Из Вендиче

      Несмотря на то, что Тсуна поклялся сам себе скрывать свою настоящую личность от возлюбленного, в такие моменты он просто не мог следовать клятве. Каждый раз при мысли о Скуало, который временами оказывался в огромной опасности, его пульс стремительно учащался. Этот случай также не стал исключением. Стоило ему увидеть на фотографии того ублюдка своего дорогого человека, у него сорвало крышу. Не думая о последствиях, он резво вбежал в портал, открытый впопыхах в их квартиру, и судорожно забегал взглядом по комнате, надеясь увидеть вечно встречающего блондина, но его не оказалось.       Нервы сдавали, каждый удар сердца набатом отдавался в висках, доставляя ужасную боль. Вихтенштайн резко, чуть ли не срывая с петель, распахнул двери остальных комнат в надежде, что всё хорошо, и мечник просто не заметил его прихода, но никого не было — квартира была абсолютно пуста. Единственным, что напоминало о мужчине, была небольшая записка, прикреплённая к холодильнику магнитиком, с конкретным временем его ухода и предполагаемым возвращением.       Тсуна посмотрел на часы, и сердце его упало в пятки — прошёл час с назначенного времени. Скуало был достаточно пунктуален, а потому не мог вернуться позже, не предупредив. К тому же, за прошедшее время он мог уже сотни раз сходить в магазин и вернуться. Его самые сильные страхи подтвердились — Скульптор пришёл за ним, он не успел добраться до него первым.       — Я же знал, как это опасно… — безвольно упав на пол, прошептал Вихтенштайн и, схватившись за голову, закричал:       — ЗАЧЕМ Я ЕГО ВЗЯЛ?!       Под действием неконтролируемых эмоций своего владельца, пламя мрака взорвалось, словно бомба, волной вылетая наружу и сокрушая всё на своём. Столы, шкафы — вся мебель оказалась разнесена в щепки, а из окон, разлетевшись на мелкие кусочки, полетели стёкла. Квартира была полностью разрушена, а в её центре на полу рыдал полностью сломленный мужчина — это определённо была его вина! Он не только не смог поймать преступника, но даже не заметил, что тот нацелился на самое дорогое, что у него было. Самым поганым было то, что он даже не знал, где они сейчас! У него не было никаких улик!       — Тсуна? Ты здесь? — Уха коснулся чужой голос, но он даже не обратил на него внимания. Это не он. Так какой смысл отвечать? Боже, он просто ничтожество! — Ты добрался сюда быстрее меня. Его уже нет, да?       Мукуро осторожно подошёл к нему сзади и неуверенно положил руку ему на плечо, чувствуя, как сотрясается его тело от переполняемых эмоций. Хаос в квартире был отражением его души — то, что творилось здесь, творилось и внутри него. К сожалению, Рокудо не знал, как поступить в такой ситуации, да и думал, что вряд ли того утешат его слова или нечто иное. Как назло, несмотря на то, что он был невероятно сильным туманом, ему так и не удалось поймать того ублюдка — ничего подозрительного он так и не заметил.       «Не заметил…» — пронеслось у него в мыслях, и парень вздрогнул. — «Фото рядом с магазином! Странное исчезающее пламя! Они связаны!»        Стоило ему дойти до такого простого ответа, как Мукуро сжал плечо своего напарника и заявил:       — Я знаю, где он может быть!       «Я знаю где он может быть!» — отозвалась в голове Тсуны фраза, сказанная его помощником-туманом, и он будто вынурнул из ледяного омута, в который загнал себя из-за потери возлюбленного.       — Отведи меня туда!!! — резко вскочив с места и грубо схватив парня за плечи, приказал Вихтенштайн. — Немедленно!       Глядя в безумные карие глаза напротив, зрачки в которых пульсировали, как при ломке у наркоманов, Рокудо мог лишь только кивнуть.       — Так-так-так-так-так! Да, вот этот! Именно то, что надо! Да! Это будет идеально! Шедевр!       На всю комнату раздался возбужденный смех. Держа в руках белый лист бумаги с готовым набросков произведения искусства, мужчина резко смахнул со стола все остальные эскизы и широко улыбнулся, глядя на один единственный, что просто идеально подходил для его нового материала.       Несмотря на тусклый свет и малочисленную дряхлую мебелировку, комната была довольно чистой, если не считать расскиданных на полу бумаг, появившихся там совсем недавно. Помещение даже не казалось заброшенной коморкой одного из заброшенных заводов на окраине города, коим являлось на самом деле. Впрочем, это было естественно — кто захочет творить искусство в пыльном, грязном месте, боясь замачкать материал?       