Люди часто бывают глупы и упрямы, эгоцентричны и нелогичны. Если ты добр, люди будут обвинять тебя в том, что под маской доброты ты скрываешь корысть. Если ты добился успеха, тебя будут окружать притворные друзья и подлинные враги. Если ты честен и прям, люди будут обманывать тебя. То, что ты строишь годы, кто-то разрушит за одну ночь. Если ты спокоен и счастлив, тебе будут завидовать. То добро, которое ты делаешь сегодня, завтра люди забудут. Отдай миру самое лучшее из того, что у тебя есть, и мир попросит еще… Одна монахиня «Какая разница!» имя меча, Вэй УСянь
В покоях, снятых Седьмым старейшиной, все адепты медитировали, собираясь отойти ко сну. Вэй УСянь и Лань ВанЦзи, найдя постоялый двор, где остановились ученики ордена Лань, взяли покои этажом выше, и спустились вниз, чтобы узнать у Лань Лина, занимавшего смежную с молодежью комнату, как новое поколение показало себя на охоте. Судя по отчету Седьмого старейшины – а Лань Лина нельзя было назвать щедрым на похвалу – ребята отличились, притом из рук вон хорошо. Вэй УСянь слышал, как за сведенными створками, разделяющими комнаты покоев, удивленные и довольные словами строгого Старейшины Лань ученики перешептываются между собой. Вэй УСянь с ухмылкой поднялся из-за стола, в слегка подрагивающем свете свечей неуловимо шагнул к перегородке - и раздвинул створки. ЦзинъИ горделиво хлопал по плечу сидящего на соседнем ложе СыЧжуя. СиЮ обменивался победной лыбой с товарищами в противоположном конце комнаты. Еще пара ребят возбужденным шепотом переговаривались. Цинь Чжань продолжала сидеть на своей кровати и, словно ничего не слышала, медитировать. Но от Вэй УСяня не укрылось, что уголки ее губ были слегка приподняты. С появлением в покоях мастера Вэя, а скорее потому, что из-за раздвинутых перегородок они попали в поле зрение Старейшины Лань и ХаньГуан-цзюня, ученики поспешно приняли правильные медитативные позы и позакрывали глаза. Вэй УСянь с интересом проследил за метаморфозой и, не удержавшись, хохотнул. Затем подошел к Цинь Чжань и присел у ученицы в ногах. Взял ее руки в свои. - Травинка, а Травинка? Девочка открыла глаза и встретилась со смотрящими на нее снизу вверх улыбающимися, но за улыбкой серьезными глазами брата. - Хочешь войти в клан Лань? Все вокруг ощутимо навострили уши. Даже Седьмой старейшина, спрашивающий в этот момент ХаньГуан-цзюня, что занесло его со спутником в Юньпин, замолк и посмотрел в их сторону. После некоторого молчания девочка спросила: - Как брат СыЧжуй? - Обстоятельства несколько различаются, но, в сущности, да, - кивнул Вэй УСянь и пояснил, игриво уговаривая: - Твоя фамилия изменится, и у тебя появится имя в быту. Еще тебе вручат ленту, которая будет служить амулетом и пропускать за защитный барьер вокруг Облачных глубин. Кроме этого, ты будешь официально считаться членом семьи Лань как внутри ордена, так и вне его. – Вэй УСянь мягко сжал изрытые шрамами пальцы девочки, уродливые, но ловкие и подвижные. Подобно ребенку надулся: – Если учесть, что за проступки членов клана и приглашенных адептов наказывают одинаково, то строгость правил не имеет значения. – Брат очаровательно улыбнулся. – Правда? Цинь Чжань задумчиво смотрела на него, не произнося ни слова. Вэй УСянь решил, что аргументов – которые для Травинки определенно служили лишь уточнением, а не приманкой, - достаточно. Его черты сложились в откровенно упрашивающее детское выражение. - М-м-м? А-Чжань? – он положил подбородок на колени ученицы. - Семье Лань не нужна такая, как я, - наконец почти шепотом, едва слышно, произнесла Цинь Чжань. - СыЧжуй! – полностью проигнорировав желание ученицы избежать внимания окружающих, позвал Вэй УСянь. – Хочешь, чтобы Травинка стала твоей младшей сестрой в совершенствовании? Лицо юноши, бесцеремонно вырванного из созерцательной - хм, созерцательной? - медитации, сразу раскрылось в улыбке. - Конечно! - Я тоже хочу сестру! – присоединился ЦзинъИ, не дожидаясь, когда его спросят. Кто-то с соседней кровати фыркнул, не успев подавить смешок. ЦзинъИ хмуро посмотрел на него. Остальные ребята, мало знавшие девочку прежде и не успевшие познакомиться с ней достаточно ни в дороге, ни на ночной охоте, пожали плечами либо благосклонно кивнули. Еще бы! Хрупкой ученице Темного Старейшины и ее флейте многие из них были обязаны тем, что не ударили в грязь лицом перед Старейшиной Лань, пострадав в недавней схватке с двумя лютыми мертвецами. - Господин Седьмой старейшина, а вы что думаете? – Вэй УСянь посмотрел на Лань Лина, который с любопытством наблюдал за непривычно открытым проявлением нежности между братом и сестрой. Седьмой старейшина с некоторым сарказмом приподнял край рта. Он определенно представил себе, во что превратится совет, когда на обсуждение будет вынесен этот вопрос. - Я поддержу предложение молодого господина Вэя на собрании. - Чжань? – Вэй УСянь потянулся за последним голосом. Муж с легкой укоризной посмотрел на него. Ты выбрал именно это время, когда все ученики медитируют, чтобы поговорить? Ну да. Все в сборе и тихо. Идеальные условия же! Губы мужа изогнулись в усмешке. Ты неисправим. Вэй Ин обезоруживающе улыбнулся. Зато весь твой. Мой любимый, - отозвались глаза. Чжань перевел взгляд на их ученицу. - Ты уже ученик и семья, - сказал он, голос размерен и сдержан. – И имеешь право на защиту и привилегии, которые может дать тебе клан. – Кто заметит, как в этом голосе, в его низком тембре, дрожат чувства? Как в рассудительных словах кроется пылкое желание завоевать признание для еще одного его с Ином ученика? Дать все, что он может: воспитание, образование, кров, защиту, имя, дом… Цинь Чжань опустила голову, вместе с ней – взгляд. Вэй