Победителей судят

Боль навсегда впиталась в мои вены.

Покои, кажется, полностью пропитались терпким ароматом алкоголя, а не первый стоявший на столе кувшин с вином опустел почти на треть. Цзян Чэн не помнил, сколько он успел выпить в бренной попытке усмирить раздиравшую его изнутри боль. Он всеми силами пытался заглушить повторяющуюся эхом в голове новость. «Лань Хуань, заклинатель тёмного пути — мёртв. Сошёл с ума и уничтожен теми, кто когда-то был его союзниками. А вы ведь помните, каким он был в юности? Какие надежды подавал? А в итоге лишился ядра и брата, а потом сошёл с ума». Цзян Чэн не хотел верить в это, пытался убедить себя, что это ошибка, что такого не могло случиться. Но от правды нельзя было сбежать. Его возлюбленного более не существовало среди живых, а множество заклинателей искали его душу, чтобы убедиться — зло уничтожено навсегда. И плевать, что он помог уничтожить чёртовых Вэней, и плевать, что он даже на Тёмном Пути желал лишь защитить то, что у него осталось. Праведные заклинатели заклеймили его врагом и безумцем, как только Свержение солнца было завершено. Его руки сжали две ленты: одну — светло-голубую, украшенную облаками, вторую — чёрно-красную с пятнами крови — его крови. Обе ленты Лань Сичэнь отдал ему в качестве символа любви и намерений пройти по пути самосовершенствования к бессмертию вместе; первую в последнюю ночь обучения в Гусу, вторую во время Свержения Солнца. Первая означала «Я знаю, что наша судьба — править двумя сильными кланами, скорее всего, мы никогда не сможем официально заявить о наших отношениях, но я всё равно отдаю тебе свою душу и сердце. Навсегда»; вторая — «Я уже не тот, что раньше, но моё сердце всё ещё принадлежит тебе, я только твой. Навсегда». — Мёртв, — одними губами повторял раз за разом глава клана Цзян, — он мёртв. Ему хотелось кричать, но крик не мог вырваться из его глотки, застрял, смешавшись с невероятной болью; хотелось плакать, но глаза оставались сухими, лишь слегка покраснели. Боль буквально выворачивала его наизнанку и всё, что ему оставалось — это попытаться заглушить её терпко-горьким вином, но оно не могло стереть её полностью, лишь временно заглушить. «Не иди за мной, Ваньинь. Конец этого пути — смерть», — въелась в память одна из последних встреч во время Свержения Солнца. И последняя — через несколько месяцев после уничтожения Вэней. С поцелуями до потери воздуха и крепкими объятиями до самого конца. Тоже последними. Он не сказал тогда ни слова, но словно бы знал, что скоро его уничтожат. И прощался. Воспоминания отдавали тошнотой, руки дрожали то ли от бури эмоций, то ли от опьянения, то ли от всего вместе. Долгое время в истории заклинателей имя первого нефрита клана Лань звучало как имя одного из самых чистейших и праведных заклинателей их поколения, никто не ожидал, что такой, как он, шагнёт по запретному, проклятому пути того, кто управляет мёртвыми. Жизнь Лань Хуаня рухнула в один миг вместе со всей праведностью. Это случилось после того, как клан Вэнь уничтожил Облачные глубины, лишив жизни многих адептов, а оставшихся схватил; два нефрита клана Лань оказались в плену. В Безночном городе они на протяжении нескольких недель подвергались пыткам, оба лишись золотого ядра, а Лань Ванцзи ещё и жизни, потому что Вэнь Чао не сумел вовремя остановиться в собственных издевательствах. Позднее ещё живого Лань Хуаня вместе с трупом брата сбросили в пропасть с горы Луанцзан, откуда не было возврата ни живым, ни мёртвым. Именно поэтому никто из клана Вэнь, впрочем, как и из других (упившееся властью и силой Вэни громогласно сообщили о практически полном уничтожении клана Лань), не мог и предположить, что Лань Хуань сможет отыскать способ выжить и вернуться. Ещё и способным заклинать. — Глава Цзян, — Цзян Чэн оказался слишком глубоко погружён в свои мысли и не сразу услышал, как кто-то подошёл и обратился к нему, — госпожа Яньли попросила позвать вас к ужину. Глава клана… — Прочь, убо… — Цзян Чэн