Разглядеть что-то при таком освещении было трудно — приходилось пристально и усердно разглядывать объекты. Хорошо, что он подготовился и установил яркую лампу над своим рабочим местом — металлическим столом, на котором уже лежал «неограненный алмаз», который ещё предстояло обработать.        Мужчина бросил взгляд в направлении материала и в тот же момент его кожа покрылась мурашками — он задрожал от охватившего его желания. Стоило ему представить, какой шедевр получится у него в этот раз, как сердце начинало биться чаще. Всё же его десятый — юбилейный — экспонат был особенный.       Сгорая от нетерпения, Скульптор приблизился к железном столу, глядя на объект и уже протянул руку, желая коснуться, как замер на полпути — он чуть не забыл про перчатки. Эскиз плавно — с ним нужно было обращаться крайне бережно — опустился на стол около головы жертвы. Мужчина достал из кармана новые резиновые перчатки и без труда натянул их на руки, уже без страха загрязнения экспоната ощупывая объём работ.       — Идеально, — прошептал мужчина, ощупывая руку и соединения сухожилий, — но будет много работы. Очень плотная мышечная структура.       Инструменты были приготовлены заранее и аккуратно разложены на стальной чашке для удобства их использования. Время поджимало. Если он хотел закончить всё вовремя и успеть потом разместить экспонат до восхода солнца, ему пора уже было начинать операцию.       В руках мужчины мелькнул скальпель. Прежде, чем приступать к разбору объекта на составляющие и последующей их сборке, необходимо было обозначить места разреза. Пачкать кожу маркером не хотелось — после долго оттирать, — к тому же, он успел набить руку, расчерчивая предыдущие работы, что мог позволить себе сразу рисовать лезвием на коже.       Скульптор оттянул руку жертвы и перевернул внутренней стороной наверх, открывая себя лучший обзор. Острие едва ощутимо коснулось запястья, но с каждой последующей секундой начало проникать всё глубже под кожу. Он не собирался делать рану глубокой, а потому войдя внутрь на три миллиметра, повёл скальпель вдоль запястья, оставляя аккуратную красную полосу, из которой тут же хлынула кровь.       Со стороны жертвы послышался тихий стон, но мужчина не обратил на это никакого внимания. С тем количеством наркотиков, которое он использовал, тот не должен был чувствовать боли — может, лишь только самую малость, но это никак не могло помешать его работе.       Ему нравилось вводить свой материал в состояние, когда тот ещё в сознании, но не понимает, что происходит, и соответственно, ничего не может сделать. Возможно, ему было так легче работать, а возможно, ему это просто нравилось — он сам не знал ответ. Скорее всего всё вместе.       — Ммм… Тсуна… щекотно… — не открывая глаза, прошептал Скуало, совершенно не чувствуя, как вместе с кровью из его всё новых и новых ран утекает сама жизнь.       — Куда?!       — То здание! — крикнул Мукуро, с удивлением замечая, как человек, что бежал на пределе своих возможностей, по его указке вдруг ускорился чуть ли не в два раза.       Пламя тумана исходило из старого заброшенного здания, которое паре ещё не посчастливилось обследовать за эти дни. Рокудо был на все сто процентов уверен, что именно это место и есть их конечный пункт назначения. Интересно, успеют ли они вовремя или же… Нет, лучше об этом не думать, а сосредоточиться на дороге.       Буквально за полчаса они преодолели огромное расстояние с одного конца города до другого, и теперь единственной преградой, отделявшей их от преступника, стала огромная стальная дверь, которая, казалось, устоит даже при взрыве бомбы. Эта мысль заставила иллюзиониста замедлиться, чтобы не влететь в неё на полной скорости и не сломать себе ничего ценного. В то же время его напарник поступил с точностью наоборот.       Мукуро широко распахнул глаза, уже представляя на месте своего напарника лепешку, что ему придётся отскребать от двери, как тот неожиданно выбил её своим телом, всё на той же скрости влетая внутрь. От ужасного грохота, раздавшегося при столкновении, Рокудо ощутил боль во всем теле. Хоть это происходило не с ним, чувства, которые должен был испытать лишь шатен, передались ему. Удивительно, как только тот продолжил двигаться дальше. Неужели всё из-за адреналина в крови?        