УСянь снова вернул подбородок ей на колени. - Хорошо, а? А-Чжань, а А-Чжань? - Брат Ин, брат ВанЦзи. – Девочка взглянула на них, затем посмотрела на друзей. Затем на знакомых. Многие из них еще в начале охоты были хорошо, если холодно вежливы. На Старейшину Лань. – Вхождение в клан заклинателей, - тихо произнесла она, - ведь означает вхождение в орден. А я не имею золотого ядра, чтобы зваться заклинателем. Не владею мечом, чтобы идти по предписываемому в учениях ордена правильному пути. Я все еще учусь грамоте и в общем образовании не ровня остальным адептам. Как я могу стать частью семьи Лань, если то, какая я, недостаточно либо полностью противоречит требованиям и убеждениям возглавляемого этой семьей ордена? Лань СыЧжуй и Лань ЦзинъИ переглянулись. Все было так, как сказала А-Чжань. Если задуматься, ее вхождение в клан и орден в корне противоречило древним, как сами Облачные глубины, устоям. Пусть и можно было подумать, что уклад пошатнуло принятие в клан Лань Вэй УСяня, но, как ни иронично, Темный Старейшина, оказалось, чудесным образом отвечал всем перечисленным условиям. В то время, как его ученица – ни одному. Лань Лин взглянул на ХаньГуан-цзюня. Слова ученицы не поколебали спокойное выражение глаз ее наставника. Он продолжал безмолвно смотреть на Цинь Чжань, а звонкий голос спутника привычно расшифровал этот взгляд, обращая его в доступные пониманию окружающих слова. - Ты говоришь, что не отвечаешь требованиям ордена, – сказал Вэй УСянь. – Тогда давай посмотрим, сможет ли, скажем, ЦзинъИ поддержать беседу с госпожой Тридцать третьей старейшиной. – За спиной послышался возмущенный хмык, но комментариев не последовало. – Ты говоришь, что твой путь противоречит убеждениям ордена, - продолжил Вэй УСянь. – Тогда ответь на вопрос: для чего ты изучаешь темное искусство? На минуту в покоях постоялого двора повисла тишина. Два грозных слова, которые последние месяцы уже давно никто не слышал, хотя не редко то, что они обозначали, наблюдал, гулко рассеялись в дрожащем свете свечей. Девочка на мгновение задумалась, затем просто ответила. - Чтобы защищать людей от тьмы. - Вот видишь? – широко улыбнулся Вэй УСянь. – Чем же твой путь отличается от пути, которому учит орден Лань? – Тон старшего брата был легок. – А наличие золотого ядра – ничего не значащая мелочь. Ты и без него сильный заклинатель. К тому же, меня приняли в клан, когда старейшины даже не догадывались, что ядро у меня снова появилось. Цинь Чжань смотрела в глаза брата, устроившегося у нее на коленях. Полгода назад этот человек подобрал ее. Вернул к жизни. Дал ей жизнь. Какой тенью брат был тогда – ласковый, улыбающийся, а в глазах прячущий пожирающую его изнутри боль и всепоглощающую тоску. Она смотрела в эти глаза, когда из них уходил свет. Видела миг, когда в них ничего не осталось. Эти глаза не посмотрели бы на нее вновь, если бы не человек, что выцарапал брата со дна бездны. Омыл, укрыл, держал в объятьях, словно удерживая руками, взглядом, духом разваливающиеся части души. И душа брата откликнулась. И глаза снова посмотрели на нее. Прежние, но другие. Полные страдания и теней, но как будто вдруг умиротворенные. Живые. С того дня, как брат проснулся в белоснежных объятиях, он словно находился в них всегда. Что холодными ночами в их хижине на холме, утыкаясь носом в широкую грудь. Что во время дневных занятий, купаясь в следующем за ним всюду взгляде. Что в дороге, ощущая, пускай молчаливое и будто отстраненное, но в действительности заботливое и чуткое присутствие. Что во время ночной охоты, черпая уверенность в вере и поддержке вернувшего его к жизни человека. Цинь Чжань знала, что душа брата выздоравливала. Она видела это каждый день в его глазах. Она понимала. Как страшно было той ночью, когда брат ВанЦзи ушел защищать дом. Когда ужас, ушедший было из глаз брата Ина, вспыхнул вновь, поднявшись из их самых глубин. Когда исцеленная было душа яростно сопротивлялась тому, чтобы не рассыпаться снова. Пытаясь найти способ защитить, сохранить свою самую важную часть. Воспоминание заставило Цинь Чжань сжаться. Она, Цинь Чжань, расколола душу брата, когда он был так уязвим. Дикий крик – и гаснет огонь в глазах, и возвращается сокрушительной волной пустота. И брат тает в сиянии переноса. Как страшно ей было той ночью, когда оба брата ушли. Когда у нее на коленях лежал без чувств друг. Когда она была так слаба, беспомощна и ничего не понимала. Она была виновата, но даже не знала, в чем, и до глубины души боялась представить. Но вдруг брат ВанЦзи появился в мертвом лесу. Протянул руку – и выдернул ее из кошмара. Подхватил в объятия. И ей стало теплее. Но в груди, к которой Цинь Чжань изо всех сил, что еще оставались, прижалась, билось, словно стремясь выпрыгнуть, сердце. В точности, как тогда, на горе. У обрыва. Цинь Чжань посмотрела в глаза брата ВанЦзи. Они пугали смесью разрывающей тревоги и стальной решимости. И она знала: он отнесет их к нему. В следующий миг она почувствовала запах гари, дыма, крови. Она увидела истекающего кровью брата Ина, согнувшегося к земле. Его бледное, как у призрака, лицо, дернувшееся вверх. Взгляд, в котором пустота взорвалась невыразимым шквалом чувств. Она слышала его тающий голос. Неправильный, заставляющий все внутри отозваться болью смех. Она всем своим существом ощущала его слезы. И то, как брат замер на той самой груди, в которой билось одно на двоих сердце. А потом они ждали. А надежда, что брат проснется, таяла. Цинь Чжань смотрела в глаза брата ВанЦзи и неизменно видела в них того, кто никогда их не покидал. И однажды, встретившись взглядом, она поняла: невозмутимый и собранно-холодный брат принялся искать