практически договорил оскорбление в сторону избранника своего шисюна, но глубоко вздохнул, успокаиваясь, — уходи, Вэнь Нин, я не планирую ужинать сегодня. Передай Яньли и Вэй Ину, что я не хочу, чтобы меня беспокоили до утра. — Как прикажет глава Цзян, — Вэнь Нин поклонился и спешно удалился. Он всей душой ненавидел клан Вэнь за то, что они сотворили с его возлюбленным, но старался максимально смягчить своё отношение к Вэнь Нину: не от того, что тот оказался избранником Вэй Усяня, а потому что отчасти был обязан стеснительному юноше жизнью. Именно он, будто постоянно напуганный кем-то или чем-то юноша, спас Пристань Лотоса от повторения судьбы Облачных Глубин; рискуя своей жизнью, он предупредил о готовящемся нападении. Именно это — возможно, только это — позволило заклинателям из клана Цзян подготовиться и отбить атаку, оставив зарвавшихся Вэньских псов ни с чем. Но с тех пор Вэнь Нину не было пути назад, он не мог возвратиться в Безночный город. Его бы казнили за помощь врагам. Так Вэнь Нин остался в Пристани Лотоса вместе с Вэй Усянем, взяв с главы клана клятву-обещание, что во время Свержения Солнца его сестра Вэнь Цин будет спасена, как и он сам. Цзян Фэнмянь признал это достойной наградой; спасение за спасение, и их долг всецело уплачен. Война с Вэнями принесла жертвы для всех сторон; уничтожение одного из сильнейших и укрепивших свою власть кланов не могло пройти без жертв как со стороны свергаемых, так и свергающих. Клан Цзян, помимо нескольких десятков учеников, потерял прекрасную и опасную Мадам Юй: она пала в битве с Вэнь Чжулю, дрогнув лишь на миг, позволив смертельно раненному врагу забрать её вслед за собой. Позднее злые языки говорили, что она специально дала убить себя, потому что когда-то давно между ними был роман, и Паучиха до сих пор любила Сжигающего Ядра. Цзян Фэнмянь пропал без вести, тела на поле боя не было, его судьба осталась для семьи неизвестной; поиски продолжались долгие годы, но без успеха. Так Цзян Чэн стал главой клана, но он не остался один: подле него находился Вэй Усянь, который исполнил давнее обещание, и старшая сестра, которая позднее вышла замуж за Цзинь Цзысюаня и стала мостом между двумя сильнейшими и влиятельными кланами. Но в тот вечер для Цзян Чэна существовали лишь боль от потери и терпкий привкус вина. Он не слышал чужих шагов, далеко не сразу почувствовал чужое прикосновение, не успев спрятать ленты. — Вы были ближе, чем я думал, — в тот вечер Вэй Ин вёл себя предельно серьёзно, стараясь поддержать шиди, — и давно? — Через несколько месяцев после начала обучения в Облачных глубинах. А ленту, вместе со своим сердцем, он отдал в последнюю ночь, — в другой ситуации Цзян Чэн, возможно, не позволил себе такой откровенности даже с Вэй Ином, всё же они с Лань Сичэнем держали отношения в тайне долгие годы, но ему нужно было кому-то рассказать. В последний раз перед долгими годами укрепления власти ордена, перед долгими годами одиночества. Ему нужно было кому-то рассказать. — И никто не знал… — Вэй Ин вздохнул. Его, одного из самых талантливых и умных заклинателей их поколения, нельзя было назвать внимательным к чужим чувствам; конечно, Вэнь Нин стремился исправить это, научить возлюбленного обращать внимание на переживания близких, оттенки эмоций. Но Вэнь Нина не было рядом тогда, когда его шиди начал отношения с будущим главой Гусу, и, конечно, Вэй Ин ничего не заметил. В конечном итоге, существовали и другие заботы, за которыми Цзян Чэн часто прятал свои переживания. — Возможно, догадывался его младший брат, — пожал плечами Цзян Чэн, — они были достаточно близки, Лань Ванцзи вполне мог понять, что мы не просто друзья. Вэй Ин подвинул к себе кувшин, сделав несколько глотков. — С тебя достаточно, — улыбнулся он, когда в печальном взгляде шиди появились нотки укора, — тем более, пить в одиночестве не самая лучшая идея, если ты не знал. Цзян Чэн промолчал, но губ лишь на мгновение коснулась улыбка. — Расскажешь? О нём и о