В висках отдавало набатом. Холодная кровь кипела. Сердце, что из-за принадлежности к стражам мафии не должно было превышать нескольких ударов в минуту, билось, как сумасшедшее, превышая отметку в двести. В состоянии, в котором он прибывал сейчас, его не мог остановить никто и ничто. Даже стальная дверь показалась ему мягким матрасом, через который он прошёл не почувствовав и капли боли.       То ли от нервов, то ли от злости, но зрение всё не могло сфокусироваться нормально — объекты перед глазами расплывались и двоились. Но даже несмотря на это, его взгляд тут же упал на самого дорогого человека — ему не надо было даже напрягаться, ведь неосознанно он всегда смотрел на него.       К сожалению, облегчения и радости встречи Тсуне испытать не посчастливилось. Море. Кровь. Море крови на полу — вот, что ждало его в суровой реальности. По телу пробежалась дрожь, а вся злость мигом улетучилась, стоило ему увидеть множество открытых ран на теле любимого, что ныне выглядел чересчур бледным — сильнее, чем обычно. Кровь медленно вытекала из порезов на железный стол, что служил разделочной доской Скульптора, а уже с его краёв капала вниз — на пол.       — Он мой, — предчувствуя, что будет дальше, произнес мужчина в круглых очках, которого Вихтенштайн даже и не заметил, хотя тот склонился прямо над мечником. Всё его внимание было приковано к Скуало и лишь ему — тот составлял весь его мир, для других же в нём не было места.       — НЕ ТРОГАЙ ЕГО!!! — закричал Тсуна, одновременно с вышедшим из ума скульптором:       — Я ЕГО НЕ ОТДАМ!!!       Миг… миг… миг…       Тсуна не знал, как называлась та величина, которой не хватило ему, чтобы обезвредить преступника. Настолько маленькой она была. Секунда… Милисекунда… Момент… Если бы он только не останавливался, пребывая в шоке, а сразу направился к нему… Если бы обезвредил свихнувшегося ублюдка раньше, не позволив коснуться его счастья вновь… Если бы он успел…        Скальпель в руках Скульптора успел сделать свой последний взмах, прежде чем полететь к противоположной стене вместе со своим обладателем. Кровь брызнула, как фонтан, обрызгав всё пространство вокруг. В до этого пустых глазах жертвы отразились слабые эмоции. Скуало захрипел, пытаясь поднять руки и коснуться шеи, но они не слушались.       Тсуна ничего не говорит — не может. Всё, на что его хватает, дрожащими руками прижимать свою кофту к ране любимого в надежде, что это остановит кровь. Хотя он врач — он понимает, что с такой кровопотерей не живут, но не может принять, даже когда у блондина начинаются страшные судороги. Всё его тело изгибается в самых извращенных позах, которые не сможет повторить ни один нормальный человек — из-за этого кровь льётся ещё сильней, буквально отсекая все пути его спасения.       Кажется, одного удара Скульптор было мало. Он поднимается вновь, желая закончить начатое, но его вновь сбивают с ног, не давая совершить задуманное. Мукуро пришёл с опозданием, но даже это было лучше, чем ничего. Если не смог помочь ранее, то хотя бы защитит их от него сейчас. Естественно, Тсуна не видит ни появившегося напарника, ни их битву — его сердце сейчас разрывается вклочья.       Вихтенштайн кожей чувствует, как со лба мечника капает холодный пот, и видит, как едва появившиеся эмоции в серебряных глазах вновь угасают. Он уже на той самой линии, зайдя за которую, больше никогда не сможет вернуться. В отчаянии ему остаётся только звать его по имени, все ещё надеясь на чудо.       — Тсуна… — слышится слабый шёпот, и Тсуна вздрагивает, наклоняясь к нему ближе.       — Ску… — слетело с губ давно забытое ласковое прозвище.       — Я люблю тебя, — необычно чётко для умирающего произнес Суперби и… всё закончилось…       — Ску? — не в силах скрыть дрожь в голосе позвал его Тсуна. — Ску? — он сглотнул и медленно убрал пропитанную кровью кофту в сторону, замечая, что кровь перестала течь. Не только тело обмякло, а сердце перестало биться, но и кровотечение остановилось — это означало полное прекращение жизнедеятельности организма.        