Обнимая солнце

      14 мая 844 года. Главный штаб Легиона Разведчиков.       На вопрос о том, что же Кис Шадис ненавидел больше всего в этом гребанном мире, помимо титанов, он, не задумываясь, ответил бы – бумажную работу. Вся эта бестолковая макулатура, сложенная на его столе в несколько высоких стопок, отчаянно вгоняла его в депрессию изо дня в день одним только своим видом. Хотя бы из-за того, что уменьшаться эти самые стопки явно не желали. Мужчина не видел ни смысла, ни пользы в этих бесполезных бумажках и искренне не понимал, какого черта всем этим должен был заниматься именно главнокомандующий Легиона. Ему куда легче было крошить титанов, чем разгребать очередные отчеты и квитанции.       Наверное, именно поэтому он был безумно рад, когда Эрвин предложил ему свою, надо признать, неоценимую помощь.       К тому же, Смиту не помешало бы уже начать привыкать к подобной работе. В конце концов, Кис совершенно не знал, сколько еще ему отмерено. Любой поход за стены, любой поступок и любое принятое решение могут стать для него последними в жизни. А наиболее подходящей кандидатуры на роль следующего командора, помимо Эрвина, он и придумать не мог. По крайней мере, пока…       – Командор? – донесся до него, словно сквозь вату, чей-то голос.       Шадис слегка дернул плечом, сбрасывая странное липкое наваждение, и встретился взглядом с льдисто-голубыми глазами, спокойными и ясными, как безоблачное летнее небо.       – Задумались о чем-то? – спросил Смит, вновь вернувшись к заполнению очередного документа, оставляя на кипенно-белом листе свои аккуратные и чуть витиеватые буквы.       – Ни о чем, – отмахнулся мужчина и громко хрустнул затекшей шеей, ненадолго заглушая даже монотонное тиканье часов в кабинете, – ты что-то сказал?       – Да. Сегодня после полудня должны прибыть новобранцы. Думаю, было бы неплохо провести для них… обряд посвящения, – на последних словах губы блондина слегка дрогнули, словно бы пытаясь сдержать улыбку.       Шадис угрюмо хмыкнул, как-то невольно подумав, что большая часть этих самых новобранцев окажется в желудке у титана на первой же вылазке. И никакие обряды посвящения, никакие громкие воодушевляющие речи не смогут помочь этим детям выжить там, за стенами. Он понял это уже давным-давно. Еще до того, как стал главнокомандующим.       Впрочем, обряд посвящения – традиция, созданная им же самим, нерушимая и постоянная. Хотя и нужна она была, по сути, лишь для того, чтобы немного сбить спесь с некоторых зарвавшихся сопляков и указать им их место. Как показала практика, это – один из самых действенных способов поддержания дисциплины в войсках.       А дисциплинированный солдат – это, в большинстве случаев, живой солдат.       – Слышал, что в этот раз желающих вступить в Легион немного больше. Плюс ко всему – несколько кадетов заняли на итоговом экзамене места в десятке лучших, – вновь произнес Смит, заинтересованно крутанув ручку в длинных тонких пальцах. Буквально на пару секунд в его взгляде полыхнул яркий огонек любопытства.       Кис как-то невольно застыл, позволяя вязкой и тягучей, как деготь, тишине заполнить помещение.       – О, надо же. Променять Военную полицию на Легион Разведчиков… как смело, – наконец, отозвался мужчина, слегка прикрыв глаза и сложив руки на груди. Но легкий сарказм в его голосе не смог скрыться от излишне проницательного Эрвина.       – Думаете, это был неправильный выбор? – вдруг спросил капитан, подняв голову.       Кис задумчиво взглянул на него и коротко передернул плечами. Правильный выбор или неправильный, так или иначе, не ему об этом судить. А тем, кто этот выбор сделал. Свой же он сделал уже очень давно. И теперь вынужден был мириться с последствиями этого решения.       Шадис не мог точно сказать, жалел ли он о нем. Но мог точно сказать, когда наступал тот самый момент, после которого ему хотелось все бросить и навсегда покинуть ряды Легиона.       