Из Вендиче

      Когда Тсуна пришёл в себя, пред ним предстала абсолютная мгла. После нервного срыва болела голова, мысли путались, а тело отказывалось слушаться приказов своего хозяина. Сначала он даже думал, что причина, по которой вокруг темно, это выключенный свет, и лишь после догадался, что не удосужился открыть глаза — всё это доказывало, как паршиво он себя чувствовал.       — Кажется, я сошёл с ума, — прошептал мужчина, когда первым, что он увидел, оказалась светлая макушка, мирно покоящаяся у него на груди.        Вихтенштайн посмотрел на пустую кушетку, затем на холодное тело, лежащее на нём, и тяжёло вздохнул. Воспоминания заканчивались на том, что он всё же смог до конца очистить труп от крови, а дальше… Дальше он ничего не помнил, видимо, отключился. Хотя странно, что вместо того, чтобы оставить его на «кровати», он потащил его за собой на пол. Неужели настолько сильно хотел быть с ним рядом, что даже не смог оставить его тело в покое? Это точно ненормально.       Осторожно подхватив Скуало поперёк спины и под колени, шатен медленно поднялся на ноги и подошёл к кушетке, аккуратно опуская на неё свою дорогую ношу. Удивительно, но сегодня он был спокоен, как никогда раньше. Он не ощущал ни грусти, ни гнева, ничего — все чувства будто исчезли, оставив после себя лишь пустоту.       Глядя на умиротворенное лицо возлюбленного, Тсуна не сдержался и провёл тыльной стороной ладони по его щеке. Нет, это определённо пора прекращать. Если он даже не может заставить себя не касаться его дольше минуты, то как решится погрузить его под землю на целую вечность? Кстати, говоря о похоронах, то провести их нужно, как можно скорее, пока тело не начало разлагаться — он не хотел видеть этого.       Обдумывая дальнейший ход событий на сегодня, Вихтенштайн по привычке поднял взгляд вверх, глядя на невидимую точку на стене, а когда закончил свои размышления и вновь обратил свое внимание на лицо трупа, то вздрогнул от неожиданности — его глаза были открыты. Шатен замер в удивлении. У него было всего два варианта объяснения происходящего: либо он окончательно сошёл с ума и это всё галлюцинация, либо…       — Это сон? — неуверенно произнес мужчина, боясь спугнуть наваждение и вернуться в суровую реальность, но ничего подобного не случилось.       — С чего бы? — донеслось в ответ, и труп, как ни в чем не бывало, осторожно приподнялся на кушетке, пристально глядя прямо ему в глаза.        Тсуна вновь вздрогнул, но повинуясь внезапно порыву, протянул к возлюбленному руки и схватил его лицо, разглядывая его со всех сторон. Скуало не понимал, что происходит, а потому сохранял молчание, давая своему партнёру творить, что тот хочет. Вскоре, осмотрев его лицо, мужчина спустился ниже, ощупывая его руки и едва ощутимо проводя по длинным алым полосам, где была рассечена кожа.       — Получилось… — с придыханием произнёс Вихтенштайн и резко схватил бывший труп в охапку, крепко прижав к себе и уткнувшись носом ему в плечо. Из глаз, стекая по щекам, полились непрошенные слёзы. — Ты… Я думал, что никогда больше не увижу тебя… — прошептал он, чуть подрагивая всем телом от случившегося чуда. — Я не смог… не смог спасти тебя… Прости… — Объятия стали ещё крепче, хотя казалось куда уже.       — Ты о чём? — недоуменно произнес Скуало, не понимая, о чём он говорит. Он же здесь. Живой. Что ещё нужно? Неужели он так беспокоится о его ранах? Так в этом нет ничего страшного — скоро они зарастут, и всё будет, как раньше.       — Ты мёртв, — раздался неожиданный ответ, отчего Суперби вздрогнул.       — Что за чушь! — цыкнул он, обняв своего дорогого человека и добавив:       — Я живее всех живых.       — Тогда ты должен слышать своё сердцебиение, не так ли?       — А я его и слы… шу… — начал было блондин, как тут же осёкся, понимая одну простую истину — он прав.       Скуало отстранился от своего возлюбленного и замер, стараясь услышать хоть что-то, но была тишина. Он проверил пульс, положил руку на сердце, но никаких ударов различить также не удалось — оно не билось. Но такого просто не могло быть! Он прикусил губу и посмотрел на своего возлюбленного, который выглядел немного подавленно, будто знал, что случилось.       — Прости… — едва слышно прошептал Тсуна, стоило ему попасть под выжидающий взгляд серебряных глаз напротив.       «Значит, я, правда, мёртв? И он каким-то образом вернул меня к жизни?» — на удивление спокойно подумал мечник и сказал вслух:       — Это не так уж плохо.       — Нет! — вдруг воскликнул Тсуна, чем немало напугал своего собеседника, и схватился за голову. — Это ужасно! Ты просто не понимаешь, что я сделал! Хоть твой разум и вернулся, телу уже никак не помочь — оно мертво. Твои раны уже никогда не затянутся, плоть будет гнить изо дня в день, но несмотря на это, ты будешь продолжать существовать. Уже не будет никакой нормальной жизни! Остаток своих дней тебе придётся провести здесь! Вот, что именно я сде! — договорить ему не дали.       Устав слушать его трёп, Скуало грубо схватил мужчину за воротник и притянул к себе, впиваясь в его губы и заставляя наконец заткнуться. От такого напора Вихтенштайн на мгновение опешил. В то время, как он старался донести до возлюбленного всю серьёзность ситуации, тот совершенно беззаботно вовлек его в поцелуй, будто ничего необычного и не произошло. Самым правильным решением на данный момент было бы отстраниться и попробовать вновь донести до него эту важную информацию, но почему-то вместо этого, идя у того на поводу, он, наоборот, потянулся к нему в ответ, обнимая за талию и незаметно укладывая обратно на кушетку.       Температура его тела была низкой — ниже, чем у него. Из-за холодных, словно лёд, губ складывалось ощущение, что тот попал под дождь и продрог насквозь. Инстинктивно, но он хотел согреть его, прижимаясь всё плотнее, и не обращая внимание на то, что сделать это у него уже никогда не получится. Сливаясь с ним устами, он забывал обо всех проблемах, что мучали его. Было так приятно и радостно на душе, что он все-таки жив. И эти чувства были настолько сильнее всех остальных, что полностью затмивали душевную боль от его эгоистичного желания, привязать своего любимого к гниющему телу навечно.       — Всё в порядке, — разорвав поцелуй и приникнув к чужому уху, прошептал Скуало, в то же время обнимая шатена за шею. — Если бы ты предоставил мне возможность выбора, я бы не стал ничего менять. Я ведь уже сто раз говорил, что хочу быть с тобой всегда. Теперь это стало реальностью — мы будем вместе вечно.       — Всё точно нормально? Ведь…       — Точно, — не давая ему думать об этом и дальше, уверенно произнёс Суперби и, схватив его лицо, повернул к себе, чтобы их глаза были напротив друг друга. — Я люблю тебя. А ты? Неужели ты хочешь меня отпустить?       — Нет, ни в коем случае, — прошептал Тсуна, медленно покрывая дорожкой поцелуев его плечи. — Я буду любить тебя вечно.