способ снова удержать рядом свою то и дело норовящую исчезнуть душу. И знала: для брата не секрет, что она понимает. Темное искусство? Пускай. Какая разница? Лишь бы брат проснулся. Лишь бы ее братья жили. Лишь бы душа, что оказалась в двух телах, смогла снова сложиться в единое целое. И ночи в библиотеке. И знакомая широкая грудь, и руки, относящие ее в постель. И бумаги, и обсуждения. И магические круги – десятки… сотни… Пока брат не обнаружил нужный баланс, единственно верное сочетание. Пока его глаза не зажглись вновь неистовой, исступленной надеждой. Она молча настояла на том, чтобы быть рядом, когда брат будет вырезать круги. Чтобы убедиться, что ритуал будет доведен до конца, и если брат потеряет сознание от боли, она завершит дело. Брат ВанЦзи справился. Брат Ин вернулся к жизни. И его улыбка сияла как никогда ярко. Смех звучал как никогда звонко. Руки обнимали ее как никогда крепко. И другой брат – улыбавшийся как никогда часто. Смеявшийся. Ее братья – сильные люди. Не отступающие ни перед чем, будь то тьма, враг, друг, семья или общественное мнение. Они всегда шли своим путем, поступая так, как, верили, было правильно. Многие вокруг видели их силу. И признают ее. Кто-то за нее уважает. Кто-то боится. Кто-то, пусть тихо, но ненавидит. Кто-то почитает. Есть и те, кто преклоняются. А она видела их другими. Сомневающимися и тоскующими, ласкающимися и ленящимися, дурачащимися и ошибающимися, уставшими, испуганными, готовыми отчаяться, сходящими с ума от тревоги, рассыпающимися… ее милыми братьями. И она в тот день, глядя на небо над Облачными глубинами под защитой тьмы отца, приняла решение. - А-Чжа-а-ань? – брат Ин мягко подергал ее за руки и поерзал подбородком у нее на коленях, обиженно напоминая о своем присутствии. - Я хочу войти в клан Лань, - сказала Цинь Чжань. Ведь ее путь – это путь, который ей открыли и продолжают открывать братья, теперь оба из клана Лань. – Но я последую за вами, когда вы покинете орден. Потому что ее путь – тот, по которому она хочет идти с ними. - Ха-ха! – радостно рассмеялся брат Ин и полюбопытствовал: – Как ты узнала, что мы уходим? Цинь Чжань улыбнулась. Заглянула в полные света глаза брата. Одного и другого. Она знала. * Пока подавальщик расставлял блюда на столе в их покоях, Ин сидел на подоконнике, глядя в вечернюю даль. ЧэньЦин напевала их мелодию, срываясь в темное небо, уносясь туда, где за покровом мрака лежала, скрытая расстоянием и туманами, Лотосовая бухта. Не останавливаясь, мелодия призраком достигала Илина, мягко ложась на некогда бывшие бесплодными земли Могильных курганов. Возможно, отзвуки их песни доносились даже до горы ДаФань, колыбельной обволакивая захороненных в тех землях предков лекарей Вэнь... Официант с поклоном удалился. Дверь закрылась, приглушая шум, доносящийся из обеденного зала внизу. - Чжа-а-ань? Он поднял глаза от чаши, в которую наливал вино. Ин убрал ногу с подоконника. Взглядом задвинул засов на дверях. Затем сел на табурет напротив. Положил ЧэньЦин на стол. Посмотрел с улыбкой. - Покорми меня, - шепнуло Дитя. Лань ВанЦзи вгляделся в неуловимо серьезный прищур. После того, как они покинули Лотосовую бухту, Ин больше молчал, часто оказывался задумчив. Вот и его поведение недавно с Цинь Чжань. Вэй Ин часто отдавал, и редко просил. Часто отдавал слишком много… Отдавал то, в чем сам нуждался. - Подойди, - сказал Лань ВанЦзи. Ин истолковал это, как ему было угодно, плавным движением встал и устроился на полу между его колен. Поднял на него глаза. Открыл рот. Губы на мгновение скрыли палочки. Так они ужинали. Взгляд Ина то возвращался к окну, то обращался к нему, согревая. - Сыт? - Хочу вина, - широко улыбнулось Призрачное Дитя, гладя его ногу. На дне глаз, полных отблесков пламени свечей и игривых искорок, грусть. Лань ВанЦзи протянул чашу. Ин принял чашу из его рук. Устроился поудобнее – теперь оперевшись спиной на его бедро, плечом – на грудь, положив локоть на колено. Сделал глоток. Посмотрел в глаза. Его дыхание с ароматом горечи коснулось лица. В глазах – много, очень много… И его отражение. Будешь? Чтобы оставаться так близко. Чтобы держать в объятьях. Чтобы чувствовать твое тепло. Видеть душу в твоих глазах. Я выпью из той же чаши. Лань ВанЦзи наклонился, собирая горечь с губ. Менее луны минуло с тех пор и в путь из Облачных глубин отправились трое. И ослик. * "Неукротимый" (https://vk.com/asako94?z=video197578727_456239211%2F818f56d3dbc6566143%2Fpl_wall_104160066) * - Есть один совершенствующийся в Поднебесной. Сын слуги главы ЮньМэн Цзян и странствующей заклинательницы, он потерял родителей в раннем возрасте. Благородный глава ордена Цзян принял его в семью и воспитал на равных с собственным сыном. - А вы слышали? Это все потому, что прежний глава питал нежные чувства к его матери! - Превосходен Вэй УСянь был во всех благородных искусствах. Он и молодой сын главы Цзян ВаньИнь слыли Двумя Гордостями Юньмэна. В то время, как на востоке в землях ГуСу шла молва о Двух Нефритах Лань. Но то были два ордена во многом расходящиеся в учениях. ЮньМэн Цзян ценил свободу духа. ГуСу Лань чтил достоинство и сдержанность. - Поговаривают, Вэй УСянь был тихим бедствием, когда он с братом и сестрой в совершенствовании явились на курс лекций в Облачные глубины! Говорят, ни дня не проходило, чтобы его не наказали. - Да что там! Он в первый же день нарушил все три тысячи правил и подрался с одним из Нефритов! - Я тоже это слышал! С тем самым, что теперь его спутник? - Да-да! Говорят, то была непревзойденная битва! - Еще бы! Ведь ни много ни мало двое лучших в заклинательном мире скрестили клинки! До того дня ни один из них не мог найти себе равного. А