Это происходило каждый раз, когда он возвращался после очередной экспедиции. В те моменты и просыпалось это ядовитое сожаление, снова и снова съедающее его органы заживо. Словно кислота, словно болезнь, оно разъедало и убивало его изнутри, стоило ему только бросить мимолетный взгляд на повозки с кучей хладных тел, некогда бывших его солдатами. Солдатами, которые умирали ни за что. Солдатами, которые браво отдавали свои жизни за правду, к которой они не приблизились даже на миллиметр.       Бессмысленные жертвы, неоправданные надежды, разбитые мечты тех, кого он своим приказом отправил на верную смерть. Тех, чьи пустые безжизненные глазницы он видел в своих ночных кошмарах и чьи руки тянулись к нему, вопрошая хриплыми мертвыми голосами: «Ради чего, командор? Ради чего мы сражались?». И иногда ему казалось, что они постепенно затягивали удавку на его горле. С каждым разом – все туже. И туже. И они будут продолжать до тех пор, пока окончательно не перекроют ему доступ к кислороду.       Но пока у него еще было время, он не мог отступить. Пока у него еще были силы сражаться, он должен был жить и пожинать последствия своего выбора.       Кис бросил взгляд на мерно тикающие часы, монотонно отбивающие время и оглянулся на распахнутое окно, позволяя легкому сквозняку коснуться коротких темных волос. С заднего двора слышались бодрые возгласы разведчиков. Ненавязчивый аромат цветущей сирени пробился в кабинет вместе с очередным порывом по-весеннему теплого ветерка.       Май цвел и пел. А жизнь, тем временем, проходила мимо них.       И вот, всего через пару часов кучка вчерашних кадетов ступит на территорию владений Легиона Разведки. А после за их спинами захлопнуться тяжелые ворота. Для некоторых, быть может, – навсегда.

***

      Палящее совсем не по-весеннему солнце, благоухание распустившихся цветов и утомительно долгая конная прогулка – это просто идеальное сочетание, если вам так хочется умереть от дикой боли в позвоночнике и обезвоживания одновременно. По крайней мере, так считала юная Санни Фрей, которая держалась на лошади уже просто из чистого упрямства. Она отчаянно пыталась как можно сильнее выпрямить спину, чтобы не показать сопровождающим их разведчикам, что она какая-то изнеженная девица. И что она уж точно не свалиться так позорно с лошади, как бестолковая Джина Миллс, заснувшая прямо в седле с поводьями в руках. Надо признать, этот момент был самым ярким и запоминающимся во всем их крайне утомительном путешествии.       И хотя над чужим горем смеяться – грешно, но Санни не удержалась. Уж слишком уморительно выглядела Миллс, распластавшаяся на земле веселой звездочкой и сонно хлопающая огромными раскосыми глазами, явно до сих пор не понимая, что вообще происходит и какого все вокруг так громко ржут. Впрочем, очухаться девушке совсем скоро «помог» один из разведчиков, который, грубо сцапав ее за шкирку, как нашкодившего котенка, грубовато потряс Джину (да так, что у бедной чуть голова не оторвалась), а после просто закинул ее на лошадь, как мешок картошки. Но охреневшее выражение лица девушки, стремительно менявшее цвет от переполнявших эмоций, еще долго вызывало приступы неконтролируемого смеха в их, надо признать, небольшом отряде.       И путь их лежал целенаправленно в штаб Легиона Разведки.       От мысли, что вот уже, совсем скоро они прибудут на место, у Санни невольно начинали потеть и дрожать ладони, словно бы она вновь вернулась во времена своего кадетского обучения и теперь тряслась в ожидании начала очередного экзамена. Глянув на свою подрагивающую руку, Фрей мысленно обругала себя самыми последними словами, пытаясь, тем самым, немного сбросить это дурацкое напряжение.       «Вот же слабачка, ну и какого ты теперь трясешься? Все же уже давно решено! Нельзя нам теперь поворачивать назад».       