том, как вам удалось прятаться столько времени? — Вэй Ин рисковал, он мог затронуть не те струны души и лишь навредить Цзян Чэну, сделав хуже. Но юный глава клана Цзян лишь покачал головой, распуская пучок на голове, закрывая волосами лицо, на котором в уголках глаз блеснули кристальные капли слёз. — В другой раз, — глухо ответил он, из последних сил сдерживая чувства, насколько это вообще было возможно в данной ситуации, — сегодня просто побудь со мной и не оставляй. — Ты знаешь, что я всегда буду с тобой, я пообещал, — Вэй Ин коснулся дрожащей руки шиди, молча давая себе ещё одно обещание, — мы два героя Юньмэна. Он поклялся себе, что он сможет отыскать душу Лань Сичэня, даже если для этого придётся прибегнуть к той магии, что считалась запретной. А Цзян Чэн пытался похоронить последнюю, практически детскую, надежду на чудесное спасение или возможность воскресить. Жизнь продолжалась и нужно было идти дальше. На столе лежало письмо, оставленное Лань Сичэнем, в котором уже мёртвый Лань Хуань просил проследить за взятым на воспитание маленьким будущим заклинателем по имени Цзинъи, говорил, где он находится. Следующим утром Цзян Чэн планировал отправиться за ребёнком, не представляя, что будет делать с двухлетним малышом. Но тут он надеялся на помощь Вэнь Нина, привезшего с собой в Пристань своего племянника, Вэнь Юаня, и дорогой сестрицы, у которой совсем скоро должен был родиться наследник. Он думал о трёх детях, что будут расти в Пристани Лотоса (они с Яньли заранее договорились, что её сын часто будет гостить в Юньмэн). Думал о шисюне, который пытался влезть в очередные неприятности, привезя с горы Илин свитки, найденные в пещере, где жил последние месяцы Лань Хуань. — Я не могу запереть тебя подальше от этих знаний, — забирая кувшин с вином у Вэй Ина, прошептал он, — не пропади на той стезе, как пропал он. Хотя бы ты не оставляй меня. — Не оставлю. Никогда. Я много думал о тёмном пути, набрасывал кое-что в теории, и он тоже занимался исследованиями, некоторые мои домыслы подтвердились. «А ещё сочетание двух путей может вывести нас на совсем иной уровень», — подумал Вэй Ин, но вслух произнести этого не смог, потому что рисков было много. Они оба понимали это. Но Вэй Ин обещал быть рядом, и он не собирался нарушать это обещание. — И… — он вновь нарушил тягучую, давящую тишину, — когда я искал то, что не успели разграбить и уничтожить, я нашёл это. Не уверен, что мне стоило приносить её тебе. Возможно, это большая ошибка, но я забрал её. Подумал, что для тебя это будет важным. На столе оказалась сяо из нефрита. Лебин. — Спасибо, — коротко произнёс Цзян Чэн, но Вэй Ину всё равно удалось уловить, как тот напрягся и вздрогнул. — Призыв и расспрос, я… — начал Вэй Ин, но Цзян Чэн резко оборвал его движением руки. — Его душу ищут все сильные заклинатели, Вэй Ин, — голос Цзян Чэна с каждым мгновением дрожал всё больше, — ты действительно думаешь, что если это сделаешь ты, то что-то изменится? Вэй Ин тяжело вздохнул, но Цзян Чэн продолжил: — Я думал об этом… Но сам, наверное, не смогу. Если позову, а его душа не отзовётся… — с каждым мгновением его голос ломался всё больше, обнажая боль. — Я всё сделаю сам, — пообещал Вэй Ин, — найду способ вернуть его. Цзян Чэн усмехнулся, забирая из-под носа шисюна кувшин и осушая его до конца, перед глазами плыло. Или, быть может, это слёзы? — Он пытался вернуть Ванцзи… И знаешь, когда он рассказал мне об этом, мы поняли одну вещь, — Цзян Чэн не удержал усмешку, вот только всё это нехорошо отдавало самой настоящей истерикой, — клан Лань очень долго отрицает и прячет свои чувства… и никогда не возвращается с того света. — Цзян Чэн… — Вэй Ин протянул к нему руку, но Цзян Чэн отдёрнулся. — Не надо, — щёки наконец-то обожгло слезами, — не надо меня жалеть… На моих плечах груз ответственности за тебя, за Вэнь Нина с его племянником, за целый клан. За мальчика, которого он попросил защитить и вырастить достойным заклинателем. У меня нет времени