тут – они встретились! - Гхм. Но смутные времена наступали. Вэнь ЖоХань продал душу тьме. И возжелал высшего могущества, чем то, которым обладал. Верховный заклинатель задался целью взять под контроль все Великие заклинательные кланы, позабыв, в чем заключается путь заклинателей. Позабыв, чему учат писания предков. - До меня доходили слухи, что Лань СыЧжуй на самом деле один из рода Вэнь… - Молчи! Дурак, если сравниваешь благородного юношу с этими собаками! - Но, говорят, ХаньГуан-цзюнь принес больного ребенка из Логова Демона, и настоял на усыновлении его кланом… - Хм, это и правда подозрительно… Но о Лань СыЧжуе ходит слава как о честном молодом человеке. Видимо, Сияющий Добродетелью муж должным образом обучил его. - Гхм-кхэм. Начал Вэнь ЖоХань собирать осколки темного металла и ставить опыты, крадя души. Вознамерился он создать безупречные по силе и послушанию марионетки. А сыновья его несли в мир войну. Первый удар пришелся на Нечистые владения. И дрогнула их твердыня. Затем пламя поглотило Облачные глубины. - Слышала, что ХаньГуан-цзюнь заступился за предателя Су Шэ и из-за этого был взят в плен. - Говорят, ХаньГуан-цзюню поломали ногу! - Не может быть! - Су Шэ – это тот подлец, который с ЛяньФан-цзюнем козни против всех орденов плел? - Не только это! Однажды я слышал, во время ночной охоты в ЦаиИ Вэй УСянь спас этого пса от морской бездны. - Выродок не стоил чести! - Воистину замечательные господа, наш Верховный заклинатель и Темный Старейшина! - Кхэм-кхэээм. Всех выдающихся молодых адептов собрали на курс лекций в ЦиШань Вэнь. И наставлял их младший сын Владыки, Вэнь Чжао. И отобраны были у заклинателей их мечи. - Я слышал, что Вэй УСянь и там отличился! Поговаривают, он зачитал свод семейных правил ГуСу Лань, когда молодой господин Вэнь потребовал отвечать по памяти учение его ордена. - Ха-ха-ха-ха-ха! Как и следовало ожидать от будущего спутника Лань ВанЦзи! - Кхэм! Однажды Вэнь Чжао отправился с безоружными адептами на ночную охоту. Молодые люди не знали, ни против чего идут сражаться, ни куда. Они шли всю дорогу и были истощены и измотаны. А клан Вэнь ехал верхом, ведя себя надменно и непристойно. Как оказалось, то была охота на черепаху-людоеда, тысячелетнего монстра, впитавшего в себя тьму бессчетного множества жертв. Замысел клана Вэнь был уничтожить всех, кто мог унаследовать заклинательные ордены, объявив, что произошел несчастный случай. - Вот подлые собаки! - Это еще не все! Ты знаешь, что Вэй УСяня во время обучения в ордене Вэнь в темницу с голодным псом бросили на ночь? - Правда? Как страшно! Как же он выжил? - Может, ХаньГуан-цзюнь его спас? - Или Вэй УСянь разнес того пса в клочья? - Маловероятно. Он же так собак боится! - А что? После этого наверняка и боится! - Эй, уже не боится ведь! - Ну, пусть не боится. Я не хотел сказать, что он трус. - Я слышал, что ему кто-то из самого ордена Вэнь помог… - Постойте-ка, помните Призрачного Генерала? Он ведь Вэнь. У него еще сестра была, Вэнь Цин. Известная как суровая молодая госпожа, искушенная в целительстве…. - Это не ее с родными часом Вэй УСянь пытался спасти из лагеря пленных? - Может, это они? - Что? - Ну… Спасли Вэй УСяня… - Да ну тебя! Чтобы псы Вэнь… - Тьфу на тебя! Темный Старейшина жизнь отдал, чтобы этих людей защитить! Как вы смеете так говорить об этих людях! - Действительно! Вэй УСянь счел эту семью Вэнь достойными жизни. Сам ХаньГуан-цзюнь усыновил их ребенка, выжившего после похода кланов на Могильный курган! - КХЭМ-КХЭМ! И повздорили в пещере молодые адепты со вторым генералом Вэнь. И проснулась черепаха-монстр. И бежали трусливо собаки Вэнь, оставив наследников и наследниц великих кланов запертыми в пещере, безоружными, против ужасной черепахи. Но недаром те молодые люди были выдающимися. Они сумели бежать через подземный канал – Цзян ВаньИнь, искусный пловец, вывел товарищей наружу. Но остались в пещере двое, чтобы отвлечь внимание черепахи и позволить другим уйти. Те двое были Вэй УСянь и Лань ВанЦзи. И одолели они тысячелетнюю черепаху-монстра СюаньУ. - Да… Никто бы, кроме них, не смог совершить такой подвиг… - Вернулся Цзян ВаньИнь со свитой, и помогли они выбраться двум благородным юношам из пещеры. Но затаил злобу Вэнь Чжао. И война пришла в орден ЮньМэн Цзян. Бежали два брата с сестрой. Но настигала их погоня. И брат сдался врагу, чтобы спасти брата. - Молодой глава Цзян не даром слыл гордостью Юньмэна! Благороден и отважен, как и его старший брат в совершенствовании! - Верно, верно! Это ведь он единолично поставил потом на ноги разрушенный до основания орден! - Вот выдающийся глава! Слыхали о его Фиолетовой Молнии? - (Вздох) Так потерял Цзян ВаньИнь ядро и понес тяжелые раны. На удачу, среди солдат, занявших Лотосовую бухту, оказались прибывшие туда недавно брат и сестра-целители. Призрачный Генерал, известный также как Вэнь Нин, выкрал по просьбе Вэй УСяня тело Цзян ВаньИня. Вэнь Цин укрыла потомков Цзян в Илине и залечила раны наследника ордена. Она была той, кто, по настоянию Вэй УСяня, совершила сложнейший обряд переноса его золотого ядра в тело Цзян ВаньИня. - Брр-рр… Каково это! - Уверен, безумно больно! - Страшно представить... - Знаете, я слышала, чтобы это все сработало, нужно быть во время обряда в сознании… - Решиться на такое – сумасшествие! - А может, это была месть Вэнь Цин? - Ха! Месть за что? Вэнь Цин – величайший целитель, если смогла провести обряд, о котором никто прежде слыхом не слыхивал! - Вот именно! Попробовал бы своими руками из живого человека золотое ядро достать, наблюдая, как он мучается! У этой молодой госпожи железная воля! - Обессиленный и больной, Вэй УСянь спустился с горы, на