменитому учёному и выдающемуся мастеру трансфигурации было не занимать).       Видимо, выведывание чужих секретов в «программу» для любимчиков входило тоже.       — Ну? — Романова склонила голову набок, выжидающе глядя на Паркера.       — Я не… Это не то, что вы… — попытался произнести он, но замолчал, видимо, не в силах подобрать слова.       — Хорошо, давай я расскажу сама. Всё очень просто, Питер: в начале учебного года в школе появился профессор магловедения — до этого никому не известная Натали Рашман**. Конечно же, это вызвало определённый интерес у коллектива. Однако со временем любопытство поутихло: профессор оказалась всего лишь волшебницей магловского происхождения, да ещё училась не в Хогвартсе, а в другой магической школе — именно поэтому раньше о ней никто не слышал. И только одному преподавателю Рашман отчего-то казалась подозрительной — настолько, что он не оставлял попыток разузнать о ней всё, что только можно. Представляешь, этот преподаватель даже пошёл за ответами к директору школы!       Только вот директор наотрез отказался выдавать личную информацию о другом учителе. Наш недоверчивый преподаватель решил пойти другим путём — а именно задумал использовать одного из своих избранных учеников в качестве шпиона. Любознательный отличник, тот должен был войти к «подозрительному» профессору в доверие, показав свою искреннюю заинтересованность и потихоньку выведать всё, что интересовало его обожаемого мистера Старка. План и правда прост в своей гениальности, признаю. Только вот извини, я оказалась слегка умнее, чем рассчитывал твой любимый Ста…       — Профессор, всё было не так! — внезапно вскрикнул Паркер, перебивая Наташу. Та вопросительно приподняла брови.       — Я… — пробормотал мальчишка, вновь смутившись, — в общем, я действительно спрашивал кое-что по просьбе мистера Старка, — он опустил голову. — Но начиналось всё не так! У меня и в мыслях сначала не было… В общем, я правда очень интересуюсь магловедением, клянусь! Хотел пойти на факультатив ещё на третьем курсе, но его тогда не вели, потому что не было преподавателя! И тут наконец пришли вы. Я тут же записался, и предмет с первого занятия оказался таким классным, я был в восторге, ведь до этого я не изучал мир маглов, а у них столько всего интересного!       Мальчишка на пару секунд замолчал, переводя дух. Романова с толикой любопытства смотрела на него.       — Во-от, — продолжил наконец Паркер. — И я ходил к вам на занятия две недели, мне всё очень нравилось — и сейчас нравится! — и я даже три раза оставался после уроков, вы, может быть, помните, потому что мне было интересно узнать больше про магловские штуки… Вы тогда меня ещё чаем угощали… — он в который раз за эти десять минут покраснел. — А потом ко мне обратился мистер Старк, и… В общем, он сказал, что вы… что вы что-то скрываете, и это может быть небезопасно для школы, раз даже директор отказывается сообщать любую информацию… А ведь у нас уже были прецеденты с профессором Рамлоу… Словом, он попросил меня пообщаться с вами, узнать что-нибудь — что смогу. И я сначала хотел отказаться, а потом подумал, что я и так с вами уже общаюсь, и вспомнил, что тогда было с профессором Рамлоу, и… В общем, простите меня! Мне правда интересно с вами говорить, и без просьб мистера Старка! И я не хотел вас обидеть, просто переживал за школу и подумал, что ничего страшного не случится, если я что-то такое «общее» спрошу, ведь я всё равно с вами общаюсь! — заверил Паркер, умоляюще заглядывая Наташе в глаза.       