Мягкое покрывало укрывало и согревало рыжеволосого парнишку от пелены забот, что накрыло его словно снежный ком. Комната, погруженная в сумрак из-за облачно-снеговой погоды, становилась на взгляд маленькой, как коробка. На столе валялся недописанный реферат с банками консерв на быстрый ужин, кстати крабовые, что напоминало о ссоре с Дазаем.
Снег хлопьями падал за окном, обычно давая радостное предзнаменования перед весёлым отдыхом в кругу друзей. Но неожиданно Ацуши вернулся на каникулы домой, в Японию, а Акутагава решил уехать с семьёй к тете в соседний штат. Насчёт Дазая... У него дел невпроворот, да когда Чуя пытался говорить за Рождество, Осаму отнекивался как мог. Так и назрел конфликт. Они не виделись несколько дней, но Накахара знал, что у Осаму командировка и приехать он сможет только через дня три. А поговорить и того подавно – через пять дней.
Рыжеволосый сильнее запутался в одеяло, создавая кокон гусеницы. Настроения не было от слова совсем. Не спасали даже старые весёлый программы по телевизору.
Нацумэ свернулся клубочком в ногах у хозяина. Мохнатое существо подавало признаки жизни только, когда хозяин не мог спокойно лежать.
– Тебе то хорошо, Нацумэ. Никто не нужен и живёшь в одно удовольствие – бурчит из своего убежища рыжая лужица печали.
Он вспомнил, как они втроём отмечали Рождество в прошлом году. Ацуши, Рю и сам Чуя. Помнится спустя час после зажигания лампочек на ёлке, это бедное вечнозелёное дерево завалил лохматый олень, ну точнее лось, в виде нарядного Нацумэ. Ох, Накахара тогда наорался и всю оставшуюся ночь просидел молча, не в состоянии произнести нормальное слово без хрипа.
– Славное время прошло, – шепчет под нос студент, – а сейчас скука смертная.
В этот момент неожиданно зазвонил домашний телефон на кухне и Накахара реально бы забил, если ему настолько не наскучило валяться в родной кровати.
Он вяло поплёлся вниз, чтобы ответить. После вылезая из своего кокона комната казалась не только маленькой, но и холодной. Сразу начинало морозить, не спасал ни домашний свитер, ни теплые штаны. Под махровыми носками скрепели половицы дома, особенно слышно стало на лестнице. Это неудивительно, ведь в доме царил абсолютный покой и спокойствие. Для Чуи казалось, что тишина удушающая, а дом настолько большой, неподходящий для одного жителя. Бренные мысли не отпускали его, пока телефон не оказался в зоне досягаемости.
– У аппарата. С кем говорю?
– Чуча, это я, твой любимый парень.
Весёлый голос мужчины заставил дернуться.
«Как хорошо, что кое-кому весело» – подумал он в следующую секунду
– Милый, не клади трубку.
У Накахары глаз задёргался. Он экстрасенс или камеры понатычкал? Как он понял, что трубку хотят незамедлительно положить. Но журналист всё-таки решил, что Осаму его прекрасно знает и камер в доме нет. Он хорошо надеялся.
– Ты что-то хотел, родной мой? – вопрос прозвучал с долей иронии и сарказма. Осаму делал вид ничего необращающего парня.
– Да так, решил устроить сюрприз. Мои люди высадили меня возле магазина, где телефонная будка. Хорошо, что людей так мало.
–Ты хоть знаешь дорогу до моего дома, а?
На другом конце провода не произнесли ни звука и через мгновение связь полностью оборвалась.
– Ч-черт, какого этот олух творит?!
Твердит себе парень под нос, поспешно надевая свитер с оленями, теплые штаны с валенками, подаренными другом из России и шляпа ушанка от туда же. Когда Накахара лежал в своем коконе снежинки падали с неба кружась и украшая природу вокруг себя. С того времени Чуя не поверил бы об изменчивости погоды, если не ощутил весь удар стихии на себе. Он еле открыл дверь из-за сильного ветра и плохой видимости едва различал очертания дорожки
– О Боже преспичило этому дебилы в магазин пешком сходить. Вот же блин. – Чуя успел послать Осаму столько раз, сколько его родная мама на свете не делала.
Шествуя по улицам в метель, гололёд и холод Накахара ощутил полно счастье, когда осознал, что дома было превосходно. Даже если ты один. Сейчас бы валялся на кроватке в тепле с Нацумэ. Потом его ждал поход вниз к приготовленной выпечке и свежему молока и наконец голубоглазый планировал посмотреть фильмы. Видимо не судьба.
Из мыслей его вылавливает столкнувшийся с ним прохожий. Чуя поднимает голову для извинения и замирает раскрыв бледные синие губы, успевшие хорошенько промерзнуть. Обычно зимы в Америке теплые.
Сверху на Накахару уставилась пара шоколадных глаз, с засевшими внутри блестками и изогнутой улыбкой с едва заметными ямочками.
– О, Чуя? Не ожидал тебя здесь увидеть..Что ты тут делаешь?
Рыжий не понимал или шутки, или глупого и откровенно тупого Осаму. Но таковым он по сути никогда не являлся.
– Ты совсем? В такую погоду, дурак. А
если мы заболеем? А ты обо мне подумал? Я напридумывал себе столько плохого, когда ты повесил трубку, начиная от сердечного приступа и заканчивая убийством. А он тут строит из себя невинного барана...
От такого потока риторических вопросов и вообще слов Осаму потерял дар речи. На чуть-чуть. Мужчина весело наблюдал за краснением и без того румяных щечек. Мафиози искренне посмеялся по-доброму. Переживать за мафиози. Такую сказку расскажи, никто не поверит. Но в том то и дело, что Накахара для Осаму был сказочным. Добрым, чутким, жизнерадостным, чудесным...одним словом волшебным.