на то, чтобы жалеть себя и тем более получать жалость от других. Жизнь должна продолжаться, даже если он никогда не вернётся. Та ночь была последней публичной его слабостью за долгие пятнадцать лет. *** Три года спустя. Вэй Ин стоял чуть отдалённо и наблюдал с улыбкой, как играют дети. Дети, рождённые в разных кланах, но одетые в цвета Юньмэн. Пятилетний Вэнь Юань, трёхлетний Цзинь Лин с бегающим вокруг него щенком собаки-оборотня по имени Фея (собаки всё ещё вызывали у Вэй Усяня внутренний ужас, но с годами он научился хотя бы не показывать его; это значительно помогло в процессе воспитания детей, потому что Цзинь Лин не расставался со своей любимицей) и пятилетний Цзинъи, которому Цзян Чэн сохранил фамилию Лань, при этом признав своим воспитанником. Жизнь в Пристани Лотоса кипела. Восстановления после Свержения солнца были долгими, в первую очередь морально, но им всё же удалось пережить это. Клан не только пришёл в норму после войны, но и поднялся, стал сильнее и авторитетнее. Казалось, что следы, которые война оставила в душах, исчезли, но… Многие раны действительно затянулись, но шрамы остались навсегда. Как и воспоминания двух героев Юньмэна о разговоре три года назад. Вэй Ин перепробовал сотни способов, стёр пальцы в кровь, играя «Призыв», но душа Лань Сичэня так и не отозвалась ни на один ритуал как праведного, так и тёмного пути. Он сделал всё, что мог, но этого оказалось слишком мало. Цзян Чэн смотрел, и Вэй Ин видел, что аметистовые глаза переполняла печаль, а искра света, которая была в юности, давно сгорела, но Цзян Чэн пытался улыбаться, говоря: «Всё хорошо, Вэй Ин, я сразу говорил, что это глупый план, что он не сработает. Тебе не стоило тратить силы и время». Ни Яньли, ни Вэй Ин утром не сказали ему, что слышали сдавленный, едва ли человеческий вой. Цзян Чэн в тайне ото всех, в первую очередь от самого себя, верил, что есть способ найти его душу, ещё глупее верил, что Лань Сичэню удалось выжить. Но спустя три года эта надежда умерла, вместе с чем-то внутри него самого. Окончательно? Цзян Чэн с головой уходил в дела семьи, приглашал учеников из других кланов, лично занимался обучением некоторых адептов. И старался не спать, потому что во снах осколками появлялись воспоминания о счастливом прошлом. И эти сны так манили остаться в них навсегда. — А-Чэн доводит себя до предела, — обеспокоенно прошептала Цзян Яньли, приехавшая из Ланьлин с сыном, чтобы навестить братьев. — Он потерял друга, шицзе, — также тихо, чтобы дети не услышали, отозвался он, — он пытается забыться. Мы три года искали способ вернуть его, но… Чтобы А-Чэн не говорил, он надеялся, что всё кончится не так. — Возможно ли, что ему всё же удалось спастись? И он до сих пор жив? — Есть свидетели, видевшие его мёртвое тело перед тем, как его сожгли, — Вэй Ин покачал головой, он бы очень хотел, чтобы всё было так просто, и Лань Сичэнь остался в живых, но всё говорило об обратном. — Я не знаю, что делать, чтобы помочь ему, А-Сянь… Не знаю, как поддержать и что он на самом деле испытывает. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что было бы, если бы я потеряла кого-то близкого... Или Цзысюаня или А-Лина… — Не думай об этом никогда, — одёрнул он её, — даже чтобы понять. Этого не случится. Ни я, ни А-Чэн этого не допустим. Мы защитим тебя и А-Лина. И павл… Цзысюаня тоже. — Но что нам делать? — она чувствовала себя беспомощной, ей было страшно смотреть, как младший брат угасает, прячется ото всех глубоко внутри себя. — Оставаться рядом с ним. Он не хочет, чтобы его жалели, но все мы знаем, как сильно это его сломало. Вэнь Нин вместе с сестрой подмешивают ему травы в чай, чтобы он спал без сновидений и мог наконец-то отдохнуть. Я отыскал в свитках Лань Сичэня несколько мелодий успокоения и, иногда, вечерами он позволяет мне ему их сыграть. А ты… Просто приезжай с малышом А-Лином и Феей почаще. Ты и твой суп с корнями лотоса на время возвращают нас в счастливое детство. — Дядя Вэй