***

      — Врой!!! Почему ты вновь отправляешь меня назад?! Мне надоело сидеть в четырёх стенах и ждать твоего возвращения!       — Тч! И как я только мог забыть, насколько ты невыносим?       — Я?! Врой!!! Это я невыносим?!       — Нет, я! — рыкнул Тсуна и скрестил руки на груди, намеренно отводя взгляд в сторону, чтобы не видеть своего собеседника.       — Ты ещё меня игнорировать вздумал?! — взбесился блондин, сидящий напротив него в одном из уличных кафе где-то в сердце Италии. — Ну-ка, поверни свою морду обратно!       — И не собираюсь, пока ты не отправишься обратно, — спокойно ответил мужчина, всё так же не глядя на него.       — Ты жестокий человек… Неужели настолько нравится причинять мне боль? — стиснув зубы, произнес Скуало и опустил взгляд вниз.       — Как раз это я люблю в самую последнюю очередь. — Вихтенштайн тяжело вздохнул и всё же перевёл взгляд обратно на него, первым идя на уступок, впрочем, как и всегда. Глядя ему в глаза, он нежно взял его за руку и чуть сжал. — Я хочу, чтобы ты был в безопасности. Все эти погони за опасными преступниками не для тебя.        — Я такой же Вендиче, как и ты, — сквозь плотно сжатые зубы процедил Суперби, — как и все остальные.       — Не такой, — покачал головой шатен. — О тебе я забочусь. Я ни за что не прощу тебе, если на твоём теле появится хоть ещё одна рана. Ладно, мой отец и его коллеги — они уже все покоцанные и подгнившие. Им уже нечего терять. Но вот тебя я до сих пор сохраняю в первозданном виде и желаю, чтобы всё оставалось, как есть.        На это мечнику не было, что ответить. Он прекрасно понимал, сколько сил Тсуна прикладывает для того, чтобы поддерживать его тело в хорошем состоянии: постоянное бальзамирование, косметика, парфюм и многое другое. Если честно, то временами он ощущал себя хрупкой фарфоровой куклой, к которой лишний раз боишься притронуться. А ведь это невероятно бесило. Особенно осознание того, что так оно и стало.        Прошло много лет с тех пор, как он воскрес и познакомился с отцом Тсуны, которого тот скрывал все годы, что они были вместе, стал настоящим Вендиче и… И понял, что его тело отныне ему не принадлежит. Нет, конечно, сначала всё было хорошо. Он прекрасно выполнял свою работу наравне со своим напарником, но до первой раны, полученной в бою. Всего на мгновение он отвлёкся на посторонний шум и не заметил, как получил удар — из его бока торчал огромный топор. Боли, естественно, не было, что хорошо, только вот рана осталась навсегда. Именно тогда, Тсуна зарекся больше никогда не брать его с собой на задания и отправлять обратно в тюрьму, где он точно был в безопасности (в какой-то мере). Никто ни от чего не застрахован — всегда можно споткнуться, упасть, порезаться тем же листом бумаги. Это был какой-то кошмар. Из-за каждого его неосторожно приобретенного синяка или царапины, шатен изводил себя до такой степени, что в пору было идти вешаться, лишь бы не слушать его нотаций. Изначально он честно подчинялся своему возлюбленному во всём, но вскоре его гиперопека начала напрягать и даже душить — больше выносить её он не мог. Он начал бороться за свои права, но результата пока ещё не было — тот хитро обводил его вокруг пальца, что в итоге он всё равно делал так, как ему говорили.       — Как насчёт того, чтобы ты остался, но не вмешивался в бой?       — Да это же просто отличное предложение! — с сарказмом отозвался Скуало и поморщился. — А может ты просто запрешь меня в комнате, а сам будешь гулять по городу с камерой и транслировать всё мне на телевизор?       — Ты думаешь, что я над тобой издеваюсь?       — А разве нет?       — Нет, — с тяжёлым вздохом ответил Тсуна и отпустил его руку, вставая с места. — Делай, что хочешь.       — Врой! Да после этих слов я, наоборот, не смогу делать, что хочу! — крикнул блондин, глядя на удаляющийся силуэт.       Оставшись в полном одиночестве, Скуало подпер подбородок кулаком и тяжело вздохнул — он стал чересчур повернутым на его безопасности, а оттого и слишком раздражающим. Почему Тсуна не может понять, что ему очень трудно привыкнуть к спокойном образу жизни, когда раньше на уме у него были одни лишь битвы? Оставаться в стороне во время боевых действий было слишком скучно…       — Я не понял, ты идёшь или нет? — раздался усталый голос, и мечник вздрогнул от неожиданности.       — Тч! Да, сейчас! — недовольно цыкнул Скуало, поднимаясь с места. — Не волнуйся, я уже ухожу обратно в свою безопасную комнату, — последние слова он буквально выплюнул.       — В какую комнату? Ты же со мной уже напросился, — вздохнул Вихтенштайн и потёр переносицу. — Судя по твоей энергичности, поругаться со мной тебе не составит труда, а вот мне тяжело от наших ссор. Понимаю, иногда я бываю слишком надоедливым, но лишь потому, что ты сам ни капли о себе не беспокоишься и лезешь нарожон, причём так было всегда. Представь, какого будет мне, если тебе случайно отрубят голову, распорят живот, что наружу вывалятся внутренности или…       — Я понял! Не продолжай! — не желая слушать дальше, закричал Суперби и закрыл ему рот руками. Всё, о чём говорил его партнёр, как некстати встало перед глазами, вызывая у него ужас и отвращение. Как Тсуна вдруг стал таким жестоким? — Я вернусь в Вендикаре.       — Если ты хочешь со мной, то пошли. Я не собирался отговаривать тебя от совместного похода на миссию, — убрав его руки, произнес шатен и добавил:       — Если честно, даже сейчас я не хочу брать тебя с собой, просто мне показалось, что если я не сделаю этого сейчас, ты сбежишь от меня.       — Как я могу от тебя сбежать? — покачал головой мечник. — Пока ты доказал, что единственный, кто может так поступить.       — Но ты согласен с тем, что я слишком давлю на тебя, да?       — Это… — Скуало почесал голову. — Это конечно, но… — он поднял взгляд встречаясь с обеспокоенными карими глазами и вздрогнул. Боже, и как только он, пусть даже на мгновение, мог ощутить злость на по отношению к тому, кто так волнуется за него. — Знаешь, я, наверное, всё же вернусь обратно. Ты прав, мне там нечего делать.       — Ты это серьёзно? — удивлённо подняв брови, произнес Тсуна, никак не ожидая такого ответа.       — Серьёзно, — спокойно кивнул Суперби и улыбнулся. — Иди, а я подожду твоего возвращения дома.       — Может всё же со мной? — неуверенно предложил Вихтенштайн, не понимая, отчего тот вдруг изменил своё мнение. Неужели его ожидает подвох?       — Нет, всё правда хорошо, — фыркнул он, видя замешательство на лице возлюбленного, и поспешил объяснить:       — Я просто вдруг осознал, что никогда не смотрел на вещи с твоей перспективы. Не ожидал, что ты постоянно думаешь о… самых ужасных развязках событий. Знаешь, после них, я считаю, что посидеть дома не так уж и плохо, хотя и скучно.       — Скучно? Так тебе заняться нечем? — вдруг догадался шатен. — Может тогда мне следует отойти от дел, чтобы проводить больше времени с тобой?       — А так разве можно? — склонил голову набок Скуало, впервые слыша о том, чтобы страж Вендиче мог так просто бросить свои обязанности. Хотя что это он? Раньше он совсем ничего не знал о них. Может, и можно.       — Пока мы выглядим, как обычные люди, проблем не будет, — впервые за долгое время улыбнулся Тсуна и шагнул навстречу к нему. — Что ты об этом думаешь?       — Я… — Блондин даже замешкался от такого неожиданного предложения. С одной стороны, они будут лишь вдвоём, и никаких любопытных стражей, что проявляют нездоровый интерес к жизни своего наследника, а с другой — они будут постоянно вместе, отчего гиперопеки станет намного больше. — Обещай, что не будешь отчитывать меня каждый раз из-за нового синяка или царапины! Я и так делаю всё от меня зависящее, чтобы избежать их, но полностью сделать это невозможно!       — Я не отчитываю, я просто… — начал было Вихтенштайн, как вдруг осёкся, впервые осознав, как это всё выглядит на самом деле. — Боже, и как ты меня ещё терпишь?       — С трудом, — хмыкнул мечник и схватил мужчину за воротник, приближая его лицо к себе. — Так что? Как тебе мои условия?       — Будет трудно, но я постараюсь, — фыркнул Тсуна, наклоняясь ближе к его лицу и шепча прямо в приоткрытые губы:       — Это значит да?       — Это значит да, — едва слышно прозвучало в ответ, и Скуало преодолел последние несколько сантиметров, отделявшие их, губы друг от друга.