которой был проведен обряд. И попался в лапы рыщущих в поисках беглецов солдат. Его схватили, и пытали, и бросили в Могильные курганы, чтобы даже души не осталось. Ведь в тех курганах царствовала тьма, и не было в ней места жизни. Но тьме оказалось не под силу одолеть дух Темного Старейшины. И спустя три месяца, в разгар войны с орденом Вэнь он вернулся, выйдя из тигля Могильных курганов без меча, но с флейтой, без золотого ядра, но еще более могущественным, чем когда-либо прежде. И затрепетал враг. И пал орден Вэнь. И пришел черед трепетать другу. Непокорен был Вэй УСянь и дерзок. Не желал признавать, что сам, подобно Вэнь ЖоХаню, владел Темным железом. Не хотел отдавать Стигийскую печать. И вызвал он страх, и недоверие, и гнев Великих кланов. Но благороден Темный Старейшина оставался в сердце. И узнал он об опытах и издевательствах, что творились в лагере военнопленных. И поспешил туда. И запела флейта, неся смерть. И родился Призрачный Генерал, ломая шеи тем, кто вонзили в него флаг, приманивающий духов, и оставили в яме трупов умирать. В ту дождливую ночь вывел Вэй УСянь невинную семью целителей Вэнь из под гнета пребывающих в заблуждении великих кланов. Повел их Темный Старейшина в Могильные курганы, где никто не решился бы на них напасть, откуда никто бы не прогнал. Тогда люди заговорили о нем, как о Старейшине Илина. Но жаден и жесток был глава клана Цзинь. Возжелал он вознестись до тех вершин власти, что на примере Вэнь ЖоХаня познал. И жаждал он контроля над Тьмой. Тянул руки к Стигийской печати. И Цзинь ГуанъЯо, его верный, но чующий свою выгоду пес, коварно повел Вэй УСяня в ловушку. Так погиб Цзинь ЦзыСюань и его кузен. Так, пытаясь спасти честь их заступника, сдались на милость разгневанных заклинателей уцелевшие из семьи Вэнь. - Какая печальная история! - Если кто-то еще раз при мне оскорбит честь семьи целителей Вэнь, тот будет иметь дело с моим мечом! - Так разразилась война тысяч против одного. И не было победителя в этой битве. И пал Вэй УСянь со скалы в пропасть, отпустив протянутую ему руку спутника. Но благородная душа не могла остаться не у дел, когда в мире творилась несправедливость и царствовала неправда. И спустя чертову дюжину лет, Вэй УСянь откликнулся на отчаянный зов и вернулся в мир. И встретил того, кто искал его дух все тринадцать лет. И так отправились Сияющий Добродетелью муж и Темный Старейшина в путь. И с каждым шагом раскрывали благородные мужи хитрый заговор. И с каждым днем то, что было скрыто во мраке, выводили они на свет. И люди увидели жестокую правду. Повержен был прячущийся под маской друга подлый Владыка ЛяньФан-цзюнь. Занял его место нынешний Верховный заклинатель, Сияющий Добродетелью. А подле него занял место не кто иной, как Вэй УСянь, Темный Старейшина. И стало спокойно в землях империи, поскольку воцарился баланс света и тьмы, свободы и сдержанности. Где бы ты ни жил, как далеко бы твои земли ни находились, теперь нет причин бояться тьмы. Потому что странствуют Сияющий Добродетелью муж и Темный Старейшина по всей империи, борясь со злом и защищая слабых. И с ними их юная ученица, Лань УЦзи, зовущаяся в народе также Призрачное Дитя. А время от времени и молодые адепты разных кланов и орденов, известных и неизвестных, охотятся с ними, набираясь опыта. И раз в году летом на седьмое июля Темный Старейшина, Сияющий Добродетелью и Призрачное Дитя возвращаются в Облачные глубины на ежегодную конференцию и праздничную церемонию запуска фонарей. После чего снова отправляются в путь. Появляясь там, где царит хаос, и укрощая его. По Дому сказаний разбежались одобрительные комментарии, восхищенные замечания, громкие заявления. - Господин сказитель, - подал голос молчавший до этого момента человек в поношенном дорожном плаще, - ваша история изумительно складна. Но разве не ходила молва ранее, что Вэй УСянь заслуживал смерти, которую в Безночном городе обрел? – Толпа притихла. Мужчина со скрытым капюшоном лицом, продолжал: - И не вы ли еще пару лет назад утверждали, что Вэй УСянь – бесчеловечный злодей, которому не место в рядах заклинателей? Я помню, вы даже обмолвились, что изгнание из всех орденов, после раскрытия козней ЛяньФан-цзюня, - идеальное наказание за все смерти и беспорядок, что он принес. - Эмм, тогда у меня был дурной источник… - А ведь верно говоришь! Я вот помню, лет так пять тому назад проходил мимо Дома сказаний, так тогда я вообще услышал, что Вэй УСянь заслуживал всего возмущения и гнева, направленных на него, как и постигшей его смерти! - Уважаемые! Я-я всего лишь сказитель… От-ткуда мне знать истинное п-положение вещей? Я д-доношу до вашего сведения т-то, что слышал, не более. - Да, несколько лет назад повсюду подобные слухи ходили… - Точно, а я слышал тогда, что не удивительно будет, если вскоре после изгнания Вэй УСяня найдут мертвым, потому что ни один уважающий себя клан не потерпит существования такого отброса в мире. - Но ведь все, включая Великие кланы, были введены в заблуждение! Это лишь еще раз доказывает низость и злокозненность выродка Цзинь ГуанъЯо! - Верно говоришь! Мужчина в дорожном плаще поднялся, оставив на столе несколько медных монет. Не говоря ни слова, направился к выходу. - Эй, уважаемый! – окликнули его из толпы. – У вас есть, что возразить? – голос старательно прятал в возмущении любопытство. – Есть какие-либо основания сомневаться в чести Верховного заклинателя и Темного Старейшины? Силуэт в потертом плаще замер у дверей. - Нет, - спокойно. - Но и оснований судить о них по слухам нет также. Дверь захлопнулась. - Глупец. Как еще можно судить о недосягаемых вещах, если не по слухам. - В империи уже который год покой и