На душе образовалась пустота. Вихтенштайн смотрел то на свои руки, измазанные в кровь, то на бедное лицо Скуало и не мог проверить, что всё это по-настоящему. Неужели это и правда конец? Человеческая жизнь, и правда, может оборваться так легко и внезапно? Сегодня утром же всё было в порядке… он улыбался… провожал его из дома…       — И я теперь должен это принять? — задал сам себе вопрос шатен, глядя на лицо любимого. — Я не смогу… Нет… Я этого не приму… Только не ты… Пожалуйста… Живи… Я же… Я же не смогу без тебя! — выкрикнул он и схватил его за руку.       Изначально Тсуна планировал, позволить ему жить нормальной жизнью, не вмешивая в Вендиче и свои проблемы, но сейчас он просто не мог оставить всё, как есть. Как много раз он выстраивал в голове похожую ситуацию, но через несколько лет, как прощается с ним и просто уходит, отпускает. Тогда это казалось так легко… На деле же всё было иначе.       Мужчина ещё никогда не проворачивал этот трюк, лишь однажды в детстве слышал от отца историю о том, как чудесным образом ему удалось оживить дорогих сердцу людей пламенем ночи, поэтому не был уверен, что всё получится, но попробовать стоило. Переплавленная цепь, что служила протезом для мечника, была идеальным проводником силы, именно через неё он и начал процесс передачи пламени.       — Пожалуйста… У нас же только всё наладилось, — прошептал Тсуна, не отпуская его руки, хоть передача и завершилась. — Вернись ко мне… — в тишине комнаты прозвучала мольба.        Вихтенштайн медленно наклонился к его лицу, касаясь чуть приоткрытых губ и закрыл глаза, в надежде, что когда он откроет их, Скуало очнется и поцелует его в ответ, но чуда не случилось. Тот не подавал никаких признаков жизни. Даже передача пламени не помогла — его уже не оживить. У него не получилось спасти его.       Мукуро был ярым противником проявлений любви в разных её формах — его невероятно бесили нежности, что пара показывала друг другу дома. К сожалению, сейчас он был бы рад этому больше, чем слезам на глазах своего напарника и холодном трупу в его руках. Наверное, стоило подойти и утешить его, но парень не знал как — никогда этого не делал. Да и если оставить Скульптора без присмотра, тот может воспользоваться шансом и сбежать. Вот уж точно неприятный осадок на душе…       Казалось бы, ничего не может стать хуже, чем уже есть, но нет — ничего ещё не кончилось. На последок оставалось несколько вопросов, которые было необходимо было решить немедля.       Температура в помощении упала на несколько градусов, отчего все присутствующие ощутили могильный холод. В полной тишине раздался лязг цепей, и пред всеми предстали они — стражи Вендиче. Ребёнок на плече своего подчинённого оценил окружающую обстановку и, плывя по воздуху, направился к своему сыну, останавливаясь рядом и кладя руку ему на плечо. Произошедшее было очевидно.       — Я сожалею, — единственное, что произнес Бермуда, понимая, что в данный момент слова утешения не произведут никакого эффекта, если не вызовут обратный.        Тсуна ничего не ответил — остался сидеть, как и до этого, будто и вовсе не услышал слов отца, прижимая к себе драгоценное тело. Он был разбит и морально, и физически. К боли в теле, что появилось запоздало, после сноса двери, прибавилась ещё и душевная. Впрочем, Бермуда понимал чувства сына, поэтому не стал наседать — ему нужно было время. К тому же, у него были ещё дела. Он пришёл сюда не просто так.       — Схватить преступников!        Когда появились стражи законов мафии, по спине Мукуро пробежал холодок. Он не понимал, как они нашли его. И почему именно сейчас? В такое тяжёлое для всех время. Ответ, а вместе с тем и ужасающая догадка, появились тогда, когда Вендиче первым делом обратились к его напарнику, не выражая ни капли злости за то, что помог ему, а наоборот — даже сожалея из-за его потери.       — Схватить преступников! — прозвучал грозный приказ, отчего Рокудо чуть не рассмеялся. Какой же он идиот раз поверил человеку, что за одно с Вендиче! Только сейчас он понял, что обычному человеку без пламени ни за что бы не удалось попасть в тюрьму и вызволить его оттуда. Всё было спланировано ими заранее! Его никто не спасал! Его временно использовали, ради достижения своих целей! Никто и не собирался давать ему свободу!       «Ха… А я ведь начал ему даже доверять…» — подумал про себя иллюзионист, глядя на цепи, что метнулись к нему и Скульптору.       