– Бака Осаму, не смейся и эээ-эй....
Его поток слов остановлен лёгким чмоком в холодные губы, который из-за мороза грозились потрескаться.
– Что ты, позвольте узнать, делаешь?
– Губы твои грею, дурашка – Дазай повторно опустился к Чуе, опаливая его красную кожу теплым дыханием – позволь мне..
Договорить шатен не успевает, когда его целует в губы уже сам студент.
– Постарайся, Осаму
Они снова сливаются в поцелуи. Единственное о чем жалеет Чуя в этот момент, что над ними не весит омела.
***
До дома они доходят в обнимочку, пока Чуя на финишной прямой до дома не подскальзывается. В такие моменты, по крайней мере в фильмах, героев ловят крепкие руки, заключая в мягкие объятия, и наступает трогательный романтический момент.
Но Чуя героем фильмов никогда не хотел становится. Во время того, как его нога поехала он вцепился в руку Осаму, а тот не обладая сверхсилой, да и в момент неожиданности тоже грохнулся на снег. Точнее на Чую.
Их носы столкнулись, они смотрели в омуты другу другу и вскоре некое недоумение сменилось дружественным смехом.
– Спасибо, что приехал – Чуя говорит от чистого сердца. Он ощущает себя самым счастливым человеком на белом свете.
– Я не хотел, чтобы ты остался один – отвечает Дазай в это время чмокая Чую в румяные щёчки
– Что ты делаешь? Осаму?
Шатен поднял лицо и перед ним открылся довольно милая картина в виде огненного вихря с белыми кусками снега, похожим на вату и блестящими огнями в голубых глазах. Дазай не удерживается и чмокает Чую в губы.
Парень смущается и краснеет больше обычного, от волнения зажимая пальцы на чужом пальто.
– Может продолжим у меня дома?
Дазай улыбается обольстительно прекрасно и каждый уверен в правильности такого решения.
***
Они разваливаются на кровати, в которой Чуя валялся буквально час назад. Никто из них точно не помнит, как добрались до верха. Но оказавшись на горизонтальной поверхности верхняя одежда полетела к хуям собачьим.
Осаму покрывал тело Чуи поцелуями, не жалея ни сил, ни чувств. В скором времени на Накахаре не осталась не одного нормального участка кожи, где не находились бы собственнечиские синячки.
Из под подушки Накахара достал нечто вроде вазелина и в дрожащих руках протянул это Осаму. Тот лишь молча принял презент пред этим голодно облезнувшись. Перед тем как приступить к основной части Дазай взглянул на своего чудного ангела и застыл впитывая каждую крупицу такой просто и невинной красоты. Такой раздетый, горячий и тлеющий от его поцелуев Чуя выглядел как снежный ангел на белых простынях с льдинками во взгляде, но румяными щечками.
– Мой снежный ангел. Только мой – рычит Осаму, припадая к опухшим розовым губам со вкусом персика. Скользкий вазелин тем временем растирался на двух длинных пальцах.
Накахара весь сжался, когда почувствовал возле прохода холодную смазку и уткнулся в шею к мужчине, сильнее вцепляясь в шелковистую гриву.
– Ну-ну, Чуяя, я ещё даже не начинал, – Осаму обводит указательным пальцем анальное колечко медленно надавливая и проникая внутрь, где организм старается оказать мнимое сопротивление.
–Мхг..ахх.ах – рыжеволосый прикусывает шею Дазая, когда вслед за указательным в отверстие проникает средний, который вдобавок массажирует стенки.
– Моему малышу, так хорошо, что он глазки закатил. Да, милый?
Мафиози не ждёт ответа от своего парня, он только прикусывает алеющее ушко, продолжая растягивать бунтующие мягкие стеночки.
– Х-хватит издеваться, Осаму. Пожалуйста...
Пальцы выходят с характерным звуком и Чуя невольно опускает голову попутно с тем краснея ещё сильнее.
Картина взаправду раскрылась весьма развратная, а именно то что в задний проход упиралась крупная головка, сочащаяся предэкулятом.
«Я теперь понимаю почему в первый раз было больно...» – мысли не успевают дойти до конца, как Осаму входит одним толчком, раздвигая не только стеночки, но и надавливая на простату.
Толчки размеренные, мягкие и нежные, в которые стараются вкладывать всю душу, любовь и чувства, которые испытывается Дазай к Накахаре. Шатен слизывает бусинки слёз с личика.
Рыжеволосый не замечает, как летит время, проводя его с достаточным удовольствием. С чувством, что он не один, что его любят и держат в своих руках. В буквальном смысле.
Чуя кончает из-за того, что член трётся между их телами. Неприятные потёки спермы между двумя животами, заставляет притянутся к друг другу ещё сильнее. Студент после оргазма никакой, а пихающийся внутрь член только набирает обороты.
– О-осамуу, подожди, – Чуя шепчет на ухо в перерывах между заходами, но никакого ответа не получает кроме кряхтения и тихого рычания.
Через 5 минут Осаму как то реагирует резко выходя из Чуи и кончаю ему на живот. Теперь помимо страсти между ними сгустки белесой спермы, и Дазай чувствует больший прилив нежности чем раньше к своему любимому.
Он переворачивает Накахару и получается так, что Чуя полностью развалился на кареглазом.
– Дазай, нам надо в душ, – журналист говорит это куда-то в шею, сонно зевая. Будь его воля или суперспособность, не вставая из кровати, прибрать тут все.
– Спи, милый, это все подождёт.
Голос звучит чертовски успокаивающе и Чуя поддается этому сладкому течению. Спустя минуту по комнате расходится сладкое сопение двух любящих сердец.