порядок! Разве это не лучшее доказательство того, что во главе заклинателей стоят наконец не только могущественные, но и на удивление благоразумные люди? - Но, если так подумать, при ЛяньФан-цзюне тоже войн не было… - Ага! Только его братья умирали, как мухи! - Я слышал, что не только братья... Говорят, целая повозка куртизанок... Дом сказаний погрузился в очередную волну оживленных рассуждений. «Какая вам разница? - буркнул про себя сказитель. – Что правда, что ложь – для всех вас это не более, чем история на потеху. А для меня – не более, чем заработок». * Верхушки деревьев покачивались на прохладном ветру, золотимые медленно опускающимся к горизонту солнцем. Впереди них и по правую руку, отделенные от путников крутым обрывом, тянулись все еще зеленые горы. Ступая рядом с Яблочком, ведомым спутником, Вэй УСянь, рассеянно вертящий в пальцах флейту, глядел по сторонам, на рощу, на море облаков и купающиеся в их волнах вершины. Вдруг Яблочко остановился. Ослик, Вэй УСянь и Травинка дружно с удивлением посмотрели на устремившего взгляд в небо над горами Лань ВанЦзи. - Радуга! – выдохнула Травинка. Девушка радостно оглянулась на братьев, желая поделиться восторгом от увиденного. Похоже, там, в горах, недавно прошел ливень, поскольку над пиками миражом растянулся семицветный мост, будто ведущий в небо. Ответив на улыбку ученицы, спутник снова поднял внимательный взгляд на эфемерный мост. Травинка тем временем слезла с ослика и, поглаживая его по холке, с восхищенной улыбкой простодушно любовалась радугой. Брат ВанЦзи положил руку ей на плечо. Брат Ин подхватил ее на руки. Миниатюрная девушка, уютно устроившись в его сильных объятиях и привычно положив руку брату на плечи, смотрела вдаль. Яблочко не понимая, чего все встали и не кормят, стриг ушами. Вэй УСянь взглянул на мост в небеса. А потом перевел взгляд на свою семью. Милую ученицу, с немного отсутствующим видом ласково гладящую его по голове. Начинающего выходить из себя ослика. Прекрасного мужа и спутника. В его глазах, как и в глазах Травинки, отражалась радуга. А грудь Вэй УСяня распирало чувство красоты и счастье от того, что он может любоваться ей через глаза тех, кто дорог. Может, СыЧжуй тоже видит эту радугу из Облачных глубин. Или оттуда, где он сейчас, вероятно, охотится. И Вэнь Нин. Может быть, даже Цзян Чэну из Лотосовой бухты видно. Взгляд Вэй УСяня, будто нежным касанием, скользил по профилю спутника. Нефритовое безмятежное лицо. Именно так. Теперь не холодно невозмутимое, не хмуро непроницаемое, а именно безмятежное. Светлое. С почти всегда приподнятыми уголками губ. Такое красивое… Вэй УСянь, обняв Травинку, опустил ее на землю. После чего украдкой шагнул за спину спутника, незаметно схватил конец его налобной ленты и, уже совсем не незаметно, потянул на себя. Ему хотелось, чтобы муж больше чувствовал его присутствие. А еще лучше – чтобы посмотрел уже на него. Лань ВанЦзи медленно обернулся. Заглянул в глаза. Вэй УСянь оперся локтями на спину Яблочка. Его взгляд ответил беззаботностью на невысказанный вслух вопрос. В это время ослика, укоризненно смотревшего на непрошенный груз, достало, что на него не обращают внимания, и он отступил в сторону. Вэй УСянь успел вовремя подхватиться, чтобы удержать равновесие. - Эй! – возмущенно воскликнул он, оборачиваясь на надменно задравшее голову животное. – Тебе что, жалко, а? – Вэй УСянь беззлобно потрепал ослика по загривку. - Ин. - Что? – Вэй УСянь обернулся. Лань ВанЦзи выразительно посмотрел на его ладонь. С которой до земли тянулась соскользнувшая с его лба лента. - Я не нарочно! – невинно улыбнулся Вэй Ин. - Повяжи обратно, - мягко. - М-мм… - Вэй Ин задумчиво посмотрел на ленту мужа в своей ладони. Ну уж нет. Проказливая усмешка растянулась от уха до уха. Раз ему так удачно подвернулась возможность пошалить, зачем ею пренебрегать? Лента свернулась в его кулаке. Кулак спрятался за спиной. - Хочешь назад ленту? – глаза сверкнули демонятами. – Догони! Вэй Ин нырнул под обалдевшего от такой наглости ослика и в мгновение ока его облаченный в темное силуэт скрылся за деревьями рощи, что тянулась немного в отдалении вдоль дороги. Лань ВанЦзи усмехнулся краем рта. Ну что с ним делать? Не пойдешь за ним – Дитя расстроится. Остается подыграть. - УЦзи, - тихо окликнул он ученицу, собиравшую у обочины свежую траву. – Оставайтесь здесь. Будь осторожна. Скоро вернемся. Девушка понимающе улыбнулась и кивнула. Немногословностью она походила на него. Лань ВанЦзи шагнул в лес, огляделся. Затем закрыл глаза, прислушался к шорохам и звукам. Ин не ушел далеко. Это было бы ему не интересно. Он прятался неподалеку, выжидая момента, когда сможет застать его врасплох. Что ж. Попробуй. Лань ВанЦзи медленно беззвучно шагал по траве. Ядро внутри спокойно пульсировало. Воздух полнился пением птиц и шелестом… А вот и мой любимый. Лань ВанЦзи резко обернулся, поднял голову. Сверкающая нить энергии обвилась вокруг голени мужа. Лань ВанЦзи дернул вниз. Готовый было спрыгнуть с ветки и наброситься на него со спины Ин потерял равновесие и… …мягко приземлился прямо в распахнутые ему навстречу руки, успев силой духа замедлить падение. - Ничья, - широко улыбнулось Призрачное Дитя. Смеющиеся, веселые, счастливые глаза. Обезоруживающая улыбка. Вес тела возлюбленного на нем. Лань ВанЦзи прикусил так и просящий ласки подбородок. Лизнул его. Потянулся к уже открыто заливающимся радостным смехом губам. Ты победил. Я знаю. Но ненадолго. Давай надолго. Нет. Почему? – спросил во рту язык его возлюбленного, ласково, упрашивающе. Теплые пальцы забираются ему в волосы… Как же рвутся тело и душа слиться с ним! - Ночью, - ответил в рот любимого