Ин, — маленький Цзинь Лин, приблизившийся вместе с Феей, заставив Вэй Ина вздрогнуть. Да, страх уменьшился, но всё же детские травмы не прошли до конца. Теперь он мог хотя бы стоять рядом с Феей и содрогнулся только внутренне, — дядя Вэй… Вэй Ин не удержался от улыбки, смотря на маленького А-Лина: он всегда надувал щёки, когда обижался на что-нибудь, и выглядел от этого ещё милее. — Да, А-Лин? — А почему дядя Цзян Чэн не играет с нами? — маленький А-Лин с самого начала осознанного возраста восхищался Цзян Чэном, как он тренировал учеников, как управлял кланом. — Ему не до игр, А-Лин, — Вэй Ин покачал головой, — он глава клана, а сейчас к нам прибыло много новых учеников. Да и без них у него множество забот. — А он потом будет нас тренировать? — Цзинь Лин очень хотел, чтобы Цзян Чэн уделял им больше внимания, а не только приходил по ночам, чтобы погладить его по волосам и пару минут повозиться со спящей в ногах Феей. — Обязательно, — Вэй Ин вновь улыбнулся, — как только вы подрастёте, мы с ним будем вас учить. Беги к А-Юаню и А-И, А-Лин. *** Семь лет спустя. — Неправильно, — голос Цзян Чэна спокойный и немного уставший, — ты опять стоишь неправильно, Цзинь Лин. Выше. И руку вытяни сильнее. Цзинь Лин поморщился, недовольный собой от того, что у него не получается. — Почти, — он стал за спину, исправляя позу, — теперь правильно. Стреляй. Цзинь Лин несколько секунд внимательно смотрел на мишень, прицеливаясь, затем стрела сорвалась в полёт. Точно в цель. Десятилетний ребёнок опустил руки и развернулся, смотря на дядю. — Молодец, А-Лин, — Цзян Чэн слегка кивнул, а губ коснулась вымученная, но всё же улыбка, — пальцы? — Уже почти не болят и больше не кровоточат, — мальчик опустил взгляд на старательно перемотанные пальцы, — мазь дяди Вэй Ина быстро залечила их. — Хорошо, — Цзян Чэн довольно кивнул, — но всё равно смажь их сегодня. И завтра тоже. И продолжай тренировку. — Дядя, вы уже уходите? — тренировка началась меньше часа назад, а Вэй Ин занимался с ними обычно по половине, если не больше, дня. — Да, у меня есть дела, А-Лин, чуть позже к тебе присоединится и поможет Вэнь Нин, а вместе с ним А-Юань. Он тоже сегодня тренируется с луком. — Дядя, вы ведь ещё потренируете меня? — Вэй Ин с Вэнь Нином отдавал много времени тренировкам троих детей, которых воспитывали с малолетства, а вот Цзян Чэн в последние несколько месяцев совсем отошёл от обучения адептов. Политические вопросы забирали у него всё время и силы. — Обязательно, — Цзян Чэн попытался сделать улыбку немного менее вымученной. «Когда я занимаюсь с вами, я почти не чувствую эту боль и вспоминаю юность. Да и обещал я вам маленьким, что помогу вам стать достойными заклинателями». *** Десять лет спустя. Осень пришла в Пристань Лотоса незаметно. По крайней мере, для Цзян Чэна. Просто резко похолодало. А вместе с осенью наступил ещё и день, в который Цзян Чэн вот уже десять лет позволял себе отпустить боль, пока никто не видит. День рождения Лань Сичэня. Он доставал надёжно спрятанную Лебин; руки дрожали, вместе с ними дрожала и сяо. Он смотрел на неё с нежностью и болью одновременно, а потом осторожно касался губами. Это было почти похоже на поцелуй. И играл. Не «Призыв» и не «Расспрос», потому что знал, что это бесполезно. Зачем ворошить старые раны, обнажая и заставляя вновь кровоточить? Нет, играл что-то простое, оставшееся в памяти от него. Мелодия никак не была связана с магией заклинателей, просто мелодия, но её звук успокаивал, приносил в душу покой. Цзян Чэн невольно вспоминал улыбку Лань Сичэня и золотые глаза, что смотрели на него с теплотой и дарили душе мир. На середине мелодии Цзян Чэн чувствовал, как щёки обожгло первыми слезами, но всё равно продолжал играть. В этот день он мог позволить себе слабость и слёзы. Всё равно о них никто и никогда не узнает. (Конечно, брат с сестрой догадывались, как, возможно, и те, кто пережил времена войны вместе с ним, но никто из них не говорил об этом вслух. Цзян Чэн