Туман уже был готов ощутить холодный металл, сковывающий всё его тело, но этого не случилось — цепи зависли в воздухе, чуть подрагивая. Складывалось такое чувство, будто две силы боролись внутри неё. Одна хотела схватить его, а вторая не дать коснуться. Впрочем, происходящее удивило не только его — сами стражи выглядели недоуменно.       — Тсуна? — произнес Бермуда, глядя на сына, что препятствовал поимке преступника, одной лишь силой мысли. — Ты что делаешь?       — Отпусти, — прозвучал односложный ответ со стороны шатена.       — Ты в своём уме? Ты знаешь его дело, — недовольно ответил младенец и встретился взглядом с глазами своего ребёнка, в которых будто наступила непроглядная ночь, настолько чёрный они были.       — Уходи, — вновь раздался холодный голос шатена, и Мукуро с абсолютной точностью понимает, что обращаются к нему.       Совершенно бесшумно перед Рокудо раскрывается портал — тот самый, что используют стражи, — но он стоит на месте, не веря в происходящее. Его не обманули? Его, правда, отпускают? А может всё же ловушка? В голове плодятся сотни мыслей — от этого начинает болеть голова. Он не понимает, что происходит. Обманывают его или нет?       — Иди, но не показывайся больше, — услышал туман голос своего напарника и неуверенно взглянул на него. — Второй раз помочь не смогу.       Голос Тсуны звучал безразлично, его вид выражал полное опустошение, но слова, сказанные им теплотой отозвались в сердце. Он смотрел на него долгих несколько минут, запоминая своего благодетеля — первого и единственного человека, что помог ему и выполнил свою часть сделки, — а после уверенно шагнул в портал, скрываясь от глаз Вендиче, где они его точно не достанут.       «Спасибо…»       — И что это было? — хмуро спросил Бермуда. — Ты же понимаешь, сколько он дел наворотит в будущем?       — Не наворотит, — тихо прошептал Тсуна, вспоминая бедного маленького мальчика из сна самого жестоко и опасного преступника среди мафиози. — Уж я-то знаю…       Мужчина опустил свой взгляд на возлюбленного, которого обнимал всё время. Он закрыл глаза, ласково потеревшись о его висок и вырезав эти приятные ощущения в своём сердце навсегда. Вот всё и закончилось: Скульптор пойман, Мукуро спасён, а он… он остался один. Осторожно взяв на руки остывающее тело, мужчина открыл портал в Вендикаре и шагнул через него.       Вендиче лишь тяжело вздохнули на действия их наследника и решили в этот раз махнуть рукой на всё. Пускай мальчишка живёт — будет хоть что-то хорошее для Тсуны за этот день.        Чисто белая комната без окон, оснащённая лишь тумбочкой с инструментами, кушеткой, которая со временем превратилась в кровать, и телевизором, что был привезён сюда для того, чтобы развеять скуку пациента. Тсуна вернулся обратно в тюрьму — туда, где Скуало провел около недели на восстановление, пока он не взял его на это чёртово задание. Лучше бы он не слушал его и всё же оставил здесь на попечение стражей, чем вовлекал в опасную миссию, из которой тот не вернулся живым.       Постельное белье, словно имея собственную волю, поднялось с воздух и упало у стены, оставляю кушетку полностью голой. Убрав всё, что может помешать в будущем, Вихтенштайн осторожно положил драгоценное тело на ложе и через силу убрал от него руки. Отпускать его не хотелось, но он понимал, что они здесь одни, и никто его не заберёт. К тому же, это только на время — он смоет всю кровь с любимого и вновь заключит его в свои объятия, держа до тех пор, пока это возможно.       Шатен подошёл к тумбочке и вытащил на свет упаковку спиртовых салфеток, что были в ней. Кровь на теле Скуало раздражала. Он желал поскорее избавиться от неё, будто это хоть немного могло утолить боль. Взяв в руку салфетку, мужчина провёл по лицу любимого, стирая брызги крови, а после опустился на шею, что полностью окрасилась в красный — одной салфетки тут определённо было мало.       Тсуна стиснул зубы — просто ужасно. Если только представится возможность, и отца не будет рядом, он сделает со Скульптором то же самое, что и он со своими жертвами — сначала порежет ножиком, не дав при этом обезболивающего, а затем расчленит и будет наблюдать за тем, как тот загибается от болевого шока. Он определённо не позволит ему прожить остаток жизни спокойно.        Вихтенштайн чуть прикрыл глаза, но слёзы всё равно успели соскользнуть вниз. Руки задрожали, и кровавая салфетка опала на пол. Мужчина согнулся пополам и закричал.