Лань ВанЦзи. – Мы у дороги. УЦзи одна. Вэй Ин огорченно застонал. Лань ВанЦзи усмехнулся и обхватил губами язык, посасывая. Ночью дам тебе все, что пожелаешь. Все-все? – немного приободрился Ин. Да. Тогда… Его игривому мужу, похоже, совсем не хотелось заканчивать поцелуй. Лань ВанЦзи чувствовал, как руки, обнимающие его за шею, горячеют. Пора прекращать. Он поставил Ина на ноги и мягко отстранился. Вот только шею его Призрачное Дитя отпускать не собиралось, продолжая дразнить упрямо сомкнувшиеся губы поцелуями. Ин. Ммм? – прикрытые веки приподнялись, глаза пылко заглянули в его. Мне взять обещание назад? Дитя тяжело вздохнуло ему в губы. Чжань. Любимый отстранился и угрюмо почесал нос. Ночью - все, что угодно. Поцелуй в кончик носа. Сколько угодно. Поцелуй в уголок рта, в надежде, что он поднимется. - Ладно, - тепло улыбнулся его Ин, повязывая обратно ленту. Они стояли некоторое время среди деревьев, обмениваясь полными ласки взглядами. Потом Вэй Ин взял его за запястье и повел из рощи на дорогу. Их встретила идиллия: Травинка чесала по холке блаженно жующего Яблочко. Ин весело подскочил к ним. А Лань ВанЦзи смотрел неотрывно на свою семью. Она могла превзойти красотой что угодно. Он был согласен с Ином. Этот путь - по поднебесному миру полному опасностей, слухов, жестокости, обид, сожалений, страданий... но и счастья, от которого то согревало сердце, то захватывало дух, - был лучше всего. Даже пути в Небеса. Четверо направились дальше. В воздухе чувствовалось дыхание вечера, когда на дороге им встретился путник. Один, в поношенном плаще, с капюшоном надвинутым на лицо. Когда путник прошел мимо, он склонил голову – то ли в приветствии, то ли чтобы спрятать лицо глубже в тень. Прятаться, однако, было поздно. И все же, без единого слова, даже без лишнего взгляда, путники разошлись. Ты не спросишь? – поднял на мужа взгляд Лань ВанЦзи. Ин качнул головой. О том, кто поджег владения? – прочел Лань ВанЦзи в его глазах. - Или зачем странствует? Какое для нас это имеет значение? Лань ВанЦзи оглянулся на УЦзи. Ученица смотрела вслед уходящему человеку. - Уверена, что ничего не хочешь сделать? – спросил старший брат. Девушка еще немного помедлила, затем под взглядами братьев спрыгнула с ослика. Нагнала удалившийся на порядочное расстояние силуэт. Ин рядом напрягся. Лань ВанЦзи сжал его запястье. Он не угроза. Муж фыркнул. Спустя некоторое время ученица вернулась к ним. - А-Чжань, а А-Чжань? О чем вы говорили? – брат Ин с явно читавшимся в лице облегчением взял ее руки в свои. Когда он так себя вел, девушке казалось, что она его старше. - Спросила, что стало с его старым слугой, - успокаивающе улыбнулась она и мягко провела по волосам брата. - И что же? - Слуга странствовал с ним, но заболел в пути и умер. Без сожалений. Солнце не спеша приближалось к горам. Мелодия ЧэньЦин и УЦзи разносилась по охваченной закатным светом долине. Сотканный из семи цветов мост в небеса с изгибом дороги оказался позади, мигнул, как будто в изумлении, и растаял. * "Песня стихла, объясняя чувства" (https://vk.com/asako94?z=video-173927300_456239579%2Fpl_wall_104160066) * - …Небо, земля и природа. Все различны, но суть одна. Клан Лань придерживается этого убеждения. Правила непреложны. Полно понимать, детально расспрашивать. Предельно выражать, усердно учиться. Эти четыре правила – завет мудрецов. Начинался новый курс лекций в ГуСу Лань. Адепты со всех краев империи собрались перед учителем. Склонившись три раза в почтении, новое поколение учеников выпрямилось. Лань ЦиЖэнь с интересом вглядывался в ищущие просвещения – или нуждающиеся в нем – молодые лица. Племянник и глава ордена стоял по левую руку от него, как всегда присутствуя на приветственной церемонии. Легкая улыбка играла на его губах, когда он осматривал зал. - В клане Лань четыре тысячи семейных правил, - продолжил старший адепт, развернув свод. - Они следующие: нельзя… - адепт запнулся, на миг растерянно замолчал, но, поймав на себе строгий косой взгляд Лань ЦиЖэня, продолжил, стремясь поспешно скрыть недоумение в голосе: - Нельзя практиковать темные искусства без присутствия старших или принятия мер предосторожности. Нельзя использовать спрятанное оружие, если противник сражается честно. Нельзя принимать учеников без тщательной предварительной оценки, но и нельзя отказывать в обучении на основе предрассудков. Избегать наделять знаниями тех, кто их недостоин, то есть стремится применить их во вред. Полагается переодеваться в чистое после купания, если таковое есть. Налобная лента напоминает о самоконтроле, но только тем, кто ее носит. Без разрешения нельзя касаться ленты другого, однако нет необходимости спрашивать разрешения всякий раз. Нельзя использовать ленту в иных целях, кроме как выразить близость. Никаких бусин, цепей с колокольчиками и прочего, что производит шум, но все, что производит музыку, пение, или иначе звучит приятно, допускается. Не более, чем три украшения на поясе, если они вообще нужны. Нельзя носить иные одежды, нежели одобренные, поэтому, если вам не повезло, ходите порванные, грязные, мокрые и так далее, пока не получите одобрение, или нарушайте это смешное правило. Не таить зависть и иначе не тратить напрасно энергию. Не клеветать - и иначе не вести себя бесчестно. Следить за своими словами и поведением, особенно когда разговариваешь со старшими. Не критиковать других людей, если они не способны извлечь из критики урок. Не использовать непотребные выражения при старших и девушках. Недостойное поведение недопустимо при старших. Не сеять раздор между людьми, но помнить, что в споре рождается истина. Исполнять обещания, но прежде давать их с осторожностью. Чтить