(BTS — Epilogue: Young Forever)
— Ты всегда будешь со мной?
Тэхен жмется к его грудине так трепетно — перебирает обилие тонких ниток-цепочек, улыбается и смотрит на море с далекого пирса.
— Сколько позволит время, — улыбаясь, отвечает Хосок. Лирическая романтика на грани с признанием. Тэхен никогда не узнает правды.
Но он узнает. Совершенно случайно — как дождь посреди июльского солнцепека. Они снова дома, они смотрят какой-то фильм по ноутбуку и громко обсуждают действующих персонажей. Соседи Хосока, как и всегда, ведут себя тихо, уткнувшись в свои дела и не обращая внимания на маленьких обитателей.
— Как думаешь, конец будет счастливым или они так и не найдут дорогу до дома? — Тэхен нахмуривается и фыркает, пытаясь собрать вероятности в единую линию.
— А как думаешь ты сам? — спрашивает Хо, пожимая плечами, — мне… мне кажется, что…
— М? — Тэхен с улыбкой поворачивается, чтобы переспросить, но он успевает. Хосок падает на пол, сгибаясь в упругую дугу под гортанную попытку вздохнуть.
— Хосок? — у Тэхена испуганно расширяются глаза и приоткрываются пухлые губы. — Хосок! — он переворачивает его на спину, пытаясь разжать руки, которыми Чон прикрывает лицо, но… вряд ли он может что-то сделать.
— Намджун-хен! — крик достигает ушей молниеносно, — Хен! — надрываясь, кричит Тэ, пытаясь растрясти судорожно выгибающегося Хосока, у которого закатываются глаза и, кажется, вот-вот западет язык.
Намджун врывается в комнату бегом, наверняка зная, что происходит. У него с собой — ничего, хотя Ким-младший не слишком знает, что в таких случаях нужно.
— Как давно? — вопрос хлесткий, словно пощечина.
— Около минуты, — шатен не ожидает от себя четкого ответа, который в итоге дает, пока Джун опускается на колени и с огромным усилием поворачивает голову светловолосого парня в сторону, взгляд падает на конвульсивно бьющееся тело.
— Если сможешь… держи его руки, — Тэхен слушается и садится верхом, хватая парня за запястья, от чего и самого трясет мелкой дрожью — оказывается, Хосок сильный. Сильнее, чем по отдельности каждый здесь Ким.
— Еще минута, и его отпустит, — продолжая удерживать голову, спокойно произносит Намджун, а у Тэхена стекленеет взгляд.
«Я буду защищать тебя до последнего вздоха», «Ты — лучшее, что было в моей жизни», «Ты навсегда останешься моей мечтой», «… сколько позволит время» — все просто брошенные фразы складываются как дважды два.
Хосок все знал. Был не на осмотре, а на результатах анализов и процедур. И встретились они снова, только потому что кому-то из них уже был вынесен оставшийся срок. И этот кто-то — не Тэхен. И сам Тэхен впервые жалеет, что этот кто-то не является им, потому что держать сильные руки блондина становится все труднее, а слезы вот-вот сорвутся с ресниц. Вот как… он даже и не заметил.
— Ты не знал? — вполне догадливо спрашивает его Намджун, а Ким только кивает, шмыгая носом в воцарившейся тишине. Пальцы все еще до синяков сжимают запястья успокоившегося Чона Хо.
— Думаю, он собирался сказать, — убирая руки со склоненной набок головы блондина, тихо произносит Джун.
— Спасибо за помощь, — получается хлестко. Очевидно, маленький, но все понимающий Ким Тэхен не хочет об этом говорить.
Он говорит потом, когда Хосок приходит в себя. Он говорит долго и запойно, почти кричит и толкает в грудь парня, который так жестоко его обманул. Рыдает, прямо как девчонка, и обещает самолично отправить Хосока в могилу за такие издевательства, а потом рыдает опять, потому что упоминание о смерти близкого человека никогда не было таким ужасно-реальным.
— Я хотел сделать тебя счастливым, — просто роняет Хосок, когда лимит молчания переваливает за десять минут, а всхлипы прекращаясь, сходят на нет.
— Какой ценой? — с опухшими и красными глазами, севшим голосом спрашивает Тэхен.
Цена любви оказалась равной ценнику жизни. Никто не хотел прощаться, но иногда приходилось уходить. И, покидая квартиру Хосока, Тэхен больше не знал, где будет следующая встреча, и будет ли она вообще. Тэхен не хотел думать об этом, но каждый раз возвращался к мысли о том, что будет дальше, каждый раз вспоминал Хосока, трепыхающегося на полу своей съемной комнаты, и каждый раз дрожал сам. Потому что они вместе лежали в больнице, и, к своему ужасу, Тэхен всегда знал, но никогда не понимал, каково это — прощаться.
А потом начались гонки. Тэхен не знал, с кем он играет наперегонки: со временем или смертью, но исправно торчал в клинике по шесть часов к ряду, выбивая пропуски к разным врачам и донимая их вопросами. Белые стены вновь стали привычными — он готов был ночевать под дверями ординаторских, лишь бы выловить необходимого специалиста. И каждый раз начинал с фразы «Я не себе», имея в виду, что бегает он тут ради другого. Ради того, за кого не берется ни один уважающий свою репутацию онколог-хирург.