по-своему был благодарен им за это). Мелодия заканчивалась, и сяо, бережно завёрнутая в ткань, вновь отправлялась в тайник, а Цзян Чэн ещё несколько часов сидел, и смотрел невидящим взглядом на руку, на которой под ханьфу всё ещё были завязаны две лобные ленты — светло-голубая и чёрно-красная, которые ему отдал Лань Сичэнь. А по щекам продолжали стекать горькие слёзы. — Я бы отдал всё, чтобы ты вернулся ко мне, но ни магия, ни даже боги уже десять лет не слышат ни одной моей молитвы. *** Пятнадцать лет спустя. Цзян Чэн разбирал свитки и письма, в очередной раз задержавшись до середины ночи. Несколько часов к нему заходил сначала Вэй Ин, а затем и Цзян Яньли, в очередной раз гостившая с повзрослевшим Цзинь Лином и Цзинь Цзысюанем. (Именно поэтому в Пристани Лотоса раздавалось постоянно переругивание главы клана Цзинь с Вэй Ином. Уже не такое, как в юности — скорее всего, они ругались уже чисто по привычке). Брат с сестрой просили его пойти отдохнуть, потому что глава Цзян в очередной раз напоминал семье тень или призрака от усталости. Но Цзян Чэн лишь отмахнулся, говоря, что ему нужно разобраться с договорами о союзах именно сегодня. На самом деле к нему от чего-то, спустя столько лет, возвратились кошмары, лишая его желания уходить ко сну больше, чем на пару часов. Но усталость давала о себе знать. Цзян Чэн устало потёр виски, болела голова. — Глава Цзян! — в покои быстрым шагом ворвался один из слуг. — Глава Цзян! — Что случилось? — в голосе Цзян Чэна послышалась злость; он не хотел, чтобы кто-то трогал его. — Кажется, я просил не беспокоить меня сегодня. — Простите, глава клана, но… — слуга склонился в поклоне, но договорить ему не дали. В покои ворвался Вэй Ин. — А-Чэн! — громко крикнул он на все покои. — А-Чэн! Ты должен это увидеть. — Да что случилось, задери вас гуй?! — У ворот Пристани Лотоса нашли мужчину, — слуга позволил себе вновь вмешаться в разговор, — он весь изранен и от него исходит невероятное количество тёмной энергии. — Так почему это должно волновать меня?! Вы не знаете, что делать с тёмными заклинателями? — Он назвал твоё имя… и он сжимал колокольчик адепта Юньмэн Цзян, а ещё… — Не может быть, — голос Цзян Чэна надломился, он начал понимать, к чему клонили двое в его покоях, но он не мог в это поверить. Не мог. Пятнадцать лет прошло, он не мог вернуться. — Прошло пятнадцать лет. — Но ты должен увидеть! — Вэй Ин схватил его за руку. — Он действительно похож на Лань Сичэня, которого я помню! «Не может быть. Просто не может быть. Я хочу в это верить, но моя надежда угасла, кажется, так давно». — В любом случае… Глава Цзян, — голос слуги звучал неуверенно, — вы должны решить, что делать с этим человеком. Отдайте приказ. — Хорошо, — он взял себя в руки, — я посмотрю на него, если это так необходимо. Но я сомневаюсь, что ты прав, Вэй Ин, столько лет прошло. Ему чертовски хотелось верить, но и слепо идти на поводу у надежды он не мог, эта дорога могла привести его к пропасти. На его плечах лежало слишком много ответственности. Цзян Чэн поднялся и последовал вслед за шисюном и слугой. *** Цзян Чэн замер, чувствуя, как дрожит всё его тело, как внутри вновь что-то ломается и меняется. В голове шумела лишь одна фраза: «Не может быть». Он повторял себе, словно обезумевший: «Не может быть. Этого не может быть». На циновке лежал мужчина в чёрно-красных одеяниях. И он действительно походил на повзрослевшего Лань Хуаня. «Пятнадцать лет прошло. Ты умер. Цзинь Гуанъяо видел твоё бездыханное тело, он сам его сжёг. Это не можешь быть ты. Как бы сильно я этого не хотел». Цзян Чэн коснулся руки мужчины. В этой руке он сжимал колокольчик адептов Юньмэн Цзян. Он весь был покрыт царапинами от времени. Он мог быть украден у любого адепта, снят с трупа, но на нём был вырезан символ, который Цзян Чэн сам нанёс перед тем, как подарить Лань Хуаню. Мужчина застонал и с трудом открыл золотые глаза. — Ваньинь… — он попытался улыбнуться, тянул дрожащую руку к главе, — я вернулся…