Уложив в мыслях весь этот сбивчивый словесный поток, Романова задумалась. Вполне возможно, что мальчишка говорил искренне. Во-первых, он не просто отлично учился по всем предметам, но и, насколько она знала от других преподавателей, любил каждый из них. Какой-то меньше, какой-то больше, но его интересовал сам процесс обучения в целом. А во-вторых, Паркер был волшебником до мозга костей: в его семье маглов то ли не было совсем, то ли были, но ещё его пра-пра… словом, далёкие предки. Поэтому природная любознательность и тяга к знаниям вполне могли быть приправлены искренним интересом гриффиндорца к магловскому миру. Да и самой Романовой паренёк был симпатичен: признаться, устраиваясь на эту работу, она не ожидала особого интереса к магловедению как предмету, да и ведение этого скромного факультатива само по себе полностью её устраивало. Но многие ученики (не только Паркер, хотя он в особенности) оказались на удивление любознательными и активными — и Наташа даже неожиданно начала получать определённое удовольствие от преподавания.       Но всё это не оправдывало сговор со Старком за её спиной. Разумеется, Романова не сказала бы мальчишке ничего лишнего в любом случае, однако сам факт…       И Старк. Заносчивый и любящий совать нос в чужие дела, а ещё имеющий связи в самых разных кругах, он определённо как-то прознал о её связи с министерским Отделом Тайн. Или — с чем-то ещё? Едва ли. Фьюри обещал, что информация надёжно засекречена, так что одна лишь старковская влиятельность раскрыть её явно не поможет. Отдел Тайн — единственное, до чего он мог добраться в своих поисках. Но Невыразимцы тоже надёжно хранят секреты, а ещё они в любом случае знают о ней не так уж много… Как бы только о любопытстве Старка не прознал Клинт, а ещё Тор — тот уж точно сдерживаться не станет и заявится прямо в Хогвартс со всеми своими мускулами и волшебной палочкой наперевес. И плакала тогда вся конспирация и секретность… А Старк, кстати, хорош в манипуляциях пареньком: прикрылся не просто личными «переживаниями», но и проблемами с Рамлоу! Тогда ведь действительно много шума было… Наташа лично допрашивала «профессора» и знала всю правду (на самом деле всю, и из первых уст, а не от осведомителей и «друзей», как Старк): и о подпольной секте юных «Пожирателей», организованной Рамлоу прямо в Хогвартсе, и о Лиге Смерти, продолжающей дело Волдеморта. Сыворотка правды ненадолго развязала гаду язык, и он успел поделиться кое-какой информацией прежде, чем адский огонь из захваченной им палочки Ситуэлла (как позже выяснилось, не захваченной, а любезно отданной самим Джаспером — что ж, тот в любом случае поплатился, не успев от того самого адского огня скрыться) чуть не уничтожил к Мерлину весь Отдел.       Какой тогда выход? Дать Старку понять, что она знает об их маленьком сговоре с гриффиндорцем? Нет, это означало бы открытое объявление войны — за информацию о «скромном учителе магловедения», ха-ха. Делать вид, что ничего не произошло? Продолжать общаться с Паркером, великодушно «простив» его, и скармливать ему потихоньку нужную информацию? Так ведь и сам парень далеко не дурак, хоть на первый взгляд и кажется простодушным. Всё поймёт, передаст Старку, а тот начнёт копать ещё усерднее. Последнее, что нужно Фьюри и министру Бёрсону*** — стирать память именно этому человеку, который, при всём своём невыносимом характере вызывает немалый интерес у Министерства и должен быть введён в курс дела, если ситуация станет действительно экстренной. Погодите-ка, а что если…       Наташа снова глянула на Паркера, покорно ожидавшего её «вердикта». Что ж, кажется, оставался один выход — постараться выиграть немного времени, пока она обсудит с Фьюри все возможные решения ситуации. В том числе то, где Старку раскроют правду, а может быть даже привлекут его к общему делу, пусть и намного раньше, чем планировалось.       — Питер, скажи, ты правда веришь, что я могу представлять опасность для Хогвартса? — мягко спросила она, решив действовать осторожно.       — Я… Нет, наверное, то есть, нет, конечно! Я не верю, что вы хотите кому-то навредить или что-то такое, точно нет! — Паркер в очередной раз покраснел.       — Понимаешь, при всём уважении, профессор Старк… — она задумалась, как бы выразиться помягче, чтобы её слова не звучали как обвинение, –… слегка самолюбив. — получилось, кажется, даже слишком мягко. — Ты ведь наверняка сам это видишь: он терпеть не может чего-то не знать, быть менее осведомлённым, чем кто-либо — в данном случае, например, директор Фьюри, который отказался выдавать информацию обо мне. Но иногда подобное любопытство может быть… неуместным, понимаешь? Это граничит уже с вмешательством в частную жизнь, мою, в данном случае, и не то чтобы это было очень приятно. Да, я не стремлюсь обсуждать свою биографию и да, по моей просьбе директор Фьюри тоже не разглашает деталей, однако… Видишь ли, эти самые детали, если они вдруг станут достоянием общественности, создадут опасность не для других, но скорее для меня самой.       Романова договорила и осторожно поглядела на мальчишку. Оставалось надеяться, что она удачно подобрала формулировки: чтобы тот не оскорбился за своего прекрасного Старка, не подумал, что она разговаривает с ним, как с ребёнком — подростки этого ой как не любят — а ещё проникся её словами об опасности.       Паркер молчал, обдумывая её слова, секунд десять, а затем выдал:       — То есть, вам что-то угрожает? Вы поэтому скрываете информацию о себе? А директор Фьюри взял вас под свою защиту?       Получилось, кажется. Умный, всё-таки, парень, с этим не поспоришь. Но кроме ума в нём через край хлестало сострадание к другим и, как и у всех гриффиндорцев так или иначе, тяга к геройству — поэтому Романова использовала приём под названием «человек в беде». В общем-то, примерно тот же, что применил к Паркеру Старк, когда попросил узнать как можно больше о «профессоре Рашман». Только предлог выбрал помасштабнее — когда не человек в потенциальной беде, а целая школа, возможно — если не больше. Как тут откажешь, и правда?       Но Наташе и меньшего было достаточно.       — Да, ты правильно понял. На самом деле, я всё ещё оцениваю ситуацию, решаю, что мне делать, оставаться ли в школе. И, кстати, профессор Старк — один из тех, кому мне, возможно, надо будет и так рассказать всю правду. Но… чуть позже, когда я пойму, что это безопасно и для меня, и для него. Меньше всего мне хочется подвергать опасности других.       Питер серьёзно кивнул. Вот и ещё один приём чудесно сработал: лжи, приправленной частью правды — ведь её бы действительно искали враги (не её личные, правда, а Министерства и не только), а ещё она и правда не хотела никем рисковать, — верят намного охотнее. Вот и мальчишка поверил, даже сомнений, кажется, не возникло.       Оставалось закрепить результат.       — У меня к тебе большая просьба, Питер, — как можно серьёзнее произнесла Наташа, всем корпусом повернувшись к парню. — Подожди с откровениями для профессора Старка до начала декабря, ладно? Две с половиной недели. Потом — я либо сама расскажу ему обо всём, либо… либо уйду. Я не хочу просить тебя врать, к тому же любимому преподавателю, просто… временно не сообщай ему о нашем сегодняшнем разговоре. Две с половиной недели — и он сам всё узнает, или я исчезну, чтобы не подвергать риску ни себя, ни его, ни школу. Сможешь?       Парень помедлил с ответом пару секунд, и на какой-то миг Наташе показалось, что он откажется. Но затем он снова кивнул.       — Хорошо, профессор Рашман, — произнёс он. — И простите меня ещё раз. Я и не знал всего, я бы… в общем, я не хотел, чтобы так некрасиво всё вышло.       — Ничего, Питер, я тебя прекрасно понимаю, как и профессора Старка. Кстати, кое-что я рассказать всё же могу — например, в Шармбатоне, который ты упоминал, мне побывать доводилось. Это было то ещё приключение, конечно…       Паркер округлил глаза, с огромным любопытством глядя на неё в ожидании рассказа. Романова хитро улыбнулась.       Начинало потихоньку темнеть.