Когда Тэхен наталкивается на мужчину с именем Су Сынмин, за спиной догорает полный моря и скитаний месяц. Когда Тэхен заходит в кабинет отдаленно знакомого ему врача, он знает, что Юнги дважды в сутки колет Хосоку внутривенные обезболивающие и запихивает в рот снотворное. Когда Тэхен здоровается с представительным мужчиной в белом халате, он помнит, что Хосок почти перестал узнавать Намджун-хена.
— Вы на осмотр? — Сынмин располагает к себе мягкой улыбкой, — насколько мне известно, вы уже лежали в нашей клинике несколько лет назад вместе с…
— Чон Хосоком, — стараясь искренне улыбнуться, без колебаний произносит Тэхен, — который нуждается в вашей помощи, господин Су.
— Не думаю, что я как-то могу… — начинает мужчина, но его перебивает сам Тэ.
— Он изменил свое решение.
— Но… — Сынмин пытается что-то сказать, но не успевает.
— Я обошел всех ведущих специалистов вашей клиники и, при условии, что опухоль доброкачественная или не дает метастазов, его можно удачно прооперировать с вероятностью больше пяти процентов, — без запинки чеканит Тэхен, — в случае, если есть хотя бы один процент благоприятного исхода, я прошу вас попробовать, потому что вы — единственный, кому он может доверять.
— Тэхен, послушайте, — немного помолчав, начинает Сынмин, — с чего вы взяли, что опухоль операбельна? И… вы уверены, что сам Хосок этого хочет? В последнюю нашу встречу он отказался от моей помощи, — он все понимает, но обязан задавать протоколированные вопросы. Даже если видит стоящее отчаяние в глазах этого темноволосого мальчишки.
— Он боится, что перестанет узнавать меня, — хмыкая, внезапно спокойно произносит КимТэ, — и что однажды потеряет последний смысл.
— Когда он был у меня на приеме, он был уверен, что смысла больше нет, — Су, хмыкнув, поднимает глаза на совершенно обычного молоденького мальчика, догадываясь, но интересуясь о том, что происходит, — что вы сделали?
Тэхен молчит несколько секунд.
— Я стал им, — он не произносит слово «смыслом». Он больше вообще не говорит, и просто выходит, возвращаясь на съемную комнату к лежащему Хосоку ни с чем. Но поздним вечером ему приходит сообщение от господина Су, который обещает принять Хосока через три дня со своевременной госпитализацией и подготовкой к срочной операции.
Хосок впервые за последние несколько недель засыпает спокойно. Потому что рядом с ним сидит похудевший, серый и выпитый этими гонками Ким Тэхен.
***
Юнги остается с Тэхеном, когда Хосока забирают на четвертый этаж. Они сидят молча. Каждый час Мин выходит и курит. Тэхен, не спавший сутки, так и не может сомкнуть глаз.
— Не дрейфь, мелкий, — хмыкает Юн только единожды, когда от начала операции проходит всего лишь полчаса, — ему просто нужен был смысл, — брюнет пожимает плечами, — он точно выкарабкается.
И больше они не говорят ничего. Тэхен так и не смыкает стеклянных от усталости и волнения глаз, кутается в большую Хосокову кофту и прижимается плечами к больничной холодной стене.
***
(Talos — To Each His Own)
Перед глазами плывут голубоватые стены. Он вновь закрывает их, нахмуриваясь и глотая присохшую к небу слюну. Горло дерет, внутри — сушит. Руки, не поддаваясь нервным импульсам, отказываются подниматься вверх — он еще слишком слаб.
— Доброе утро, — улыбчивый, но измотанный шепот оказывается где-то совсем рядом. Там, где обнаруживается заспанный Ким Тэхен, которому едва заметно, но искренне улыбается приходящий в себя Чон Хосок. — Господин Су сказал, что ты был молодцом, — голос у младшего хриплый — наверняка, спал, сидя прямо на стуле, — и теперь все зависит только от тебя.
— Я… — связки не поддаются, отказываясь формировать мысли в слова. Вздыхая, Чон закрывает глаза, не в силах бороться с тяжестью век.
— Мне сказали, что часть операции ты был в сознании, так что наркоз был не долгим, ты быстро придешь в себя, — голос со стороны обещает это так искренне, и тут же Хо чувствует теплоту чужой ладони на своем запястье.
— Она доброкачественная, Хо, — Тэхен почти плачет, говоря это, — никакой химии, ты понимаешь? — голос становится совсем тихо-шепчущим, — после реабилитации ты будешь здоров.
Шмыганье носом и крепко сжимающая рука становятся символами счастья в этот, последний раз. Чон Хосок вдруг понимает, что больше не хочет сюда возвращаться — никогда. Если и приходить, то только — к Нему. В дом, в душу и в жизнь. Минуя белостенные большие больницы.
— Если даже после этого ты не узнаешь Намджуна, я выгоню тебя из твоей комнаты, — густой хриплый голос Юнги врывается резким потоком, и Хосок резко открывает глаза, — в первые три раза он обижался, думая, что ты угораешь, — Юнги говорит жестко, но губы кривятся в искренне-теплой улыбке. — С возвращением, малой, — смягчая голос, он произносит с теплом.
Потому что больше не надо бороться.
Тэхен сжимает его руку так крепко. И Хосок теперь знает, что не отпустит его никогда.
Потому что каждому нужен свой смысл.
Вселенная относительна. Но до его последнего вздоха в ней есть одна константа — темноволосый и кареглазый Тэхен.