Да, теперь уже нельзя. У нее была возможность развернуться и уйти тогда, на выпускной церемонии, когда большая часть ее бывших товарищей по кадетскому корпусу резво покидали площадь и солдат разведки, стоявших на сцене. Оставляя за собой лишь кучку из двух десятков самых отчаянных самоубийц. И слегка растерянную Санни, оказавшуюся в их числе.       Надо признать, тогда она весьма достойно выдержала эту пытку. И даже не упала, хотя, слушая все эти по-настоящему ужасающие слова разведчиков об уровне смертности на первой вылазке, коленки предательски подрагивали. Даже честь она отдала, как ей казалось, красиво и четко, как и подобает настоящему солдату.       Вот только теперь нервы ее подводили.       Тяжело вздохнув, девушка размяла затекшие плечи и ненадолго прикрыла глаза, предварительно убедившись, что на ее пути не нарисуется парочка внезапных веток. Повторять подвиг Джины как-то не хотелось.       Теплое весеннее солнце мягко коснулось ее лица, озолотило длинные, собранные в низкий хвостик, песочного оттенка волосы. Ароматы цветов слегка щекотали ноздри своим разнообразием, вызывая настойчивое желание чихнуть. Но было хорошо и приятно. Даже боль от длительной поездки на лошади и волнение слегка отступили перед благодатью матушки-природы. И Санни как-то невольно позволила себе окунуться в мечты и представить, что вот сейчас, в такую-то погоду, было бы очень неплохо выбраться на природу вместе с семьей. Куда-нибудь на полянку, где можно разложить одеяло и хорошенько отдохнуть, пока отец будет рыбачить где-то неподалеку, а мать собирать всякие разные лечебные травы…       – Что, Фрей, тоже захотела вздремнуть и повеселить нас?       Ну, разумеется, этому противному голосу нужно было влезть и испортить ей всю картинку.       – Бозард, пожалуйста, откуси себе уже, наконец, язык и не докучай мне, – сквозь зубы процедила девушка и открыла глаза, раздраженно зыркнув на поравнявшегося с ней парня.       Оруо Бозард – самая настоящая заноза в заднице. Вроде как маленькая и незначительная, но колет же, зараза. У них двоих не клеилось еще с самого поступления в Кадетский корпус. То один, то другой постоянно пытались ужалить друг друга, да посильнее. Иногда просто крепким словцом, а иногда и сразу – кулаком по физиономии. И происходило это… просто так. Без причины. Просто потому, что нахождение рядом друг с другом на каком-то чисто инстинктивном уровне действовало обоим на нервы.       Поэтому когда Санни увидела Бозарда в толпе тех немногих отчаянных, решивших присоединиться к Легиону Разведки, она едва подавила в себе желание скинуться со стены в пасть к титанам самостоятельно. Это и то милосерднее, чем компания этого самодовольного петуха.       – Ну и злая же ты, Фрей, – едко хмыкнул Оруо и прищурился, надменно глядя на нее, – нахрена вообще такая слабачка, как ты, в разведчики подалась? Жить надоело?       – Могу задать встречный вопрос.       – Пф, мне-то нечего бояться. Если ты забыла, напомню – я лучший среди всего нашего сброда! В конце концов, именно я занял первое место в рейтинге, поэтому мой долг…       – Нет, я передумала. Лучше заткнись. Не очень охота слушать твое кукареканье.       – Лицемерная сучка.       – Козел напыщенный.       – Какая увлекательная беседа у вас тут! – внезапно вклинился в их очередную перепалку звонкий голосок.       Санни слегка повернула голову назад и сразу же встретилась взглядом с искрящимися янтарными глазами Петры, которая смотрела на них с нескрываемой улыбкой. Ей почему-то всегда было особенно весело наблюдать за их пререканиями. Хотя и сама Рал частенько поучала Бозарда и пилила уж точно не хуже бывалой жены. У Фрей иногда даже возникала такая бешенная и абсурдная мысль, что эти двое неплохо бы смотрелись в качестве женатой пары, которая ежедневно выносила бы друг другу мозг, но все равно продолжала бы быть вместе. Но она стремительно отбрасывала ее, потому что Петра – подруга, а Бозард – дибил. Все просто.       – Увлекательнее некуда, – буркнула Санни.       – Да я просто спросил, почему она решила пойти в Легион, а она тут же набросилась с оскорблениями, – отозвался Оруо, усиленно пытаясь состроить абсолютно невинную мордашку. Выходило, по мнению девушек, херово.       – Слышь, ты…       – Ну, разумеется, из-за своего дедушки. Правда же, Санни? Твой дедушка ведь был главнокомандующим Легиона Разведки, поэтому ты и решила пойти по его стопам, – полу утверждала полу спрашивала Петра и взглянула на Фрей с некоторой долей восхищения, отчего та невольно сжалась и стушевалась.       Девушка не любила, когда звание ее великого родственника вдруг вот так всплывало в разговоре с товарищами, и уже жалела, что как-то случайно обмолвилась об этом Петре. Нет, она вовсе не стеснялась этого или что-то еще, просто это… словно бы обнуляло все ее личные заслуги в глазах остальных. Делало ее просто пустышкой, которая сделала себе имя благодаря связям известной в солдатских кругах семьи.       Фрей – не то, что бы очень знатное семейство, но известное тем, что является семьей потомственных солдат. Их родню можно было найти в любом воинском подразделении, даже в Военной полиции. Причем они довольно часто дослуживались до высоких должностей и пользовались недюжинным уважением. Но, наверное, самым известным членом их семьи был ее дедушка – Джордан Фрей, десятый главнокомандующий Легиона Разведки. Человек-легенда, который каким-то чудом сумел выжить за стенами в одиночку и вернуться обратно, хотя его УПМ и было повреждено в бою.       Человек-легенда, который, продолжая служить в Легионе, смог дожить до пятого десятка и не растратить своей силы и выносливости.       Санни достаточно хорошо помнила своего деда, потому что в детстве проводила с ним очень много времени. Как только у него выдавался свободный денек, она тут же непременно хватала его за огромную мозолистую руку и тянула на устланную солнцем веранду, прося рассказать ей что-нибудь интересное. Лицо Джордана в такие моменты почти всегда имело одно выражение; исчерченное ранними морщинами и шрамами, оно искажалось в слабой, чуть надтреснутой улыбке, из-за которой его кофейные глаза превращались в трогательные полумесяцы. Он всегда шел за ней, подчиняясь любому желанию любимой внучки, покорно усаживался на край веранды и рассказывал. Рассказывал о своих приключениях за стенами и о своих бравых подчиненных.       Маленькой Фрей просто нравилось слушать дедушку, впитывая, словно губка, его голос и слова. Запоминая. Но однажды ей стало интересно кое-что, и она задала вопрос, ответ на который в дальнейшем поменял ее жизнь.       – Деда, а зачем вы вообще выходите за стены? Что там такого? – наивно раскрыв широкие миндалевидные глазки глубокого кофейного оттенка, спросила Санни. Летний ветерок трепал ее легкое белое платьице и светлые прядки, которые в свете заходящего солнца отдавали легкой рыжиной.       Дедушка посмотрел на нее долгим, нечитаемым взглядом и, подняв широкую ладонь, зарылся жесткой пятерней в ее волосы. Сухие губы его исказились в мягкой улыбке.       – За стенами – свобода, Санни. Подлинная свобода.       – Свобода? – забавно нахмурилась девочка, смакуя на языке новое еще неизведанное слово, и непонимающе подняла брови, – и ради нее стоит биться с титанами?       – Да, Санни. Ради нее – стоит. Поверь мне, стоит лишь один раз выйти туда, чтобы понять. Словами это вряд ли получиться объяснить.       Девочка ненадолго задумалась, нахмурив по-детски гладкий лобик, и совсем по-взрослому приложила указательный палец в губам. Словно бы взвешивая все за и против. Мужчина же ожидал ее вердикта с едва заметной, нежной улыбкой на губах.       – Тогда… – наконец, заговорила юная Фрей и широко улыбнулась, явно довольная своим решением, – когда я стану большой и сильной, как ты, деда, я выйду за стены. Ты сказал, что словами это нельзя объяснить, поэтому я сама все узнаю.       Джордан не выглядел сильно удивленным подобному решению, но все же небольшая складочка вокруг его губ, появлявшаяся в те моменты, когда он находился в замешательстве, выдавала его. Впрочем, говорить он так ничего и не стал, просто резко снял с шеи длинную металлическую цепочку, которую он всегда носил, словно оберег, и протянул ее Санни. Девочка трепетно раскрыла ладошки, позволяя украшению упасть на них, и мысленно удивилась тому, насколько оно был тяжелым, особенно для нее в том возрасте. Она заворожено рассматривала кулон в виде двух скрещенных крыльев, черного и белого, и ощущала, как металл холодил нежную кожу. А после она почувствовала тяжелую ладонь деда на плече и его слегка надтреснутый голос.       – Береги его, Санни, и он защитит тебя.       Девочка же только робко кивнула и крепко-крепко сжала доверенную подвеску в похолодевших ладошках.       И буквально через месяц после этого разговора Джордан Фрей вновь повел Легион Разведки за стену. И – не вернулся. Его тело так и не нашли, но все говорили, что он ушел как герой, защищая своих отступающих солдат от титанов, окруживших их лагерь. Человек-легенда покинул этот мир как символ самоотверженности и жертвенности.       И единственное, что он оставил после себя – тяжелая подвеска в виде двух скрещивающихся крыльев – символа Легиона Разведки. Подвеска, которую теперь носила его внучка, единственная из всей семьи решившаяся пойти по его стопам, чтобы узнать, что же за свобода прячется там, за стенами. Чтобы узнать, почему ради нее стоит рисковать своими жизнями.       Санни мотнула головой, сгоняя с глаз плотную серую завесу воспоминаний, и инстинктивно дотронулась до шеи. Холод металлической цепочки приятно обжег пальцы.       – Санни, ты в порядке? – взволнованно подала голос Петра, вдруг поняв, что, наверное, она своими словами тронула за больное, – прости, мне не стоило этого говорить…       – Да нет, все в порядке, – улыбнулась Фрей, слегка встрепенувшись, – ты, в общем-то, права. Я пошла в Легион из-за дедушки. Он всегда говорил, что за этими стенами есть свобода, ради которой не жалко и жизнь отдать. И я хочу узнать, что он имел в виду. Хочу узнать, что он видел и чувствовал, выходя туда.       – Скоро узнаешь, если, конечно, не убьешься раньше, чем начнется наша первая экспедиция за стены, – фыркнул Оруо и пустил свою лошадь чуть вперед, обгоняя Фрей.       И тут же прикусил себе язык, когда его конь случайно оступился о камень.       – Что, хочешь проверить, кто из нас убьется первым, а, Бозард? – скептически приподняв тонкую бровь, усмехнулась девушка.       – Боже, он просто неисправим, – тяжело выдохнула Петра, проведя рукой по лицу.       – Эй, салаги! Мы почти на месте, прибавить ходу! – вдруг раздался громогласный крик одного из сопровождающих их разведчиков.       Бывшие кадеты послушно послали своих скакунов в резвый галоп, следуя за развевающимися зелеными накидками с перекрещивающимися крыльями на спине. Санни скакала почти в самых первых рядах и чувствовала одновременно и вновь нагрянувшее волнение и внезапно проснувшееся предвкушение. А когда впереди показались высокие башни замка, служившего убежищем бравых защитников человечества, у нее болезненно быстро забилось сердце. Словно птица, оно трепыхалось, загнанное в клетку из острых ребер.       «Дедуль, я почти на месте… Я сделала этот выбор и, обещаю, я стану достойным солдатом. Ты непременно будешь гордиться мной», – мысленно решила девушка и крепче сжала поводья, когда ее лошадь на всей скорости влетела на территорию разведчиков.       Она невольно огляделась. Вокруг нее простирался штаб Легиона Разведки. А за спиной уже закрывались тяжелые ворота.