учителя и его наставления, но подвергать сомнению то, что таковое вызывает. Чтить старших и мудрых, но не превозносить. Держать образованного человека за наставника и следовать примеру людей чести, но быть осторожным в выборе оных. Умеренность – добродетель, чрезмерная умеренность – самоубийство. Не вести роскошную и разгульную жизнь, но не лишать себя роскоши совсем, чтобы не забыть, что ей сознательно предпочитаешь. Не зависеть от тех, кто у власти и иначе влиятелен, то есть, ни от кого. Не возносить в идолы богатых и могущественных, как и прочих. Вместо этого руководствоваться своими сердцем, совестью и разумом в решениях. Не желать превзойти других, но ценить здоровое соперничество. Не смотреть свысока на бедных, слабых и вообще всех, вне зависимости от их материального положения, способностей и прочего, если они только того не заслуживают. Не притеснять слабых и невинных. Быть добрым, умеренным, осторожным, добродетельным, но помнить, что каждый определяет эти качества по-разному. Хранить в душе свою мудрость, но с готовностью ею при необходимости делиться. Не выставлять напоказ свое мастерство, когда не просят. Не пускать на ветер приобретенные знания, но помнить, что истинно ценные знания – в опыте. Пауза. Старший ученик с увлечением - и от того в большом удивлении - закончил читать общий свод. Оглянулся и поднял ошеломленный взгляд на учителя. Его никто не предупредил, что свод будет отредактированный. Похоже, учителя тоже никто не предупредил. Глава ордена, однако, кажется, был в курсе дела. По крайней мере, улыбка на его лице стала откровенно веселой. Он снова окинул взглядом зал. Аудитория была не коматозная, как водилось в таких случаях, а бойко-оживленная. Приглашенные адепты одобрительно переглядывались. За все время, что зачитывались правила, ни один не зевнул. Но Лань СиЧэнь чувствовал, как бурлит и клокочет под внешней сдержанностью разъяренный дух дяди. После вручения учителю даров, церемония приветствия завершилась. Когда последний приглашенный адепт покинул зал, Лань ЦиЖэнь выдохнул, подобно шипящему котелку: - Вэй Ин. Лань СиЧэнь отвернулся, пряча от дяди улыбку. Тот тем временем велел старшему адепту, не понимающему, чем вызван гнев, но спиной болезненно чувствующему, что что-то не так, проверить книгохранилище на предмет количества «отредактированных» рукописей. Когда адепт вернулся, он уже мысленно соотнес имя, сорвавшееся как ругательство с уст мастера, интонацию и персонажа, очевидно стоящего за редактурой. Адепту было очень неудобно докладывать то, что он узнал. - Сколько? – прорычал – небеса! – мастер. - Около восьмисот, - робко ответил старший ученик. Он не смог выдавить из себя, что «около» было восемьсот девяносто два и представляло собой основной объем оставшегося запаса, из которого планировалось раздать копии новоприбывшим ученикам. Старый мастер, однако, и так все прекрасно осознавал. * Трое сидели за столом в обеденном зале потрепанного погодой и временем постоялого двора, ожидая, когда официант принесет завтрак. Вдруг лицо Лань ВанЦзи заледенело, подобно снежной статуе. Рука скользнула в мешок на поясе: показавшийся из него нефритовый талисман пылал кроваво-красным. Вэй УСянь застыл, тревога в каждом мускуле. Травинка также замерла, всем телом отреагировав на изменение настроения братьев и прекрасно помня, что случилось, когда талисман полыхал багрянцем в прошлый раз. Вэй УСянь внимательно следил через стол за выражением лица мужа. Тот вслушивался в мысленное сообщение. В следующий миг окаменевшие было черты расслабилось, и раскрылось в сочувствующей улыбке. - Что произошло? – настороженно спросил, невольно расслабляясь следом, Вэй УСянь. - Дядя в гневе и жаждет расправы. Травинка моргнула и недоуменно склонила голову. А Вэй УСянь все понял предельно ясно. Последующие несколько минут шаткий постоялый двор трясло от хохота. Недоумение в глазах Травинки росло. - Чжань, но ты ведь ему меня не отдашь? – хитро и при этом абсолютно невинно, доверчиво улыбнулся Вэй УСянь мужу. - Не отдам, - твердо. Никому. Никогда. – Отвечать будем вместе. - Ха-ха-ха-ха-ха! Мой любимый, тебе понравится моя версия правил ордена ГуСу Лань! Правда, Травинка? Девушка осторожно кивнула. Ей стало все понятно. Более чем. Не кто иной, как она, брат СыЧжуй и ЦзинъИ помогали старшему брату Ину отбывать наказание. Несмотря на то, что Лань УЦзи, как и другие двое, была согласна с тем, что своду редактура не повредит, девушка в течение нескольких лет с опаской ожидала, что их творчество заметят. Но, по-видимому, у ордена Лань, несмотря на постигшую его трагедию, оставались тогда в запасе другие копии, которые раздали приглашенным адептам новых курсов в первую очередь, и за долгие годы проделку так и не обнаружили. Потому девушка и думать забыла о нависшей угрозе. До этого дня. Лань УЦзи не была пугливой. Но искренне надеялась, что когда придется предстать перед разгневанным старым мастером, ее братья ни из соображений справедливости, ни из уверенности в своей правоте ее, как соучастницу, не выдадут. Хотя... Девушка взглянула на снова хохочущего брата Ина. Затем на другого, уже тоже готового рассмеяться брата. Какая разница! Лань УЦзи присоединилась к общему веселью. За тремя едва ли не покатывающимися со смеху заклинателями, хлопая глазами, наблюдал весь постоялый двор на глухой, забытой всеми - но не ими, - окраине Поднебесной. * "Призраком" свободный и не держащий обид, снова в дорогу по свету (https://www.youtube.com/watch?v=63rjz0FkvnM&feature=emb_logo)*** Самая уникальная черта человека — это способность творить, преодолевать, выдерживать, преображать, любить и быть выше страданий. Один писатель